1
Я полюбила Лермонтова еще в детстве. Наверное, эту любовь передали мне мои родители. У нас дома всегда на видном месте в книжном шкафу стоял добротный двухтомник издания 1959 года – желтого цвета с коричневым корешком, вверху был словно вдавлен в толстую корку обложки автограф поэта: по-ученически, прописью с нажимом четко и основательно, и в то же время как бы с запинкой в некоторых местах прописана его фамилия, перед которой поставлена первая буква имени Михаил «М» с последующей аккуратной точкой, а после фамилии волнистый спуск пера к линии, жирно подчеркивающей почти всю фамилию и слегка наклоняющейся по дуге вниз. Как я теперь понимаю, издатели попытались воспроизвести факсимиле М.Ю. Лермонтова уже последних лет его жизни.
Из дошкольного моего возраста хорошо помню, как папа мне читал дома своим красивым голосом наизусть очень проникновенно «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…».
Чувствовалось, что ему самому очень нравится «Бородино», и мы вместе переносились в другие, давние времена. Там, как в кино, проходило сражение, и тот дядя из стихотворения мне становился каким-то родным, почти как мой папа, потому что у него был тот же голос, и папины интонации. Особенно нравилось «ребята, не Москва ль за нами?» и «постой-ка, брат мусью!» А моя мама любила «Мцыри», она часто вслух читала это стихотворение и говорила, что в свои студенческие годы знала его наизусть.
И я, когда стала учиться в школе, часто заглядывала в тот двухтомник, учила стихи Лермонтова не только из школьной программы. А еще хорошо помню, когда мне было лет десять, одна подруга подарила мне портрет Лермонтова, который сделала сама – она выжгла на деревянной доске изображение, довольно похоже срисовав этот портрет из школьного учебника. Я очень дорожила этим подарком, он всегда стоял у меня на письменном столе, когда я делала уроки. Правда, подпись она сделала, не разделив точками, где это нужно, буквы, и получалось в одно слово «МЮЛЕРМОНТОВ», и мой папа, иногда проверяя мои домашние задания, добродушно шутил: «Ну что, снова вместе с Мюлермонтовым уроки делала?» Ударение он делал не на «е», а на первую «о». А я всегда всерьез сердилась – это же Лермонтов!
Стихотворение «Прощай, немытая Россия…» папа тоже декламировал, я слышала, как они с мамой не раз обсуждали его, почему же Лермонтов так написал? Ведь есть его прекрасное патриотическое стихотворение «Родина», с таким щемящим лирическим мотивом любви к России! Ну, как, где поэт нашел эти строки про «дрожащие огни печальных деревень»? или знаменитое
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
Только из своего истинно любящего русского сердца!
А почему же тогда «немытая Россия», ну как же так?! Мои родители любили Михаила Юрьевича, как поэта и как личность, много читали не только его произведения, но и о той эпохе, когда жил и творил Лермонтов. Одним из любимых папиных занятий, например, было погружение в историю, в литературоведение, хотя в 70-е годы информация была только в библиотеках и в читальных залах, интернета еще не было. И никогда, при всей кажущейся оскорбительности, но все же больше чувствовавшейся горечи тех строк, ни у кого в те времена не возникало мысли, что стихотворение может быть не лермонтовским.
Когда я, уже в эпоху интернета, услышала такую гипотезу, выдвинутую примерно в начале 90-х, то была ошеломлена. Лермонтоведы спорили друг с другом, специально созывали почти «консилиумы», где за круглым столом обсуждали, мог ли наш гениальный поэт, создавший великого патриотического накала произведения «Бородино» и «Родина», в сердцах бросить «немытая Россия»? В 2013 году, если верить Википедии, чашу весов перевесило скептическое отношение к авторству Лермонтова, но снова состоявшийся, уже в 2017 году, круглый стол в Пятигорске пришел к заключению, что автор этих спорных восьми строчек все же М.Ю. Лермонтов.
Я размышляла – хорошо, а если не Лермонтов, то кто же так мог еще написать?
Неужели ту боль, ту горечь, вложенные как отчаянный выдох гонимого человека в это стихотворение, смог подделать какой-то, пусть даже очень искусный пародист 19-го века?
Подняться на ту же высоту, что и Лермонтов? На недостижимую смертному высоту?!..
Побывав в Пятигорске и в Кисловодске, осталась под большим впечатлением от лермонтовских мест, от людей, хранящих память о великом нашем русском гении.
Слышала рассказы горцев, ставшие уже легендами, изустно передаваемыми от поколения к поколению. Один из них хочу пересказать – это «легенда о красном ашуге», я не смогла сдержать слез, когда поняла ее суть. Как известно из дошедших до нас разными путями (письма, дневники, др.) воспоминаний современников, Михаил Юрьевич был бесстрашным человеком, в боевых действиях против горцев проявлял чудеса храбрости, командуя своим отрядом, первым решительно бросаясь на боевом коне на завалы противника, своим примером увлекая других воинов. Не один раз за свои подвиги был представляем к почетным наградам, но, к сожалению, самые высокие чины, от кого зависело наградить или нет, с негодованием отклоняли прошения полкового начальства Лермонтова из-за того, что он был опальным поэтом.
Так вот, из воспоминаний воевавших с ним вместе бойцов мы знаем, что у Лермонтова была красная рубашка, с которой он не расставался и всегда носил под мундиром, в бою любил скакать верхом, распахнувшись. Искал он смерти или нет, то никому не ведомо, но его красная рубашка таким образом была хорошей мишенью для врага.
Легенда горцев гласит, что в те далекие времена войны на Кавказе на противоположной стороне в царской армии был один неуязвимый смелый русский воин в красной рубашке. А дело в том, что каким-то орлиным чутьем гордый народ гор признал в Лермонтове поэта и назвал его «красным ашугом», а ведь ашуги – это певцы, поэты, те, кому дано непосредственно слышать Всевышнего и рассказывать услышанное другим людям, ашуги неприкосновенны! Вот поэтому, завидев человека в красной рубахе, горцы опускали ружья, в него никто не смел выстрелить…
…В Пятигорске, в книжной лавке музея «домик Лермонтова» я купила хорошее издание книги П.А.Висковатого «Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество».
Литературный исследователь биографии и творчества М.Ю.Лермонтова, его современник, Павел Висковатый скрупулезно подошел к своей работе, по крупицам собрал бесценные материалы, письма, воспоминания, документальные свидетельства, рукописи произведений поэта, считая это главным трудом всей своей жизни. Он встречался и беседовал со многими людьми, знавшими, любившими или с неприязнью вспоминавшими Михаила Юрьевича, ведь Лермонтов мог быть настолько же язвительным и дерзким, насколько обаятельным и задушевным. Книга изобилует подробными сносками на документы, чего так не хватает сейчас многим современным публикациям не только в интернете, но и в печатных изданиях.
И вот я дохожу до главы, где П.А. Висковатый подробно рассказывает о переломном дне последнего года в судьбе поэта, когда тот узнает, что ему по настоянию зловещего Бенкендорфа предписано в 48 часов покинуть Петербург и срочно отбыть снова на Кавказ.
А Михаил Юрьевич по всем предшествовавшим этому дню событиям уже было уверился, что ему дадут так горячо им ожидаемую отставку, чтобы всецело погрузиться в писательство и литературную работу, издавать свой журнал, трудиться только на этом поприще, воплощать множество творческих планов. Незадолго до этого дня Лермонтов от души посмеялся над знаменитой гадалкой, ранее предсказавшей смерть Пушкину. А она, эта странная петербурженка по прозвищу Александр Македонский, ответила Михаилу Юрьевичу на его вопрос об отставке – мол, будет тебе другая отставка, «после коей уж ни о чем просить не станешь». И вот, крушение всех надежд, всех планов – Лермонтов в ярости! «Своему неудовольствию на преследовавшего его Бенкендорфа поэт дал волю, написав по его адресу восемь стихов, в которых выражает надежду, что «за хребтом Кавказа укроется от российских пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей», – пишет в своей книге П.А. Висковатый, подразумевая под восемью стихами, конечно, как это и сейчас принято у литераторов, восемь стихотворных строк.
Да, это понятная и горькая история рождения того самого стихотворения –
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ!
Быть может, за хребтом Кавказа,
Укроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей!
Да, это сильнейшая эмоция, это крик души поэта! Крик души, вдохновленный (если можно именно тут применить такое понятие как вдохновение) конкретным человеком, олицетворяющим государ-ственную власть в стране, шефом жандармов графом А.Х.Бенкен-дорфом. Этому цепному псу царской охранки талантливый и яркий, блестяще воспитанный и свободолюбивый, опасный своим влиянием на лучшие молодые умы России, дерзкий и насмешливый Мишель Лермонтов, словно кость поперек горла! И в этом крике души поэта – крушение надежд, пошатнувшаяся под ногами опора, страшные предчувствия… да разве в таких случаях церемонятся и выбирают выражения?!
Я доверяю Павлу Александровичу Висковатому, современнику Лермонтова, опросившему множество людей, знавших Михаила Юрьевича, тщательному и честному собирателю бесценного материала о нашем гениальном предшественнике – он абсолютно не сомневается в авторстве этого стихотворения и публикует его впервые в журнале «Русская старина» в 1887 г., а затем и в Полном собрании сочинений М.Ю. Лермонтова, выход которого приурочен к 50-летию гибели поэта. Да, пусть моменты текста в разных изданиях, вышедших уже за более чем сотню последующих лет варьируются – то ли «пашей», то ли «вождей», то ли «укроюсь», то ли «сокроюсь» и др. Издатели сразу стали вносить собственные правки, ведь что такое единственный список со стихотворением поэта, стремительно покидающего Петербург? Оригинал в том сумбуре запросто мог затеряться, исчезнуть без следа!
Я также доверяю кропотливой работе ученых-текстологов фундаментальной советской школы, признавших авторство этих восьми строчек за Михаилом Лермонтовым.
И еще я доверяю себе и своим чувствам, своей, с детства поселившейся в моем сердце, любви к тому родному русскому роднику, имя которому навеки ЛЕРМОНТОВ.
2
Словно для подтверждения моих размышлений о подлинности лермонтовского «Прощай, немытая Россия!» в течение нескольких лет происходил ряд событий в моей жизни, только я тогда не догадывалась, для чего они происходят. Причем теперь, оглядываясь на них, я понимаю, насколько все в жизни неслучайно, просто иногда нужно, чтобы пришло некое озарение, чтобы вдруг именно эти события сцепились в памяти в единую цепочку и захватило дух от восхищения – «как же ты мудро устроена, жизнь!»
Впрочем, обо всем по порядку. Лет за шесть до поездки в Пятигорск я во время летнего отпуска побывала в Ясной Поляне. В вагоне поезда, который вез меня обратно домой, со мной в купе ехала одна девушка, мы разговорились. Сейчас я не смогу точно вспомнить ее имя – может быть, Наташа – буду называть ее так – но помню, что разговор шел вначале о Тульском крае, о знаменитой усадьбе и ее хозяине, великом русском писателе. Наташа много, интересно рассказывала о семье Толстых, об их истории, делилась со мной новостями из жизни потомков Льва Николаевича, поскольку, как оказалось, она была одним из работников Ясной Поляны в сфере культуры и, несмотря на свою молодость, была уже кандидатом филологических наук. На память о знакомстве я подарила Наташе свой сборник стихов. Она в ответ достала из дорожной сумки маленькую книжечку и сказала, что своих книг у нее пока нет, но она недавно участвовала в одном интересном литературном проекте и хочет тоже подарить мне получившийся в результате сборник стихотворений. О, это был роскошный подарок – великолепное миниатюрное, умещающееся в ладони, издание на лощеной бумаге под названием «Марина Цветаева. Свободная стихия» переводов Цветаевой на французский язык стихов Пушкина и Лермонтова! Причем, издатели позаботились, чтобы на обложке и внутри книги читатель мог рассматривать автографы строк стихотворений Пушкина и Цветаевой.
Один из них, на французском, начисто переписанный Цветаевой и датированный 29-м июля 1939 года, заканчивался, уже под итоговой небольшой чертой, по-русски: «Кажется, хорошо». Бегло пролистав это издание, я убрала его поглубже в свои вещи, а когда разбирала дома сумки, куда-то торопилась, потом что-то меня в жизни, видимо, сильно отвлекло, в результате, крошечная тоненькая книжица была надолго забыта где-то в глубине книжного шкафа, куда я, после распаковки дорожных сумок, ее машинально и задвинула. И только примерно через шесть лет эта драгоценная книжка снова попалась мне в руки, когда я искала какие-то материалы для подготовки к очередному литзанятию с молодежью. А совсем незадолго до этого, погруженная в лермонтовскую тему, я написала первую часть этого эссе. И вот «Свободная стихия» увлекла меня с головой. Название сборнику дал составитель Валерий Иванович Босенко, кандидат искусствоведения, к сожалению, как я узнала, умерший в год издания этой книги, в 2013 году, но успевший ее увидеть. Он же написал и заключительную статью под закавыченным названием «Кажется, хорошо» – оказывается, эту фразу Марина Ивановна написала под своим французским переводом стихотворения Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Как указано во вступлении к сборнику, «настоящее книжное издание является первым на родине авторов», а «текст цветаевских переводов А.С. Пушкина и М.Ю. Лер-монтова на французский язык публикуется по машинописи поэта-кубофутуриста Алексея Крученых, … сверенной по материалам из Фонда А.Е. Крученых в РГАЛИ №1334…, а также по Черновым тетрадям из Фонда М.И. Цветаевой в РГАЛИ №1190…». В приложениях В.И.
Босенко разместил статьи и некоторые отрывки из разной критики, так или иначе касающейся французских переводов М.И. Цветаевой. Например, статью Вяч.Иванова «О цветаевских переводах песни из «Пира во время чумы» и «Бесов» Пушкина. Или, например, отрывок из книги Владимира Вейдле «О поэтах и поэзии» и другие. А вот, стоп – короткая критическая статья Бориса Казанского «О цветаевских переводах из Лермонтова», где Б. Казанский критикует отступления Марины Ивановны от французских традиций в рифмовке, упущения в передаче мыслей и образов и др. Первым делом я прочитала именно эту статью. И вот я читаю: «Неудачно «послушный им народ» передано «рабы-крестьяне» (тем более, что перед этим уже есть «страна крепостных»)» О, думаю,значит, «Прощай,немытая Россия» переведено Цветаевой! Заглядываю внимательно в содержание, листаю книгу, нахожу этот перевод, и даже ласково глажу в этом месте лощеную страницу… И далее, уже успокоившись, снова размышляю…
В сборнике две самые важные части – двенадцать переводов А.С. Пушкина и двенадцать переводов М.Ю. Лермонтова. Марина Ивановна не успела перевести все до единой строки в выбранных ею стихотворениях наших русских гениев, поэтому, в книге размещен русский текст каждого поэтического произведения целиком, только непереведенные строки набраны шрифтом побледнее. И вот что абсолютно ясно – Цветаева взялась за такую титаническую задачу, на свой вкус выбрав стихи для перевода, чтобы не просто дать представление французским читателям о гениальной русской поэзии, а через свой талант передать русский дух, русскую душу, по ее мнению, самых замечательных произведений Пушкина и Лермонтова. Так вот, у Лермонтова Цветаева выбрала и «Родину», и стихотворение «Прощай, немытая Россия». И гений Цветаевой не усомнился в своем выборе!
И еще напоследок вот что хочется отметить. В это небольшое число самых важных на взгляд Марины Цветаевой стихотворений наших русских гениев, которые она выбрала для перевода на французский язык, вошло пушкинское «Свободы сеятель пустынный». А ведь в нем Александр Сергеевич еще раньше и еще более хлестко, чем Михаил Юрьевич, высказывает свой страстный и горький упрек рабской покорности, мешающей человеку стремиться к своей свободе, данной каждому свыше: «Паситесь, мирные народы! / Вас не разбудит чести клич. / К чему стадам дары свободы? / Их должно резать или стричь./Наследство их из рода в роды/Ярмо с гремушками да бич.»
Вот так жизнь, в который раз подкидывая свои доказательства, и приведет к единственному правильному выводу, что весь надуманный и утомительный шум вокруг лермонтовского авторства его гениального стихотворения «Прощай, немытая Россия»
абсолютно ничего не значит для загадочной и неуловимой субстанции под названием Поэзия, которая независимо и мудро существует в нашей жизни.
