(Окончание. Начало см. «Дарьял» 2’2024)
КАВКАЗСКАЯ ИСТОРИЯ
Услышав такое, князь вдруг побледнел и выбежал вон из залы. Он заперся в своих покоях и стал метаться из угла в угол. Ярость клокотала в груди, рассудок мутился. Снова и снова князь повторял про себя слова гостей, силясь понять, что имелось в виду.
Братья тем временем стояли у стола и смущенно переговаривались.
Наконец князь успокоился, но, прежде чем возвратиться к столу, он решил переговорить со своими слугами. Несмотря на то что он признал свою ошибку, он не видел решительно никакой разницы между овцой, содержащейся в помещении, и овцой, живущей под открытым небом.
Выйдя на балкон, он кликнул слуг. Те сбежались, столпились во дворе, подняли головы. Князь громко спросил:
— Кто принес овцу, которую сегодня приготовили?
Слуги стали переглядываться. Потом двое парней подняли руки.
— Мы.
— Так, — сказал князь. — И что вы знаете про эту овцу?
Парни посмотрели друг на друга и пожали плечами.
— Ничего. Но, быть может, колченогий старик знает — он чистит кошары каждое утро.
Князь велел немедленно привести старика.
Вскоре того привели, толпа во дворе расступилась, пропуская его ближе к балкону. Князь склонился над перилами и спросил старика об овце, но сделал это настолько суровым тоном, что бедный старик вконец разволновался. Это не ускользнуло от взора князя, и он поспешил успокоить старика:
— Не робей! Просто говори правду, я не собираюсь вешать тебя из-за какой-то овцы.
Только после этих слов старик поднял голову и заговорил:
— Это было два года тому назад в середине лета. Я, как обычно, поднялся ни свет ни заря — нужно было растолкать подпасков, чтобы они открыли ворота и выпустили овец. Мальчики все сделали, и я спокойно вернулся к себе в постель. Однако немного погодя из овчарни послышалось слабое блеяние. Я проснулся и поспешил туда. Там на земле лежал ягненок. По-видимому, он родился, когда ворота стояли распахнутыми. Я поднял его на руки и двинулся поглядеть, далеко ли ушла отара. Увы, они были слишком далеко, я не смог бы дойти туда из-за своей хромоты. Я видел, что ягненок ненакормленный и необлизанный родительницей, и не знал, как быть. Ждать материнского молока ягненку пришлось бы до вечера, к тому времени он наверняка околел бы. И тут я придумал, как его спасти…
Старик вдруг замолк и опустил глаза. Все — и князь и слуги — смотрели на него в ожидании. Каждый понимал, что спасти ягненка, оставшегося надолго без молока, невозможно.
— И что же ты такого придумал? — осведомился князь. — Скажи как есть. Слово даю, я не буду тебя наказывать.
Старик помялся и продолжил рассказ:
— Знаешь ли ты нашу большую белую овчарку?
— Знаю.
— Так вот, в то лето она ощенилась и кормила двух кутят. Я забрал их у нее и бросил в реку. Надо было во что бы то ни стало спасать ягненка, ведь он намного ценнее каких-то там щенят. Бросил я их, значит, в реку и отнес ягненка собаке. Сначала она не подпускала его, но после того как я ее приласкал, она наконец сдалась и пустила ягненка. Целый день кормила и умывала его, пока вечером не пришла его настоящая родительница… — Старик примолк, пожевал губами и быстро добавил: — Я знаю, что ягненок вымахал в очень хорошую овцу. Однако я совсем не знал, что именно ее привели сегодня сюда и закололи…
Во дворе повисло тягостное молчание. Молчал князь, молчали слуги. Преданность старика была налицо, но князь все равно ненавидел его за эту проделку.
— Так, — сказал он. — С этим разобрались. Теперь я хочу знать, кто из вас отвечает за кухню, а также кто следит за мукой?
Над толпой поднялось четыре руки.
— Мы.
— Не бойтесь, просто говорите правду, — велел князь. — Всегда ли у вас на кухне царит порядок?
Четверо слуг, к которым он обращался, смотрели на князя испуганными глазами. Потом один из них прокашлялся и заговорил:
— Около двух недель тому назад мы вчетвером пришли утром на кухню, чтобы взять муки на выпечку. Но когда открыли мучной короб, то обнаружили внутри трех крыс. Короб был глубоким, обожравшиеся крысы не могли так просто выбраться. И мы убили их палками прямо там. Стенки короба забрызгало кровью, но мы все тщательно помыли… О, князь! Мы поступили так, потому что ты часто повторял, что крысы — наши злейшие враги!..
Слушая это, князь понемногу свирепел. Когда же слуга замолк, он сплюнул и широкими шагами ушел с балкона.
Толпа во дворе постояла-постояла и начала расходиться.
Три молодых гостя наблюдали за этим из углового окна замка.
— Это какой-то позор, — проговорил старший брат.
— Ничего, — отозвался средний. — Просто скажем, будто мы заключили пари между собой. Уверен, князь только улыбнется.
Князь тем временем сидел у себя в покоях. Он был мрачен и подавлен. «Как, как такое могло случиться?! — спрашивал он себя. — А если об этом узнают друзья? Кем я буду в их глазах?..» Идти обратно к гостям не хотелось.
Однако спустя время он все же нашел в себе мужество признаться: «В первых двух вопросах их догадки оказались верными, и я вынужден признать свою вину… Но они утверждают, будто я не кровь от крови Бадилатов! Этого уже прощать им нельзя, я должен потребовать извинений!»
Для вящей уверенности князь решил для начала поговорить со своей матерью. Он немедленно отправил к ней слугу с наказом узнать, у себя ли она. Вскоре слуга вернулся, сообщив, что она находится в своих покоях.
— Одна?
— Да.
— Хорошо.
Князь отпустил слугу, тот вышел во двор, где в углу сидели два старика. Один из них остановил слугу и спросил:
— Что за бардак у вас там приключился?
— О, это было ужасно! — ответил слуга. — Гости просто отказались есть, так как овца была забита христианином.
Первый старик неодобрительно зацокал, а второй сказал:
— Их не за что винить. Если они так поступили, виноват князь, а точнее — его невнимательность… Хотя, с другой стороны, магометане и христиане вряд ли когда-нибудь придут к согласию. Суньте магометанина и христианина в один котел и поставьте на огонь. Вариться-то они будут спокойно, но вот жир, жир их расплывется по разные стороны котла и никогда не соединится.
Князь тем временем вошел в покои матери и присел рядом с нею.
— Мама, — начал он, — я хочу задать тебе серьезный вопрос и прошу ответить правдиво.
— Я слушаю, — произнесла мать.
— Наши гости отказались угощаться с моего стола, поскольку овцу забивал не магометанин. Затем один из них и вовсе сказал нечто непростительное. Он засомневался в том, что я чистокровный потомок своего рода. Я знаю, что он неправ, мама! Но поскольку я совсем не помню своего отца, то хочу узнать у тебя историю нашей семьи. Мне это очень надо, я должен доказать им, что они ошибаются.
Мать внимательно выслушала его и сказала:
— Что заставило тебя засомневаться? Ведь о нашей семье ты знаешь столько же, сколько и я.
— Да, все так, — отозвался князь. — Но этого мало. Мало, понимаешь?!
Увидев, какой жуткой решимостью горят его глаза, старуха вздохнула и сказала:
— Что ж, сын мой… Коли ты действительно хочешь знать тайну, которую я храню вот уж семьдесят пять лет, то вот она: ты — незаконнорожденный.
Князь в ужасе отшатнулся:
— Боже мой! Что ты такое говоришь?!
— Правду, — сказала мать. — Ту самую, которую ты так жаждал.
— Но я…
— А теперь, — перебила мать, — ты должен вернуться к гостям и…
— Нет! — вскричал князь несчастным голосом. — Я не смогу смотреть им в глаза! Пока… пока не узнаю, как я оказался незаконнорожденным!..
— Что ж, хорошо, — терпеливо сказала мать и разгладила подол у себя на коленях. — Я расскажу. Девяносто лет тому назад, когда мне было всего шесть месяцев от роду, я была помолвлена с одним молодцем, который должен был стать твоим отцом. Ему шел тогда второй год, и жил он за пятьдесят верст от меня. Так что, пока мне не исполнилось четырнадцати, я его вовсе не видела… И вот на мой четырнадцатый день рождения я должна была выйти за него. Все мои друзья были против: зачем, мол, девушке-магометанке идти за христианина? Вторая сторона думала так же. Однако отец все равно меня отдал… Мой брат привез меня сюда. Я была такой чистой и невинной, каким только и может быть ребенок. Я понятия не имела о любви и не представляла себе, что такое семейная жизнь. После торжества мой муж вошел в мои покои, а вместе с ним были мой брат и его лучший друг. Я стояла в углу и не знала, что делать. Вскоре моя родня оставила меня с мужем. Я так и стояла в углу, пряча лицо в ладонях. Я плакала: мне было страшно наедине с незнакомцем. Он что-то говорил мне успокаивающе и ласково, но я не слушала… И вдруг раздались крики. Муж мой выскочил из комнаты, и тут же прогремел выстрел. Он был убит мгновенно, прямо на пороге наших покоев. Замок сразу заполнился людьми. Все гадали, кто стрелял и зачем, но злодей не оставил никаких следов. Кто это был, магометанин или христианин, неизвестно мне до сих пор…
Старуха помолчала и продолжила:
— Три дня спустя, поздно вечером, мой брат пришел ко мне и спросил необычайно серьезно: «Успели ли вы стать мужем и женой?» Я удивилась такому вопросу и, честно говоря, не совсем поняла, что под этим подразумевается. Я ответила, что убитый даже лица моего не видел. Когда брат услышал эти слова, он взял меня за руку и отвел к воротам. Там нас ждала пустая телега. Он усадил меня в нее, и мы погнали прочь от замка. Я не понимала, почему он меня увозит. Не знаю точно, сколько мы ехали. Брат остановился перед маленьким домом. Он высадил меня и ввел в темную комнату. Как только я оказалась там, послышался незнакомый мужской голос… В том доме я была соблазнена.
Цедя каждое слово, князь выдавил:
— Твой брат не человек. Твой брат зверь и подонок.
— Именно, — сказала старуха. — Я ненавидела его много лет лютой ненавистью. Когда же я повзрослела, то вдруг поняла: он сделал это ради меня. Понимаешь? Ради моего будущего. А еще ради того, чтобы не прервался знаменитый род… — Она утерла выступившие слезы. — Итак, сынок, теперь ты знаешь все. Ты незаконнорожденный. Согласна с тобой: брат мой совершил самое настоящее предательство. Но, с другой стороны, вы, мужчины, все одинаковы. Женщина бессильна перед вашим полом. Слова, которыми вы бросаетесь направо и налево, обещают женщинам почет и славу. Вы сулите рай, но вместо него женщины получают лишь могилу. Вот такие вы, мужчины.
На этих словах старуха потеряла сознание. Князь позвал на помощь двух служанок, а сам вышел, почти выбежал из комнаты, убитый горем.
На Кавказе высокородные обычно обручали своих детей уже в двухмесячном возрасте. Мальчик-жених обязательно должен был быть старше своей невесты. Высокородные магометане вдобавок никогда не женились на девушках из народа. Только их сестры могли выходить за того, кто был им по-настоящему мил.
Придя к себе в покои, князь рухнул на стул, сгорбился и обхватил голову руками.
— А ведь не врет поговорка-то… — шепнул он, то ли издеваясь над собой, то ли пытаясь ободрить колкой шуткой. — От козла не родится ягненок. Вот и я… не ягненок…
Однако нужно было идти к гостям.
Он встал, пригладил бороду, поправил ремень и решительным шагом двинулся в обеденную залу.
— Прошу прощения за эту заминку, — сказал он, останавливаясь перед братьями. — Я ценю ваши убеждения и восхищаюсь догадками обо мне.
Потом он позвал слугу и велел привести еще одну овцу.
Немного погодя слуга вернулся и доложил, что все готово. Тогда князь посмотрел на гостей:
— Кто из вас сможет заколоть овцу?
Бел-Мерза положил руку на плечо младшего брата:
— Ты сделаешь это.
Каз-Джери молча вышел во двор, где уже стояла овца, и попросил воды. Ему подали воду, он, засучив рукава, вымыл руки. Затем извлек кинжал и проверил, достаточно ли он острый. Вымыл и его. После чего велел слуге выкопать небольшую яму для крови. Слуга исполнил это.
— Теперь встань поближе к овце, — сказал Каз-Джери деловитым тоном. — Чтоб, когда ты наклонишься над нею, она оказалась у тебя между коленями и руками. Ты должен будешь ухватить ее левой рукой за передние ноги, а правой — за задние. После чего вздернешь ее вверх, и как только она перевернется, опустишь прямо около ямки.
Слуга исполнил все с огромным изумлением, ибо никогда прежде не участвовал ни в чем подобном.
Каз-Джери зажал кинжал в правой руке, а левой обратил овечью голову к восходу.
— Молчи, покуда все не кончится, — велел он слуге, после чего произнес несколько фраз на чужом языке и надрезал овце горло. Полилась кровь. Каз-Джери спокойно дождался, когда она вытечет вся, затем сломал овечью шею и еще одним коротким движением кинжала отделил голову от туловища. Отойдя, он вымыл руки и кинжал, а двое слуг унесли овцу на кухню.
На кухне слугу, который подсоблял магометанину, немедленно окружили товарищи и засыпали вопросами: все хотели знать, как именно была заколота овца.
— Ну, — начал парень, сильно смущаясь, — на самом деле есть огромная разница в том, как делают это они и как делаем это мы. Уверен, что овца совсем не страдала.
— Откуда ты это знаешь? — спросили его.
— Знаю, и все. Я держал ее за ноги и поначалу даже опасался, что не смогу ее удержать. Но когда он делал надрез, мне не пришлось прибегнуть к силе: овца почти не билась. Вот вам и разница… Кроме того, — добавил слуга, оживившись, — если мы и вправду грешны перед Богом… ну, за то, что вынуждены убивать, чтобы прокормиться, то, думаю, первым делом Он простит именно магометан — за их мягкость по отношению к убиваемым животным. Христиане же должны быть наказаны: они так расправляются с животными, что те уходят в страшных мучениях.
Час спустя еда для гостей была готова. Три брата и князь расселись за столом. Слуги снова выстроились у стены. Хозяин и гости были шумны и веселы, будто ничего не случилось.
Насытившись, они вышли на балкон, и там Бел-Мерза решил рассказать князю, зачем они приехали. Но перед этим он посоветовался с братьями.
— Да, — согласился Темир-Болат, — пора.
— Я тоже так думаю, — прибавил Каз-Джери.
И тогда Бел-Мерза обратился к князю:
— До сих пор у нас не было возможности поведать тебе, почему мы здесь. Но теперь, думаю, самое время.
— Я вас слушаю, — сказал князь.
— Покойный отец наш говорил, что, если мы когда-нибудь раздумаем вести хозяйство сообща, его нужно будет разделить на три части. А чтобы разделить полюбовно, он посоветовал обратиться за помощью к тебе. И вот мы здесь, перед тобой. Научи, как быть.
— Что ж, научу, — кивнул князь. — Но для начала вы должны рассказать, из-за чего у вас случился разлад.
— Из-за денег, — ответил Бел-Мерза. — Отец оставил после себя три кованых сундука, все три были полны золотых монет. Но оказалось, что из одного сундука пропала половина содержимого, хотя замок не был взломан… Я уже пытался поделить отцово наследство по-своему, как умел, но братья не согласились на эти условия.
— Ага, — медленно проговорил князь. — А где хранились эти сундуки?
— В подвале.
— И подвал был заперт?
— Да. Всегда.
— А у кого был ключ от подвала?
— Все ключи — и от подвала, и от сундуков — хранились у меня, — сказал Бел-Мерза.
— В таком случае твои братья имеют полное право заподозрить тебя, — отозвался князь.
— Надеюсь, это не так, — произнес Бел-Мерза с достоинством. — Также хочу добавить, что ходило много слухов о моем младшем брате, Каз-Джери. Правда, вот Темир-Болат считает это пустой болтовней, порожденной человеческой завистью.
Некоторое время князь молчал в глубокой задумчивости. Потом сказал:
— Есть у меня для вас одна история. Заканчивается она вопросом, на который можно ответить тремя разными способами. В зависимости от того, кто какой способ изберет, мы и узнаем все что надо… Согласны ли вы выслушать эту историю?
— Согласны! — отозвались братья в один голос.
— Очень хорошо, — улыбнулся князь. — Тогда пожмите друг другу руки, чтоб отныне и впредь не было меж вами разлада.
Братья сделали, как было сказано.
— Теперь, — проговорил князь, — посмотрите в сторону гор. Видите там, в тени холмов, башню? О, это знаменитая башня! Целых девять саженей в высоту и тридцать в окружности. Внутри тянется пологий подъем, четыре полных раза опоясывающий башню. По нему можно без труда проехаться на пони до самого верха. Башня возведена из огромных камней, и летом сотни ласточек вьют на них гнезда… Изначально она принадлежала князю Биаслант. И была у князя единственная дочь — высокая, стройная, смуглая девушка с очень длинными волосами. Она часто приглашала в свои покои многочисленных подруг — попить чаю и поговорить. А иногда одна шла наверх и мыла свои красивые волосы. После чего забиралась на стул, чтобы расчесать их, ибо волосы были длиннее ее самой. Расчесавшись, она непременно высовывалась из окна и сушила волосы на солнце. Люди, проходившие под башней, с большим интересом смотрели, как они развеваются на ветру. Множество мужчин хотели бы на ней жениться, но никто не был по-настоящему достоин ее…
И жил в то время один молодец, слывший хорошим наездником. Княжна с детства была влюблена в него, но никто не подозревал об этом, даже сам юноша. Они ни разу не говорили друг с другом и уж тем более не виделись с глазу на глаз. Да и случись такая возможность, княжна вряд ли заговорила бы с ним, разве что с разрешения родителей. Тем самым любовь ее была не более чем грезами наяву, и тянулась княжна не к самому юноше, а к его образу. И к тому, что окружало этот образ… Звали юношу Сослан. Хороший, даже отличный наездник. Пожалуй, только его и можно было назвать этим высоким званием — наездник… И был он беден. Беден настолько, насколько вообще можно быть таковым. Жил он в маленьком деревянном доме с двумя крохотными оконцами. Содержал маленького белого коня. И одевался обычно во все белое. Разве что шапку носил серую…
Князь умолк, чтобы перевести дух. Братья терпеливо ждали, и вскоре рассказ возобновился:
— До сих пор помню, как молодежь всюду следовала за ним по пятам, восхищаясь и завидуя. Все знали о его бедности. Но видели бы вы его верхом! Нет, он был богат! Богат другим, особым богатством! Поэтому-то девушки и влюблялись в него… Княжна то и дело пыталась познакомиться с ним, но безуспешно. Однажды он ехал мимо башни, а княжна как раз смотрела из окна. Увидев и признав милого, она так разволновалась, что услышала биение собственного сердечка. И все же она сообразила написать короткую записку и бросить в окно под ноги Сосланова коня. Юноша, конечно же, заметил скомканный лист бумаги и остановился. Княжна видела, как он свесился с седла, поднял записку и, не разворачивая, сунул в карман. Даже не взглянув вверх, на окно, он тронул коня и поехал дальше. Княжна же заплакала от горя и обиды: ей так хотелось, чтобы он поднял глаза и увидел ее!..
Прибыв домой, Сослан спешился, расседлал коня и отпустил в поле. Седло он внес в дом и повесил на стену. Затем сел, извлек из кармана листочек и развернул. Прочитал один раз, потом второй. Улыбка непроизвольно заиграла у него на губах. Он аккуратно сложил мятый листочек и убрал обратно в карман. С той поры он больше никогда не ездил мимо башни… Княжна же по настоянию родителей вынуждена была обручиться с одним богачом.
О свадьбе в наших местах узнали за две недели. Жених подобрал себе сопровождение в лице двадцати именитых всадников. Также им был снаряжен обоз, насчитывающий четыре телеги, в которых должны были ехать девушки. Утром в день торжества вся свадебная процессия собралась во дворе у жениха. С балкона на них взирал отец семейства в окружении родни и друзей. Всадники во дворе держали в руках роги, полные вина. Отец семейства пожелал всем удачи. Теперь свадебная процессия была готова ехать в замок невесты, чтобы пригласить ее в новое жилище. Но прежде чем отправиться в дорогу, шафер послал к отцу княжны верхового, дабы тот сообщил, что за невестой выехали и пора готовиться к венчанию.
Дорога занимала около десяти верст. Свадебная процессия ехала по улице — впереди всадники, следом четыре телеги с девушками. По сторонам дороги стояло много людей, все поздравляли жениха. Когда же процессия приблизилась к замку у башни, кто-то из наблюдателей сбежал вниз предупредить хозяина. Тот приказал отворить ворота и с большим радушием вышел встречать гостей. Заехав во двор, всадники тут же начали кричать и стрелять в воздух из ружей и пистолетов. Каждый пытался показать свое мастерство в верховой езде. Потом они спешились и привязали лошадей. Девушки сошли с телег и отправились в покои невесты. Для жениха и его сопровождающих был подготовлен длинный стол. И еще один — для девушек…
Пара обвенчалась в церкви, затем все вернулись в замок, где князь-отец выдал свою дочь замуж. Княжну усадили в телегу в компании четырех девушек — подружек невесты. Князь-отец пожелал молодым всего наилучшего, и процессия отправилась в обратный путь… Телеги катили по дороге, а всадники сопровождали их, рыся рядом по обочине. Знаменитый наездник Сослан ехал ведущим на своем маленьком белом коне. Когда процессия приближалась к замку жениха, шафер подъехал к Сослану и попросил его показать свое мастерство. Сослан охотно согласился. Он натянул поводья и поднял кнут — конь взвился на дыбы. Потом Сослан носился по дороге, бросался процессии наперерез и на всем скаку останавливал коня в полусажени от нее. Девушки в телегах жались друг к дружке и ужасно боялись, что он упадет и покалечится…
Три брата слушали рассказ князя не перебивая. Им было очень интересно узнать, как справляют свадьбу христиане.
— Вскоре они прибыли в замок, — продолжал князь. — Двор был полон встречающих. Невесту окружили девушки и увели в ее новые покои. Жених сразу же отправился в дом шафера. Молодежь между тем готовилась к соревнованию в стрельбе. Это замечательная в своем роде забава. Длинный шест закрепляется меж двумя дымоходными трубами на крыше замка. Затем на расстоянии в две ладони друг от друга развешиваются белые бумажные шары. Участники стреляют по очереди. Тому, кто попадет в шар, хозяин выдает овцу, которую нужно заколоть для гостей. Не столь меткие стрелки обязаны угостить девушек шоколадом… За соревнованиями наблюдали женщины, а в стороне от них, в тени деревьев, сидели пожилые мужчины. Остальной люд гудел и праздновал за длинным столом. Если какой-нибудь стрелок попадал в белый шар, раздавались поощрительные возгласы… Когда все шары были сбиты, начались танцы. Девушки собрались на одной стороне двора, юноши — в противоположной. Заиграла музыка, и начались танцы.
Торжество продолжалось три дня без перерыва. По истечении этого времени жениху разрешено было увидеться с невестой. Его сопровождали шафер и еще пара друзей. Они пересекли двор и зашли в замок. Шафер с женихом шагнули в покои невесты, два друга свернули в соседнее помещение, где для них был накрыт стол. Шафер, посмеиваясь, беседовал с невестой, которая выглядела расстроенной. Но он не обратил на это внимания. Коротко переговорив с женихом, он пожелал удачи обоим и оставил их…
На невесте было свадебное платье и фата, закрывавшая лицо. Она стояла возле столика, а жених сидел в углу у двери. Он ласково заговорил с ней, не замечая, что она совсем его не слушает. Чуть погодя он попросил ее снять фату, но девушка только помотала головой. Тогда он встал и шагнул к ней, но она тут же, как пугливая лань, отбежала в угол. Жених наконец понял, что невеста сторонится его. «Может быть, стесняется? — подумал он. — Ведь она ни разу не говорила со мной…» Он отошел к двери и снова сел, будто ничего не случилось. Девушка стояла там же, куда сама себя загнала. Жених решил, что оставаться с нею нет смысла, и около четырех часов утра покинул ее покои, отправившись в дом шафера. Увидев его, шафер удивленно округлил глаза и спросил, что стряслось. Юноша все рассказал. «Ой, не бери в голову! — поспешил успокоить шафер. — Я поговорю с ней утром. Уверен, она просто боится остаться наедине с мужчиной. Завтрашний вечер будет лучше…»
Утром шафер отправился к невесте и долго беседовал с ней. Она выглядела подавленной, но он убедил себя, что это ему только показалось. Он взял с нее слово, что в следующий раз она встретит мужа поприветливее. Затем похлопал ее по плечу и сказал: «Вот и хорошо, сегодня я приведу его». В полночь жених с шафером вошли к ней в покои. После короткого разговора шафер снова оставил их наедине. Невеста, однако, была такой же, как в прошлую ночь, — стояла у окна в свадебном платье и фате, закрывавшем лицо, и смотрела во двор. Некоторое время жених ласково говорил с ней, затем приблизился. Она не повернулась. Тогда он трепетно дотронулся до ее плеча, и только тут она будто очнулась. «Пожалуйста, не прикасайся ко мне! — воскликнула она. — И оставь меня одну!» Он вздрогнул, но сумел взять себя в руки и, поклонившись, выдавил: «Прошу прощения». Затем выскочил вон и отправился в дом шафера.
Тот был поражен и не знал, что и думать. Жених метался по дому, не находя себе места. До самого утра друзья проговорили, но так ни к чему и не пришли. И все-таки шафер подбодрил друга, сказав: «Не переживай, я заставлю ее улыбнуться». «Я так не могу, — признался жених. — Больше всего на свете я хотел бы выяснить, что с ней. Если она объяснится, если скажет все как есть… почему она не хочет быть со мною… видит Бог, я помогу ей! Ведь я ее люблю! Очень, очень люблю!.. Но она даже не позволяет мне взглянуть на ее лицо».
Шафер снова отправился к невесте, и на этот раз беседа у них была серьезной. «Если тебе не по душе мой друг, то почему ты вышла за него? Уверен, тебя никто не заставлял и это был твой собственный выбор. А коли так, то ты должна оставить все в прошлом и помнить лишь о том, где находишься. А также о своем высоком положении, коему надобно соответствовать… Будь его женой, и пусть мир узнает о вашем счастье!» В ответ она спросила: «Ты когда-нибудь слышал, что на этой земле у девушки есть свобода выбора? Что родители спрашивают ее, нравится ли ей мужчина, который сватается за нее?» «Никогда не слышал, — честно признался шафер. — Но, насколько понимаю, это именно родительская обязанность — выбрать мужа для дочери». «О нет! — возразила она. — Это неправильно! Позвольте дочери самой делать выбор!»
Возвращаясь к себе, шафер радовался, ведь ему удалось приоткрыть завесу тайны. Увидев жениха, он заверил его, что все решено и сегодня его избранница будет сговорчивее. «Очень на это надеюсь», — пробурчал юноша… Когда они уже готовы были навестить невесту в третий раз, шафер посоветовал другу показать себя настоящим хозяином. «Пойми, — втолковывал он, — она очень застенчива. Не жди, что она сядет тебе на колени без спросу. Будь хозяином — и увидишь, как она уступит». На это молодой муж покачал головой: «Одна ее мимолетная улыбка значит для меня больше всего на свете. Она полна неувядающей прелести, и если ее сердце находится где-то еще, я не буду заставлять нести его ко мне».
Они снова направились в покои невесты, и шафер, пожелав удачи, оставил молодых наедине. Невеста все еще была одета в свадебное платье и покрыта фатой. Жених посмотрел на нее и сказал: «Я хотел бы, чтобы ты сняла фату и позволила увидеть твое лицо. После мы сможем присесть и поговорить». Девушка не отозвалась. Тогда он подошел ближе и еще раз мягко попросил снять фату, на что получил решительный отказ. Не совладав с собой, он схватил ее обеими руками и встряхнул. «Можешь ты понять или нет, что означает любовь мужчины к женщине?! — вскричал он. — Хорошенько подумай, что ты делаешь! Я больше не намерен терпеть твои выходки и требую, чтобы ты сейчас же сказала, что не так! Или ты хочешь сказать, будто я не заслуживаю тебя? Так знай: сама судьба свела нас, мы задуманы на долгую совместную жизнь! И я в последний раз прошу: будь моей!»
Перепуганная девушка поняла, что выхода нет. Она высвободилась, сорвала с головы фату и сказала как выплюнула: «Ты можешь быть деспотом для моего тела, но душа моя никогда тебе не покорится! Что толку, если мысли мои находятся где-то еще, а не с тобой. Я знаю, мужчины норовят бороться за любовь. Чиста она или нет — неважно, вам просто нравится борьба. Но большинство из вас рано или поздно устает от женщины. Любовь ваша умирает, и остаются только письма. В них вы клянетесь в верности перед Богом, а потом впадаете в грех и вскоре забываете собственные обещания. Поэтому я вообще не верю в вашу любовь: у меня нет душевных сил на эту веру… Но у меня есть силы для другого — для моего слова, для клятвы, которую я дала Богу, еще будучи девочкой. И клятва эта является той святыней, священнее которой нет!» «Расскажи же мне о ней! — с жаром попросил юноша. — Обещаю, если это в моей власти, я помогу!» Девушка опустила глаза. Он ждал.
«Знаешь ли ты наездника Сослана?» — спросила она наконец. «Конечно! — ответил он. — Это мой хороший друг. К сожалению, он беден, и время от времени я вынужден выручать его деньгами. Когда-нибудь я обязательно помогу ему жениться… Но скажи, почему ты спрашиваешь о нем?» «Я поклялась перед Богом, что ни один мужчина, кроме Сослана, не коснется меня», — прозвучал ответ. Как только молодой муж услышал эти слова, то чуть было не упал в обморок. «Это правда?» — спросил он беспомощным тоном. «Чистая правда», — подтвердила она. «Но если это действительно так, — сказал муж, — то ты уже опозорила и меня, и наши фамилии». Девушка отошла к столику и взяла в руки ножницы. «Я бы опозорила себя, тебя и наши фамилии, если бы сделала это из-за обыкновенной любви, — сказала она очень спокойно. — Но я дала клятву перед Богом. Богом! И клятву эту я не нарушала и не нарушу… Однако если ты посмеешь возразить мне, клянусь, я перережу себе горло у тебя на глазах!»
Юноша не на шутку испугался, что она и впрямь может навредить себе. «Что ж, — сказал он, поникнув головой. — Ты победила — я проиграл. Я помогу тебе исполнить клятву». Он сейчас же вышел из ее покоев и направился в конюшню. Там он запряг двух лошадей в телегу, затем вернулся к ней и сказал: «Идем, я отвезу тебя прямо к Сослану». Девушка пошла за ним и села в телегу — все в том же свадебном платье и фате, ниспадающей на лицо. Молодой муж уселся рядом и взмахнул вожжами… Ехали быстро, загоняя лошадей. Дорога была неровной, петляющей. Наконец они добрались, юноша высадил девушку прямо перед воротами небогатого Сосланова хозяйства. Было уже довольно темно, но за плетнем, в глубине двора, светились два оконца. «Видишь свет?» — спросил он. «Вижу. Я пойду… он, должно быть, дома, раз горит свет».
Не говоря больше ни слова, юноша развернул лошадей и поехал домой. Добравшись до замка, он распряг утомленных лошадей и развел по стойлам. Никто не встретился ему на пути, а значит, никто не знал о его великой жертве. Он вошел к себе в покои ужасно опечаленный, снял со стены пистолет и принялся заряжать, намереваясь застрелиться. По крайней мере, это было гораздо лучше, нежели держать ответ перед людьми. Затем он сел за стол, чтобы написать прощальные письма родителям и друзьям…
Княжна же, оставшись одна в темноте, очень разволновалась, но, несмотря на это, ноги сами понесли ее к дому милого. Сначала она заглянула в окно, желая убедиться, на месте ли он. Она увидела, что Сослан сидит на стуле и, играя на самодельной скрипке, тихо напевает. Тогда она на цыпочках подошла к двери и приникла к ней. Песня лилась, тягучая, грустная, невыразимо прекрасная. Потом Сослан перестал играть и, судя по всему, повесил скрипку на стену. Княжна постучала в дверь. Сослан удивился — он никак не ожидал гостей в столь поздний час. Когда постучали во второй раз, он снял со стены ружье и только после этого открыл дверь.
«Разреши войти», — попросила княжна. «Добро пожаловать», — сказал он, отступая. Она вошла и отбросила с лица фату: «Полагаю, ты меня знаешь?» «Боюсь, что нет», — отозвался Сослан. «Странно, — сказала княжна. — Хоть ты никогда не видел меня вблизи, мне все-таки кажется, что мое имя тебе известно. Я — княжна Биаслант». Сослан растерянно заморгал. «Этого не может быть, — наконец выдавил он, — ибо княжна Биаслант недавно вышла замуж. Может, ты ее дух, но не она сама?» Девушка стала убеждать его, что она именно та, за кого себя выдает. Наконец у нее это получилось. «Но как ты попала сюда?» — спросил пораженный Сослан. «Мой муж привез меня сюда». — «А отчего ты плачешь?» — «Твоя песня тронула меня», — ответила княжна и затем рассказала обо всех трудностях, что выпали на ее долю. «Могу ли я взять тебя за правую руку?» — спросил он. «Конечно», — ответила она. Он взял ее за руку и, подвернув рукав, поцеловал в белое запястье. «Я совершенно уверен, — проговорил он, — что никто в мире не целовал тебя до сих пор». «Конечно же нет, — сказала она, плача от счастья. — Я даже не пожимала руки чужого мужчины». «Но теперь ты исполнила свою клятву перед Богом, — сказал он, — а потому должна вернуться к мужу». — «Но это невозможно! С ним все кончено, он не пустит меня обратно!» «Пустит, — уверенно сказал Сослан. — Расскажешь ему все, что произошло между нами, он поймет».
Не слушая более ее возражений, Сослан пошел в конюшню, впряг коня в телегу и позвал княжну. Они поехали обратно. Он высадил свою ночную гостью у ворот замка, развернулся и уехал. Войдя во двор через калитку, вделанную в створку ворот, княжна увидела двух незнакомых мужчин, которые выводили из конюшни двух лошадей. Она сразу же догадалась, что это конокрады, и замерла в ужасе. Те тоже перепугались, и один сказал другому: «Дай ружье!» Княжна, услышав это, поспешила подать голос: «Не стреляйте, пожалуйста! Я жена молодого хозяина!» Конокрады не могли в это поверить. Да, сын князя действительно недавно женился. Но что его супруге делать во дворе поздно ночью? Да еще в свадебном платье? «Наверное, это призрак, а не человек», — сказал один другому. «Пожалуйста, не стреляйте! — повторила княжна. — Я вовсе не призрак!..» И девушка рассказала им все. Конокрады внимательно выслушали, потом один сказал: «Нам лучше уйти отсюда как можно скорее». Второй подумал и произнес, обращаясь к девушке: «Твои слова звучат правдиво, княжна. Иди к мужу и передай, чтобы он загнал лошадей в конюшню».
Конокрады покинули двор, а княжна пошла прямиком к покоям мужа и постучала в дверь. Тот как раз дописывал последнее письмо. Открыв дверь и увидев, кто стоит на пороге, он сначала не хотел даже смотреть на нее. Но княжна вошла без разрешения и принялась рассказывать все без утайки — он и сам не заметил, как стал слушать. «Теперь ты все знаешь, — закончила она, — и можешь выйти во двор и отвести лошадей в конюшню». Он молча удалился, и пока его не было, княжна успела прочитать все письма, в беспорядке разбросанные по столу. Особенно потрясло ее то, в котором ее муж обращался к отцу:
«Дорогой мой отец, я совершаю этот неправильный и серьезный шаг из-за женитьбы. Увы, моя жена любит другого и поклялась перед Богом быть верной ему. Я лишаю себя жизни, так как не могу жить без нее, любовь моя слишком сильна. Пожалуйста, прости своего недостойного сына. Саламбег».
Княжна перечитала письмо дважды, все больше поражаясь благородству этого юноши. «Ведь он остался до конца верен мне!» — проговорила она вслух и вдруг решила стать ему настоящей женой. С тех пор жили они душа в душу…
Князь замолчал. Молчали и братья, переваривая услышанное. Потом Бел-Мерза спросил, что стало с Сосланом.
— Полагаю, у него все наладилось?
— Увы, — с сожалением ответил князь. — Несколько лет спустя его ждал очень печальный конец. Такой же печальный, как и та песня, что он напевал.
— И что же произошло?
— Он поранил колено и больше никогда не мог ездить верхом.
— Обидно, — сказал Каз-Джери.
— Еще как! — добавил Темир-Болат.
— Мы отвлеклись, — перебил князь, приподнимая руку. — Я поведал историю, и теперь мне нужно узнать ваше мнение. Каждого по отдельности. Так вот, кто в этой истории, на ваш взгляд, положительный человек: богач, женившийся на княжне, наездник Сослан или княжна?
Братья задумчиво переглянулись.
— Ну же, отвечайте, — поторопил князь.
— Я выбираю богача, — ответил Бел-Мерза. — Княжна слыла самой красивой и доброй, и он женился на ней, чтобы в любви и согласии прожить с ней отпущенный срок. Когда она отказалась быть с ним, он сразу же предложил помощь, хотя прекрасно понимал, что никто не одобрит этот поступок. Но поскольку любовь его была сильна, он решил не мешать княжне исполнить невинную клятву, данную Богу. Я думаю, ни один мужчина в мире не поступил бы благороднее по отношению к девушке. У него было мягкое сердце, но железная воля.
Пришел черед Темир-Болата.
— Я выбираю Сослана, — сказал он. — Это довольно избитое выражение — «знаменитый наездник». Но мало кто заслуживал его больше, нежели этот юноша. Он был беден настолько, насколько только можно быть бедным, но те, кто не знал его и видел на белом коне, принимали его за богача. Молодая, красивая, богатая княжна влюбилась в него и даже дала клятву быть только с ним. Уверен, он и мечтать не смел о таком, но удача сама пришла к нему. Он знал, что благодаря княжне сможет стать состоявшимся человеком, но отказался, ибо ценил свое доброе имя больше, чем все богатства мира.
Темир-Болат замолк, и все посмотрели на Каз-Джери. Тот прокашлялся и заговорил:
— История, конечно, удивительная. Все трое настолько замечательны, что выбрать кого-то одного очень трудно… — Он почесал в затылке. — Но, если честно, больше всего меня занимают эти два конокрада — какими же недалекими они оказались! Будь я на их месте, я б не стал красть лошадей, а увел бы именно княжну…
Он, видимо, намеревался пошутить, но князь и два старших брата были серьезны как никогда. И он сейчас же перестал ухмыляться.
— Вот искомый вами лис! — торжественно объявил князь. — Он только что выдал себя!
Каз-Джери побледнел, но, взяв себя в руки, признался во всем — как он тайно проникал в подвал, наполнял карманы золотом и раздаривал беднякам.
Старшие братья были в полнейшем восторге от хитрой уловки князя. Оба горячо пожали ему руку.
— Но мы все еще нуждаемся в твоем совете, — сказал Бел-Мерза. — Как все-таки поделить отцово наследство?
— И на это мне есть что сказать, — отозвался князь. — Продолжайте вести хозяйство, как раньше. Помните старую поговорку? Когда ураган ломает большое дерево у корней, его уже не поставишь на то же место… Сделайте вот что. Как доберетесь до дома, ступайте прямо в подвал и вывалите на пол все золото из сундуков. Потом возьмите лопаты, хорошенько перемешайте монеты и снова разложите по сундукам. Только в этом случае золото сохранит братскую связь между вами.
Братья нашли этот совет весьма толковым. Князь еще раз попросил их пожать друг другу руки и, начиная с этого момента, никогда не затевать ссор.
На следующее утро они были готовы тронуться в обратный путь. Вся семья князя, а также слуги вышли проводить их. Все были в хорошем настроении и махали платками, когда гости выезжали из ворот.
…Вернувшись домой, три брата спустились в подвал и сделали все так, как посоветовал князь Бадилат.
30 июня 1926 г.
