* * *
Что за манера, друг, отбеливать себя?
Сочувствия искать, как редкостного блюда?
Пусть гений Вы – не я. Но оба мы, губя
Друг друга взаперти, заложники не блуда –
Жестокости, скорей, и мелочных интриг,
До смеха глупых сцен на бытовые темы…
И гаснет солнца лик, небесный материк,
Материя любви, праматерь теоремы.
Доказывать её нелепо и смешно –
Коль сорван сей покров и таинство безбожно,
Себя утешишь ты. Но то-то и грешно –
Быть адвокатом там, где быть им невозможно.
Не лучше ль разойтись, чем муками питать
Беспочвенных надежд ростки непониманья?
Вам не суметь мне внять. Мне – Вам. К чему страдать?
Знать, не моя Вы дань. Увы, не Ваша дань – я.
Давайте же, любя и помня Новый Год,
И ёлку, и вино – богов напиток дивный, –
Потопим пароход, который не плывёт,
Под плач семи ветров и смех плакучей ивы.
* * *
Зимнее солнце в память ворвалось,
Сон рассекая снежным лучом…
Сколько ушедших, а сколько осталось
Дней и ночей, не умытых дождём
Чувств, без которых бренное тело
Самый нелепый по тяжести груз –
Если б душа моя вовсе не пела,
Знали бы губы бессмертия вкус?!
* * *
Энергия вибрирующей мысли
Тех, чьи тела уснули под землёй,
Родник истока молчаливой выси,
Парящей над тобой и надо мной.
Не странно ли – в одежду слов одета,
Бессмертие при жизни обретя,
Мысль движет направление планеты
И плачет, словно малое дитя?!
* * *
Мелодия забытых сновидений
За мной уже не бродит по пятам,
Дождь отрезвел, причудливые тени
На голых ветках пляшут по утрам.
Протяжны завывания метели,
Печальна песнь остывшего костра,
Озябшие волнения взлетели
Как птицы с почерневшего креста.
На всём следы слепого изначалья
И радости неукротимый след,
Ликует день, исполненный страданья,
Но мне и в нём привычной роли нет.
Пронизанная солнечной тревогой,
Иду во тьме, влекущей наугад
К такой же безутешно одинокой
Душе, познавшей заповедь наград.
И только ей себя вручив однажды,
Дыханье успокоит бездны зов.
И кончится томительный и страшный
Один из самых непробудных снов.
* * *
Уходят один за другим,
Оставив открытыми двери…
Кричу, сиротливая, им:
– Довольно! Я в смерти не верю!
Как холодно в диком миру
Бездушных, расчётливых тварей,
И мысль, что когда-то умру,
Уже веселит, а не ранит,
И радостно вдруг от того,
Что скоро и мне в эти двери
Без паники, страха – бегом,
Забыв про земные потери!
* * *
Шар земной огромен,
Но ты первый, кто
В этом божьем доме
Снял с меня пальто,
Чай налил горячий,
Хладные согрел
Руки. О, мой зрячий,
Мой земной удел!
Мой палач и лекарь,
Жизнь моя и смерть,
В лике человека
Быть тебе и впредь.
От какого пыла
Мне не ведо… Ве!
Ведомо – заныло
Сердце по траве,
По морям, по суше,
По людской среде,
О земном, о муже,
О земной беде
Плачется бесслёзно…
Стынет в чашке чай.
За окном – морозно.
Здравствуй! И прощай!
* * *
Ты праздник убил и в себе, и во мне.
Но жить, как и прежде, возможно.
Жаль, розы завяли… И гимн сатане
Поёт день весенний безбожно.
Я нищенка в мире любви и тепла.
И твой не востребован гений.
А вместо иконы глядит из угла
Хозяин твоих настроений.
* * *
Нам друг друга уже не любить,
Нам друг другу уже не присниться.
Я устала живых хоронить,
Силы нет гладить мёртвые лица.
Душу разве свою мне убить?
Трудно это иль просто – не знаю.
Уходи. Нам уже не любить.
На прощанье тебе нагадаю
Продолжение дня без меня,
Чья-то ласка тебя успокоит.
Уходи, а не то обвинят
В моей смерти мои же устои.
Видишь, как несуразно весной
В душах сеять метели и льдины…
Уходи. Мне пора на покой,
Созерцая души именины.
* * *
Мой удел – хоронить нерождённых,
Целовать и крестить мертвецов,
Проклиная, любить прокаженных
И прощать безнадежных слепцов.
Возвеличенной лжи подаянье
Не приму и в смертельной тоске.
Мой удел – обретать расстоянье
От безумства, чей дом на песке
До заоблачной тверди, плывущей
Выше слабостей духа и зла,
Чтоб сказать:
– О Господь всемогущий!
Я безропотно крест донесла.
* * *
Разбита жизнь на мелкие осколки,
Нет у неё начала и конца…
Осколочная явь рождает толки
О святости тернового венца.
Да что венца! Путь стелется цветами
Бодлеровского рыночного зла…
Оставь надежду всяк, живущий в храме.
На выход… Похоронный звон стекла
Не тело ранит – душу бередит:
Сосуд разбит, но истину – хранит.
