Портативный терминал достать не составило труда. Это было первое, чем я разжился в Танжере. Не считая джеллабы из грубой шерсти с вплетенными в нее волокнами армированного полимера, которую я спер в порту, только сойдя с экраноплана. На толстых нитях запеклась старая кровь — еще до того, как их содрали со спецкостюма от «НидлСан». Остатка денег, которые Алжирец передал мне в Стамбуле вместе с фальшивой учеткой, хватило как раз на терминал и две капсулы ингибитора от «КронСканКорп». И то и другое я купил на базаре, спонтанно выросшем прямо в порту, куда непрерывно заходили нелегальные экранопланы. В беспорядочных кучах контрабандного товара можно было раскопать что угодно — от портативных хирургических модулей до дешевых китайских копий хроноблендеров «Альстра Кронолабс».
Пустота на месте «мыслеформы» болезненно пульсирует в моей голове. Я забиваюсь в закуток между прилавками, сооруженными из гнилых портовых досок. Здесь пахнет отработанным синтетическим топливом и плохо выделанной кожей. Я впрыскиваю одну капсулу ингибитора в воспаленный разъем за правым ухом. Путаница мыслей, застилающая сознание, ослабляет хватку. Дрожь, сотрясающая все тело, медленно затихает. Остается лишь чувство тревоги, но с этим можно жить.
На горизонте возвышается исполинский остов недостроенной станции системы «кронскан». Покровитель и путеводная звезда десятков тысяч нелегалов. Экранопланы, заходящие в порт, настолько перегружены, что их тяжелые корпуса почти касаются воды.
Толпа выплескивается из порта на узкие улочки медины потоком человеческой лавы. Гомон возгласов на множестве языков заглушает мои собственные мысли. Я натягиваю островерхий капюшон по самые глаза. Ароматы специй и синтетического кофе смешиваются с запахом мокрой верблюжьей шерсти и немытых тел. Немногочисленные боевые боты-миротворцы «НидлСан» возвышаются в толпе неподвижными трехметровыми изваяниями. Лишь пучки глаз подрагивают, сканируя толпу.
Арабское название картонного мотеля не дублируется на вывеске даже на французском. Забившись в тесный гроб, перехваченный черным скотчем в нескольких местах, я первым делом подключаю терминал к разъему сети. Он врезан с улицы прямо через стенку из армированного картона. Стараюсь избегать новостных лент. Мне тяжело справляться с большими потоками информации. Остатки выжженной дизайнерским токсином «мыслеформы» простреливают вспышками боли через весь череп. Шипастый логотип «КронСканКорп» заполняет экран. Естественно, моя учетка удалена. Корпоративный сервер для меня недоступен.
Нужно собраться с мыслями. Подумать, что делать дальше. Я впрыскиваю вторую капсулу ингибитора в разъем и чувствую, как ощущение тревоги отступает. Но привычная уверенность в том, что я делаю и что думаю, не возвращается. Повсюду в мыслях я натыкаюсь на ямы и тупики. Дурные воспоминания. Запоздалые сожаления. Неразрешимые сомнения. Все включено в комплект.
Через узел «Фринета» я захожу на свою теневую почту.
Одно новое сообщение.
Адрес отправителя скрыт.
nihil interit — в теме письма.
* * *
Рейс «Смартплана» приземляется в Беслане вовремя, но на въезде во Владикавказ огромная пробка. Я сижу в по-корпоративному безликом автоглайде, предоставив «мыслеформе» болтать за меня с водителем. Ровные ряды новых кварталов вдоль дороги перемежаются вышками генераторов микроклимата. Обязательное требование для жилой застройки в зонах Перепада. Пока автоглайд скользит через старый город, «мыслеформа», согласно установленным мной настройкам, избирательно блокирует воспоминания. Аккуратно подрезает истории из прошлого и бесшовно соединяет края. Я чувствую лишь эхо старых эмоций, не вдаваясь в их значение.
Огромный бизнес-купол «КронСканКорп» нависает над старым пешеходным проспектом. Начало конференции «кронскана» я пропускаю. Большинство вступительных речей «мыслеформа» все равно съедает. Поэтому я спокойно обследую фуршетный стол, который окружают служебные боты в национальных костюмах. Нахожу картонные банки с синтетическим пивом «Терек», стилизованные под стеклянные бутылки начала века. Под каждой крышкой находится марка памяти с избранными подборками одноименного журнала, выходившего во Владикавказе примерно в то же время. «КронСканКорп» уделяет отдельное внимание маркетинговым кампаниям, которые акцентируются на культуре и истории зон Перепада.
Президиум Северо-Кавказского филиала «КронСканКорп» расположился за изогнутым столом на круглой платформе в центре конференц-зала. Она с тошнотворной медлительностью поворачивается вокруг своей оси на магнитной подушке. «Мыслеформа» отмечает, что выступает директор Северо-Кавказской станции «кронскана». Я нахожу свободное место на краю конференц-зала, заполненного официальными делегациями и корпоративными функционерами. Устраиваюсь там со своей картонной банкой «Терека», которая выглядит почти как настоящая стеклянная ретро-бутылка. Закидываю инфу с марки на браслет и листаю на нем подборки «Терека».
— Изначально система «кронскан» разрабатывалась в «КронСканКорп» для применения в оборонных целях и была призвана стать гарантией защиты цивилизованного мира от нависшей над ним угрозы, — прорывается через «мыслеформу» часть речи директора, которую невозможно заблокировать. Я вздыхаю. — Террористическая организация, известная как «Адвентисты провидицы в алом», наращивает колоссальный объем вооружений по всему миру за счет средств стран, не входящих в Федеративный Альянс, и не гнушается самых подлых методов, включающих вопиющие акты насилия, для насаждения своей пролуддитской идеологии. Однако благодаря инициативе «КронСканКорп» заключение пакта доброй воли с Советом Федеративного Альянса сделало возможным переориентировать оборонные разработки по системе «кронскан» на благо всей планеты, находящейся в тяжелой климатической ситуации. Система «кронскан» также призвана решить социальные проблемы в том числе.
Неблокируемая часть речи заканчивается. Я кручу в голове приятную бессмыслицу, которую «мыслеформа» на лету монтирует из речи директора, и рассматриваю участников президиума. Будто почувствовав мой взгляд, брюнетка с асимметричной стрижкой поворачивает голову в мою сторону. На ней бирюзовый деловой костюм, белая корпоративная блуза и фрактальный проекционный галстук. Я задерживаю взгляд на дорожках биоинтерфейса на ее коже. Тонкие темно-синие полоски поднимаются по шее над воротником-стойкой и исчезают под антрацитово-черными волосами. Не «мыслеформа», что-то другое.
Я машинально потираю серые крапинки биоинтерфейса на своей шее.
Наши глаза встречаются.
* * *
Я не сразу нахожу ее после конференции, потому что теперь она одета в деловой костюм такого же классического покроя, но глубокого темно-бордового цвета. Фракталы проекционного галстука узкой полоской расползаются по черной корпоративной блузе.
— Рамона Астон, куратор технокогнитивного департамента.
Мне хочется думать, что я задерживаю ее пальцы в своей руке чуть дольше после рукопожатия. Но понимаю, что это делает она. Я представляюсь именем, которое значится в моей учетке «КронСканКорп». Единственным, которое не заблокировано «мыслеформой».
— Отличный костюм, — говорю я.
— Полимер-хамелеон, — отвечает Рамона.
Ее взгляд скользит по моей шее, изучая контакты биоинтерфейса. Я чувствую синтетический запах ее парфюма. Дорожки биоинтерфейса на ее бледной коже мерцают темно-синей статикой.
— Мод для удаленного доступа? — спрашиваю я, поднимая взгляд к ее глазам.
Рамона кивает.
— И кастомная прошивка для периферии.
Работа технохирургов настолько тонкая, что отличия от стандартной конфигурации заметны лишь вблизи. Мне кажется, что я слышу тихое статическое потрескивание, с которым ее биоинтерфейс впитывает информацию из окружающих нас цифровых устройств.
— Предохранитель нашей сложной машины, верно?
Я поворачиваюсь к директору филиала. Старая шутка. Он тем не менее широко улыбается, довольный своим остроумием.
— Господин директор, — «мыслеформа» растягивает мои губы в ответной улыбке. — Отличное выступление.
— О да, — говорит Рамона. — Меня чуть не стошнило на вашей речи.
Пока директор подбирает ответ, «мыслеформа» помогает мне не засмеяться.
— Из-за этой штуки, — Рамона кивает себе за спину, где продолжает медленно вращаться платформа на магнитной подушке, — под конец вашего выступления меня знатно укачало.
— Мы хотели подчеркнуть расположение «КронСканКорп» к делегациям в зале, — говорит директор. — Что мы обращены лицом ко всем и к каждому в отдельности.
Он кивает кому-то за моей спиной. Обернувшись, я вижу группу людей в синих деловых костюмах. «Мыслеформа» подсказывает, что это делегация города.
— Прошу меня извинить, — кивает нам с Рамоной директор. — Буду рад видеть вас обоих за мэрским столиком на обеде.
— Одна надежда, что хотя бы в ресторане столики не крутятся, — говорит мне Рамона, глядя ему вслед.
* * *
Ресторан расположен на огромной веранде бизнес-купола двумя уровнями ниже конференц-зала. Через прозрачный пол из армированного пластика видно старый городской парк далеко внизу. Я подкручиваю настройки «мыслеформы», переводя ее в адаптивный режим. Это позволяет мне следить за ходом разговора за столом, но избегать особо пламенных пассажей. Рамона сидит напротив меня и потягивает через соломинку какой-то коктейль из высокого стакана витиеватой формы.
— Конечно, «Альстра» развалится, — с жаром говорит директор. — Как развалилась киноиндустрия, когда начала бесконтрольно копировать свои же будущие наработки за счет хроноблендеров и перестала создавать что-то новое.
Мэр, одутловатый мужчина в синем костюме, слушает его, скривив губы. Как будто в целом он согласен со всем сказанным, но ему просто претит мысль соглашаться.
— Не превратись она из искусства в чистое развлечение, не развалилась бы, — раздраженно говорит он наконец. — Сгнила изнутри и без этого.
— Да бросьте, — смеется директор, уписывая напечатанные ресторанными пищевыми принтерами кусочки сухопутных креветок. — Просто каждая временна́я петля рано или поздно затягивается на шее своего создателя.
— С детства привыкла не смотреть премейки, — говорит Рамона. Полимер-хамелеон ее делового костюма сменил цвет на ослепительно-белый. — Мои родители были крайне строги в отношении линейного восприятия времени.
— Если бы Совет Альянса не принял закон о запрете хроноблендеров «Альстры», то же ждало бы и все общество, — громко заявляет толстый мужчина с огромным родимым пятном на носу, помощник мэра. Тоже в синем костюме. — Вмешательство в ход времени не должно быть доступно кому попало. Только единая, твердая структура может спасти то, что мы хранили веками.
Рамона встречается со мной глазами, чуть улыбается уголком рта, перекатывая соломинку коктейля между тонкими губами.
— Заблуждение, что свобода воли играет важнейшую роль в развитии общества, к счастью, отходит в прошлое, — не унимается помощник мэра. — Если каждый начнет вмешиваться в собственное будущее с помощью этих поганых хроноблендеров, воцарится полная анархия.
— Хроноблендеры не меняют ход времени, — тихо, но твердо говорит азиат в круглых затемненных очках, одетый в корпоративную тунику. «Мыслеформа» идентифицирует его как Астана Эн, куратора научного департамента. — Они лишь могут скорректировать его. Свобода воли заключается не в том, чтобы решать, каким будет мир, а в возможности выбора, кем именно быть в нем.
— Свобода воли скоро станет всего лишь рудиментом, — говорит директор. — Чем детальнее серверы «кронскана» рендерят настоящее, тем стабильнее становится будущее.
Мэр поворачивается ко мне.
— А вы что скажете? Вам, предохранителям, директивы ведь позволяют заглянуть в грядущее?
— Это расхожее заблуждение, — говорю я. — Уже сам факт того, что я окажусь в нужном месте в нужное время, корректирует временну́ю линию, ликвидируя проблему еще до ее появления.
Мэр откидывается на стуле с задумчивым видом. Его помощник перегибается через стол и говорит мне громким шепотом:
— Значит, здесь должна была возникнуть проблема, на нашей станции «кронскана»? Насколько значительная?
— Мне ничего не нужно знать о проблеме для ее решения.
Это не совсем так, но для них сойдет. Он подается назад, бормоча «конечно, конечно» себе под нос.
— В любом случае одно только избавление от страха перед будущим, которое «кронскан» принес пострадавшим от Перепада территориям, уже превосходит по значимости все эти разговоры о якобы свободной воле, — вставляет директор. Рамона проводит рукой по шее. Иссиня-черная при ярком солнечном свете статика искрится между ее пальцами и контактами биоинтерфейса. — «Альстра Кронолабс» не может предложить миру ничего настолько же полезного.
— Контракт с «НидлСан» существенно увеличил их влияние в ситуации на Ближнем Востоке, — крякнув, говорит мэр. — А благодаря нидлсановским технологиям они вооружили до зубов свою частную армию.
— Которой все равно далеко до военного департамента «КронСканКорп», — парирует директор.
— Что думаете? — снова поворачивается ко мне мэр, очевидно надеясь, что я все-таки подсмотрю немножко в грядущее. — Как скоро мы их выбьем с Ближнего Востока?
На этот раз я предоставляю «мыслеформе» беседу с ним. Раздумываю, знает ли Рамона, зачем я здесь на самом деле.
— Еще бы, — согласно кивает мне мэр. — Очень взвешенное суждение.
— Если бы не предательство Теплова, мы бы задавили «Альстру» еще двадцать лет назад, — говорит директор. Он усиленно налегает на синтетическую араку. — В любом случае у них просто нет технических возможностей противопоставить что-либо «кронскану».
— Я слышала, что Теплов вполне доволен технологическим раем, который «Альстра» обеспечивает ему все эти годы, — вклинивается в разговор Рамона. Она говорит негромко, но мужчины замолкают и синхронно поворачиваются к ней, как будто она стукнула своим витиеватым стаканом по столу. — То, что они до сих пор ничего не противопоставили «кронскану», говорит всего лишь о том, что они знают чуть больше нас, скорее всего. Вы должны понимать, как опасно их недооценивать.
— Особенно после того, как Ингмар Бор бесследно исчез со сцены «КронСканКорп», — говорю я. Рамона косится на меня. За столом повисает напряженное молчание. — Сколько уже прошло, лет семь?
— Его разработки по «кронскану» перешли в руки лучшей научной команды «КронСканКорп», — прерывает тишину директор.
Я жду, что Астан Эн что-нибудь добавит к этому, но он молчит, протирая свои круглые темные очки полóй туники. Рамона что-то громко помешивает в своем стакане барной ложкой. Пауза затягивается.
— За «кронскан», — поднимает мэр рюмку, до краев наполненную синтетической аракой. — Систему настолько важную, что аж назвали ее, как корпорацию.
Кроме Астана Эн, меня и Рамоны, все за столом натянуто смеются. Под белоснежной тканью ее корпоративной блузы заметно, как темные дорожки биоинтерфейса спускаются к ключицам, плавно огибают их и уходят под кожу.
* * *
Ночью в номере «Лаф Инн» я наконец снимаю с нее блузу-хамелеон. Дорожки биоинтерфейса такие же теплые, как ее кожа. Безотрывно прослеживаю пальцами их путь от ключиц до затылка, где они теряются в ее волосах, затем сбегают по шее на спину, расходясь к лопаткам, и спускаются вниз, бесшовно исчезая в пояснице. Я понимаю, что то, что я принимал за парфюм, на самом деле ее собственный аромат. Ее тело пахнет дорогим японским пластиком, свеженапечатанной искусственной кожей и горелой изоляцией. «Лаф Инн» расположен на нижнем уровне купола, в пятидесяти метрах над старым пешеходным проспектом. Комнату заливают отсветы неонеонового уличного огня.
— Тебя больше привлекает мое тело или технология в нем?
Рамона поворачивается ко мне, проводит рукой по моим волосам. Я чувствую, как ее пальцы поглаживают разъем за моим правым ухом.
— Это ведь не просто церебральный имплант, верно? — спрашивает она.
Ее лицо оказывается совсем рядом с моим, и я целую ее губы. Чувствую, как усиливается аромат горелой изоляции, исходящий от ее кожи.
— «Мыслеформа», версия один ноль, — говорю я.
Она кивает, касается губами контактов биоинтерфейса на моей шее.
— Ты здесь не просто как предохранитель, верно? — спрашивает она, толкая меня на кровать. — Они не стали бы присылать кого-то с навороченной технологией в голове для такой простой работы.
«Мыслеформа» подсказывает мне обтекаемую формулировку, но Рамона прижимается своими губами к моим, не давая ответить, и запах горелой изоляции накрывает меня с головой.
* * *
Внешние панели бизнес-купола оснащены светоподавителями, отсекающими уличный неонеон. Через потолочную секцию панорамного окна ее номера видны звезды, густо усыпавшие черное небо над городом. Ночной холод медленно вытесняет изнуряющую дневную жару зоны Перепада.
Рамона лежит на моем плече. Ее глаза закрыты. Контакты наших биоинтерфейсов соприкасаются. Я слушаю, как затихает их статическое потрескивание синхронно с тем, как выравнивается наше дыхание.
— На станции «кронскана» шпион «Альстры», — говорит она, не открывая глаз. — Это ведь его ты должен найти?
— Не знал, что промышленный шпионаж стал юрисдикцией твоего департамента.
— Может, и стал. — Она открывает глаза и переворачивается на спину, потягиваясь. — Иерархическая и бюрократическая системы «КронСканКорп» с каждым годом становятся все более запутанными. Половина нашего президиума вообще не в курсе, чем они занимаются.
Только сейчас я замечаю татуировку под ее левой грудью. Аккуратная черная гельветика. nihil interit.
— Если бы я вправду искал шпиона, этот вопрос заставил бы подумать в первую очередь о тебе.
Она протягивает мне скрещенные в запястьях руки.
— Наручники у тебя с собой?
В небе проплывает огромная реклама «кронскана», заслоняя звезды. Она генерируется в открытом космосе лазерными батареями вереницы орбитальных спутников «КронСканКорп». Я задумываюсь, какого размера должны быть буквы, чтобы их было видно с Земли.
— Я бы предположила, что это Астан Эн.
Я смотрю на нее удивленно.
— Тихоня из научного департамента? Почему?
— Он самая неподходящая кандидатура.
* * *
Башня станции «кронскана» высится на холме, где когда-то была городская телевышка. Массивное сооружение напоминает газгольдер конца позапрошлого века. Узкие улочки и старые дома, заполнявшие этот район, исчезли без следа. Теперь здесь расположены обслуживающие станцию комплексы, напоминающие лабиринт из стекла и стали.
Эн покидает корпус научного департамента через час после официального времени окончания смены. Я следую за его маленьким ретро-внедорожником на автоглайде. Стараюсь, чтобы между нами всегда было несколько других машин, и меняю цвет обшивки, когда джип Эн на несколько секунд исчезает из вида за очередным поворотом.
Эн паркуется недалеко от старого проспекта. Я следую за ним в пешеходную зону. «Мыслеформа» просчитывает, насколько далеко я должен держаться, чтобы не вызывать подозрений. Это позволяет мне сконцентрировать все внимание на его движениях, чтобы заметить, если он коснется кого-либо в толпе туристов.
Эн заходит в магазин косплейной национальной одежды на старом проспекте. Он проводит там около двадцати минут, выходит со свертком под мышкой и направляется обратно к машине. Если бы не «мыслеформа», я бы не обратил внимания на мигнувший огонек на браслете Эн. Передача данных узкого радиуса.
Я обвожу взглядом людей в пределах пяти метров от Эн, пытаясь понять, кто из них принял передачу. Трое проходящих туристов. Маловероятно. Девушка в куртке из искусственной татуированной кожи уходит сразу же вслед за Эн, но «мыслеформа» игнорирует ее. Либо мужчина в ретро-шляпе, либо паренек на ховере, лениво грызущий лунные семечки.
Я жду.
Паренек отряхивает руки, заводит ховер и сворачивает на одну из старых улочек, пересекающих пешеходный проспект, ловко лавируя между туристами. Я иду за ним быстрым шагом, вспоминая расположение улиц. Здесь много воспоминаний, но сейчас мне не нужна «мыслеформа», чтобы игнорировать их. Я пытаюсь понять, куда свернул парнишка.
Замечаю ховер, пристегнутый к покосившемуся металлическому забору у развалин кинотеатра. Обхожу руины, полностью скрытые под баннером реставрационной программы «КронСканКорп» для зон Перепада, и сворачиваю на старый рынок. Прохожу по рядам, забитым разноцветными брикетами для пищевых принтеров, и вижу дверь маленького зоомагазина в тупичке у внешней стены рынка. Паренек выходит оттуда, равнодушно скользит по мне взглядом и исчезает в толпе.
Пол в магазинчике покрыт слоем птичьего помета. Огромные генно-модифицированные нелетающие попугаи снуют туда-сюда, отделенные решеткой от торгового зала. У них нет перьев, и тела покрыты глянцево-блестящей чешуей кислотных оттенков.
Из подсобки, обращаясь ко мне по-осетински, выходит хозяин. Предоставив «мыслеформе» болтать с ним, я подмечаю, что на руке у него перчатка периферийного интерфейса, слишком навороченная для софта зоомагазинчика. «Мыслеформа» интересуется, есть ли у них гигантские воздушные улитки, и он расстроенно качает головой. Я разочарованно вздыхаю и поворачиваюсь к выходу. Краем глаза замечаю, что хозяин торопливо ныряет обратно в подсобку.
Я осматриваю здание снаружи. Сбоку, на уровне потолка магазинчика, большое окно, которое не выглядит особо крепким. Пара ударов по раме — и десятки чешуйчатых нелетающих попугаев разбегаются по базару с характерным клекотом. Спустя минуту хозяин с криками выскакивает за ними следом. Незамеченный, я успеваю проскользнуть в закрывающуюся дверь с автоматическим замком.
* * *
Подсобка вся завалена нелегальным софтом. Я нахожу несколько марок памяти с прошивками для хроноблендеров «Альстры», запрещенных к обороту в Федеративном Альянсе. Множество пиратских порнушных модов для домашних терминалов «кронскана». Одна тета-плата в клетке Фарадея, еще одна прикручена ворохом переходников к стационарному терминалу.
«Мыслеформе» требуется совсем немного времени, чтобы подобрать пароль. Загрузка еще идет, и я обращаю внимание, что трансмиттер использует для передачи тета-плату.
Информация Эн отправляется куда-то в прошлое.
* * *
К моему удивлению, координаты получения передачи оказываются совсем рядом, в пятнадцати километрах от города. Там я нахожу разрушенную заправку конца прошлого века. Лес почти поглотил ее. Трава пробивается через трещины в асфальте. В проржавевших заправочных колонках гнездятся птицы.
В развалинах здания заправки я нахожу старый информационный постамат. Проржавевший и мертвый, как носорог. Когда-то, лет сорок назад, на него пришла передача, отправленная сегодня из пиратского бутика нелегального софта на старом рынке.
Я выхожу на потрескавшуюся асфальтовую площадку перед заправкой. Смотрю на садящееся далеко в горах солнце. В траве тяжело переваливаются дизайнерские цикады размером с кулак и оглушительно выводят своим стрекотом классические мелодии.
* * *
Дневную жару сменяет вечерняя духота, и разношерстная толпа заполняет старый проспект. Горячий ветер шумит в кронах пальм, ровные ряды которых тянутся вдоль главной аллеи. Корпоративные туники «КронСканКорп» изредка мелькают в потоке китайских туристов. Периодически кто-то из них останавливается, набирает полную горсть песка с каменной плитки, устилающей проспект, и пытается пропускать песчинки сквозь пальцы, слишком поздно понимая, что они намертво липнут к коже. Как ни стараются боты-уборщики, песок зоны Перепада никогда полностью не исчезает со старого проспекта. Над зданиями начала прошлого века нависает бизнес-купол «КронСканКорп», сверкающий стеклом и пластиком в закатных лучах. «Мыслеформа» подрезает какие-то старые воспоминания, и я ловлю лишь странное ностальгическое эхо.
— Я хотел бы скучать по этому городу, — говорю я.
— Ты бывал здесь раньше?
Волосы Рамоны покрыты каким-то технологичным напылением от «СибилКосметикс». Стоит редким порывам горячего ветра всколыхнуть их, и антрацитовая чернота вспыхивает разноцветным неонеоновым огнем.
— Очень давно, — отвечаю я, стараясь не отстать от нее в толпе. — Такое ощущение, что в городе теперь остались только туристы и корпораты.
Я оглядываюсь на башню «кронскана», возвышающуюся над городом. Рамона уверенно прокладывает себе путь через толкучку. На ней форменная туника технокогнитивного департамента, а глаза, несмотря на сумерки, скрыты за темными очками с большими круглыми линзами.
— В центре и живут только работники станции. Но по факту почти весь город работает на «кронскан», — говорит Рамона. — Тысячи рабочих мест — важный аргумент «КронСканКорп» в соглашении с Федеративным Альянсом. А туристами сейчас забиты все без исключения зоны Перепада.
Я замечаю блики в ее глазах. На внутреннюю поверхность круглых линз проецируются рабочие материалы, которые она листает то ли движением глаз, то ли через биоинтерфейс. Я думаю о том, не цитирует ли она что-то из кронскановских рекламных проспектов.
Она берет меня за руку невесомым, но твердым движением. Я останавливаюсь, смотрю на нее, ожидая, что она что-то скажет. Горячий ветер перебирает ее волосы, играя в них разноцветным мерцанием неонеона.
Из пересекающей проспект маленькой улочки вырывается мотоглайд и обдает толпу обогнавших нас китайских туристов струями липкого песка. Рамона отпускает мою руку и аккуратно огибает китайцев, которые пытаются стряхнуть толстый слой песка, покрывший их с головы до ног.
— У меня удаленное подключение к серверу «кронскана», — поворачивается она ко мне, кивком призывая следовать за ней. — Глубина рендера минут пять, не больше. Стандартная для допуска моего уровня.
«Мыслеформа» собирается отпустить дежурную реплику, но я подавляю ее отклик.
— То есть ты живешь на пять минут вперед в будущем.
— «Кронскан» ведь не видит будущее, технически. Он отслеживает причинно-следственные цепочки.
— Ты только что ответила на мой вопрос до того, как я хотел его задать.
— Было очевидно, что ты спросишь, откуда я знала про этот мотоглайд. «Кронскан» для этого не нужен.
— То есть рендера этого разговора нет в системе «кронскана»?
Она качает головой.
— Ни одного разговора нет в рендере «кронскана». Он не понимает слов. Он лишь просчитывает цепочку событий, к которым может привести разговор. Без его контекста.
— Идеальное прикрытие для шпиона.
Она смеется.
— Это «мыслеформа» тебе подсказала?
— «Мыслеформа» не может ничего подсказать. Она не знает ничего, что бы ты не знал сам. Просто сокращается время, нужное на доведение каждой мысли до ума.
Рамона встряхивает головой, осматриваясь по сторонам. Ее волосы вспыхивают потоком неонеонового огня.
— Знаешь, что самое странное в отношении людей к «кронскану»? Его настоящие возможности просто никому не нужны. Когда та же «мыслеформа» уйдет в массовое потребление, для чего ее в первую очередь будут использовать, как думаешь?
Я пожимаю плечами.
— Только чтобы заблокировать все дальше своего носа, — говорит Рамона, продолжая листать рабочие документы на линзах очков. — Отсутствие новостей — хорошие новости. Так же и «кронскан». Публичный уровень доступа используется не для того, чтобы поменять что-то в жизни, а чтобы в ней не менялось вообще ничего.
— Это логично, — отвечаю я. — Зачем что-то делать, если «кронскан» позаботится обо всем за тебя?
— Затем, что рано или поздно ты и шага не сможешь сделать без верификации через «кронскан».
— Думаешь, это слишком высокая цена за безопасность? Как часто здесь случались теракты провидцев в алом?
— Ни разу с запуска «кронскана», — отвечает она.
Я развожу руками. Она говорит что-то, триггерящее блокаду «мыслеформы». Мои мысли соскальзывают на ржавый древний постамат в здании заброшенной заправки. Рамона касается моей руки, и «мыслеформа» плавно передает мне контроль над беседой.
— Большинству в принципе недоступно понимание сути прогресса, — ловлю я последнюю реплику «мыслеформы».
— Ты сейчас позволил этой штуке болтать со мной? — спрашивает она с живым интересом, даже приспускает очки, по линзам которых скользит рабочая документация. Я киваю.
— Неплохо, — восторженно говорит она. — Я смогла понять это лишь после дюжины-другой реплик. Неудивительно, что «КронСканКорп» так вложился в нее.
* * *
Струи искусственного дождя льются на старый проспект из закрепленных под бизнес-куполом раструбов климатической системы. Рамона размагничивает наручники, соскальзывает с черных простыней и подходит к панорамному окну. Дорожки биоинтерфейса на ее коже мерцают в отсветах с улицы. Когда она выходит на балкон, кажется, будто жидкий неонеон стекает двумя струйками кислотного огня по ее спине. В пятидесяти метрах под нами в потоках искусственного дождя ярко сияет старый проспект, забитый толпами туристов, оживившихся с наступлением ночи. Рамона закуривает длинную черную сигарету от «ДумТобакко».
— Сегодня ты пахнешь по-другому, — говорю я.
Рамона оборачивается, выдыхает дым, вспыхивающий калейдоскопом цветов в отсветах уличных огней. Она кивает на столик у кровати. Я вижу металлическую коробочку с логотипом «НайнтинЭлПерфюм». Внутри — черные продолговатые капсулы, различающиеся лишь маркировкой на полимерной оболочке.
— В следующем году они выйдут на массовый рынок, — говорит Рамона, затягиваясь. — Глотаешь капсулу, и запах равномерно выделяется из пор по всему телу. Будто твой собственный.
Я выхожу следом за ней на балкон. Прохладный ветер касается влажной от пота кожи. Потоки воды из раструбов редеют. С высоты бизнес-купола видны маленькие внутренние дворики старых зданий. Буквально в метре от оживленного ночного проспекта они уже темны и безлюдны. Лишь в одном сидит на каменном крыльце очень старая женщина. Крупные капли искусственного дождя падают на шерстяной платок, покрывающий ее голову и плечи. Узловатые пальцы перебирают воздух, будто плетут что-то из нитей давно ушедшего прошлого. Я беру сигарету из тонких пальцев Рамоны, затягиваюсь.
— Мы становимся одним целым с технологией, — говорит она и касается кончиком языка контактов биоинтерфейса на моей шее.
Неонеоновые отсветы окрашивают ее лицо в кислотные оттенки. Обычному человеческому глазу недоступно восприятие больше половины из них. Губы Рамоны почти касаются моих, и она переходит на тихий, едва слышный шепот.
— Теперь мы и есть технология.
Я бросаю взгляд на восток, на ярко освещенную башню «кронскана». Думаю о транзакции, принятой старым постаматом заправки много лет назад. Чувствую, как пальцы Рамоны проводят невидимые линии между точками, где биоинтерфейс проступает на моей коже. Опускаю голову, и она целует меня.
Но получил ли адресат передачу сорок лет назад?
* * *
Я нахожу удобное место рядом с рощицей саговых пальм. Отсюда открывается отличный вид на заброшенную заправку и старое шоссе. Я приглушаю цвет обшивки автоглайда, так что он теряется в пятнах света и тени.
Моя догадка подтверждается, когда на дороге появляется древний пикап с электродвигателем. Он замедляет ход, подъезжая к заправке. Затем останавливается.
Из него выходит высокий старик. Абсолютно лысая голова, седая клиновидная борода. Я прикидываю, что ему не меньше семидесяти, но движения удивительно грациозны. На нем плотная куртка и потрепанные штаны из выделанной вручную кожи, будто прямиком из позапрошлого века. Кривые, но аккуратные швы. Странным пятном из современности на кожаной куртке выглядит сдутый тактический рюкзак «КронСканКорп». «Мыслеформа» отмечает, что эта модель не выпускается уже больше десяти лет. Старик направляется к заброшенной заправке и исчезает внутри. Я нахожу в браслете карту окрестностей. Старое шоссе уходит в сторону гор практически без развилок. Перейдя в серпантин, заканчивается тупиком. Тоннель в горном массиве завален с начала века.
Старик выходит из здания заправки. Его движения так же грациозны, но рюкзак явно потяжелел. Я трогаю автоглайд, когда пикап почти исчезает за грядой холмов на западе. Останавливаюсь у заправки. Старый цифровой постамат разобран с профессиональной точностью. Блок памяти отсутствует.
Пикап сворачивает с серпантина, не доезжая до въезда в заваленный тоннель. Я оставляю автоглайд у водопада, шумным потоком срывающегося с почти отвесной скалы. Пикап старика припаркован чуть дальше, за булыжниками, осыпавшимися много лет назад на дорогу. Он подключен к самодельной зарядной станции. Толстый кабель змеится по склону и исчезает в скале. Вверх уходит пешеходная тропинка.
Она приводит меня к широкому зеленому плато между массивных черных скал, вершины которых теряются в облаках. У края плато, обрывающегося в каньон, стоит маленький дом из неотесанных бревен. Скатная кровля усеяна блестящими треугольниками солнечных батарей. Гибкие шарниры позволяют им поворачиваться вслед за солнцем. Перед домом разбит большой сад с рядами высокотехнологичных теплиц ручной сборки. Я не вижу ни логотипов агрокорпораций, ни стандартных деталей, отпечатанных на промышленных принтерах.
Я прохожу мимо небольшого загончика с козами. Они следят за мной равнодушными желтыми глазами. Из дощатого невысокого строения рядом с домом слышно мычание коров. Я поднимаюсь на крыльцо, сложенное из пластин черного сланца. Деревянная дверь открыта.
Он сидит ко мне спиной за рабочим столом, заваленным горами давно забытых электронных устройств. Я не вижу практически ни одного прибора, который не устарел бы лет на десять. Старая техника и рабочие инструменты складываются в причудливый лабиринт, заполняющий маленькую комнату. На столе негромко гудит дескриптор прошлого поколения, подключенный к блоку памяти, извлеченному из старого цифрового постамата на заброшенной заправке. «Мыслеформа» складывает для меня полную картину.
— Вы полностью вырезали себя из этого времени. Оборвали все цепочки причин и следствий.
Он чуть склоняет голову набок, но ничего не говорит.
— Даже передачи данных не идут к вам напрямую. Эн отправляет все необходимое только через хронотрафик в прошлом. Умно. Вы невидимы ни для «кронскана», ни для хроноблендеров «Альстры».
Старик снимает очки и поворачивается ко мне. Когда я вижу его лицо вблизи, «мыслеформа» наконец находит нужное имя.
— Вы Ингмар Бор, — говорю я. — Вы создали «кронскан».
Он берет со стола кожаный бурдюк, делает глоток. Затем встает, выходит на крыльцо и протягивает его мне. Кожа, из которой сшит бурдюк, мягкая на ощупь, ручной выделки, лишенная совершенства распечатанного на принтере продукта. Я отпиваю прохладной сырой воды.
— Вы ведь понятия не имеете, на кого на самом деле работаете, верно? — говорит мне старик.
Его лицо выглядит равнодушным, хотя по глазам кажется, что он улыбается. «Мыслеформа» подбирает дежурный ответ, потому что я не знаю, что на это сказать. Солнце клонится к закату, и аккуратный сад перед домом залит косыми золотистыми лучами. Я слышу вдалеке низкий вой винтолетов.
— Технический прогресс так или иначе сделает всех нас своей частью, — говорит старик, не глядя на меня. Мыслями он где-то далеко. — Вопрос только в том, сколько достоинства мы сможем при этом сохранить.
Я отдаю ему бурдюк. Он аккуратно вешает его на крючок, прибитый к двери. Вой винтолетов все ближе.
— Я бы на вашем месте уносил ноги, — говорит он мне, не оборачиваясь. — Когда не уверен, кто твои настоящие хозяева, лучше проявить осторожность.
* * *
Два черных автоглайда ждут меня у заброшенной заправки, перегородив дорогу. На браслете, подключенном к бортовому терминалу моего глайда, загорается входящий вызов. Они запрашивают мое имя и номер учетки для протокола «кронскана». Голос звучит механически, и я не могу понять, изменен ли он вокодером или это бот службы безопасности «КронСканКорп».
— Для протокола «кронскана»: вы обвиняетесь в промышленном шпионаже на «Альстра Кронолабс, Инкорпорейтед». Попытка вашего побега закончится неудачей. Для минимизации ущерба, который будет причинен в процессе, вам целесообразнее сдаться службе безопасности «КронСканКорп» немедленно.
Упоминание протокола наводит меня на мысль, что «кронскан» до сих пор не отрендерил основную причинно-следственную цепочку. Я позволяю «мыслеформе» произвольно выбрать следующее действие и резко сворачиваю в сторону. Служба безопасности реагирует мгновенно, бросаясь наперерез. Не сбавляя скорости, я выкручиваю руль, заваливая глайд набок. Турбины натужно воют на максимальных оборотах, я выжимаю педаль тяги, следуя расчетам «мыслеформы», и вклиниваюсь между черными автоглайдами, раскидывая их в стороны. Движок ревет, водительскую дверь срывает с петель, и салон наполняется горячим ветром. Чувствуя во рту вкус крови, я набираю скорость, перегружая турбины до предела и оставляя за собой на дороге длинный шлейф липкой пыли.
«Мыслеформа» издалека отмечает предупреждающий знак переезда магнитной фуры на перекрестке, и я сворачиваю на гравийную дорогу. Автоглайды службы безопасности, оснащенные военными движками, стремительно сокращают расстояние.
Если цепочка событий до сих пор не отрендерилась, у меня все еще есть шанс.
«Мыслеформа» помогает просчитать интервал между составами магнитной фуры. Глайды службы безопасности почти настигают меня, когда я вжимаю в пол педаль тяги. Расчеты безупречны, и единственное, чего я не учел, это выступающие задние турбины. Тяжелый вагон чиркает по самому краю правой, но этого достаточно, чтобы автоглайд бросило вбок. Я выворачиваю руль, пытаясь избежать столкновения с составом, но тяжелые вагоны фуры сминают глайд в гармошку и отбрасывают в сторону. Подушки безопасности сжимают меня со всех сторон. Глайд несколько раз переворачивается и со скрежетом замирает. Движок глохнет, и, даже несмотря на грохот проходящей фуры, я отчетливо слышу, как шуршит гравий, осыпаясь с искореженной обшивки.
Проносящийся по переезду состав перекрывает дорогу, давая мне небольшую фору. Выбравшись из плотной хватки подушек безопасности, я бегу через поле к лесополосе. Кровь заливает глаза, и ноги предательски подгибаются, но «мыслеформа» переходит в защитный режим, и мне удается держать подступающую панику под контролем.
Одновременно с тем, как сверху обрушивается грохот, поле заливает яркий свет. Громада боевого винтолета опускается передо мной. Пилот поворачивает маневровые турбины, и меня сбивает с ног потоками раскаленного воздуха. Я успеваю увидеть, как из брюха винтолета сыплются черные фигуры бойцов спецназа частной армии «КронСканКорп». Кожа горит, и я ползу через сухую траву прочь от воя турбин и ослепительного света. Липкая пыль покрывает лицо и скрипит на зубах. Группа захвата берет меня в кольцо. На моих запястьях защелкиваются магнитные наручники.
Такие же, как висят на спинке кровати в номере Рамоны в «Лаф Инн».
Рывком меня поднимают на ноги. Перед тем как на голову надевают черный мешок, я вижу направленные мне в лицо массивные закрытые дула вакуумных карабинов. Визоры тактических шлемов, ощетинившиеся линзами оптических систем, напоминают глаза пауков.
* * *
Я пристегнут к металлическому операционному креслу. Свет, бьющий в глаза, настолько яркий, что я не вижу ничего, кроме неестественной белизны. «Мыслеформа» напоминает, что по директивам безопасности «КронСканКорп» любой агент, подозреваемый в измене, должен быть лишен корпоративной собственности перед приведением приговора в исполнение на случай, если агенты конкурирующих корпораций смогут заполучить мои останки.
«Мыслеформа» остается собственностью «КронСканКорп», даже находясь в моей голове. Это отдельно прописано в моем контракте.
«Мыслеформа» не дает мне паниковать.
Врачи «КронСканКорп» в черных халатах вводят в мой церебральный разъем дизайнерский токсин.
Я остаюсь в сознании все восемь часов, пока он выедает нейронные цепи «мыслеформы».
* * *
Головная боль не дает мне двинуться, даже открыть глаза. Слышу, как в темноте механический голос ведет обратный отсчет на английском. Отсутствие «мыслеформы» порождает в мозгу настоящий хаос. Машинные интонации превращаются в протяжный напев на арабском, и мне удается отличить свои мысли от обрывков тревожного сна. Азан, разносящийся из динамиков дронов, кружащих над большой мечетью в медине, сотрясает картонные стенки моего гроба. Вчера на базаре мне удалось спереть у кого-то учетку, которую я успел обналичить до блокировки. Смог наконец поесть и купить еще ингибитора. В темноте я нашариваю капсулу. Втираю вязкую жидкость в разъем. Резкий синтетический запах заполняет картонный гроб. Дрожь в теле понемногу успокаивается.
С собственными мыслями без «мыслеформы» мне уже удается справиться намного лучше, чем в госпитале для беженцев из зон Перепада, который ООН развернула в Стамбуле. Я не мог вспомнить, как попал туда. Не помнил ни одного из своих имен. При себе ни одежды, ни учетки. Ничего, кроме небрежной трафаретной татуировки на левом плече с порядковым номером и медицинской информацией. Турки, которые выдавали нам пайки, бегло болтали по-английски и объяснили мне, что это обычная маркировка «донорских консервов» на черном рынке.
Азан затихает. Вдалеке я слышу грохот прибывающих сплошным потоком экранопланов. Я включаю терминал и проверяю, на месте ли электронное письмо.
Из госпиталя меня вытащил Алжирец. Моя голова все еще плохо работала без «мыслеформы», но я узнал его. Наемный специалист по извлечению опальных шпионов и корпоративных перебежчиков. Мы с ним работали пару раз, вместе извлекали ученых-ренегатов, которые решили перейти из «Альстры» в «КронСканКорп». Но Алжирец старательно делал вид, что не узнает меня. Он передал мне новую учетку и немного денег. Снабдил билетом на нелегальный экраноплан и исчез в стамбульской ночи. Посреди Босфора возвышалась ярко освещенная станция «кронскана».
С рассветом я выбираюсь из картонного гроба на верхнем ярусе мотеля. Смотрю на расстилающийся внизу Танжер. При солнечном свете видно, что недостроенная станция «кронскана» уже обросла висячими жилыми кварталами из армированного картона.
К письму приложен код доступа к чистой учетке «Альстра Кронолабс, Инк.» и билет на сегодняшний рейс «Смартплана» Танжер — Амстердам.
Ни текста, ни подписи.
Рамона.
* * *
На входе в вип-зал «Смартплана» в Схипхоле стоят два тяжелых боевых бота. Многочисленные пучки их глаз пульсируют, никогда не упуская ни одного клиента из виду. Это больше декоративный шик, чем практическая необходимость. Имя, которое значится в учетке «Альстры», периодически выскальзывает из моей памяти, лишенной «мыслеформы». Поэтому я всегда держу маленький квадратик учетки где-нибудь рядом. Когда он попадается на глаза, цветочный логотип «Альстра Кронолабс, Инк.» кажется мне хищным насекомым, которое лишь притворяется цветком в ожидании добычи.
Рамона сидит напротив меня за столиком из настоящего дерева. На ней строгий черный деловой костюм из гибридной ткани. Сопряженный с биоинтерфейсом Рамоны гравикейс послушно парит рядом. Негромко жужжат его гироскопы. Огромный зал с регулируемым микроклиматом пуст. Спрятанные в стенах проекторы превращают потолок в безоблачное лазурное небо. Официант в смартплановской униформе того же оттенка приносит нам два стеклянных рокса двойного органического виски, который заказала Рамона. Дорожки биоинтерфейса на ее шее мерцают другим оттенком. Новая прошивка.
— Идея привязать Бора к себе причинно-следственной цепочкой, чтобы нацелить хроноблендеры «Альстры», будет блестящей, — говорит она, поднимая свой рокс. — Мои поздравления.
— Где он сейчас? — спрашиваю я.
Рамона пожимает плечами.
— Где-нибудь в лабораториях «Альстры». Возможно, наконец работает вместе с Тепловым.
Она закуривает тонкую черную сигарету от «ДумТобакко». Официант включает экранирующее поле, которое не позволяет дыму выйти за пределы нашего столика.
— Десант «Альстры» извлек его через считанные минуты после того, как ты покинул дом, — говорит она, затягиваясь. — Что было верным решением. У них был приказ стрелять на поражение по всем агентам «КронСканКорп», а они ведь не знали, что ты работаешь на «Альстру».
— Но я не работаю на «Альстру», — говорю я.
— Еще нет, — кивает Рамона. Она достает из гравикейса пластиковый билет дальних рейсов «Смартплана» и двигает его по столу ко мне. — Твой вылет в Гонконг через два часа.
— Зачем мне лететь в Гонконг?
— Подписать контракт с корпразведкой «Альстра Кронолабс, Инкорпорейтед».
— С моими церебральными повреждениями корпоративная разведка — последнее место, где мне нужно искать работу.
— Тебя уже ждет команда технохирургов, которые вычистят хард от «мыслеформы» из твоей головы. Поправят урон, который нанес токсин, и установят по-настоящему полезный софт. После этого ты поймешь, что «мыслеформа» устарела еще до того, как «КронСканКорп» выпустили ее на массовый рынок.
— Что за новый софт?
— О, это сюрприз.
Она мечтательно улыбается. Я отпиваю виски, пытаясь раздумывать над ее словами.
— Теперь, когда у «Альстры» помимо Теплова есть сам Ингмар Бор, «кронскан» обречен на поражение в этой войне. Да, он большой, да, он сложный, — Рамона чокается своим роксом с моим, который я машинально поднимаю навстречу. — Но слишком неповоротливый по сравнению с новой технологией «Альстры».
— Давно ты работаешь на «Альстру»? — спрашиваю я ее.
— Скажем, я в бессрочном рассмотрении контракта, — отвечает Рамона, глядя мне в глаза.
— То есть ты двойной агент.
— Эта терминология устаревает с каждым часом, — смеется она. — Кому, как не тебе, это знать.
— Они сделали так, что я и был тем шпионом, которого должен был найти, — говорю я.
— Не они, — Рамона качает головой. — Операция по извлечению Ингмара Бора будет инициирована лично тобой в корпразведке «Альстра Кронолабс» в ближайшие дни. В недавнем прошлом «кронскан» видел, что произойдет утечка, и послал тебя ее предотвратить. Но из-за того, что Бор разорвал все причинно-следственные цепочки, которые вели к нему в пределах возможностей рендера «кронскана», они не знали, что ты и станешь причиной этой утечки. А когда ты его нашел и «кронскан» наконец смог отрендерить полную цепочку, «КронСканКорп» уже не могли ничего сделать.
— Сложно говорить о моих собственных инициативах, когда все уже случилось.
— Таков уж наш бизнес, — смеется Рамона в ответ.
Ее браслет коротко пульсирует.
— Мой рейс, — говорит она и допивает виски одним глотком. — Наконец возвращаюсь в главный офис «КронСканКорп». В Северо-Кавказском филиале моя работа закончена.
Рамона отдает мне сигарету и встает. Проводит пальцами по шрамам на моей шее на месте удаленных контактов биоинтерфейса.
— С нетерпением жду, что «Альстра» сделает с этим.
Пучки глаз боевых ботов внимательно провожают Рамону до выхода из вип-зала «Смартплана». Я затягиваюсь тонкой черной сигаретой от «ДумТобакко» и выпускаю дым в лазурные небеса на потолке, слыша исчезающий запах горелой изоляции.
