РАССКАЗЫ
САМЫЙ ЖЕЛАННЫЙ ПАЦИЕНТ
«Офтальмолог», – закрыв правый глаз, не напрягаясь и не щурясь, прочитал Василий Петрович.
Закрыл левый – табличка расплылась.
Достал из брючного кармана скомканный носовой платок, что давно требовал стирки, старательно протер стекла запотевших очков.
Взглянул на белую дверь с металлической, под золото, табличкой «Офтальмолог» и разглядел под буквами мелкие, словно набитые гвоздем точечки.
«Это для слепых, чтобы не спутали кабинет офтальмолога с кабинетом отоларинголога», – догадался Василий Петрович. Печальная перспектива.
Кучерявый рыжеволосый паренек с туго забинтованным глазом, чем -то смахивающий на раненого бойца из советского кино, оторвался от своего смартфона, прикрыл нос ладошкой и чихнул. Да так громко и неожиданно, что задремавшая соседка, круглолицая женщина лет пятидесяти, вздрогнула, подхватила сложенное на коленях пальто и как от потенциального источника китайского вируса пересела подальше.
На освободившееся место пристроился грузный, килограммов под сто, дядька, большелобый, с бесцветными бровями и удивительно маленьким, словно у ребенка, ртом.
На дядьке была расстегнутая куртка-ветровка, под которой красовался модный в 90 -х годах турецкий свитер с надписью «BOYS», с выправленным воротом голубой рубашки.
Отрывисто дыша, BOYS с трудом закинул ногу на ногу, натянул на ботинки бахилы и громко, чтобы все слышали, объявил:
– У меня талончик на 11-30!
Поняв, что очередь пропустила сказанное мимо ушей, он деловито, словно собирался зафиксировать время, посмотрел на часы и добавил:
– На 11 -15 есть кто?
Вопрос снова растворился в воздухе, будто бы у пациентов были не только проблемы со зрением, но и со слухом.
– Тогда я сейчас пойду!
– Мил человек, тут женщина с «явочкой» на 10-45 сидит, а у меня на 11 ровно, – откликнулась крошечная, словно кукольная, бабуля в завязанном под зубок платочке.
– Значит, я вас буду придерживаться.
– Мужчина, я второй час сижу! – подала голос похожая на птицу дамочка в ярком облегающем платье цвета морской волны, одна из немногих сдавшая верхнюю одежду в гардероб. – У меня больничный лист, а я жду как все, когда доктор вызовет. А вы чем лучше?
В очереди человек пятнадцать, не меньше, – прикинул Василий Петрович. – У большинства талончики с указанием времени, остальные, видимо, сидят в порядке живой очереди. Он в этой очереди самый крайний. За ним никто не занимал. И, видимо, не займет.
Это было понятно еще на первом этаже поликлиники, когда он просунул в щелочку под стекло регистратуры паспорт и медицинский полис:
– Мне к окулисту.
– По записи? – безучастно, как бы делая одолжение, уточнила остроносая, тонкогубая регистраторша, почему-то сразу вызвавшая у Василия Петровича неприязнь.
В последнее время с ним часто такое бывало.
– Нет.
– А чего пришли?
– Глаз заболел – вот и пришел.
– На сегодня талончиков нет! – объявило существо в белом халате.
– А на завтра?
– Ни на завтра, ни на послезавтра! В понедельник будет запись на следующий месяц, приходите пораньше – запишитесь! Можно по телефону, а еще надежнее через Интернет.
– С острой -то болью?
– Я, кажется, по -русски сказала: на сегодня талончиков нет!
– Тогда скажите, где кабинет заведующей поликлиникой?
– На втором этаже, кабинет 212. Но заведующая не поможет…
В давние советские времена офтальмологов называли окулистами, а то и глазниками.
Так и говорили: «Запишите к глазнику!» И записывали.
Теперь ни к глазнику, ни к окулисту, ни тем более к офтальмологу так просто не попасть. Василий Петрович слышал, что на прием к врачам узких специальностей народ записывается за месяц, очередь у дверей поликлиники занимают в пять утра.
Слышал, но не верил.
Теперь убедился.
Несмотря на седьмой десяток лет, он не был любителем протирать брюки в коридорах поликлиник.
Это сосед с первого этажа, Алексей Иванович, ветеран педагогического труда, чуть, где кольнет, бегом в больницу.
Не пьет мужик, не курит, скандинавской ходьбой занимается, в санатории каждый год ездит, а начнет рассказывать про свои болячки – устанешь слушать.
Не пенсионер, а Малая медицинская энциклопедия!
Василий Петрович старается обходить его стороной.
Вчера не получилось.
Давно не встречались, и тот сразу завел свою песню о главном, о том, как ездил в областную поликлинику к офтальмологу.
– В нашем возрасте лучше лишний раз провериться, чем прозевать катаракту или глаукому, – с учительской интонацией наставлял он.
Накаркал, старый пень!
Ближе к вечеру почувствовал Василий Петрович резь в правом глазу. Терпимую, но неприятную.
На ночь смочил в чайной заварке ватку и приложил к глазу.
Так мама делала в детстве, приговаривая: «У киски боли, у собачки боли, а у нашего Васеньки – заживи!» Ничего подобного!
Утром глянул в зеркало – склера налилась кровью, словно ее булавкой проткнули.
– По диспансеризации есть? – высунувшись из -за двери, спросила женщина в белом халате: то ли врач, то ли медсестра – не разберешь.
– Я! – откликнулся стоящий у стены паренек, спешно доставая направление.
– Проходите! Еще кто по диспансеризации? После часу доктор уйдет в стационар.
– Я с болью! – не узнавая своего голоса, привстал Василий Петрович.
– В регистратуре были?
– Сказали, в порядке живой очереди…
– Ждите! Может доктор и примет.
Паренек по диспансеризации кузнечиком впорхнул в кабинет.
Дверь захлопнулась.
Судя по притихшей очереди, шансов попасть на прием у Петровича оставалось все меньше и меньше.
А тут, как нарочно, в сопровождении медсестры выплыл солидный мужчина в костюме и остроносых туфлях, с виду чиновник, не привыкший стоять в очередях.
Постучав для приличия пальчиком в дверь, он сразу скрылся в кабинете.
– Везде блат, – не удержался BOYS. – Везде свои да наши!
«Может Игорю позвонить? – прикинул Василий Петрович. – Озадачить сыночка, пусть проявит депутатские способности. Как -никак председатель комитета по социальной политике. Со всей губернии людям помогает, а тут родной отец…»
Он не звонил сыну первым.
А когда тот напоминал о себе: «Привет, бать! Как жизнь молодая?», – отвечал немногословно: «Лучше всех». – «Так держать!», – соглашался сын.
На этом разговор заканчивался.
Наверное, неправильно, не по -отцовски разговаривать с сыном в телеграфном стиле, но о чем говорить, если у каждого – своя жизнь?
К тому же, где -то в глубине души была у Василия Петровича давняя обида на сына.
После похорон жены Петрович не мог прийти в себя, а сынок буквально на девятый день заговорил о продаже квартиры.
Мол, куда тебе, батя, трехкомнатные хоромы? Купим однушку, а деньги вложим в дело.
Василий Петрович не спорил.
Понимал, меньше жилплощадь – меньше квартплата.
Купили в спешке однокомнатную квартиру без балкона.
А Василий Петрович любил летним вечерком посидеть на балконе в кресле с закрытыми глазами, подышать свежим воздухом и послушать шум дождя.
Этой маленькой радости он лишился благодаря своему сыну.
Народ возле кабинета офтальмолога прибывал.
Появилась девица в рваных джинсах с направлением на диспансеризацию.
Опираясь на деревянную палку, притопала очередная бабка с талончиком на 12 -30.
Спросила: «Кто крайний?» и, не дожидаясь ответа, решительно встала у двери.
Василий Петрович сбежал по лестнице на первый этаж, накинув куртку, вышел на улицу, набрал номер сына:
– Алло! Игорь!
– Привет, батя! Как жизнь молодая?
– Неважно, – стараясь не прослезиться, Василий Петрович рассказал, что не может попасть к врачу.
– Ты в какой поликлинике?
Василий Петрович объяснил.
– Иди к кабинету – сейчас тебя вызовут!
– Точно? Врач говорит, что заканчивает прием.
– Подожди, пока я дозвонюсь до департамента здравоохранения…
Не успел Василий Петрович подняться на второй этаж, как столкнулся с заведующей поликлиникой, спешащей в сопровождении тонкогубой девицы из регистратуры.
– И где этот Степанов?
– Где -то здесь должен быть…
– Что за люди пошли, чуть что – жалуются в департамент!
По разговору Василий Петрович понял, что речь идет о нем.
Начальство скрылось в кабинете, возле которого, как часовой дежурил BOYS. Шел первый час – и мужик решил никого вперед себя не пропускать.
– Степанов, заходите! – объявила медсестра.
– Сейчас моя очередь, – молнией метнулся товарищ с талончиком на 11 -30.
Василий Петрович подавленно сел на место.
Минуты через три с недовольным видом показалась заведующая:
– Степанов здесь?
– Здесь…
– Чего ждем? Особого приглашения? Проходите в кабинет! – и как бы упреждая народное недовольство, добавила: – Пациенты с острой болью обслуживаются вне очереди!
Молоденькая, совсем еще девчонка, докторша крутилась возле Василия Петровича так старательно, что он слышал ее дыхание.
Она усаживала его за навороченный прибор, рассматривала глаз через офтальмоскоп и, в конечном счете, пришла к выводу, что ничего страшного нет, просто возрастные изменения.
Выписала рецепт на глазные капли и пригласила следующего пациента.
Через полчаса позвонил Игорь.
Расспросил, как прошел прием у врача, а когда Василий Петрович подробно, где всерьез, а где с юмором, рассказал о молоденькой докторше, напутствовал:
– Ты, батя, не стесняйся, звони, если что! Не стой в регистратуре, иди прямо к заведующей. Вероника Павловна сказала, что отныне ты для них самый желанный пациент!
СЕКРЕТ «ЗВЕРОБОЯ»
Из всех родственников, а их было столько, что не запомнить, я больше всех любил дядю Мишу.
Внешне он был копией моего отца: такой же высокий, широконосый, голубоглазый.
Разница в возрасте (дядя Миша был старше на пять лет) совсем не чувствовалась.
Но стоило дяде Мише заговорить – мягко, негромко, с добродушной улыбкой, как становилось понятно, что это два совершенно разных человека.
Мой отец, работавший электрослесарем на кирпичном заводе, был неразговорчив, угрюм и вспыльчив, в день зарплаты любил выпить, меры, естественно, не знал – и друзья – приятели заносили его домой, словно какой -нибудь шкаф.
Ни книг, ни газет отец не читал, полагая, что от чтения портится зрение.
Придет с работы, скинет в прихожей кирзовые сапоги, фуфайку, брюки и в серой, застиранной майке и семейных трусах сядет на кухне ужинать.
К еде был неприхотлив, любил жареную картошку – за один присест мог смолотить целую сковородку, а с ней еще и головку чесноку.
Чай пил из большой пивной кружки, положив пять ложек сахарного песку.
Затем, поковыряв спичкой в зубах, тяжело дыша, усаживался на диван и смотрел по телевизору все подряд до тех пор, пока не засыпал.
Дядя Миша – совсем другой.
Умный, грамотный, общительный.
После института он по распределению попал на птицефабрику, где занял должность главного инженера.
Третий год его фотография красуется в центре города на Доске Почета.
Дядя Миша выписывает несколько центральных газет и журналов, даже Вовке, сыну- пятикласснику, оформил подписку на «Пионерскую правду».
Хотя, что удивляться, если дядя Миша сам пишет статьи.
В районной газете «Знамя Ильича» я видел его заметку, подписанную Михаил Красин – и гордился дядей.
Но самое главное, что нас сближало – книги!
Дядя Миша был непревзойденным книголюбом.
С давних лет, со студенческой поры он собирал книжную серию «Библиотека приключений и научной фантастики», ласково именуемую «рамочками».
Книгами из этой серии у него был забит весь унаследованный от родителей, изодранный кошачьими когтями книжный шкаф.
Других книг, кроме «рамочек», дядя Миша не признавал.
И я, тогдашний семиклассник, тоже.
Писатели, которых мы изучали по школьной программе, вызывали у меня скуку.
Совсем другое дело «Человек -невидимка» или «Записки Шерлока Холмса», от которых я не мог оторваться до тех пор, пока не перелистывал последнюю страницу.
Семья дяди Миши жила в самом центре города, на проспекте Ленина, в пятиэтажном кирпичном доме сталинской застройки с лепниной и колоннами.
Их просторная квартира с высокими потолками была настолько огромной, что пятилетний Вовка катался по ней на детском велосипеде.
Каждую демонстрацию, прошагав под духовой оркестр мимо трибуны, мы прямым ходом отправлялись к родственникам.
Взрослые усаживались за богатый праздничный стол в зале, а мне с Вовкой накрывали маленький столик в детской.
Вот только я был равнодушен к пирожным и лимонаду, словно воздушным потоком меня тянуло к книжному шкафу.
Вовка уговаривал меня поиграть в оловянных солдатиков, сбивая их из игрушечной пушки. Мне же было не до солдатиков. Как часовой я дежурил возле книжного шкафа, мучаясь над вопросом, что лучше выбрать: «Зверобоя» Купера или «Человека -амфибию»
Беляева?
«Ах, если бы у меня было столько книг! – мечтал я. – Я был бы самым счастливым человеком на земле!»
Праздничное застолье у взрослых близилось к завершению.
Громко, с надрывом, раздавался нетрезвый голос отца:
– Когда б имел златые горы и реки полные вина, – хрипел он. – Все отдал бы за ласки, взоры, чтоб ты владела мной одна…
Я бы, не задумываясь, и горы и реки – да все на свете отдал за книги, собранные дядей Мишей!
Пока мама внушала отцу, что уже поздно, что пора домой, что надо и честь знать, предо мной стояла задача нелегче – выпросить у дяди Миши «Человека -амфибию».
Выслушав меня, дядя Миша, пахнущий одеколоном, словно пересчитывая, все ли книги на месте, внимательно всматривался в книжные корешки.
Затем, боясь потерять равновесие, открывал стеклянные дверцы.
– Держи! – командовал он, протягивая «Человека-амфибию». – Как говорил Демьян Бедный: «Без книг пуста человеческая жизнь!» Но чтобы никому не передавать! Запомнил?!
Читай аккуратно, углы страниц не загибай – проверю!
– Спасибо, Михаил Васильевич, спасибо! – радостно лепетал я.
Мне хотелось расцеловать дядю.
– Я аккуратно читаю, у меня специальная закладка есть, а ваши книги я никому не даю.
– Правильно!
Когда это было?
Много лет назад, когда Советский Союз был самой читающей страной в мире.
Той страны уже нет.
Как нет моего отца, не дожившего до пенсии.
Как нет тети Любы – дяди Мишиной жены.
И еще много кого из наших родных и близких.
Изредка я захожу к дяде Мише, теперь уже «дюде», как прозвали его внуки.
У Михаила Васильевича два бугая -сына, младшая дочь и шесть внуков.
И вся эта команда наследников ждет не дождется, когда «дюдя» покинет сталинку, чтобы быстренько ее продать.
А Михаил Васильевич, словно всем врагам назло, живет и живет.
За себя и за того парня – младшего брата, моего батьку.
Однажды, я, как всегда, заглянул проведать Михаила Васильевича.
Бутылочку прихватил, закуски из уважения к почтенному родственнику.
Давлю кнопку звонка – дверь открывается, и бывший главный инженер птицефабрики без стеснения предстает предо мной в полуголом виде!
Сухопарый семидесятилетний нарцисс деловито уселся за стол и бойко закинул ногу на ногу.
– Михаил Васильевич, вы бы оделись! – не удержался я.
– Ничего ты, Леха, не понимаешь, – беззубо улыбнулся старик. – Тут по телевизору программа была, не помню название, и там профессор медицинский говорил, что человеческое тело должно дышать!
На поросшей седыми волосами дяди Мишиной груди болтался нательный крестик, а на впалом животе виднелся уродливый послеоперационный шрам.
– Ну, что, Алексей, – философствовал Михаил Васильевич. – Пуста без книг человеческая жизнь? При нынешних -то зарплатах, пойди, не до книг стало?
– Почему же? Читаю.
– А помнишь, как у меня книги из библиотеки приключений выпрашивал?
– Помню, конечно, они до сих пор мои самые любимые.
– И мои! – подмигнул Михаил Васильевич, отчего обвисшее правое веко закрыло глаз, старик неуклюже приоткрыл его костлявым пальцем и перешел на шепот. – Чтобы никто не догадался, я теперь в них денежки храню! С каждой пенсии пятитысячную откладываю… – Зачем?
– На свадьбу! – рассмеялся родственник. – Вдруг помолодею, кому ж я без денег -то буду нужен?
Покончив с выпивкой, я осмелел и рассказал Михаилу Васильевичу, что пришел как раз потолковать насчет книг.
Мол, хочу купить всю библиотеку приключений, как память детских лет:
– Заплачу по полтиннику за книжку!
– Что так дешево? – удивился старик.
– На барахолке за них больше не дают…
– Я тебе их, Алексей, бесплатно отдам! Как помру, приедешь на машине – и заберешь.
Моим-то карликам они не пришей кобыле хвост! Скажу Вовке, что все книги тебе завещал!
– Спасибо, Михаил Васильевич!
Пять лет минуло с того разговора – дядя Миша после инсульта в мумию превратился, под себя ходит, родных не узнает.
Старший сын Вовка квартиру на замке держит.
Я раз пришел – заперто, через неделю – опять замок.
А на третий раз – Михаил Васильевич Богу душу отдал.
В квартире Вовка хозяйничает.
А двое незнакомых мужиков книги в мешки складывают.
– Бог в помощь! – говорю. – Вечная память Михаилу Васильевичу!
– Отмучился, – хмыкнул Вовка.
– Так это… покойный вроде бы собирался мне свои книги подарить…
– Он нам тоже много чего обещал, а коньки откинул – на сберкнижке ни копейки! – тяжело вздохнул Вовка. – Хоронить не на что! Сдадим библиотеку в макулатуру, хоть какая – то денежка будет, дают вон по пятерке за кило.
– Я больше дам!
– Поздно, брат, как видишь, процесс пошел!
– По полтиннику за книгу заплачу!
– По полтиннику говоришь? – задумался Вовка. – Деньги с собой?
Я вытащил кошелек, не представляя, сколько в нем денег.
Оказалось, двести рублей с копейками.
Протянул сотенные Вовке.
Тот усмехнулся:
– Черт с тобой! Уломал! Бери четыре книги на свой выбор!
Я подошел к разоренным книжным полкам и успел вытащить «Человека-невидимку», «Записки Шерлока Холмса», «Человека-амфибию» и «Зверобоя».
– Будет память о батьке! – напутствовал Вовка.
– Будет. Без книг пуста человеческая жизнь! – вспомнил я на прощание и поспешил вниз по лестнице.
На первом этаже книга Купера «Зверобой» вырвалась из рук.
Когда я ее поднял, из -под обложки посыпались пятитысячные!
