ИЗГИБ ОКИ
Застыл октябрь. Изгиб Оки в Поленово,
Здесь стойкий аромат увядших трав.
И листья кленов ветер пролистав,
Уносит светлый миг благословенного
Осеннего тепла сквозь звень дубрав.
И тают у реки леса усталые.
А за обрывом – луговая даль.
И неба безупречная эмаль
В закатный час зардеет краской алою
И птичьим клином оборвет печаль.
РАСЦВЕТШИЙ ИЮНЬ
Июнь расцвел – не передать в словах:
Бревно из бруствера пустило в рост побеги,
Окопы захлестнула мурава.
Земля кружилась, словно голова,
И время ехало на солнечной телеге.
Стеной взошли чабрец и молочай,
Был мир в тот миг почти что идеален.
Войною пахло как бы невзначай,
Спадал ремень с натертого плеча,
И ангелы-жнецы обстрела ждали.
* * *
Из младенческих печалей
Мы росли, как на дрожжах.
Мы беспомощны вначале,
В ширину пошли плечами
И ровней держали шаг.
Мы тянулись, мы мужали,
Впитывая каждый час,
Но исток не забывали:
Чтоб не ведать нам печалей,
Детство оставалось в нас.
Память детская не тает,
Не горит в слепом костре.
Слышишь, снова птичьей стаей
Колыбельные витают
Наших юных матерей?
ГОРЛОВКА. РЕ-БЕМОЛЬ МАЖОР
Подумаешь, осень! Подумаешь, холод настал!
Всему свое время, а значит не надо печали!
Оставьте, оставьте печали свои за плечами,
Пусть радость сияет сквозь тучи, светла и чиста.
Пусть клены шумят и кряхтят на ветру тополя,
Зато просветлились домов стооконные лица.
Должно ведь, должно ведь хорошее что-то случиться,
Бросай свою негу, айда по проспектам гулять.
Пока площадные массивы шумят и гудят,
Сворачивай в сквер и дыши обомлевшей листвою.
Ведь каждая осень в судьбе хоть чего-то да стоит.
И нам ли бояться листвы под ногами дождя?
* * *
Мы всюду. Мы нигде. Идем
И зимний вечер нам навстречу.
Александр Блок
Я всюду! Я нигде! Завис меж двух миров,
И осень – ангел тьмы – идет за мной по следу.
Мне кажется, что я психически здоров,
Но почему-то жизнь порой подобна бреду,
Где все в одном котле: и радости, и беды, –
Где я утратил вес, друзей и отчий кров.
Я всюду! Я нигде! Звезда моя коптит,
И время ставит мне сплошные многоточья.
Притягивает зло моя душа-магнит,
И сердце по ночам досадой кровоточит.
Поник я, как тростник, но разум верить хочет,
Что для чего-то Бог еще меня хранит.
ПОХОЛОДАНИЕ
Хороводит холод, свет не мил.
Этот ветер, лют и быстрокрыл,
Свищет в кронах мартовского сада…
И неясно, то ли ангел вострубил,
То ли это отзвук канонады.
Потепленье оказалось сном,
Бытие перевернув вверх дном,
Март в безумных корчится ужимках…
За моим простреленным окном
Вьется одинокая снежинка.
* * *
А я стою на вымершем перроне
И жду, что время на наживку клюнет.
Но жаркий полдень сизой птицей стонет,
И ангелок в сверкающем хитоне
Несется мимо знойного июня.
Мне не понять, где марево видений,
А где реальность пролетает пулей.
Но я – покорный раб тоски и лени –
Жду от небес счастливых откровений,
Которые исполнятся к июлю.
ПРОДЫМЛЕННОЕ
Ветра ревут в истерике,
Аллеи в старом скверике
В закатный час безоблачный пылают и горят.
Проспекты дышат холодом,
И носятся над городом
Берестяные грамоты – бродяги октября.
Какое время вздорное –
Грачи кружатся черные,
И мысли в небо скудное за птицами спешат.
А клен, как горький пьяница
Качается. И мается
Продымленного города озябшая душа.
* * *
Ни сума не выпала, ни тюрьма.
Груз ослепшей истины
Да веры вязь…
Елизавета Хапланова
Дни твои, не тронутые тоской,
Ненапрасно жизнь сосчитать взялась.
Ничего надежного под рукой,
Лишь путей расхристанных тает вязь.
Твой духовный знак стал звездой мирской,
Слава скверная по земле прошлась.
И кричат вослед: мол, такой-сякой,
Что ж тебя неистово тянет в грязь?
Что ответишь им, агасфер-босяк?
Оправданий нет: ни отнять, ни взять,
А ручей любви без людей иссяк,
И забыть никак, и вернуть нельзя…
Твой задор поник, весь твой пыл обмяк,
И ревут ветра, и грозой грозят.
Загубить себя – это ль не пустяк?
Вновь теряется в бурьянах стезя…
* * *
О чем грустишь, душа моя пустышка?
Со всех сторон неласковый трезвон,
Безумен мир, как малярийный сон:
В моем сознании царит князь Мышкин,
Но иногда приходит Родион.
Так и живу – расстроен и рассеян,
В своем паденье не достигнув дна,
Моя надежда тяжело больна…
Уходит от меня моя Расея
Сквозь муть автомобильного окна.
ПТИЦЫ
Вылетают птицы из гнезда,
Кто-то в Вечность, кто-то в Никуда,
Закрывая прошлого страницы…
Расстояний, расставаний птицы
Улетают, тают, как года.
Обреченно мы глядим им вслед
И надеемся, что им положен свет…
От гнездовий ветрены дороги,
Птицы тоже платят в жизни многим
И в конце за все дают ответ.
СЕРДЦЕ РОССИИ
Донбасс – сердце России!
Плакат 1920-х годов
Ведь Русскому миру сейчас не до этого.
Читают все Рыжего и слушают Летова.
Анатолий Сорокин
А мы на окраине Русского мира
Живем, оторвавшись, по правилам новым…
Живи – не хочу, меж воронок лавируй,
Ходи на «Юнону», читай Шавкунова.
Донбасс – это край не избитого кроя,
Здесь все по-другому, здесь слушают чаще
Вадима Самойлова и «Зверобоев»,
Здесь даже надежды, как песни, звучащи.
Мгновения ценят, не бесятся с жиру,
Традиции чтут и берут за основу.
На дикой окраине Русского мира
Читают Черницкого и Иванова.
Кому-то покажется быт здесь убогим,
Увечным, поруганным, не экстра-класса,
Но к сердцу России ведут все дороги:
Идут из Донбасса – приводят к Донбассу.
НУ И ЧТО?
Кто, подавив с трудом зевоту,
Уныло спросит: «Ну и что?»
Виктор Амелин
Вся жизнь в движении, заботах,
В погоне за своей мечтой,
Не сбрасывая обороты,
Ты жил, работал, чтобы кто-то
Сказал однажды: «Ну и что!»
И вдруг покажется ненужным
Надрыв твоих душевных сил…
Но правда вырвется наружу,
И сквозь нагрянувшую стужу
Прольется свет твоих чернил.
Не сдается зима, и осколки пронзают сугробы,
Давят мысли и страхи, когда сам с собой не в ладу.
Этот город – души моей вечный чернобыль
И алтарь, на который я сердце кладу.
Город-мученик, он, опаленный огнем «операций»,
Так устал содрогаться и чувствовать привкус вины…
Я молю: «Продержись! Мы должны продержаться!
Есть надежда, что мы на пороге весны!»
