Анна ИДЕЛЕВИЧ. В заснеженной старинной Вене

* * *
Закон природы имманентен, он прав всегда,
был хлипок мост, бревенчат, и взорвалось,
внимание сосредоточь на виды сцен
огонь несовершенств и пал олень.
Молния, рок.
Пустой предлог, такой же стройный, как глупый сон.
Он его увел, но в скитании отделен,
причудлив, смутный, пнутый сон,
вот беда, предостережением пренебрег
может шел за кем, может ослеп,
но по ходу этих мистических действ
оказался вдали от людей, что поклялись
вести охоту,
до самого утра прихода,
свести с оленем счеты,
лишить свободы, пуская в обиход любое средство.
Молния, волна, нет якута.
Окутан паром, пошел вразнос,
туман, дикость, что-то лилось,
кто-то горбонос, стрела крутая
кому-то в грудь попадая.
Непроглядная муть
там, как таковая, дождь на ветру,
не было угрозы убью, кто его спугнула,
или он, допустим, сам решил умру?

* * *
Минуту внимания на сцену ничтожности маний,
туманный день на плато Ай-Петри.
Умы величавы, но страх выступает всеми
незабываем,
альпинизма нероссийских окраин.
Палец к губам, рука на плечо,
осирочен, не уют, головам нету мам.
Среди пейзажных смотрин ты стоишь будто сын
хром и слаб,
Блока слог,
и дымам пониманий стихи бормоча.
Туманы на пике, где дали молчали
обручен с нею голос и в вечность изволит,
мелодией напет, забвением богат,
в постепенной утрате слова говорят.

От непогоды нет послаблений, льгот,
но высоко задевают хвосты комет,
сыплют стихи на снега ватман,
из воздушного временного зазора,
в каждой комете,
как маленькие косточки в ранете,
в январе слезы льют, зимы полнятся ими,
а в летний срок
вырастают густыми,
хоти не хоти, взоры диви, разбивай лагерь,
садись под брезент и пиши стихи в тон, и смахивай трепет.
Под брезентовый звезд навес,
пока время нашу жизнь грабит,
не поспоришь, только сотрешь стены трахей,
готовит беду, ей не будешь рад,
нас всех ожидает хаос, морг амисим.
Знаешь, Бэйби, как они сверкают ?
королевство и хрустальный трон
в изумрудах сна.
О том, кто на нем, умолча,
эти стихи
выше ведут,
эти стихи
в темпре моей,
пока солнце не всходит.
Шшш… когда просыпаются, о них не помнят.

* * *
К глухой полуночи заедет дилижанс,
возница остановится у входа.
Сентябрь месяц, прошлая суббота.
Вас ожидает сон первостепенный.
Стихотворение – небольшой аванс.
В заснеженной, старинной Вене.

Мы двинемся далеко от Рингштрассе,
чумного Марианского столба,
где винные, сырые погреба
таят причастие, что собой напилось,
и отпустило трусость восвояси.
Вы с ним померяетесь силой.

Где мимо церкви Санта Августина,
массивов, собирателей дождя,
все сновидения спотыкаются идя,
напоены поэзиями пьянств,
и падают в глубокие фонтаны?
Блуждающий австрийский ренессанс.

Нам от гостиницы не более получаса.
По длинной мостовой. Светилась тускло,
поток лампадо-меда лился густо,
над илистой поверхностью пруда.
Костюм у Вас – монашеская ряса,
одеты схоже остальные господа.

Свернув с дороги, попадаем в черный лес,
стоят во тьме разлапистые сосны
а в прорезях из чаши-чащи всплеснут,
один фамильный особняк.
Он отблеском из мракобесных пьес!
Надзвездною элитою коньяк.
Войдете в холл, распахивая шубу,
и отдадите главному слуге.
На рукаве его тесненный герб.
Он молчаливо спросит Вас: Пароль?
едва ли разомкнув скупые губы.
Ему ответите: Я Дании король.

Он Вас пропустит внутрь. Там,
великолепные растения,
блестящих листьев в вазах заполнение,
свисают из фаянсовости вниз.
А ярусом чуть выше, господам
играет нищий пианист.

Ваше заветное желание исполнимо.

Мое заветное желание исполнимо?

Да. Не стесняйтесь, чувствуйте как дома,
религиозным таинством влекомый,
ряд приключений Вам заполнит ночь.
Предусмотрительность необходима.
Я вряд ли далее смогу помочь.

В крестовых сводах задымленной залы,
где люстра – зеленеющий хрусталь,
лиловая сияющая даль,
летучие повисли мыши
над сумеречными холмами, скалами,
а остальные звуки тише, тише.

Осмотритесь. Еще видны шкафы
и прочая затейлевая мебель.
Расселина, под куполом, на небе.
Плывут, стоймя, олени в белом снеге.
А на стене,
портрет старухи немки.

Азарт и флирт – вот то, за чем пришли.
Обуревает любопытство, да?
По жестяному руслу льет вода,
на паперть искривленного пространства.
Здесь многое случается. И лих,
междуособый зов тиранства.

Из полумрака вышло сновидение,
ее рога спины касались,
и льдинки от удара обсыпались.
Кому такой серьезный приз?
Кому она присядет на колени?
Смутившемуся, глядя вниз.

Молитвы лист выпал из рук,
Вы знаете без слов эти молитвы,
вины и совестности битва.
Приняв раскаяния кару…
Вина смутно белела?
слоняется по лунному бульвару.

Там блеск огней во множестве стекла,
австрийские и польские акценты,
бессовестные комплименты,
свершается, приобретя законность,
давление плоти и тепла ?
волшебная влюбленность.

Как ты меня узнаешь среди них?
Мы встанем в полутесный круг.
Под маской не увидишь моих губ.
Ты подойдешь и скажешь: Ecce Homo,
а я тебе отвечу: Vere Vita .
Желание обладания
без свиты.