Аким Салбиев. Холодный март

РАССКАЗЫ

КОГДА УЛЕТАЮТ ПТИЦЫ

Лето было убийственно жарким. Работать никому не хотелось. Дожди и ветра будто забыли землю.
Пашка после школы не стал никуда поступать. Учился он – не ахти, а до армии оставалось всего полгода. Из своей провинции – небольшого городка – он рванул к отцу, которого последний раз видел десять лет назад, когда пошел в первый класс.
Он до сих пор не знает, как и почему разбежались его родители. Мать, с намешанными разными кровями, умная и темпераментная Асмик, внезапная и независимая в суждениях, на самом деле всегда была хлебосольной. Отец, ВВЗ, как называла его бывшая жена в разговоре с сыном, был образованным и категоричным человеком, отчасти в чем -то скучным. Володя, сейчас уже – Владимир Владимирович Зябликов, профессор кафедры физики и каких -то еще точных природных аномальных явлений, был зациклен на своей науке.
Несмотря на все эти обстоятельства, отец Пашки жил со своей матерью, Нелли Федоровной, дамой не по годам шебутной, в большой и скучной профессорской квартире.
Пашка намерен был просто развеяться перед армией. Побыть с отцом, попытаться понять, почему родители развелись.

Первопрестольная встретила Пашку с распростертыми объятиями. Все закружилось и завертелось вокруг него. Было все: танцы, ночные клубы, девчонки, но потом надо было и зарабатывать на карманные расходы, хотя был он на полном пансионе у отца и ни в чем совершенно не нуждался.
Тут -то и началось проявление его непростого характера и, естественно, каждый раз быстрое расставание с работодателями. Пашка особо не огорчался этому обстоятельству.
Жил как дышал. Обретал личную свободу.
Однажды, как всегда, вот уже в который раз, проходя мимо стадиона, где много дней кряду играли в большой футбол, он остановился. И остановился он с каким -то наигранным безразличием. Однако чуть позже начал поглядывать на играющих с безусловным интересом, потом с восхищением.
Как он оказался в воротах футбольной команды и стал вратарем, теперь никто толком в их семье не может вспомнить. Главное, у Пашки началась новая жизнь. И теперь его ночные клубы резко сменились изнурительными ежедневными тренировками. А команда боготворила Пашку, провинциала с лихой хваткой, не знавшего о себе и своих возможностях ровным счетом ничего.
Романтические встречи с прелестной, юной и загадочной Ольгой становились все реже.
Ольга не обижалась. Она знала, где ее Пашка. Довольствовалась смешными сообщениями в мобильном и забавными картинками, которые он слал ежечасно своей «тургеневской героине».

Нелли Федоровна надежно скрывала от сына-профессора истинное положение дел.
Каждый день, в одно и то же время, ровно в полдень, она – тут как тут – стояла пока еще на безлюдной трибуне, с контейнерами, по которым была разложена еда для внука – ее единственной надежды.

Однажды, по ТВ, в одном из поздних спортивных выпусков, Асмик, мать Пашки, в своей далекой провинции случайно сначала услышала, а потом увидела страшное для себя – изможденное лицо своего сына, стоящего в воротах футбольной команды. Родную кровинушку – Павла Зябликова – Давидяна, именно так величали ее сына по паспорту. Мать была не на шутку озабочена состоянием дел своего ненаглядного сына.
К этому времени в жизни Пашки и Нелли Федоровны произошли многие события. Они по -прежнему продолжали скрывать все от Владимира Владимировича, который твердо был уверен, что сын в полном порядке и работает эти несколько месяцев перед армией в свое удовольствие.
Нелли Федоровна теперь стала часто захаживать в ломбард, оставляя там свои драгоценные украшения молодости, которые так никогда и не носила. Деньги были нужны, чтобы обеспечить внука хорошей экипировкой.

Бывало, что она на матчах могла отметелить болельщиков, услышав, что те говорят в адрес ее любимого внука, блестящего, по ее мнению, вратаря. Она не прощала им слов «Пашка – какашка» и «Пашка – промокашка»… Помнится, последний раз, во время стычки, дежуривший на стадионе милиционер еле разнял их! Ах, какая была драка!
В ту ночь, перед матчем, Пашке снился сон. Было солнечно над футбольным полем, и он пропускает мяч за мячом. Ну, а в самом начале сна было еще страшнее: он то ли опоздал на матч, то ли просто проспал – сам Пашка сейчас не помнит всех подробностей.

Асмик прибыла в Москву, как оказалось, в день матча. Просто так получилось.
Совпало. Она явилась к отцу своего сына в институт, прямо на кафедру. Скандала не было.
Бывший муж сам был в неведении и впервые слышал новости о сыне -футболисте.
Шел дождь. Игра была напряженной и безобразной одновременно. Команда противника вела себя недопустимо агрессивно.
Теперь бабушка за внука вступалась не на зрительской трибуне, а на самом футбольном поле! И вот что случилось. Нелли Федоровна, в начале осени разменявшая свой восьмой десяток, полузакрытым, хоть и шел непрекращающийся дождь, индийским зонтом «Три слона», видавшим дожди, ветры и даже ураганы, метелила судью.
Теперь и внук не в силах был остановить бабушку. В мгновение ока Асмик и ее бывший муж оказались вместе со всеми на футбольном поле… Бабушка за хулиганство провела в отделении милиции целую ночь. Внук не оставлял ее ни на минуту. Родители же, несмотря ни на что, во дворе отделения обменивались взаимными упреками и претензиями о несостоявшейся жизни…
Наступил рассвет. Впереди опять жара. Они шли вчетвером по пустому утреннему шоссе: Пашка, бабушка, сын ее и невестка Асмик… Когда же пришло время призыва, Пашку «с руками и ногами» взяли в армейскую команду на срочную службу.
Асмик скучала по сыну и, однажды приехав в Москву, больше не уезжала.
Осень была дождливой. Многое в жизни начало налаживаться. Бываем же мы иногда торопливы в своих решениях, обидах и расставаниях.
Теперь все они перешли от серьезных журналов по физике на издания о футболе. И не было больше в их жизни ничего главнее футбола и Пашки, бабушкиной надежды, после долгой и глупой разлуки, объединившего семью.

СУББОТА

Памяти Руслана Гаджинова
Вместо пролога
Для любой истории, кажется, толчком всегда служит человек, встреча с ним, история из его жизни.
Многие годы общения и, надеюсь, дружбы, многочасовые ночные разговоры, взаимное уважение стали поводом для этой истории, рассказа, новеллы, наконец, сценария для короткометражного фильма – он так хотел сыграть в кино что -то из своей жизни.
Будучи талантливейшим автором и исполнителем, или, как его называли, «осетинским Юрием Антоновым», Руслан Гаджинов останется певцом, любимым народом – национальным сокровищем и достоянием.

…Старый будильник, видавший людей и время, хрипло зазвонил, как будто в последний раз. Еще бы, он звонил Абе, когда тот, много лет назад, не хотел вставать и идти в школу. Тогда он говорил своей маме, рано ушедшей из жизни, что будет музыкантом, и школа ровно никакого значения не будет иметь в его жизни. В старой, почти заваленной вещами комнатке в коммунальной квартире, на стенах, среди его кумиров The Beatles и Rolling Stones, висели фотографии, сделанные еще в прошлом веке на сценах и концертных площадках, возможно, даже и в каких -то ресторанах.
Абе встал, будто сомнамбула. Вот уже в который раз он выходит на кухню, берет турку, высыпает остатки выдохшегося кофе из двух разных пакетов. Включает газ и ставит на него турку – это единственная память, которая досталась ему от бабушки. Бабушки не стало, когда Абе пошел в первый класс. То ли турка подтолкнула на какие -то воспоминания, то ли он это делает каждое утро. Абе снял со стены гитару, купленную на деньги, заработанные, когда он учился в классе шестом. Струны не слушались, гитара была расстроена, будто на ней никто не играл целую вечность. Абе начал настраивать. Медленно то натягивал, то спускал уже почерневшие струны. Он начал играть, но вскоре послышался резкий стук в стену. Стук повторился. Он не сразу придал стуку значение, это потом, поняв повод недовольства соседки, Абе вернул гитару на место.
Утренние сумерки рассеялись, но прохладная осень давала знать о себе. Абе в тонком видавшем виды плаще шел по пустынной улице. Он не просто шел, а кажется, куда-то спешил.
На огромной чугунной плите привокзального кафе все кипело и уже варилось. Абе механически заглянул в котлы, быстро снял плащ, начал чистить картошку, в халате цвета осени – то ли от частой стирки, то ли от старости, цвет халата было трудно разобрать. Повар поодаль колдовал над большим куском говяжьего мяса, из которого готовился делать свое фирменное блюдо, по сегодняшнему особому случаю.
Кафе было небольшим. Официантка сервировала стол на дюжину человек. Абе здесь работает уже не один год. Однако, как это бывает, заведение не стало его вторым домом, но нынешняя жизнь ничего не обещала лучшего и нового.
Руки его достаточно умело и без усилий рубили картошку и другие овощи шефу, который готовился запечь этот большой кусок мяса к праздничному столу, в кафе с простым названием «День рождения».
Начали собираться гости. Шумная компания заполнила все пространство, и его начало охватывать настроение, свойственное исключительно счастливым людям.
Официантка стала все таскать к столу, еле успевая в оба конца. Она одна официантка на все кафе. Кафе, которое редко посещают горожане, в силу того, что оно далеко от центра маленького провинциального города. Отдельно, в закутке на кухне, Абе накрывал стол музыкантам, которые были специально приглашены на торжество. Обычно же в кафе звучали магнитофонные записи. Откуда было взять Лоле, хозяйке кафе, и по совместительству жене шеф повара, ради которого она держала это заведение, чтобы Араик занимался своим любимым делом – средства каждый вечер на живых музыкантов?..
Праздник шел вовсю. Музыканты играли хиты 70 -80 -х годов, то, что было любимо и понятно нашим гостям.
В перерыве, когда приглашенные музыканты зашли в закуток, чтобы перекусить, Абе вышел и посмотрел на гостей. Затем на сцену, на которой ребята оставили свои инструменты.
Взял уже подключенную в сеть гитару и, будто вспоминая что -то прошлое и важное, начал наигрывать. Но гитара не слушалась, и всякий раз Абе сбивался. Тогда он выдернул провод и начал играть, как когда-то, когда микрофоны были роскошью, когда он был любим и даже популярен. Узнаваем. Компания не обращала на него никакого внимания. Радостным смехом она заглушала его не громкий, но теплый голос и проникновенную игру. Женщина, которая сразу же чем -то выделялась среди всех родственников и друзей на торжестве, вдруг как -то улыбнулась, то ли ему, то ли себе. Кажется, она узнала Абе. Вскоре она снова окунулась в настроение своей компании. Не доиграв песни, Абе поставил гитару на стойку и молча ушел.
На кухне он бодро спросил Араика: «Я еще тебе нужен?». Араик радостно ответил:
«Альберт -джан! Ты нужен мне всегда!». Кажется, еще говорил в след Араик, но Абе, взяв в руки плащ, понуро покинул кафе, на котором уже вечерним неоновым светом горели буквы, означающие название.
Абе шел медленно, будто не знал куда ему идти, то внезапно ускоряя шаг, то опять замедляя. Так он дошел до дома. Бездомная дворняжка кажется ждала своего добродетеля.
Абе не обманул ожиданий пса. Достал из правого кармана сверток. Развернул его. На кости был небольшой кусок мяса. Абе присел, оторвал немного себе и остальное отдал собаке.
Осеннее ночное небо было как никогда, звездным.
Ночью неожиданно пошел дождь, но Абе этого уже не слышал, так как крепко спал.
Чистое утро и звонок в дверь совпали. Женщина звонила долго. Абе не открывал.
Кажется, ему казалось, что эти звонки идут во сне. Сонный, в семейных трусах и в белой майке на бретельках, он подошел к двери. Тихо спросил: «Кто?». За дверью не последовало ответа. Он открыл и увидел женщину его возраста. Это была Зизи, соседка, что жила через стенку. Абе сразу начал: «Вы простите меня! Простите ради Бога за вчерашний утренний непокой». Зизи улыбнулась в знак примирения и согласия и все же сказала другое: «Ну, что вы, ничего страшного… Скажите, как у вас дела? Как вы живете?» Абе не сразу ответил:
«Благодарю вас… Все хорошо. Жизнь идет. Вчера у меня был День рождения. Правда, не круглая дата». – «Я вас поздравляю!» – успела сказать Зизи, но перед ней осталась одна открытая дверь. Вглубь комнаты направился хозяин, то ли приглашая ее в гости, то ли забыв, что оставил дверь открытой.
Вместо эпилога
Вот таким грустным и одновременно светлым был бы фильм, где Руслан Гаджинов хотел исполнить свои ассоциации и воспоминания, то, что касалось и не касалось его личной жизни.
Он ушел внезапно, 30 декабря. Похоронили на следующий день 31 декабря. «Чего Новый год комкать людям?» – наверное подумали родные. Да и кто 1 января придет хоронить?..
Все и в XXI веке повторяется – истории ухода великих, талантливых, любимых, как это было с Коста…

ХОЛОДНЫЙ МАРТ

Начало весны в России всегда одинаково, как на картине Саврасова «Грачи прилетели».
Та самая, которая из школьной программы крепко и навсегда засела в памяти, как пейзажный реализм жизни, хотя, на самом деле, это пронзительный взгляд художника на зарождение нового, на надежду и будущее, как послание, которое пока на грани зимы и весны.
Теперь уже нет того поля, что на изумительной картине, пахнущей февральским снегом и лошадиным навозом одновременно. Вместо старого каменного храма – какой -то новодел, как по всей Руси.
Не растут и деревья, а значит, и грачи больше не прилетают в эти края. Строится новый город, людей не становится больше, а жить им все по -прежнему негде. Видать, каждая пара хочет жить отдельно, как в «европах». И кто еще вспомнит, как жили люди годами, а то и всю жизнь, в больших коммуналках, иногда из восемнадцати комнат с одной неуклюжей кухней и с комнатой с «удобствами» для всех.
Прошло полтора столетия с тех приснопамятных времен, когда была написана картина художника Саврасова…
…Таких небольших городов в России нынче много. Собственно говоря, город – это только одно название. Здесь нет никакого большого производства. Школа да колледж. За высшим образованием надо ехать в областной центр.
Ранняя весна, после холодной зимы, только набирает силы. Все вокруг будто из черно – белого кино, как неуклюжая графика. Уныло и беспросветно.
Антон каждый день, в полдень, возвращался из колледжа. В свои пятнадцать лет он и в областном -то центре бывал пока считанные разы. Жизнь была ровной, без трагедий и без особых праздников. Жил с матерью и отцом на первом этаже, в старом фонде. Дом явно нуждался в капитальном ремонте, или вообще – сносе. Это было что -то из послевоенных построек, когда еще не было пресловутых «хрущевок».
Отец Антона болел последние годы. Врачи определенно не могли сказать ни о диагнозе, ни о перспективе выздоровления. Каждый день Антону надо было приготовить обед, покормить отца, а также отнести поесть матери. Отец Антона, Афанасий Кириллович, еще молод, но прикован к кровати.
Сын любит отца, с удовольствием готовит и кормит его. Отец к этому привык и каждый раз ждет сыновьих прикосновений, когда Антон поднимает выше придавленную подушку, чтобы отцу было удобно.
Положив в пакет контейнер с приготовленным обедом, Антон вышел из дома. Двор был безлюдным. Старики спали после обеда, дети были еще в школе.
В этом городе что -то все -таки строили. Пятиэтажки из кирпича росли ближе к окраине.
Скоро сюда будут заселяться новые жильцы. Однако без отделочных работ дом вряд ли смогут сдать к сроку.
Мать Антона, Зоя, работала в бригаде с гастарбайтерами, которые вот уже много лет верой и правдой своими руками доводили до ума наспех построенные дома. Тут был и молдаванин, и киргиз, и таджик, и узбек.
Антон вошел тихо. Мать и гастарбайтер не заметили его – так были увлечены прелюдией, ведущей к иным отношениям. Ну что тут сказать – женщина она была молодая, «изголодавшаяся» по мужской ласке, не растратившая еще свою женскую суть.
Молча оставив пакет с контейнером, Антон ушел. Его появление явно было несвоевременным и нежелательным. Однако сын уже в таком возрасте, что мог отличить флирт матери с чужим мужчиной азиатской внешности от шутливых намеков.

Домой Антон возвращался другой дорогой, неудобной, но короткой.
Лиза ждала его у подъезда. Они – ровесники, их отношения шли к более близким. А может, уже и были.
Эта встреча явно была для Антона некстати. Еще бы! После увиденного флирта матери!
Иначе чего он с размаху, на пустом месте завелся, да еще до такой степени, что в слезах Лиза ушла в сторону железной дороги, хотя ее дом был совсем в другой стороне?

Были у Антона и друзья, но отношения между ними складывались неровно, или скорее они были приятельскими, ненадежными, если не сказать, что просто поверхностными.
Юношеский треп, фантазии о сексе, когда в их годы желаемое выдается за действительное.
Курили, пили. Но это не про Антона. Похоже, что он лишний и чего ему тут с ними особенно делать?
Недолго он сидел с компанией, кажется, меньше часа, и вскоре молча ушел. Дружки даже не заметили его ухода, так они были заняты своими тинейджерскими разборками.
В свои пятнадцать лет Антон был не из хлюпиков: высокий, крепкий. Года два назад он был еще рыхловатым, но турник и ежедневные отжимания ладно скроили его фигуру. Он любил ходить во двор недалеко от школы, где можно было заниматься самостоятельно…
…В начале недели умер отец. То ли перестал бороться с болезнью, то ли действительно сердце, как говорится, имеет свой ресурс, однако зачем это еще анализировать?
Прошли поминки. Мать была в траурных одеяниях. Был портрет отца. Антон весь вечер молчал. И при гостях, и даже когда все уже разошлись.
Что теперь его жизнь? Кто он? Из головы не выходила история с матерью и гастарбайтером.
Лиза. Как быть с ней? Зачем он сорвался на нее?

Весна без приглашения входила в свои права. Возвращались птицы, но это явно были не грачи. Мелкие и беспородные. Деревья еще стояли без раскрывающихся почек, однако их ветки уже явно наливались новой силой.
Жизнь шла своей чередой. Без войн и побед. Рутина была диагнозом для времени и для этих мест.

Антон мылся в душе, как после тяжелого рабочего дня. Намылился и долго стоял под струей. О чем он думал? Какие планы строил? Собирался ли куда-то? Этого никто не знал.
Сначала казалось, что он у себя дома. Но выйдя из ванной, он вошел в комнату, где на разложенном диване в своей квартире лежала Лиза. Счастливая и сладострастная… Конечно, у них был секс. Первый ли?.. Об этом знали только они. Лиза смотрела на него, будто разглядывала каждый сантиметр его крепкого тела, которое чуть раньше доставляло ей несказанное удовольствие. Запах Антона, оставшийся на ее груди, волновал ее по -прежнему.
Антон медленно одевался: сначала носки, потом трусы, штаны. Подошел к окну и долго смотрел куда-то вдаль. Взял видавшую виды футболку и молча вышел.

Уже опускались сумерки, заканчивался обычный, рядовой день, которых было в его жизни не счесть. Откуда -то пахло жареной картошкой и подгоревшим луком, борщом и рубленым чесноком.
Антон шел от Лизы в неизвестном направлении.
Ни домой, ни к приятелям, и, в такое время, явно не в колледж.
Это был субботний вечер. В соседнем доме раздавались выкрики подвыпившей свадебной компании.
«Горько, горько!» – кричали требовательно. А потом, как после кукушки, начинали отсчет. Считали громко и долго. Так долго, что во дворе другая часть компании, не дождавшись окончания, запустила фейерверк в честь молодоженов.
Впереди была ночь.
Холодный март не сдавал свои права.
Время подснежников еще не наступило…
2021 г.