КРАСНЫЙ КОМБИНЕЗОНЧИК, ИЛИ
ОБЕЗОРУЖИВАЮЩАЯ УЛЫБКА1
Я люблю слушать мамины рассказы о Прошлом: под них хорошо засыпается. Голубые небеса, зелёные поля, маленькие птички и красивые цветочки – мама говорит, что всё это было раньше. Но я ей не верю, она хорошая, но странная. Никогда не улыбается и часто плачет, когда думает, что её никто не видит. В Среднем коридоре маму даже боятся, там нельзя вспоминать Прошлое. Начальник блока запрещает. Зато в нашем – Верхнем – коридоре можно разговаривать с соседями и когда очень надо выходить на поверхность. Нижние считают, что нас не жалко, поэтому. Но они глупые, всё время пьют какую-то зелёную жидкость и очень громко смеются.
Мама запрещает мне ходить к ним, говорит, что маленьким там не место. Если вырасту, то меня переселят туда, в Нижний коридор. Потом я вернусь с ребёночком, но это не мама говорит, а Пит, он живет в соседней комнате с дедушкой. Дедушка его ещё более странный, чем моя мама. Он горбатый и практически прозрачный. Иногда я даже не верю Питу, что его дедушка настоящий. Вот моя бабушка непрозрачная, высокая, ровная и морщин на ней очень мало.
Эх, скорей бы Среда. По Средам можно выходить на поверхность и гулять до Восточных долин – там живёт бабушка. Мама никогда не выходит наружу и меня не любит отпускать. Хотя снаружи не страшно: красный туман и тропинки. Под землёй, конечно, интересней: там живу я с мамой, Пит и его дедушка (он знает много старых слов, часто ругается сам с собой и без конца сморкается); Валерия и Мария – мои подружки, и всякие другие люди из соседних коридоров. Раньше у меня были еще Рози и Кент, но они ушли наверх и не вернулись, так мама говорит. А дедушка Пита сказал, что они просто развалились на части и умерли, потому что их родители жили в М-3.
Это такие секторы на поверхности, их потом специально так назвали, от того, кто где находился к туманному взрыву: М1 – это прямо рядом, там никто не выжил, только тараканчики, М2 – выжили какие-то животные, но «мутировали», не знаю что это значит, но явно что-то нехорошее, М3 – здесь в живых остались многие, но ненадолго, М4 – это как раз мы, из Верхнего коридора, подпорченные, это Пит говорит и грустно улыбается, он старше меня на три года и любит поумничать. М5 – это те, кто сейчас живёт в Среднем коридоре – все серьёзные очень. Хмурые и неприветливые какие-то, не люблю их. И, наконец, М6 – Нижний коридор заселяют, это то место, куда нас не пускают. Там весело и можно спокойно размножаться – так дед Пита говорит и хихикает по-дурацки.
* * *
Иногда мне кажется, что Пит тоже может развалиться на части, как Рози или Кент. Уж больно часто он стал кашлять красным. Поэтому я очень хочу, чтобы Среда пришла поскорее – Питу нужно лекарство, которое дают только в Восточной долине, и то «не факт, что выделят», как Питов дедушка говорит. Он тоже хочет выйти наверх, чтобы внуку лекарство принести. Глупый дед. Чтобы наружу выйти, надо комбинезон надеть красный со всякими трубками и кнопочками – тяжелый очень. Слабый и прозрачный дедушка просто не выдержит и свалится сразу.
Но я уже решила, что схожу и к бабушке, и за лекарствами, мне никто не откажет. Потому что у меня «обезоруживающая» – уф, какое длинное слово! – улыбка. Мама так говорит и становится ещё грустнее. Это оттого, что, когда улыбаюсь, я похожа на папу. Но я ей не верю – не видела ни разу никакого папы, думаю, его и не было никогда. Мама выдумщица же у меня. Всё твердит о Прошлом, а я так думаю не было никаких птичек, цветочков, и папы не было, и даже взрыва этого. Думаю, мы всегда жили под землёй, а сверху всегда был красный туман и множество протоптанных или не очень тропинок.
* * *
Наконец-то Среда.
Мне навручали опять всяких металлических штучек и колбочек. Информация и анализы, так Пит говорит и вздыхает. Ему запрещают наверх ходить – как кашлять начал, с тех пор.
Каждому, кто идет в Восточные долины, дают рюкзачок с этими штуками, нужно их тамошнему начальнику передавать. А мне можно бабушке, она там Учёной работает. У них так интересно – всё блестит, шипит, кипит, трубки, кнопочки всякие. Мне, правда, только сквозь окошко можно смотреть: внутрь таких комнат не пускают. Жадные эти учёные все, хотя бабушка не такая. Она меня очень любит и всегда угощает всякими вкусными штуками, у нас таких нету. Они сладкие-сладкие. Бабушка их, правда, лекарствами называет, но лекарства невкусные и горькие же. Странно, в этих их долинах всё иначе, даже лекарства. А Питов дед вообще говорит, что они там все чокнутые, и пальцем крутит у виска.
Мама опять плачет, глядя, как я залезаю в комбинезон. «Ты только никуда с тропики не сворачивай, дочка. Пожалуйста». Ох, она всегда говорит одно и то же, даже злюсь на неё сейчас. Но не сильно, она ведь мама.
Пит долго держит меня за руку и явно что-то хочет сказать, переминается с ноги на ногу. Но мне уже не терпится выбраться на поверхность, потому я обещаю ему, что вернусь очень скоро и всем принесу подарки, а больше всех – Питу, чтобы он не развалился на части, как Рози и Кент. Бегу к люку. Мне давно уже привычна поверхностная одёжка – не чувствую, что она тяжелая. Ха, мама бы и шагу, наверно, в нем не смогла бы сделать, думаю я, и выхожу наконец на узенькую, протоптанную дорожку.
* * *
Хоть я и обещаю маме не сворачивать с тропинки, но никогда так не поступаю. Всегда прихожу к Восточным долинам разными тропинками, мне кажется, что все они ведут в одну сторону.
Интересней всего, когда иду одна, без других людей из нашего коридора. Вот и сейчас я одна. Слышу лишь хруст камешков под ногами, и всё. И – туман-туман-туман вокруг.
Мама его очень боится, а, по мне, он даже красивый. Если долго смотреть в туман, можно увидеть в нем всякие причудливые фигурки: клубится и движется, как живой.
Вот и сейчас застыла посреди дороги, всматриваюсь. Странно. Явно человек в тумане идет ко мне, осторожно и медленно.
С интересом рассматриваю незнакомца. Такого чудного я никогда не видела ни на земле, ни тем более под.
Все, кто выходит на поверхность, одевают красные комбинезоны. Для маскировки, как Пит говорит. И неважно, из каких ты долин. Но этот человек был в сером комбинезоне! Казалось, он весь был собран из металлических кусочков: и туловище, и руки, и ноги.
Когда он подошел поближе, я увидела, что и глаза у него серые – холодные, жесткие.
Стало как-то неуютно, я отступила назад.
– Не бойся, девочка. Я не обижу тебя.
Какой приятный, мягкий и ласковый голос! Он совершенно не шёл к холодному взгляду незнакомца. Всё интересней и интересней! Как хорошо, что я пошла именно этой дорогой и повстречала этого чудика.
– Куда ты направляешься совсем одна? – продолжил он.
– Я иду к бабушке за лекарствами для Пита, – какой странный у меня голосок в наушниках. Никогда до этого на поверхности ни с кем не говорила. Такой тоненький, фу.
Разговоры через наушники и микрофоны запрещены, только в крайнем случае можно. Поэтому если я иду с кем-то, то все мы молчим, и это бывает самая короткая и скучная Среда.
Но сегодня она совсем другая.
– Лекарствами? – глаза чудака блеснули металлом, а сам он напрягся и наклонился вперед.
Мне, наверно, надо было испугаться, но я никогда и ничего не боюсь, даже не знаю, что это такое. Пит говорит, что это последствия взрыва и у меня в мозгу чего-то не хватает. Но это он шутит так.
– Ага. Моя бабушка живет в Восточных долинах, и она Учёный доктор. Там таких много, но она самая лучшая. Потому что она моя бабушка! – гордо ответила я.
– Какое совпадение, милая девочка! Я тоже иду как раз в Восточные долины. Пойдем вместе?
Вот всякая разумная девочка, например Валерия или Мария, те еще умняши, вечно любят поучать и наставлять, хотя ничем не лучше меня. У Марии вообще даже волос на голове нет. Ни единой волосинки!
Хотя ладно, я не о том. То есть любая из них никогда б не заговорила с чужаком и тем более не пошла бы с ним по одной тропинке в гости к своей обожаемой бабушке. Но я не унылая правильная девочка. Я – это я!
Потому мы с незнакомцем отправились в путь вместе. Он оказался таким занятным, рассказал о том месте, откуда пришёл. Как там тяжело и голодно. И много болезней и нет ни врачей, ни лекарств. Сказал, что как его зовут и как называется его дом, мне лучше не знать, это, мол, сюрприз и тайна. Так я и не поняла, правда, что из двух. Ещё он сказал, что мне бы там не понравилось – дурно пахнет и люди не похожи на тех, кого я привыкла видеть каждый день.
Я посмеялась, потому как он выглядел вполне обычно, если не считать его комбинезон и голос.
Человек возразил, что я не видела его настоящего, вот когда дойдем до Восточных долин, тогда, сказал он, ты поймешь.
Такой интересной Среды еще не попадалось мне.
* * *
– А ты всегда ходишь в Восточные долины один? – я бы не отказалась рассмотреть еще одного серого человека. Правда ли, что они не понравились бы мне?
– У меня важное задание. Если его выполню, настанут новые времена для моих сородичей, – он говорил так же мягко, как и двигался. Будто плывет или крадётся во сне. Если б не комбинезон, можно было подумать, что он состоит из тумана, так плавны были его шаги.
– Ой, скорей бы эти времена настали! А то в нашем коридоре все скучнее становится жить, и соседи быстро меняются. Мама все чаще плачет и вздыхает, но ничего мне не объясняет, – вспомнив её, я загрустила.
Наверняка она сидит в своем любимом тёмном углу, не двигаясь, и ждёт. Ждёт меня.
– Сомневаюсь, милая девочка, что эти Новые времена придутся тебе по душе. – Мой новый знакомый снова на меня посмотрел – всё так же холодно и отстраненно. Его взгляд так не вязался с голосом! Потому я старалась не глядеть на него, а только слушать. Так было гораздо интересней и приятней.
– А мы уже почти пришли в Восточные долины! Тут совсем рядом! – радостно воскликнула я. Уж очень мне хотелось забыть этот странный взгляд.
Серый человек резко остановился и глянул вперед.
– На этом месте, девочка, мы с тобой распрощаемся.
Мне сразу стало как-то грустно и тоскливо. Металлический человек это понял – по мне, всё сразу видно. «Ты – как открытая книга», – смеялся Питов дед. Книга… Даже не знаю, что это. Явно из старых словечек. Надеюсь, оно не плохое, слово это.
– Не печалься, ребёнок. Возможно, мы с тобой еще встретимся. Хотя сомневаюсь, что ты будешь рада меня видеть.
Не успела я открыть рот, чтобы возразить, он тут же исчез. Ну, не по-настоящему, конечно. Просто убежал быстро. Так быстро даже лифты не двигаются. А что может быть быстрее лифта? Только он, оказывается.
Ну да, странная Среда, очень-очень странная.
* * *
Вот и конец пути. Скоро я увижу бабушку! Я пошла быстрее, привычно направляясь к Северному входу. Набрала код на панельке и только потянулась к рычагу, чтобы открыть люк, как он сам со скрипом отворился.
Забыли запереть? Так не похоже на этих серьёзных людей. Ну да ладно. Так же проще, с другой стороны.
Но ни в первом отсеке, ни в следующем я не встретила людей. Вообще никого. Может, у них собрание?
Наш начальник коридора, Седой Вилли, как все его зовут, хоть он и злится. Полковник Трой – это так, как он хочет чтобы к нему обращались, но слишком глупое это слово – «полковник». Нет у нас никаких полковников, да и не водилось никогда. Так вот, когда начальник собирает всех взрослых, раз в неделю, тогда коридоры пустеют, так же как и тут сейчас.
Может, и у них одно из таких сборищ. Пит говорит, что на них подсчитывают потери и проводят диагностику состава. Что-то очень скучное и нудное, я считаю. Такими словами ничего весёлого не может называться.
В любом случае, узнаю всё у бабушки. Вот и её комната.
Да, дедуля Пита всё же прав – у них, этих, в Восточных долинах, все не как у людей – бабушкина дверь тоже открыта!
– Бабуля ну какая же ты странная сегодня! – говорю я, захожу, осторожно кладу на пол рюкзак и осматриваюсь.
* * *
Бабушка сидит на кушетке, очень ровно и неподвижно. Лампы по стенам горят как-то тускло, так что я вижу очень плохо. Хотя в бабушкиной комнате нет ничего интересного. Здесь только то, что нужно для жизни, как она говорит: стул, стол, кушетка и комод. В комнате бабуля только спит. В другое время она занимается наукой в тех забавных помещениях с трубками и кнопками.
– Дорогая, прикрой дверь и садись рядом. Я так рада тебя видеть, – быстро говорит она и протягивает ко мне руки.
Ну да, бабушка не похожа на обычных людей. Она редко улыбается, никогда не шутит, не целует и не обнимает меня, как мама. Бабуля говорит, чтобы я никогда лишний раз ни к чему не прикасалась, особенно к людям. Это самые опасные существа на планете, так она считает.
Поэтому, когда бабушка тянет руки ко мне, чтобы обнять, я медленно закрываю дверь и аккуратно нажимаю кнопочку снизу стола, когда прохожу мимо.
Давно ещё, много Сред назад, бабуля сказала, что если что-то напугает меня (забавная она!), или я почувствую опасность, нужно непременно нажать эту кнопку, тогда спасатели меня спасут. Бабушка тоже любит рассказывать небылицы, как мама, только её сказки другие. Они всегда полны неизвестных опасностей, болезней и всяких ужасов, которые таятся в каждом углу. «Я уже достаточно пожила и многих пережила, очень не хочу пережить и тебя», – спокойно говорила она тогда, угощая меня всякими вкусностями, сладкими-пресладкими.
Нет, я не испугалась и не почувствовала эту самую опасность, просто поняла, что бабушка хочет, чтобы я сделал именно так. Иначе зачем ей тянуть ко мне руки, это так на неё не похоже.
Да и сама она выглядит не так, как обычно. Сижу рядом и рассматриваю её лицо, непривычно вытянутое какое-то. Глаза огромные, широко раскрытые и смотрят в одну точку.
– Бабуля, а почему у тебя такие большие глаза? – спрашиваю я.
* * *
Свет вспыхивает очень ярко. Я жмурюсь и слышу знакомый мягкий голос:
– Это чтобы лучше видеть тебя, ребёнок.
Радостно вскакиваю с кушетки и замираю в удивлении.
Мой металлический знакомый выглядит сейчас по-другому. На нём нет комбинезона. Он почти голый, кожа серая, в пятнах, руки и ноги кривые и очень худые. Чудак стоит, наклонившись вперед, и раскачивается. Вспоминаю его рассказ и зажимаю нос рукой – действительно ужасно воняет! Он улыбается мне, и я вижу острые, как иголки, металлические зубы.
– В комбинезоне ты был гораздо красивее, – говорю я и сажусь обратно, рядом с бабушкой, и старательно дышу ртом.
– Красота осталась далеко в прошлом, – мягко говорит мой вонючий знакомый и медленно подходит к нам. – Вы думали, Красный взрыв – это самое страшное, что с вами может случиться. Но мёртвые не все мертвы.
Бабуля вдруг вскакивает, становится передо мной, заслоняя, и кричит. Никогда не слышала, как она кричит. Понимаю теперь, что значит «страшно», я впервые в жизни напугалась. Голос у неё стал тонкий и визгливый:
– Забирай что хочешь и уходи! Оставь нас! Немедленно!
– Мне нужны лекарства, чтобы лечить язвы, и врач, чтобы делать эти лекарства нам. То есть ты – вполне подойдёшь… – он уже совсем близко. Кашляю, не могу дышать, глаза слезятся и чешутся. Вонючка тянет к бабуле пятнистые, костистые руки…
– Я плохо помню, что было дальше… – переминаюсь с ноги на ногу, мне как-то неуютно стоять в центре огромного ангара, с низким потолком и рядами стульев. В первом ряду сидит мама, Пит, его дедушка, Валерия, Мария, Седой Вилли и много разных соседей из нашего коридора, и, подозреваю, тут есть люди из Среднего и даже из Нижнего!
Я очень волнуюсь, потому что, после того, как вернулась домой, нас с мамой впервые позвали на собрание вместе и попросили подробно рассказать всё, что случилось в Восточных долинах. Подробно!
Я не бабуля, и не мама, не люблю говорить, мне бы послушать, но сейчас все ждут. Вздыхаю и продолжаю:
– Ну… он протянул к нам руки, а потом в его животе я увидела человека. У него, у этого человека то есть, в руке была какая-то штука, и он направлял её в меня. Бабуля закрыла мне глаза рукой и попросила не смотреть. Она сказала, что человек был спасателем, и я его увидела сквозь дырку в животе серого вонючки, потому что он выстрелил в вонючку кислотой какой-то, и вонючка умер. Нас спасли, и я вернулась домой. Можно мне теперь к маме?
Я улыбнулась – это всегда действует. Вот и сейчас Седой Вилли разрешил мне сесть на стул между мамой и Питом. Кстати, Пит кашляет всё реже, я ведь такая молодец, принесла ему лекарство!
* * *
Серый человек был прав. Начинается Новое время, когда у нас появился иной враг, как сказал Седой Вилли. И этот враг – не туман.
Лепрозорник – так назвали место, откуда пришел мой вонючий знакомый. Раньше это была просто выгребная яма, куда сбрасывали трупы и всякое разное заразное и безнадёжное. Но, как сказал Вонючка, не всё там было мертво, еды у них не было, кроме трупов, ну вот они так там и жили, пока наконец не смогли найти путь наверх. Теперь все долины вооружаются и ждут новых посетителей. Пит сказал, они придут непременно. Да и бабушка, когда провожала, вручила мне штуку, которую назвала оружием и сказала, никогда-никогда с ним не расставаться. Потому что оно способно отнять жизнь у тех, кого не люблю и спасти тех, кого люблю. Я никогда не спорю с бабушкой, она всегда права, так считаю. Потому я взяла это самое оружие. Ох, не хочется признаваться, но мне очень не нравится это Новое время, которое уже близко.
* * *
Мало того, что все вокруг мельтешат, так еще и Пит чудит все сильнее и сильнее. Раньше он всегда был рядом, ходил за мной как хвостик, так дед его над нами подшучивает. А теперь я вижу его все реже. Целыми днями он пропадает со взрослыми – «рассматривает снаряжение и помогает сортировать оружие», так он важно мне говорит, когда встречаю его в коридоре. Валерия и Мария тоже изменились – всё твердят, что играм сейчас не место и надо все усилия отдавать приготовлению к Войне. Зануды…
Не поменялась только мама, она все так же плачет и вздыхает в своем углу.
* * *
Ну все! Мое терпение наконец-то лопнуло!
Вчера в коридоре встретила Пита. Он остановился, и я попыталась уговорить его поиграть или хотя бы тайком пробраться на Нижних поглядеть. Сделать хоть что-то весёлое. Но он холодно пожал плечами и ответил:
– Веселье осталось в прошлом. Не будь глупой. Ведь скоро Война! – и тут глаза его блеснули знакомым металлическим блеском.
Это последняя капля моего терпения! Так вроде бы говорит дед Пита, когда злится.
– Никогда не думала, что скажу тебе такое, Пит! – резко выпалила я. – Но от тебя ужасно воняет!
Хлопнув дверью у носа удивленного Пита, я пошла спать.
* * *
Но мне не спалось: прислушивалась к тревожной беготне снаружи. Не видела, но знала: взрослые нацепляют на себя металлические каски и такие же жилеты.
Лежала и думала.
И наконец под утро, когда всё успокоилось, я тихонько вышла за дверь и направилась к наружному люку. Потому что теперь точно знаю, что нужно делать.
Вонючка пришел за лекарством, так же как и я. Вонючку убили, а мне дали лекарств. Что такое есть у меня, чего нет у него? Правильно – улыбка! Она реально обезоруживающая, наверно. Так что я решила всё исправить. Я ведь могу носить лекарства и к Лепрозорнику – что такого? Ходить в тумане мне нравится. Еще пообещаю вонючкам, что если вырасту, то стану врачом и буду их лечить. А потом, глядишь – смогу и бабушку уговорить, и всех остальных. Так что пожелайте мне удачи, я пошла останавливать Войну. Уж больно оно противное, это слово, честное слово!
Ах да! Оружие я все-таки с собой взяла. Мало ли, вдруг на вонючек не подействует моя улыбка. Так что пусть будет при мне. Для страховки.
КАК СТРАШНЫЙ СОН
– По радио сказали не покупать ничего у старухи в красном платке. – Василий с тревожным видом оглядывал троллейбусную остановку: сумрачное утро, тоскливые рожи, скучные одежды.
– Тебе много не надо для паники, – Павел звучно шмыгнул носом, протирая очки краем куртки.
– Так ведь с чего вдруг по радио такое? И голос… Как в годы войны о нападениях и битвах сообщалось. Не просто так оно, – у Василия задергалось веко.
– Вась, ты вчера пил? – Очкарик уныло поглядывал на проезжую часть: троллейбусом и не пахло.
– Ну, пил… – буркнул закадычный друг.
– А когда радио сказало тебе это? – Павел начал заметно веселеть, прямо на глазах.
– Утром. Вот только зубы почистил…
– Ага, как раз перед гимнастикой, небось… Ладно, не было никаких голосов. Все тебе либо приснилось, либо утречком привиделось. Забудь. Опаздываем уже, черт.
…Ехали как обычно ― битком и на последней ступеньке. Хорошо, что рядом притиснутая тетка не пила алкоголя вчера и духами не злоупотребляла (наружно).
На заводе в курилке и в обеденный перерыв, как ни странно, о бабке в красном платке говорилось много. Василий был реабилитирован, а Павел только раздражался из раза в раз. Никто толком не мог сказать, что эта за старушка такая, что она продает, почему ее надо опасаться. Но о загадочной бабке говорил весь завод от вахтера Зиныча до главбуха Федулкина. «Красная-красная-красная…» – весь день преследовало Павла.
Возвращаясь домой с батоном хлеба под мышкой, рабочий уже как-то затравленно рассматривал людей, вышагивающих ему навстречу, шарахаясь от красных сумок, шапок и шарфов. «А ведь они с нашем знаменем цвета одного», – вертелось в голове у Павла, когда он поднимался на двенадцатый этаж, тяжело дыша и тихо ругаясь, – лифт, по обыкновению, не работал уже второй месяц.
Как только наш герой переступил порог дома, все его беспокойство враз улетучилось. Видимо, виной тому был аппетитный запах из кухни и приветливый голос молодой жены:
– Павлик! У нас сегодня чудесный ужин! Бегом мыть руки – и к столу!
Уже третий месяц Павел никак не мог нарадоваться на Ниночку. Как тяжел и мрачен ни был день, одно неизменно влекло рабочего Негожкина Павла Сергеевича. Точнее, одна – жена!
Вот и сейчас уплетая сначала макароны с подливкой, потом яблочный пирог, молодожен рассматривал с особой нежностью смеющиеся голубые глаза, рыжую челку и милые ямочки на дорогих его сердцу щеках.
Сытный ужин, программа «Время» в обнимку на диване и здоровый сон рабочего человека. Ни о какой бабке в красном платке Павел ни разу даже и не вспомнил.
Проснувшись на следующее утро, Павел сладко зевнул и повернулся на бок, поздороваться с супругой, но жены рядом не оказалось. Удивленно приподнявшись на локте, муж пошарил под одеялом, будто Ниночка могла превратиться за ночь в горошину.
– Ни-и-инок?.. – сонно позвал Павел.
– Я тут, – приглушенный голос раздался из туалета.
– А я тебя потерял, – вздохнул супруг, собираясь подняться с кровати.
– Что-то мне не хорошо, Павлик. Может, съела не то…
Немного встревоженно муж подбежал к двери туалета:
– Так макароны, яблоки, чай. Что такого…
– Может, яблоки… Бабка эта выглядела как-то странно. Но уж больно дешевые они были и так зазывно блестели…
Холодок пробежал вдоль позвоночника, сжал горло и комом упал в кишечник, где как-то подозрительно заурчало.
– Ни-и-ин, что за бабка?
– Маленькая, сухонькая такая. Я после работы успела на рынок заскочить, а там она как раз, забавная такая…
– В кра… сном платке? – схватившись за живот, спросил Павел: непонятные боли скрючивали тело.
– Д-да, а откуда ты…
Не дослушав, молодожен бросился в ванну выпить воды. Голова шла кругом, мозг терзала новость… еще эти боли в животе… Глотнув прямо из крана, Павел вытер подбородок тыльной стороной ладони и машинально взглянул в зеркало над умывальником.
– А-а-а-а! Ма-а-а! Ни-и-и-и-ина-а-а!
На рабочего Негожкина Павла Сергеевича из зеркала таращилось чужое морщинистое лицо. Перекошенный беззубый рот, сухонькая дрожащая шея, полосатая павлова пижама, а на голове у отражения красовался ярко-красный платок, накрепко завязанный узлом под острым старушечьим подбородком.
– Что такое?
Обернувшись на голос жены, он закричал втрое громче и неистовей. К громогласному реву Павла примешался отчаянно звенящий женский писк – Ниночка тоже вопила, прижав ладони к лицу, сморщенному как печеное яблоко. Прямо на глазах мужа из ее рыжих всклокоченных после сна волос вырастала красная ткань, обрамляя лицо и завязываясь в узел под бледным морщинистым подбородком.
К крикам молодоженов присоединялись сдавленные вопли за окном и из соседних квартир. Со словами и без.
Обессилевшие от крика, ничего уже не соображающие супруги прильнули к окну. Ужасающая картина открылась их взору: то тут, то там во дворе появлялись красные головы. Море красных платков заполняло соседние дворы, выливалось на дороги. Гудели машины, повсюду стоял плачь, вой, визг. Насколько хватало взгляда – алые волны уходили вдаль, к багровому светилу, которое неспешно поднималось над землей, рассеивая красноватые лучи…
1 «Красная шапочка» в мире постапокалипсиса.
