Памяти забытого художника Вячеслава Тетцоева
ДЕТИ ВОЙНЫ
Вячеслав Тетцоев — художник поколения Магреза Келехсаева и, кстати, его однокурсник — они вместе учились в Цхинвальском художественном училище им. М. С. Туганова. Как молодой человек, который родился и вырос в Дигоре, в Северной Осетии, оказался в Цхинвале — история умалчивает, но в 1967 году, когда Вячеславу Тетцоеву было тридцать лет, он возвращается с Юга и начинает творить. Точнее, продолжает. Его ранняя работа «Дети войны» показала, что училище он окончил уже зрелым художником, готовым говорить со зрителем на серьезные темы. Этим его дебют сродни почину режиссера Андрея Тарковского с фильмом «Иваново детство», новаторство которого заключалось в том, что войну мы увидели глазами ребенка. Новаторство же Тетцоева, чьи поиски формы и собственного визуального языка еще были впереди, заключалось в том, что он показывал трагедию войны без вещественных доказательств — будь то разрушенные взрывами дома, военные самолеты в небе или раненые солдаты на поле боя. Его образ войны лаконичен, сух и беспощадно правдив: мальчик с лицом взрослого человека одет только в телогрейку с чужого плеча, ноги у него босы, а в руках он держит перевернутую солдатскую каску, которая сперва кажется миской, в которой мальчик несет то ли воду, то ли подаяние добрых людей… В будущем художник еще не раз будет возвращаться к этому образу — некоторые детали будут добавляться или убавляться, но неизменным останется этот аскетичный фон и мальчик с лицом взрослого человека.
КОСТА
На удивительной картине «Коста», написанной Вячеславом Тетцоевым в 1989 году, поэт изображен в своей мастерской. На нем нет привычного парадного костюма — он одет по-домашнему просто, и мы вместе с ангелом за его спиной, который с волнением следит за поэтом, наблюдаем творческие муки Коста. Работа была в подборке картин, которые художник подавал при вступлении в Союз художников. А это означает, что он сам считал ее одной из лучших. Попробуем понять почему. Год написания — конец эпохи Советского Союза, но официально впереди еще два года жизни, а значит, действует запрет на исповедание веры. Если посмотреть изображения Коста, созданные за советский период в краске и камне, то мы увидим величественного поэта, сильного, гордого революционера. Это уже в XXI веке скульптор Владимир Соскиев «посмел» изобразить Коста немощным, хрупким, полным страдания и печали (чем вызвал горячие споры в обществе, как мы помним, вплоть до пожелания представителей фамилии Хетагуровых спрятать скульптуру где-нибудь в музее).
Но, как оказалось, о драматизме жизни и творчества Коста еще до Соскиева решил рассказать Вячеслав Тетцоев. Что сподвигло художника написать Коста в таком уязвимом, интимном виде и практически иконографической форме, проявляющей христианские мотивы в поэзии и живописи Коста (о чем умалчивалось в советское время), и по праву считать картину одной из самых лучших, мы сегодня уже не узнаем — Вячеслава Тетцоева не стало в 2002 году. В текстах искусствоведов, которые писали о творчестве художника, эта работа в таком ключе не исследуется, родные Тетцоева никаких разъясняющих сведений не имеют (кроме того, что сам Вячеслав Тетцоев не был верующим человеком), и мы даже не знаем сегодня, как выглядела картина в цвете, потому что нахождение ее неизвестно. Все, чем мы располагаем, — это черно-белая фотография картины. Возможно, что через такое восприятие произведения еще глубже читается главная мысль художника — показать Коста не пламенным революционером, не знающим страха и сомнений, а живым, израненным страданием поэтом и художником, который доходил в своих творческих поисках до отчаяния. Может быть, поэтому ангел за его спиной с такой тревогой наблюдает за тем, что Коста пишет на холсте. Ключ к тайне этой картины заключается не только в том, что художник Тетцоев словно ощутил биение сердца Коста — о чем оно болит и тревожится, и смог передать это на холсте, но и в том, что мы, зрители, смотрим на происходящее глазами ангела. Мы, как и он, из-за ширмы времени вдруг погружаемся в святая святых, где происходит таинство создания нового произведения. Коста «думает», что он один, рядом никого нет и можно быть самим собой — не делать вид, что все хорошо и жизнь прекрасна, а, сняв вместе с буркой и черкеской маску общественного этикета, остаться наедине с самим собой. Так и нам кажется, что если рядом нет никого из людей, то нас настоящих никто не видит…
Наверное, такой же душевный посыл можно проследить и в серии автопортретов Вячеслава Тетцоева. Как и Коста, художник прожил непростую жизнь, полную отчаяния и надежды, горя и радости, успеха и забвения. Искусствовед Татьяна Остаева в своей статье «Портрет мастера», опубликованной к 60-летию художника, делает вывод, что восприятие жизни у Тетцоева было драматическим: «Можно сказать, что Тетцоев склонен к драматическому мировосприятию, что проявляется в напряженности цвета, пастозности, “подвижности” мазка, противопоставлении внутренней динамики и внешней статики изобразительного материала в романтическом пафосе его произведений».
Если смотреть в целом на его картины разных периодов и жанров, то однозначно такой вывод сделать нельзя. Большинство работ полны лиризма, радости жизни, доброго юмора, воспевания красоты во всех ее проявлениях — образе человека, пейзаже, домашнем уюте.
АВТОПОРТРЕТ
Поздний автопортрет художника, совершив эволюцию от многоплановых, сложнокомпозиционных декоративных работ, на которых художник (часто это собирательный образ) выглядит этаким богемным философом и даже сюрреалистом, замурованным в стену, начисто лишен живописных эффектов и сложной структуры: лицо написано крупным планом, освещено «рембрандтовским светом», и в нем нет ничего лишнего — только внимательный взгляд художника, и от этой ясности и выстраданной простоты берет оторопь.
Своеобразным автопортретом можно считать и работу, на которой изображен домик в старой части города, где работал художник. Ракурс сверху вновь отсылает нас к внешнему наблюдателю, будь то ангел или сам Создатель, который смотрит на чисто выметенную улочку, обрамленную деревьями с нежной весенней листвой и ярко-синим небом, которому вторят окна мастерской. Художнику неинтересен реалистический пейзаж — важно передать свое внутреннее состояние, психологизм, познать через живопись, цвет и форму суть вещей, как это делал Сезанн, которому казались тесными и поверхностными открытия импрессионистов, научившихся запечатлевать ускользающий и зыбкий свет. Для Сезанна было важнее познать через мгновение вечность. Может быть, поэтому художник так мучительно долго писал — например, для портрета Воллара понадобилось 115 сеансов, в конце которых «одинокий упрямец из Экса» произнес: «Я не могу сказать, что недоволен передом рубашки». Некоторые пейзажи Тетцоева напоминают об этой цели — и формальными поисками, и содержанием.
ПЕЙЗАЖИ С ТАЙНОЙ
Так, на пейзаже с кипарисами женская фигурка застыла, словно очаровавшись увиденным — лошадью на вершине холма, мальчишками под деревом, праздничностью жаркого яркого летнего дня. Словно ей не хочется идти по тропинке, ведущей к кажущемуся чуждым природе современному бетонному зданию. И во всем разлита тайна — одновременно с безмятежностью присутствует тревога, как у Антониони в фильме «Фотоувеличение».
Невысказанное горе — главный мотив картины с тремя молодыми женщинами, которые, словно забыв обо всем окружающем, углубились в печаль — одну на всех. Будто, окончив все труды, позволили себе вспомнить о тех, кого ждут с войны…
А потом эти женщины перешагнули в следующую композицию — уже портрет, а не пейзаж, где мы видим, как после ежедневных сельскохозяйственных работ они отдыхают с песней. О том, что это послевоенное тяжелое время, говорят их печальные изможденные лица, напоминающие уже упомянутую работу художника «Дети войны».
ФОТОГРАФИЯ НА ПАМЯТЬ
Галерею замечательных портретов продолжает образ семьи, скорее всего позирующей фотографу, — это читается по краю белого фона (так обычно снимали фотографы в то время, устанавливая на улице за портретируемыми фон из ткани) и испуганным лицам детей. В этой работе художник наконец позволяет себе радоваться и даже шутить. Уловив состояние детей, которых действительно обычно силой приходится заставлять позировать фотографу, автор одновременно показывает семейную гармонию через образ яблони, под сенью которой родители и дети мирно стоят, а рядом — корзина, в которую уже сложены собранные яблоки.
К теме семейной идиллии можно отнести и две работы с пожилыми мужем и женой, которые также запечатлены под яблоней. Они остались вдвоем, дети выросли и разъехались, а яблоня все так же плодоносит каждое лето. Библейским выглядит образ стариков, которые безмятежно сидят под яблоней, украсившей красными плодами зеленую траву и словно говорящей о том, что первородный грех Адама и Евы искуплен. Вот он — вновь обретенный Рай.
ОДУХОТВОРЕННЫЕ НАТЮРМОРТЫ
Рассыпанные на земле плоды художник собирает, чтобы включить их в натюрморты. Этот жанр занимает особенное место в его творчестве. Минималистичные и сложносочиненные, орнаментальные и документальные натюрморты Вячеслава Тетцоева рассказывают нам о жизни и ее красоте не менее полно, чем картины других жанров. Как полнокровно и живописно выглядит натюрморт с тремя хлебами и молодым чесноком на синем фоне! Виртуозное владение цветом и особенный «вкус» к жизни. Особенность натюрмортов Тетцоева отмечала и искусствовед Татьяна Остаева: «Натюрморт “дышит”, живет в полотнах живописца, который воспринимает окружающий мир и даже предметы, созданные руками человека, как одухотворенную материю».
«ТОТР». КАРТИНА ПРОДАНА В ИТАЛИЮ
Одухотворенный взгляд художника на мир касался не только будничных предметов, но и близких друзей. Так, героем множества портретов стал друг художника — Тотр. Тетцоев изображал на картинах и мясника на базаре, и сельского почтальона, отдыхающего после трудов на спиленном дереве и выкурившего не одну сигарету. И вновь поражает психологизм образа — решенный в доминирующем цвете и некоторой условностью письма. Одновременно с этим Тотра очень легко представить себе «живьем» — наверно, его было бы легко узнать, встретив где-нибудь на улице. Первая версия почтальона Тотра была приобретена коллекционером из Италии, где, как известно, искусством пронизан каждый сантиметр, что говорит о признании Вячеслава Тетцоева как живописца. К слову сказать, картины художника уехали также в Германию, Голландию и тогда еще Югославию.
ЭПИЛОГ
В 1994 году в Дигоре, родном городе художника, проходила его персональная выставка. Один из отзывов, оставленных посетителями, звучит одновременно и печально, и радостно. Констатируя некую безнадежность того времени, его автор Майя Калаева не теряет надежды на светлое будущее: «Спасибо за то, что в Дигоре есть еще какое-то просветление».
Подарив надежду людям, художник сам вскоре ушел из жизни после длительной болезни и постепенно был забыт. Мы надеемся, что этот очерк и публикуемые работы послужат тому, чтобы напомнить общественности о замечательном художнике Вячеславе Тетцоеве и к его 90-летию организовать выставку, которая даст возможность современному поколению познакомиться с творчеством самобытного живописца.
