В декабре отшумевшего года исполнилось 120 лет со дня рождения поэта, журналиста, публициста Михаила Надеждина (Демушкина), многие стихотворения которого посвящены Владикавказу, да и Кавказу в целом. Однако мы о них, скорее всего, никогда бы не узнали, ибо единственный поэтический сборник Надеждина «Через страдания к звездам» вышел еще в 1963 году в далеком Сан-Франциско. Но провидению было угодно, чтобы он попал в руки терского казака, атамана станицы имени Александра Стародубцева Дмитрия Лозового. В 2011 году при финансовой поддержке Дмитрия Дмитриевича этот сборник был переиздан во Владикавказе.
И это справедливо, потому что поэт Михаил Надеждин беззаветно любил Кавказ, страдал от ностальгии, но по объективным причинам не мог жить там, куда влекло его сердце. Дело в том, что еще в ранней юности, будучи кадетом Владикавказского кадетского корпуса, он участвовал в Белом движении. А значит, навсегда был пригвожден клеймом врага советской власти – врага народа.
Михаил Демушкин (псевдоним Надеждин он возьмет много позже) родился во Владикавказе 21 ноября (4 декабря) 1902 года в семье войскового старшины Терского казачьего войска Иосифа Корнеевича Демушкина. Здесь еще в раннем детстве проявился его поэтический дар, а во время учебы во Владикавказском кадетском корпусе благодаря активному сотрудничеству в кадетском журнале «Досуг владикавказца» выкристаллизовывался его дух.
В тяжелое время для корпуса, для города, для страны выпало на долю учиться Михаилу Демушкину. Но занятия продолжались и в 1918-м, и в 1919-м, чередуясь с участием в начавшемся тогда Белом движении. За что воевали мальчики-кадеты, встав плечом к плечу с отцами и старшими братьями? Отнюдь не помещиков и фабрикантов они защищали, а сражались, как им представлялось, за великую и неделимую Россию, свободного человека в ней, за поруганную веру и оскорбленные ее святыни, за поэтические образы русской старины и любимые книги, за впитанные с молоком матери представления о чести и справедливости, добре и зле. Они чувствовали себя стражами этих, по их глубокому убеждению, революцией уничтоженных ценностей. Надо ли говорить, что сражавшиеся в Добровольческой армии беззаветно любили Россию? Ведь и для белых, и для красных была одна Родина, которой они служили согласно своему пониманию сыновнего долга. Вот почему главный стихотворный цикл книги Надеждина «Через страдания к звездам» посвящен ей – матушке России, которая по воле судьбы стала для поэта «суровой мачехой», измучившей его.
Мучения начались для поэта еще в годы Гражданской войны. Когда весной 1920 года кадетский корпус, в котором учился Михаил Демушкин, отбыл из Владикавказа сначала в Крым, а потом в Югославию, где продолжал работать в эмиграции, он был тяжело болен. Проболел практически целый год – сначала сыпным, потом брюшным, а затем и возвратным тифом, отчего и не смог эвакуироваться к моменту ухода из Владикавказа Белой армии.
Во Владикавказе же, занятом большевиками, бывший кадет Михаил Демушкин неоднократно арестовывался, попадал в застенки ЧК, где имел все основания считать каждый свой день последним. Так продолжалось до 1927 года, когда в одну из ночей Михаил Надеждин был в очередной раз арестован агентами ГПУ за принадлежность якобы к контрреволюционной организации, а чуть позже без суда сослан в Соловецкий лагерь особого назначения. Он мужественно переносил и все тяготы ГУЛАГа, и ссылку на Урал – в Красновишерск, куда ему разрешили выписать семью: овдовевшую мать и жену Надежду с дочерью Мариной. В невероятно тяжелых условиях Михаил Демушкин продолжал оставаться поэтом. Он оставался поэтом в Бутырской тюрьме, куда его поместили по дороге в Соловецкий лагерь, в товарном вагоне, в котором везли без воды и пищи в числе 40 других заключенных. Он был поэтом, когда преодолевал пешком в тридцатиградусный мороз последние 50 километров от Соликамска до места назначения и когда выкорчевывал лес и строил бараки…
Потом была Казань, где Демушкин работал на заводе, был Ставрополь, где в конце 1937-го его арестовали по ложному доносу и целый год продержали в тюрьме. А дальше была война, во время которой Михаилу Демушкину с семьей чудом удалось выехать в Польшу к родственникам его супруги Надежды Ивановны. Затем были скитания по Европе, пять лет в ожидании американской визы. И только в 1950 году вся семья Михаила Надеждина
(к тому времени поэт уже взял себе этот псевдоним, ибо надежда, которая, как известно, умирает последней, была его путеводной звездой в самых трудных жизненных обстоятельствах) отправилась через Новый Орлеан в Сан-Франциско.
Много разочарований ожидало поэта и на другом конце континента. Но работа в газете «Русская жизнь», дававшая возможность постоянно соприкасаться с культурной и образованной частью русского населения Америки, помогала преодолевать пессимистические настроения. Политические статьи и стихи Михаила Надеждина, его мягкая, нежная лирика обеспечили ему поклонников и друзей во всех концах света. А главной и определяющей темой его творчества оставалась тема родины и непреходящей тоски по ней.
Очень часто поэт вспоминал Кавказ, «землю отцов своих и дедов», старый бурный Терек, «с детства милую картину гор, уснувших в серебре», славу терских казаков и, конечно же, дорогой его сердцу Владикавказ с его «тихим Треком и говорливым Тереком, одетым, как фатой, в седые кружева», город, где по вечерам «на синем бархате чернеющих небес», навсегда поражая воображение, «отчетливо встает резной узор мечети и полумесяца сверкающий разрез». Словно из распахнутого окна смотрим мы глазами молоденького кадета на этот чарующий, завораживающий Владикавказ начала ХХ века. И понимаем, что любовь, которую человек проносит через всю свою жизнь, не становится меньше в сердце любящем. Она неизбывна и высока. Она гораздо важнее, чем что-либо другое. И она суть главная и определяющая тема высокой поэзии.
Ольга Резник
ДУМА
Здравствуй, Терек горделивый,
Наш красавец с пенной гривой,
Милая река!
Помни: в каждом честном терце
Бьется пламенное сердце,
Сердце казака.
Не забыли мы просторы
И родные наши горы,
Круг родных станиц!
И вишневое цветенье,
И весною ранней пенье
Перелетных птиц!
Помним Сунжу и Архонку,
Всю родимую сторонку
Помним наизусть…
Вспомнишь дуб с лохматой веткой –
И в казачью грудь нередко
Западает грусть,
Потому что возле дуба
Казака встречала люба
Вместе зоревать,
Потому что дуб мохнатый
Рос еще и возле хаты,
Где осталась мать!..
И мечтой своей горячей
Мы летим к земле казачьей,
К дорогой реке…
Не иссякнет нежность к дому,
Верность войску дорогому
В терском казаке!
К. АБРАМОВУ
Я говорю с тобой, и кажется мне сразу,
Что мановением таинственной руки
Лег дивный мост на юг – туда, к Владикавказу,
Где нашей юности остались огоньки.
Ты помнишь, милый друг, те искренние речи,
Что мы с тобой вели в семнадцатом году,
Когда наш каждый шаг был честностью отмечен,
А юные сердца не чуяли беду?..
Там, Костик, было все: и молодость, и смелость,
Дерзание орлят, и смелые мечты…
Одна и та же песнь тогда иначе пелась,
Как ныне не споем, поверь, ни я, ни ты.
Ты помнишь тихий Трек и говорливый Терек,
Одетый, как фатой, в седые кружева,
Когда он, зарычав, бросается на берег
И от бегущих волн кружится голова?
А там, на берегу, в прозрачном лунном свете
На синем бархате темнеющих небес
Отчетливо встает резной узор мечети
И полумесяца сверкающий разрез…
Я вижу это все как будто на картине,
Я грежу наяву, не закрывая глаз,
И здесь, за много верст, в изгнанье, на чужбине,
Всегда в моей душе живет Владикавказ.
Пусть он давно забыл смешливого кадета,
Пусть для него теперь я стал совсем чужим,
Но этой памятью мечта моя согрета,
И в мыслях о былом я не расстанусь с ним.
Я не забыл тех дней, когда на Осетинской
Беседа тихая, как ручеек, лилась
В уютной комнате, доныне сердцу близкой,
И время медленно текло, за часом час.
Бог знает, что нас ждет. Быть может, вновь разлука.
Но я тебе, мой друг, скажу: былого не сожжешь,
Нетрудно позабыть уехавшего друга,
А нового сейчас едва ли тут найдешь!
БЕССОННИЦА
Сегодня мне трудно запеть о веселом,
Сегодня я вспомнил опять о былом,
О том, что когда-то с таким ореолом
Манило идти за собой напролом!
Далекие песни, далекие были!
Как счастливы те, кто в мелькании дней
О прошлых кумирах давно позабыли
Для новых надежд и для новых огней!
Я прошлое видел, конечно, немного,
Но крепко с ним связан мечтою своей,
А жизнь без романтики слишком убога,
И я не могу позавидовать ей!
И детство, и юность, и молодость наши
Под знаком мечты золотой хороши.
И ею, как нежностью ласки, украшен
Расцвет молодой и широкой души…
В романтике – все наши лучшие чувства:
И дружба, и верность, и честь, и любовь,
И творческий взлет, и порывы искусства,
И песни, которых не спеть уже вновь!
Я детства не видел в суровых походах,
А юность и молодость в ссылке прошли,
Но яркость мечты не угасла в невзгодах,
Как боль за судьбу нашей милой земли!
Романтику можно найти под луною,
Но можно найти и на каторжном дне.
Она и в тюрьме не рассталась со мною
И там свои песни навеяла мне!
* * *
Под небом любой параллели,
В богатстве заморских чудес
Забыть ли нам скромные ели
И милый березовый лес?
Задумчивый шелест погоста
И дуб над зеркальным прудом –
Все это и близко, и просто,
Как отчий покинутый дом,
Как детства родная картина,
Как няниных сказок узор,
Как ночью при блеске камина
Сердечный, живой разговор.
Забыть ли калик перехожих,
Их образный, красочный сказ
О людях, на сказку похожих
И живших задолго до нас?
Всего не учтешь, не опишешь,
Как облик бескрайней страны,
Но в каждом из образов слышишь
Дыханье родной старины…
Поэтому хочется страстно
Писать, как о самом святом,
О Родине нашей прекрасной,
О сердце ее золотом!
Я в юные русские души
Вложить, как умею, стремлюсь
Не плач о России минувшей,
А веру в грядущую Русь!
* * *
Я не знаю, сон ли это
Или прошлым я живу,
Но пылающее лето
Вижу часто наяву…
Вижу яркие закаты,
Слышу мерный, ровный гуд –
То речные перекаты
В пенном кружеве бегут…
Вижу золото пшеницы,
Вдалеке – кудрявый лес,
А над ними, как мне снится, –
Ярко-синий свод небес…
Волны рвутся из Дарьяла,
Словно к Каспию спешат,
Вдалеке застыл устало
За Казбеком старый Шат…
С детства милая картина
Гор, уснувших в серебре,
И напевы муедзина
Ранним утром на заре
* * *
Не знаю, на этой ли бедной планете
Иль, может быть, где-то в системе иной
Мы встретимся снова, как тихие дети,
Во сне вспоминая о жизни земной.
Ничто не уходит навеки бесследно,
И память о прошлом, как тайную нить,
В своем подсознании дымкою бледной
Душа, улетев, продолжает хранить…
Когда-то потом, при особенной встрече,
Ты чувствуешь эхом растаявших снов,
Что видел уже этот гаснущий вечер,
Пронизанный лаской и взглядов, и слов.
Душа встрепенется, но эхо умчится,
И сердце забудет о том, что сейчас
Слегка приоткрылась былого страница,
Связав с ним грядущего новый рассказ.
ИЗ ДНЕВНИКА
Родной Кавказ! Мой край благословенный!
Ты, как живой, встаешь передо мной,
И я стремлюсь к тебе мечтой своей смятенной,
И я зову тебя душой своей больной…
Где ты, земля отцов моих и дедов?
К чему я здесь угрюм и одинок,
Немую боль отчаянья изведав,
Несу тоски своей нервущийся клубок?
Кому я нужен тут? И кто мне будет близок?
С кем поведу сердечный разговор?
И кто поймет печаль о драгоценных ризах
Твоих сияющих, неповторимых гор?..
Не видя выхода, покорствуя бессилью,
Я говорил уже и повторяю вновь,
Что берегу я ненависть к насилью
И для страны моей сыновнюю любовь!..
* * *
Ветер, друг летучий,
Поднимись под тучи,
Полети, как птица, к милой стороне…
С песнями веселыми
Над родными селами
Прошепчи на родине слово обо мне…
ВСПОМНИ…
В час, когда на небосводе
В ясной тишине
Золотистый месяц бродит,
Вспомни обо мне…
Если ласковость привета
Ты пошлешь весне,
Вспомни друга и поэта,
Вспомни обо мне!
Если дождь встречает вечер,
На твоем окне
Словно слезы человечьи,
Вспомни обо мне.
Если пляшет злая вьюга
В снежном полотне,
Вспомни ласкового друга,
Вспомни обо мне!
Если что-нибудь, как в сказке,
Видишь ты во сне,
О певце, не знавшем ласки,
Вспомни обо мне!
