Агубе ГУДЦОВ. КНЯЖНА БИАСЛАНТ

КАВКАЗСКАЯ ИСТОРИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ А. ЦУЦИЕВА

АГУБЕ ГУДЦОВ И ЕГО «КНЯЖНА БИАСЛАНТ»

В 1926 году в Лондоне вышла в свет небольшая книга «Княжна Биаслант. Кавказская история» [1]. Книга написана на английском языке и сопровождена английским же предисловием Р. Б. Каннингем-Грехема. Автор работы — Агубе Куциевич Гудцов, этнический осетин, уроженец Владикавказа, хорошо известный в начале ХХ века как виртуозный цирковой наездник. Во многих публикациях Гудцов прямо называется «зачинателем жанра джигитовки на цирковой арене» [2, с. 100; 3, с. 12–18] или даже «основоположником цирковой верховой езды» [4]. Среди прочих замечательных конных номеров он также был автором и исполнителем уникального трюка, поразившего воображение не только публики, но и знатоков конноспортивного искусства. Он делал невероятный кабриоль (cabriole франц. — скачок): лошадь вместе с всадником совершала прыжок через прыгалку с согнутыми передними и вытянутыми задними ногами. В Англии даже были выпущены почтовые открытки с изображением трюков осетинского джигита [5].

Несмотря на широкую известность и большую популярность Гудцова в мире, многие факты его биографии, подробности его профессиональной и личной жизни нам неизвестны. Родился он около 1880 года во Владикавказе. Небольшая по численности фамилия Гудцовых (Гудцевы, Гутцевы, Гуццевы — осет. Гудцатæ, Гутцатæ) ведет происхождение из Тагаурии. Вероятно, изначально Гудцовы проживали в селении Цагат Ламардон [6, с. 201], близ которого находится весьма почитаемое до сегодняшнего дня родовое святилище Гудцаты найфат. Согласно посемейным спискам сел 1-го участка Владикавказского округа Терской области, на ноябрь 1886 года в Цагат Ламардоне еще проживало две больших семьи Гудцовых — Гуцова Смайли и Гуцева Дохцико (написание фамилий как в документе. — А. Ц.), имевших каменные дома и крепкое хозяйство [7, с. 97]. Позднее село опустело, его жители перебрались на противоположный берег реки Гизельдон, в село Хуссар Ламардон. Из Хуссар Ламардона Гудцовы переехали в Фазикау и в дальнейшем расселились по всей Осетии.

По сведениям С. Г. Гагиева, Агубе в 1902 году дебютировал в ростовском цирке, где до того работал конюхом. Позже выступал в цирке Крутикова в Киеве, в цирке Чинизелли в Петербурге и многих других цирках страны [5]. В 1908 году он был вывезен за границу Вильямсом Труцци — одним из крупнейших цирковых организаторов, режиссеров-постановщиков пантомим, выдающимся дрессировщиком и наездником. В те годы Гудцов много гастролировал по Европе и Америке. Вероятно, постоянным местом жительства он выбрал Англию. Об этом свидетельствует несколько фактов: многочисленные анонсы и рекламные объявления о выступлениях Гудцова в цирках и на ипподромах Британии в местной прессе; уже упоминавшиеся выше британские почтовые открытки с изображением удивительных трюков осетинского наездника; издание книги «Княжна Биаслант» именно в Лондоне. Кроме того, в справочнике «The London Gazette» от 11 декабря 1951 года указан лондонский адрес циркового артиста Филлипа Гудцова, «известного как Агубе Гудцов» [8, 6467]. В Лондоне же 18 февраля 1968 года завершился земной путь знаменитого мастера джигитовки. Похоронен Агубе Куциевич на кладбище в Северном Суррее.

Практически неизвестным событием биографии Гудцова является факт написания им упомянутого выше небольшого художественного произведения, перевод которого впервые на русский язык выполнен мной¹. Жанр «Княжны Биаслант» расплывчато обозначен автором как «кавказская история»; Р. Б. Каннингем-Грехем, автор предисловия к книге, определяет его как сказку. Для профессиональной оценки жанра работы и оригинальности ее сюжета я обратился за консультацией к доктору филологических наук, фольклористу, известному специалисту по сказочной и несказочной прозе осетин Д. В. Сокаевой. По ее заключению, книга — несомненно, оригинальное литературное произведение, в котором автор «совместил в одном им выдуманном сюжете сюжеты и мотивы нескольких известных осетинских новеллистических сказок и преданий». Д. В. Сокаева отмечает также «психологизм, которого очень мало в народных новеллистических сказках. Много саморефлексии, когда герои проговаривают свое внутреннее состояние, обсуждают поведенческие стратегии», что делает сказку Гудцова «зародышем рыцарского романа или прозаической поэмы»².

Предлагаемая читателям кавказская история представляет, на мой взгляд, не только литературоведческий интерес — она весьма любопытна с точки зрения изучения этнографии и традиционной культуры народов Кавказа, а также межконфессиональной ситуации в контексте особенностей догматики, норм поведения и этикета христианского и мусульманского населения региона.

Несколько слов необходимо сказать о предисловии к сказке Гудцова. Его автор, Роберт Бонтайн Каннингем-Грехем (Robert Bontine Cunninghame Graham, 1852–1936) — представитель аристократического шотландского рода, крупный политик, анархист, путешественник (в основном по Латинской Америке), плодовитый писатель. Наиболее известны его «Тринадцать рассказов» (1900), «Успех» (1902), «Эрнандо де Сото» (1903), «Шотландские истории» (1914), «Кони Конкисты» (1930). В 1880–1890 годах принимал участие в рабочем и социалистическом движении, был членом британского Парламента. Основатель и президент Шотландской лейбористской партии; основатель Национальной партии Шотландии, президент Шотландской национальной партии.

Автор предисловия сообщает нам еще некоторые малоизвестные моменты биографии Гудцова. В частности, он говорит о его владении рядом кавказских и иностранных языков. Сам факт того, что столь известная персона британского истеблишмента пишет предисловие к книге Гудцова, называет его своим другом, уже является интересным и дает нам дополнительную информацию о замечательном наезднике и артисте цирка. Подчеркивая искренность и красоту сюжета сказки, Р. Каннингем-Грехем отмечает простоту и незамысловатость стиля и несовершенство владения автором английским языком.

Работая над переводом «Княжны Биаслант», мне приходилось считаться с данной особенностью произведения и по возможности сохранять небогатую авторскую лексику³. В тексте также приведены примечания Гудцова, которые в ряде случаев дополнены моими комментариями.

Очевидно, сказка «Княжна Биаслант» пользовалась определенной популярностью, поскольку переиздавалась как минимум дважды — в 1926 и в 1931 годах.

Аслан Цуциев

Использованная литература

1. Gudsow Agube. The Princess Biaslant. A Caucasian Story. London: William Heinemann, Ltd, 1926.

2. Цирк. Маленькая энциклопедия / авторы-сост.: А. Я. Шнеер, Р. Е. Славский. М.: Советская энциклопедия, 1973.

3. Гагиев С. Г. Рожденные в седле. Очерк об осетинских наездниках. Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд-во, 1965.

4. О цирке им. Юрия Никулина. Ч. 4 // Цирк Никулина. URL: http://www.cirk-nikulina.ru/articles/id8/

5. Гагиев С. Г. Агубе Гудцов // Северная Осетия. 1993. 27 февраля.

6. Гаглойты З. Д. Ирон мыггæгтæ. Цхинвал, 2018.

7. Посемейные списки населенных пунктов Владикавказского округа Терской области на 1886 год. Т. 1. Владикавказ: Арктик-Медиа, 2011.

8. The London Gazette. 1951. 11 December.

КНЯЖНА БИАСЛАНТ

Кавказская история

ПРЕДИСЛОВИЕ

Преподавателям первого из Семи Свободных

Искусств и другим

Тем профессорам, которые еще не читали «Историю императора Карла Великого, рассказывающую о доблести и приключениях Двенадцати пэров Франции», нужно, не теряя времени, исправить сие упущение. Оттуда мы узна́ем⁴, что Карл Великий (которого мы называем Charlemagne) обучал своих детей Семи Свободным Искусствам, и в первую очередь — искусству верховой езды⁵. Это явно доказывает, какое из Семи Свободных Искусств (о прочих шести летописец умалчивает) вызывало его наибольшее уважение.

Профессорам этого Искусства из Искусств не понадобится моя помощь для понимания данной кавказской сказки. Те из них, кто растратил свое время на овладение прочими шестью Искусствами (видимо, это были танцы, фехтование, игра на лютне, пение, декорирование герба и, возможно, хиромантия), должны будут иметь в виду, что эта сказка посвящена людям, чьи взгляды на жизнь не очень отличаются от взглядов Карла Великого.

Я знаю Кавказ исключительно интуитивно. Тем не менее мне кажется, что я могу составить довольно четкое представление о нем, основываясь на опыте Марокко, южной границы Аргентинской Республики, когда вождь Намункура управлял пеуэльче и когда река Рио-Гранде от Аризоны до Матамороса смела и мескалеро, и липанов⁶. Во всех этих странах, гражданином которых я был в разные периоды моей жизни, я, как правило, был хорошо экипирован, имел винтовку и лассо, а лошади были главной темой нашего разговора. Наше единственное средство передвижения, наше верное прибежище во всех неприятностях, наше главное имущество и наша гордость.

То же и на Кавказе. По крайней мере, я понимаю, что это так, разговаривая с моим другом Агубе Гудцовым и читая его рассказ.

Мода в литературе и одежде быстро меняется. То, что сегодня современно, завтра устареет. Таким образом, для тех, кому стали тошнотворны прелюбодеяния, лесбийские романы и любовные истории молодых кастратов, достойных отправки в лучшие круги Городов Равнин⁷, эта маленькая сказка окажется чем-то притягательным в своей простоте. Поскольку она написана тем, кто несколько лет назад не знал ни слова по-английски и с кем (хотя он говорил⁸ на осетинском, грузинском, мингрельском, русском, турецком и других языках морозного Кавказа) мне пришлось говорить на итальянском — нашем единственном «общем» языке, то вежливый читатель (да и невежливый тоже) не должен искать здесь стилистических подарков. Мне все еще кажется, что несовершенство владения нашим языком, усвоенным им в цирках (да, я забыл упомянуть, что он цирковой наездник), и придает ему особенный шарм.

Он врывается в ваше сердце так, как скакал верхом всю свою жизнь, сначала в родных горах, а затем во всех цирках Европы — с твердой, легкой, высоко поднятой рукой. Наездники любой национальности, скачущие, чтобы заработать себе на жизнь, а не просто хорошо провести время, мчатся с той же высоко поднятой рукой, с глазами, устремленными к горизонту; стороннему человеку может даже показаться, что они не замечают ничего вокруг, однако это не так — видят они многое. В такой же манере и пишет Агубе — точно держит поводья в левой руке.

При первом чтении, прежде чем своеобразность стиля станет привычной, рассказ может показаться трудным для восприятия. Однако постепенно дар наблюдательности автора и странное, полупростое, но глубокое знание мира и человека (которое имеют многие на Востоке) покорят вас. Вы увидите, что помимо истории жизни княжны, а также второстепенной сюжетной линии о богаче и трех его сыновьях (совершенно в духе «Арабских ночей»), это еще и потрясающее собрание заметок о нравах и обычаях народов Кавказа. Старик в башне, ставший свидетелем трагедии кобылицы и жеребенка; слуги, почтительно выстроившиеся вдоль стены; постоянное столкновение двух религий — Христа и Магомета; долгие опасные путешествия; патриархальные обычаи и диковинные суеверия, возникающие почти спонтанно, — все указывает на то, что написано это уроженцем тех мест. Ни один иностранец, каким бы умным он ни был, не смог бы так написать, даже если бы наблюдал события изнутри.

Приятно узнать, что в родных местах писателя странствующий человек, будь он даже непроходимым глупцом, может с первого взгляда опознать дворянина. В наших английских палестинах дело обстоит иначе. Прямого потомка тех, кто в свое время пересек Ла-Манш с Завоевателем⁹, непросто признать, когда он в твидовом костюме и котелке прогуливается по улице, время от времени уклоняясь от омнибусов. Но на Кавказе это так же элементарно, как свалиться с норовистой лошади. В скачущем по дороге всаднике вы, не открывая своего «Дебретта»¹⁰, без особого труда распознаете дворянина, потому как лошадь его наверняка будет вороной масти, а ее задние ноги — в белых чулках.

Автор (наездник) старательно прописывает образ кавказской княжны, шаг за шагом подводя читателя к мысли, что женщина обязательно добьется своего, невзирая ни на светские, ни на религиозные законы. Так она делала с тех самых пор, когда в саду, на берегу Тигра, впервые поняла, что мужчина — всего лишь устрица, которую можно раскрыть одной улыбкой.

Читая эту маленькую сказку, несовершенную, но искреннюю, я вижу Кавказ — хотя и менее отчетливо, нежели в эпической истории Хаджи-Мурата, которую явил миру Толстой. «Высшая похвала моим господам», — могут сказать некоторые. Что ж, пусть говорят…

Р. Б. Каннингем-Грехем

Лондон, 23 марта 1926 г.

* * *

Жил-был пожилой мужчина, происходивший из древнего рода. Звали его князь Эльмерза Тагиат, и шел ему пятьдесят пятый год.

Это был человек хрупкого сложения, страдавший от старой раны в спине. По рождению он был магометанином. Городок, в котором князь прожил всю свою жизнь, звался Саниба. Этот городок окружен высокими горами, зимой и летом покрытыми снегом. У Эльмерзы Тагиата подрастало трое сыновей: Бел-Мерза, Темир-Болат и Каз-Джери. Обитал он в старом замке, возведенном на высоком холме. У подножия холма сверкало озеро, берега которого поросли дубняком. Окна замка были обращены на восток, из них открывался вид на водопады, срывающиеся с отвесных скал. Благосостояние князя зиждилось главным образом на скоте и племенных кобылицах. Правда, из-за слабого здоровья Эльмерза редко покидал жилище, предпочитая сидеть на верху высокой башни и просто наблюдать за тем, что происходит у него в поместье.

Однажды он сидел там и смотрел на кобылицу, что паслась на лугу у берега; чуть поодаль в теньке, притомленный жарой, дремал ее жеребенок. Внезапно князь разглядел нечто ужасное: большой обломок скалы катился со склона прямо на кобылицу. Спасти животное не представлялось возможным: пастухи были слишком далеко, их отчаянные крики никак не действовали на кобылицу — она продолжала мирно щипать траву, ни о чем не подозревая. Обломок ударил ее в бок и разорвал на две части. Жеребенок тут же проснулся, вскочил и заметался в поисках своей родительницы. Душераздирающее ржание разносилось по округе. Наконец жеребенок догадался поскакать к стаду и там окончательно растерялся: ни одна кобылица не позволила ему приблизиться, все отгоняли бедняжку.

Тем временем один из мальчишек-подпасков поспешил в замок, чтобы сообщить обо всем князю. Однако, когда он оказался перед Эльмерзой, тот оборвал его на полуслове.

— Можешь ничего не рассказывать, я все видел. Какое ужасное зрелище… — Князь помолчал. — Беги обратно и веди жеребенка сюда. Поставь его в стойло, я о нем позабочусь.

Мальчик поспешил назад и передал княжье повеление пастухам.

Принялись ловить жеребенка, что оказалось не таким уж простым делом. В конце концов все же поймали и отвели в замок.

Эльмерза стал выводить жеребенка из конюшни во двор, угощать хлебом, сахаром, морковью. Случалось, надевал на него недоуздок и вел на луг близ замка. Над озером висел узкий опасный мост — всякий раз князь уверенно вел по нему жеребенка, а следом семенила большая толстая овца. Дело в том, что почти каждая семья в тех краях держала в жилище овцу, и куда бы ни шел хозяин, овца следовала за ним, точно собака.

И вот однажды, переходя мост, князь случайно поскользнулся, и все трое полетели в озеро. Жеребенок быстро выскочил из воды, отряхнулся и убежал. Овца же, выбравшись, остановилась у берега, чтобы дождаться своего хозяина. Князь, помогая себе руками, выбрался следом за ней и лишь тогда понял, что при падении повредил позвоночник.

Кое-как добравшись до своих покоев, Эльмерза лег в постель и послал за лекарем. Явившийся лекарь осмотрел больного и нашел его состояние весьма плачевным. Внимательно выслушав свой приговор, Эльмерза взмахом руки отослал лекаря, после чего кликнул охранника.

— Утром хочу видеть своих сыновей, — сказал он вошедшему.

Охранник с поклоном удалился.

На рассвете дети вошли в покои князя и, выстроившись по старшинству, замерли у двери. Эльмерза лежал в постели, а толстая овца — на полу в изножье кровати.

— Я чувствую себя очень слабым, — проговорил князь. — Кажется, я скоро оставлю вас, дабы отправиться к месту последнего приюта. А потому вот вам три наказа, что будут нести отголосок моей воли. Любите друг друга как братья, оставайтесь верными своему сословию и всегда будьте честны… — Он помолчал, собираясь с силами. — Однако, если когда-нибудь вы вдруг раздумаете вести хозяйство сообща, все добро должно быть поделено на три части. Затеете спор, — видите портрет на стене? Это мой самый близкий друг, князь Бадилат. Поскачете к нему — он разделит имущество между вами.

Затем князь попросил помочь ему подняться с постели. Сыновья подскочили, поддержали. Эльмерза обулся, накинул на плечи черкеску и сказал:

— Идемте в подвал.

Спустились в подвал, где в углу стояли три больших сундука, обитые железом. Князь вручил старшему сыну, Бел-Мерзе, три ключа и указал на сундуки: отопри, мол. Тот сделал, как было велено, и все увидели, что сундуки доверху наполнены золотыми монетами.

— Видите? — сказал отец. — Все поровну, у каждого — по сундуку.

Ключи от сундуков, а также от двери подвала он для сохранности оставил Бел-Мерзе, после чего вернулся к себе в покои.

…Вскоре князь умер, и жизнь в поместье Тагиатов продолжилась без него. Старший из братьев с головой окунулся в домашние хлопоты, а двое других выполняли обязанности по хозяйству.

Младший, Каз-Джери, был склонен предаваться праздности, и мысли о трех сундуках, набитых золотом, ни на миг не покидали его. Он не мог взять в толк, как отец умудрялся скрывать такое богатство даже от родных сыновей. Эти три злосчастных сундука, бывало, даже снились юноше, и частенько по пробуждении он говорил себе:

— Будь у меня столько денег, я б всех осчастливил!

В конце концов он решил во что бы то ни было проникнуть в подвал. Однажды ночью ему удалось выкрасть из комнаты старшего брата нужный ключ, однако, оказавшись в подвале, юноша вдруг понял, что надобен еще один ключ — уже от сундука. Он выскользнул из подвала и следующей ночью явился со вторым ключом. Отперев один из сундуков, он взял столько золота, сколько поместилось в карманах, после чего запер сначала сундук, затем дверь подвала и был таков.

Несколько дней он тайно готовился к дальней дороге — собирал припасы, одежду, снаряжение. И как-то ранним утром, пока весь замок спал, вывел лошадь из конюшни, вскочил в седло и тихо выехал за ворота.

На вторые сутки он прибыл в селение, затерянное в бесчисленных ущельях. Здесь он быстро обзавелся друзьями среди молодежи, так как был хорошо одет и, судя по всему, не знал счета деньгам. Все искали его компании, и как-то раз вокруг него собралась сотня юношей. Он спросил их:

— Не лучше ли вам жениться, чем оставаться в холостяках?

— Но у нас нет денег, — отвечали ему.

— Об этом не тревожьтесь, — отмахнулся он. — Намедни я унаследовал большое состояние и могу позволить себе помочь вам… Полагаю, у каждого есть девушка на примете?

Ответы посыпались со всех сторон:

— О, да!..

— Еще бы!..

— У меня аж трое на примете!..

— Полдюжины красавиц ожидают меня!..

— А я совсем не боюсь жениться на знатной!..

Каз-Джери тут же раздал золото тем, кто выказал желание жениться. Юноши обрадовались и, не переставая выкрикивать имя своего благодетеля, поспешили домой, чтобы сообщить родителям добрую весть. Но Каз-Джери на этом не успокоился: одному он подарил свою лошадь, другому вручил пистолет, третьему — кинжал, четвертому — шашку, пятому — бурку, тем самым обрекая себя вернуться домой ни с чем.

На Кавказе есть обычай: выкуп за невесту. Если юноша намеревается жениться, он встречается с отцом понравившейся девушки и просит назначить цену выкупа. За дочь отцы требуют немалых денег даже с самых бедных женихов, и если семья юноши может позволить себе подобную трату, то сразу после передачи выкупа начинается подготовка к свадьбе.

…Возвратившись в замок, Каз-Джери поманил к себе одного из слуг и поинтересовался, искали его братья или нет. Слуга ответил, что не искали, и у Каз-Джери сразу отлегло от сердца.

Выждав для приличия две недели, он устроил себе новое путешествие. Потом вернулся, отдохнул и опять пропал.

Всякий раз он отправлялся в разные селения и раздаривал отцовское золото. Когда он трогался в обратный путь, люди непременно выходили из домов, чтобы попрощаться. Сидя на лошади и улыбаясь, он махал им рукой, а они глубоко кланялись.

Он промышлял этим в течение трех долгих лет и осчастливил множество бедняков. То тут, то там его поминали добрым словом, но старшие братья не придавали этому значения. Однако, когда до них дошел слух, что Каз-Джери видели в каком-то рванье верхом на хромой кляче, Бел-Мерза забеспокоился, сам не понимая отчего.

Однажды он проходил мимо двери в подвал и решил проверить, все ли там в порядке. Войдя и отперев сундуки, он пошатнулся как от удара: один из сундуков был наполовину пуст. Бел-Мерза запер сундуки, затем подвал и, вернувшись к себе в покои, сел на стул и закрыл лицо руками. Впрочем, долго он не просидел — вскочил и начал ходить из угла в угол. Ходил-ходил и в конце концов решился. Позвал слугу и велел:

— Скачи к моим братьям и передай, что я хочу их видеть.

Слуга поспешил исполнить поручение.

В это время братья были примерно в двенадцати верстах от замка. Прибыв, они немедля отправились в покои Бел-Мерзы и нашли его чрезвычайно мрачным.

— Что стряслось, брат? — спросили они в один голос.

— Ничего такого, — ответил он, не глядя на них. — Я позвал вас потому, что хочу разделить отцово наследство. Каждый должен взять свою долю, так будет лучше для всех.

Темир-Болат громко ахнул, услышав эти слова, но возражать старшему брату не посмел.

— Будь по-твоему, — сказал он, опуская глаза.

Каз-Джери помолчал и прибавил задумчиво:

— Что ж, давайте.

На стене висела карта их земель; Бел-Мерза взял карандаш и поделил карту на три неравные части. Самые плодородные земли он оставил за братьями, себе же взял камни да скалы. Потом в записях на столе он отыскал точные сведения о скоте и лошадях и все лучшее отдал Каз-Джери. Деля замок, двое старших братьев писали, склонившись над столом, а младший стоял у стены¹¹.

Когда с бумажными делами было покончено, Бел-Мерза извлек из кармана три ключа. Один протянул Темир-Болату, второй — Каз-Джери, третий зажал в кулаке.

— Это ключи от сундуков, — пояснил он. — Может, сходим посмотрим?

Братья спустились в подвал и встали каждый напротив своего сундука.

Первым сундук открыл Бел-Мерза.

— Согласно отцовой воле это будет принадлежать мне, — сказал он.

Затем пришел черед Темир-Болата отпирать сундук.

— А это — мне, — сказал он, кладя ладонь на золото.

Наконец и Каз-Джери сунул ключ в замочную скважину. В момент, когда он отбрасывал крышку сундука, Бел-Мерза сказал ему:

— А это, брат, твоя доля.

— О нет! — запальчиво возразил Каз-Джери. — Почему мне только полсундука?..

Темир-Болат до последнего ни о чем не догадывался. Заглянув в раскрытый сундук младшего брата, он вздрогнул:

— Боже мой! Кто взял их? Кто нас обокрал?

Каз-Джери ответил:

— Я б тоже хотел это знать!

— Неизвестно, кто вор, — сказал Бел-Мерза. — Однако, если мы продолжим этот разговор, боюсь, все закончится большой ссорой. Впрочем, надеюсь, наступит день, когда вор будет изобличен… — Он помолчал, затем повернулся к младшему брату. — Стало быть, ты отказываешься от той доли, которая лежит в этом сундуке?

— Отказываюсь! — решительно заявил Каз-Джери.

— Хорошо, — кивнул Бел-Мерза. — Тогда все, что нам нужно, — это отправиться к лучшему другу отца. Он скажет, как быть.

Средний и младший братья согласно закивали.

…Они выехали на трех великолепных вороных кобылицах, задние ноги которых были в белых чулках. Подобная масть в тех краях являлась знаком для простого люда: в седлах высокородные.

Дорога оказалась неблизкой — без малого двести верст от Санибы до христианского города Они. Невозможно представить трудности, что претерпели братья: дикие ущелья, непроходимые леса, узкие тропки, тянущиеся по-над пропастями, множество рек и опасных висячих мостов, рассчитанных только на пешего путника.

Наконец добрались до открытой местности. Навстречу им двигался человек, погонявший двух буйволов, которые тянули груженую телегу. Братья поприветствовали незнакомца, а он поприветствовал их. То был крепкий еще старик с очень проницательными глазами. Он сразу распознал во всадниках чужаков и обратился к ним:

— Могу я спросить, откуда вы и куда держите путь?

— Из Санибы в Они, — был ответ. — Едем повидать друга нашего отца, князя Бадилата.

— Ого, неблизкая дорога! — воскликнул старик. — Уверен, вы испытываете голод и жажду. Давайте я вас угощу.

С этими словами он взобрался на телегу и принялся извлекать из большой ивовой корзины разные яства. Братья переглянулись, пожали плечами и с удовольствием принялись за еду.

Там же, в корзине, у старика нашлись два полных бурдюка. Он покопался еще немного и поднял свернутую кольцами резиновую трубку длиной около четырех аршин. Один конец трубки вставил в горлышко первого бурдюка, противоположный конец сунул себе в рот. Потянул немного, проверяя содержимое, — оказалось, вино. Тогда старик отрезал обслюнявленный кончик трубки, чтобы путники не побрезговали, и предложил им угоститься. Но братья вежливо отказались.

— Очень сожалеем, — объяснил Бел-Мерза, — но, будучи магометанами, мы не прикасаемся к хмельному.

— Прошу прощения, — отозвался старик. — Я, конечно, знал про это, просто по ошибке вдел трубку не в то горлышко… Вот! — Он быстро вынул трубку из винного бурдюка и вставил в другой. — Тут вода, — заверил он, протягивая братьям конец трубки.

Те по очереди отпили.

— Теперь, — сказал Бел-Мерза, — хотелось бы узнать, как далеко находится Они.

Старик с прищуром глянул через плечо.

— Видите холм? Когда взберетесь на него, сразу за ним, в долине, будет городок. И вам больше не придется спрашивать дорогу к княжьему замку — там он один, не ошибетесь.

Братья по очереди пожали старику руку и поехали дальше. Старик восхищенно поглядел им вслед и проговорил, качая головой:

— Боже, ну разве не красавцы!

…В замок князя Бадилата братья въехали через главные ворота. Спешившись, они привязали лошадей к невысокому деревцу, что росло во дворе, сняли войлочные плащи¹² и накрыли ими спины лошадей. Затем по очереди вошли в гостевой домик, располагавшийся напротив дерева. В обширной комнате на стенах висело несколько шкур, одна из них была оленьей. Братья сняли свое оружие и развесили его именно на ней¹³.

Пока гости были во дворе, две молодые княжны наблюдали за ними, сидя на балконе замка и заплетая друг дружке косы. Когда же они скрылись в домике, старшая княжна вскочила и стала оглядывать двор в поисках кого-нибудь, кто мог бы подобающе поприветствовать гостей. Двор, как назло, оказался пуст. Тогда княжна поспешила вниз по лестнице и направилась в сад, где и отыскала своего отца.

Князь ухаживал за виноградными лозами, молодой слуга, топтавшийся рядом с ним, поливал виноград из резиновой трубки.

— Отец! — сказала княжна. — Пожалуйста, поторопитесь! Несколько всадников только что спешились у нас во дворе.

— Хорошо, — отозвался князь. — Я не заставлю их долго ждать.

Княжна удалилась, а хозяин замка послал слугу посмотреть, кто приехал. Тот отправился исполнять поручение. Когда он вошел в домик, братья оживились.

— Дома ли князь? — спросил Бел-Мерза.

— Да, скоро вы его увидите. — Слуга мельком покосился на стену, где было развешано оружие, и, поклонившись, вышел во двор.

Спеша обратно в сад, он также скользнул глазами по привязанным лошадям.

— Ну? — спросил князь, когда увидел слугу.

— Это трое высокородных, — доложил тот. — Правда, я никогда их раньше не видел. Оружие они развесили на оленьей шкуре, а задние ноги их лошадей в белых чулках.

— Интересно, — проговорил князь, отрываясь от своего занятия.

На лице его появилось выражение озабоченности. Достаточно ли хорошо я одет, чтобы показаться гостям? — подумал он и мысленно оглядел себя. Семидесятипятилетний, высокий, еще стройный, сивобородый. Длинная серая черкеска до колен подпоясана наборным ремнем. На ремне — кинжал в серебряной оправе. Мягкие сафьяновые сапоги. Загнутая спереди войлочная шапка… Князь смахнул невидимую пылинку со своего плеча и пошел к гостям. Слуга последовал за ним.

Войдя в домик, князь обменялся с братьями рукопожатиями и спросил:

— Могу я узнать ваши имена?

— Мы сыновья Эльмерзы Тагиата.

Услышав это имя, князь заулыбался.

— Тагиата? Надо же, больше двадцати лет минуло с той поры, когда я видел вас. Ну и вымахали же!.. — Он повернулся к слуге, замершему за его спиной. — Поди кликни кого-нибудь, пусть расседлают и накормят лошадей.

Две княжны тем временем любовались с балкона кобылицами. Одна другой говорила: «Не правда ли, магометанские юноши прекрасны! Даже если ненавидишь их — все равно хочешь не хочешь, а будешь на них смотреть! Только погляди на этих лошадок — вороные да с белыми чулочками! До чего же необычно!..»

— Теперь пойдемте в замок, — говорил князь гостям. — Познакомлю вас со своей семьей.

Проводив братьев в главную залу, он велел позвать жену и дочерей.

— Вот! — сказал он, когда те явились. — Это сыновья моего покойного друга. Знакомьтесь.

Женщины обменялись с юношами взаимными приветствиями. Потом случился короткий, необременительный разговор, после которого две княжны, извинившись, удалились в соседнюю комнату¹⁴.

Мать князя была еще жива, хотя ей давно перевалило за девяносто. Она тоже придерживалась магометанской веры, и князь никогда не забывал об этом.

— Хотя моя дорогая родительница, — сказал он, обращаясь к братьям, — очень стара и малость глуховата, я думаю, она будет рада еще раз повидать единоверцев.

Он провел гостей на балкон, где грелась на солнце его старуха-мать. Та с трудом поднялась навстречу гостям. Братья поклонились ей и по очереди представились.

— Надеюсь, вам понравятся наши христианские обычаи, — впалым ртом прошамкала она в ответ. — Без тех споров, которыми зачастую грешат люди.

Братья еще раз поклонились, после чего князь увлек их в свой сад. Неспешно прогуливаясь с гостями в тени виноградных аллей, князь предложил сходить на озеро.

— Тут недалеко, прямо за замком.

Там, у озера, стояла небольшая беседка, окруженная треком для верховой езды. Сейчас трек был занят: дюжина мальчишек в возрасте от пяти до двенадцати лет каталась по очереди на кауром пони. За ними наблюдал пожилой мужчина в красной войлочной шапке — судя по всему, объездчик.

Князь рассадил гостей в беседке, уселся сам, и вместе они принялись наблюдать за детьми. В дальнем конце трека стояла, переступая с ноги на ногу, серая кобылка. Около нее, выстроившись в ряд, замерли трое мальчишек. Подошедший объездчик принялся объяснять мальчишкам, как правильно садиться в седло, как держать поводья, как спешиваться.

— Кто эти дети? — спросил Бел-Мерза у князя.

— Соседские, — ответил тот. — Поскольку их родители бедны и безлошадны, я распорядился соорудить здесь трек, чтобы можно было бесплатно учиться верховой езде. Пятнадцать лет уж катаются, и знаете что? На сегодняшний день наше селение может похвастаться несколькими замечательными наездниками.

— И вправду отличная затея! — воскликнул Темир-Болат. — Вот бы и нам у себя попробовать. Интересно, найдется ли хоть одно дарование.

…В замке ничего не было подготовлено к внезапному визиту гостей. От братьев не ускользнуло несколько вещей, заставивших их сильно удивиться княжьей беспечности.

На третий день слуги закололи овцу, и Каз-Джери, краем уха услышав про это, поспешил поделиться с братьями:

— Для нас только что закололи овцу — очевидно, перерезали горло, как свинье. Но ведь мы не можем это есть, тьфу!

Ближе к вечеру князь позвал гостей отужинать с ним. Вчетвером они расселись за столом, который ломился от всевозможных яств и напитков. Слуги выстроились поодаль у стены, готовые исполнить любое пожелание.

Согласно христианскому обычаю князь снял с головы шапку и отложил в сторону. Братья же остались в шапках — согласно магометанскому.

Закатывая рукава, князь сказал:

— Ну что ж, друзья, теперь можем приступить…

И тут гости неожиданно встали из-за стола.

— Что? — удивленно вопросил князь, тоже поднимаясь. — Что случилось?

— Прости за неучтивость, хозяин, — сказал Бел-Мерза. — Но мы не можем прикоснуться к этому мясу.

— Но почему?!

— Потому что овца была заколота христианином.

— Вот как…

— У нас, магометан, есть для этого дела специальный человек, только он может закалывать. И овец мы содержим в закрытых помещениях.

Некоторое время князь потрясенно смотрел на молодых гостей.

— Прошу прощения, — выдавил он наконец, — но для нас нет никакой разницы!

— Понимаю, — ответствовал Бел-Мерза. — Но для нас разница есть, и большая.

Темир-Болат прибавил:

— К сожалению, христиане часто ошибаются в общении с нами. Например, хлеб для себя и для гостей вы выпекаете из одной и той же муки. Магометане так не делают. Часть муки мы храним отдельно — как раз на случай, если явятся гости.

— Да, да, это действительно так, — закивал князь. — Всю муку я держу в большом коробе.

Тут подал голос Каз-Джери:

— У по-настоящему честного человека всегда найдутся враги, ибо он говорит всю правду, без утайки. Боюсь, что в жилах твоих нет и капли крови славных Бадилатов.

Окончание следует.