Стихотворение великого осетинского поэта, основоположника осетинской литературы и осетинского литературного языка Коста Левановича Хетагурова «Æрра фыййау» (в русском переводе известное как «Безумный пастух») неизменно сопровождается юмористическим восприятием. Сюжет его прост: пастух, пасший скот на горной вершине, принял белоснежные облака за вату, решил на ней отдохнуть, прыгнул, упал на крутой склон и разбился.
Как можно такое природное явление, как облака, принять за вату, на которой можно поспать? Это вызывает недоумение и насмешливое отношение читателя к произошедшей трагедии.
Осетинская пословица гласит: «Чидæр хохы сæрæй мигъмæ бæмбæг æнхъæл рагæпп кодта æмæ ныххæррæгъ // Некто облако принял за вату, прыгнул и разбился». Поэт знал эту пословицу, она зафиксирована в его записной книжке. По мнению известного осетинского ученого-филолога, поэта и общественного деятеля, народного поэта РСО-Алания, лауреата Государственной премии имени Коста Хетагурова профессора Шамиля Джикаева, «содержание поговорки поэт превратил в сюжет стихотворения» [1, с. 42].
Сюжет, в котором пастух, став жертвой своего воображения, бросается в пропасть, известен мировой литературе. В романе Шарля Нодье «Жан Сбогар» героиня слыхала такие рассказы. Нам кажется, что Коста Хетагуров не мог просто взять и зарифмовать готовый сюжет без привнесения в него собственной эмоциональной, смысловой и мировоззренческой трактовки. Вначале выясним, кто же у осетин мог пасти скот и какой именно скот пас главный герой стихотворения — мелкий или крупный. Почему это так важно, будет обосновано ниже.
В осетинском языке пастух крупного рогатого скота и пастух мелкого рогатого скота выражаются разными словами. Фыййау — это пастух мелкого рогатого скота, обычно говорят о пастухе овец, а пастух крупного рогатого скота — хъомгæс.
В. С. Газданова пишет: «Пастухами могли быть взрослые и сильные люди, отличавшиеся храбростью и мужеством. Чтобы стать хорошим пастухом, надо было пройти в хозяйстве целую школу трудового воспитания. Детей с малых лет приучали к труду. С 6–7 лет дети могли пасти телят и ягнят неподалеку от дома. С 10 лет мальчик становился подпаском, а в 17 лет ему доверяли самостоятельно пасти стадо мелкого и крупного скота недалеко от села. В горах пастуха обычно нанимали на сезон пастьбы. Таким пастухом становился или местный житель из бедной среды, или пришлый человек, искавший заработка. Наняв пастуха, сельское общество брало на себя его полное обеспечение. Все условия найма пастуха оговаривались на сельском сходе. Плату он получал, как правило, натурой “лæскъ”» [2, с. 77]. Под натурой в данном случае подразумевается определенное количество животных в зависимости от заранее оговоренного количества, а также срока и качества службы.
Нередко пасти скот доверяли слабоумному человеку. Причем не только у осетин. Это правда. Образ слабоумного пастуха неоднократно встречается в мировой литературе. Вспомним «Приключения бравого солдата Швейка» чешского писателя Ярослава Гашека, «Любовь Белисы и Перлимплина в саду, где растет малина» испанского поэта и прозаика Федерико Гарсиа Лорка, «Годори» грузинского писателя Отара Чалидзе, «Меч мертвых» Марии Семеновой и Андрея Константинова.
Но, разумеется, в то же время пастух не должен быть настолько слабоумным, чтобы быть не в состоянии отличить облака от ваты. Каким бы слабоумным ни был взрослый человек, если умственные способности позволяли ему пасти скот, он вполне мог отличить облака от ваты. Хотя бы потому, что по пути на вершину нередко проходил и через тот самый туман, который снизу и сверху виделся уже облаками, и не мог не знать, что под ним не вата, а бесплотное природное явление — облака.
Если же взрослый человек был настолько слабоумен, что не мог отличить облака от ваты, то вряд ли ему доверили бы пасти скот, потому что от скота в значительной мере зависела сама жизнь деревни. Или он всю жизнь пас скот и никогда не принимал облака за ваты, а теперь неожиданно у него возникла такая мысль? Едва ли эта версия может кому-то показаться заслуживающей доверия.
Но все становится на свои места, если допустить, что речь идет не о взрослом мужчине, а о ребенке-подпаске, пастушке, помощнике пастуха, который впервые повел скот пастись на эту вершину. Со взрослым пастухом, наверное, что-то случилось, и ребенок на вершину пошел один в первый раз. Если бы с ним был кто-то из взрослых, то объяснил бы мальчику, что это облака, а не вата, прыгать нельзя.
В пользу этой версии говорит и тот факт, что в стихотворении использовано слово фыййау, указывающее на то, что герой стихотворения пас коз или овец. Эту работу мог выполнять и ребенок. А пасти крупный рогатый скот, как видно из работы В. С. Газдановой, человеку доверяли с 17 лет.
Может возникнуть возражение: как же пастухом может быть ребенок, если в произведении автором употреблено слово лæг «мужчина, человек»? Слово лæг в осетинском языке не обязательно означает взрослого мужчину и взрослого человека вообще, но может указывать и на ребенка мужского пола около десяти лет от роду и старше. Утверждать так позволяет принятая у осетин возрастная классификация. Как пишет В. С. Газданова, «о десятилетнем мальчике говорили, что это уже мужчина» [2, с. 77], вспомним также выражение Коста из поэмы «Чи дæ?» («Кто ты?»): «Дæсаздзыд лæг у» (десятилетний — уже мужчина).
В другом своем произведении — «Особа» Коста Хетагуров пишет о детях-пастушках: «Юные 11–12-летние пастушки… уходя с раннего утра за своим послушным стадом в горы, поднимаясь с ним по крутым скатам, карабкаясь по грудам скал, огибая повисшие над бездной утесы, ползая, как муравьи, над черной пропастью и, наконец, сладко разваливаясь на самом гребне горных высот, не могли, конечно, в этом постоянном одиночестве и созерцании величия и красот окружающей природы избегнуть могучих чар поэзии» [3, с. 344].
Оттуда же: «В каждом ауле или даже совместно в нескольких нанимаются на все лето два мальчика-пастушка 11–12 лет, которые ранним утром отправляются со своими стадами на общие фамильные пастбища» [3, с. 338].
На то, что героем стихотворения Коста Хетагурова является ребенок, намекают и слова Шамиля Джикаева: «Нет сомнения в том, что безрассудный поступок пастухом совершен в состоянии аффекта, в состоянии сильного психологического возбуждения. Подобное желание испытывают дети, когда под собой видят белопенные облака из иллюминатора самолета» [1, с. 42].
В осетинском языке нет грамматических средств для выражения уменьшительных форм существительных. Нет, в частности, слова «пастушок»: и взрослый пастух, и пастушок на осетинском языке — фыййау. Не мог автор назвать своего персонажа и ребенком, потому что тот выполнял взрослую работу, трудился наряду со взрослыми.
Думаю, нелишне учесть и значение, в котором в произведении употребляется слово æрра. Прямые значения этого слова: «сумасшедший», «глупый», «безумный», «слабоумный». Однако в живой речи данное слово употребляется и в менее грубом и менее категоричном смысле. Вспомним знаменитое стихотворение самого Коста Хетагурова «Хъазтæ» («Гуси»):
Цы равдыстат кадæн,
Зæгъут-ма уæддæр?
— Мах?.. Ницы!..
— Ææрра дæн,
Фæрсын уæ æз дæр!
Что славного вы показали,
Всё же скажите?
— Мы?.. Ничего!..
— Вот я глупец,
Нашел, кого спрашивать!
Едва ли здесь персонаж говорил о себе, что он на самом деле дурак, глупец, безумец, сумасшедший или слабоумный. Он просто допустил одну ошибку, не учел кое-что. Æрра дæн («глупец я») встречается и у осетинского поэта Хазби Калоева в его последнем известном стихотворении «Митыл мæйы æртхутджытæ хъазынц»:
О фыднæмыг,
фæуром дæ тахт —
Мæн цæрын фæнды…
Оххай,
æрра дæн…
О, черная пуля,
останови свой полет,
Я жить хочу…
Ох,
я глупец…
В приведенном фрагменте слово æрра не несет значение «глупость» и «слабоумие», а решает другую художественную задачу: лирический герой «провинился» лишь в том, что «не учел» одну вещь, а именно, в войне какого масштаба и ожесточенности он принимает участие и как невыполнимо его стремление жить… На самом деле, конечно, понимает, и слова æрра дæн «я глупец» использованы не с целью самоуничижения, а для того, чтобы более экспрессивно передать невероятной силы боль за всех, кому предстоит погибнуть, боль, сила которой выходит далеко за пределы всякого понимания. Таких примеров в осетинской литературе хватает.
«Æрра фыййау» тоже не деревенский дурачок или слабоумный по жизни, — бедный ребенок просто не знал законы природы и совершил одну роковую ошибку…
В противном случае получается, что какой-то душевнобольной человек упал с обрыва, а великий гуманист Коста Хетагуров преподносит данный трагический инцидент в юмористическом свете, насмехается над его тяжелым заболеванием.
Такое даже невозможно представить, зная полное сочувствия и сострадания письмо Коста Хетагурова в редакцию газеты «Северный Кавказ» о горькой судьбе грузинского писателя Александра Казбеги [3, с. 17], в котором ясно видно, что душевное заболевание человека ни в каком случае не служило для великого гения предметом для насмешек.
В подтверждение этого тезиса приведу и слова Шамиля Джикаева: «Обычно стихотворение Коста “Безумный пастух” наши филологи воспринимают как произведение для детей и включают его в программу начальных классов. Очевидно, ради того, чтобы дети на скучном уроке посмеялись над глупым поступком безумца. Однако поэт-гуманист вряд ли стал бы потешаться над гибелью бесталанного горемыки» [1, с. 41].
Как видим, второе предложение из приведенной цитаты написано с явным осуждением и укором. Из слов Шамиля Джикаева усматриваются три истины: произведение предназначено не для детей; пастух не является безумцем; произошла трагедия, смеяться не над чем, но есть над чем задуматься.
Несогласие с комической подоплекой рассматриваемого стихотворения выражает и Т. К. Салбиев. Правда, он смысл стихотворения видит в ином аспекте: «Удивительным образом тема пастыря решается в его другом стихотворении “Æрра фыййау” (“Безумный пастух”), которое обычно трактуется как простая бытовая зарисовка комического содержания. В свете сказанного оно звучит более чем серьезно как предостережение против ложного поводыря, состояние которого теперь описывается просто как безрассудство “сонт”, как потеря разума, безумие “æрра”». Далее он пишет: «Стихотворение служит — в форме аллегории — предостережением от нерадивого пастуха, бросающего свое стадо на произвол судьбы, готового поступиться им ради сиюминутного удовольствия» [4, с. 125].
Вынужден выразить несогласие с этой точкой зрения, потому что в тот исторический период, когда писалось стихотворение, у осетинского народа не было политического или даже духовного лидера, пастыря, от нерадивости которого мог предостерегать Коста. Напротив, Коста призывал к появлению хоть какого-то пастыря, лидера у осетинского народа: «Фезмæл-ма, фезмæл, нæ фыййау, нæ фæстæ…» («Где же ты, пастух наш?»)
Содержание стихотворения «Æрра фыййау», его истинный трагический смысл весьма глубоки. Велики его эмоциональное, социальное и политическое значение. Автор выражает протест против суровой правды жизни. Произведение показывает читателю несправедливость существующего политического строя на примере трагической судьбы ребенка из бедной семьи или же сироты, который с детских лет вместо игр, вкушения детских радостей, обучения и познания мира, его природных явлений вынужден трудиться наравне со взрослыми, чтобы не умереть с голоду, но и это приводит его к смерти, иллюстрируя безысходность и бесперспективность сохранения существующего положения вещей, гибельность безропотного следования бесчеловечным законам эксплуататорского строя.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Джикаев Ш. Ф. Образ пастуха в системе поэтики Коста Хетагурова // Вестник Владикавказского научного центра. 2009. Т. 9. № 5.
2. Газданова В. С. Традиционная культура осетин. Владикавказ: Сем, 2006.
3. Хетæгкаты Къоста. Уацмысты æххæст æмбырдгонд. Дзæуджыхъæу, 1999. Т. 4.
4. Салбиев Т. К. Две духовные традиции в творчестве Коста Хетагурова (метафизика перехода) // Известия СОИГСИ. 2022. № 45 (84).
