* * *
Жизни книгу сдав в печать,
Нужно постараться
Что-то важное сказать
В каждом из абзацев.
Все, и я, друзья, и вы,
Знали, как казалось,
В книге жизни три главы:
Юность, зрелость, старость.
Юность, вроде бы, не в счет,
Правда, юный Моцарт
Удивлять не устает
Несмотря на возраст.
Значит зрелость? Но она,
Нами в полной мере,
Без остатка, отдана
Призрачной карьере.
И не старость, что сумев
Мудрости набраться,
Причитает нараспев
В каждом из абзацев.
То-то видно и оно,
На больших развалах
Книжных книг полным полно,
Интересных мало.
* * *
Свобода спорное понятие.
Пора внушить себе, пора:
Игра в свободу, демократию
Довольно вредная игра.
Мне, например, давно уж ясно,
Как таковой, свободы нет.
Свободомыслие опасно,
Свобода слова – просто бред.
И я, друзья мои, доволен
Тем, что свободен от идей
Ее достичь, и несвободен
От близких и родных людей.
Как все, я вырос в несвободе,
Ей присягал и ей служу.
Она уже в моей природе,
Я ей, как жизнью, дорожу.
Ее не бог какие всходы
Готов покорно пожинать,
И вам – рабам своей свободы,
Меня до гроба не понять.
* * *
На старой летней танцплощадке
Смятение и полумрак.
Следит дружинник за порядком
Для профилактики от драк.
У женщин на щеках румянец.
Они волнуются и ждут,
Когда объявят белый танец
Всего на несколько минут.
Стоят, оценивая взглядом
Потенциальных визави,
Им, в принципе, не много надо:
Покоя, счастья и любви.
Как раз того, что во Вселенной,
Пусть и на несколько минут,
Всем вместе и одновременно
Им даже в танце не дадут.
* * *
Бывают в тягостные дни
Минуты невозврата,
Когда расходятся пути
И тропок нет обратно.
Когда груз прошлого лежит
Безрадостным итогом,
И ни один ученый гид
Не объяснит дорогу.
Бывают в горестные дни
Нелегкие минуты,
Когда не только мы одни
Стоим на перепутье.
Открыв от изумленья рты
И осознав всю тщетность
Своих усилий, у черты
За коей – неизвестность.
Бывают в жизни нашей дни,
Как язвы, как нарывы,
Когда, сколь время не тяни,
Придется сделать выбор.
Отбросить груз минувших дней
И вновь идти куда-то
Всем, оттолкнувшись посильней
От точки невозврата.
* * *
Пора уж прошлое оставить,
И годы утекли в песок,
Но несговорчивая память
Готовит новый марш-бросок.
Уж эти мне ее посылы!
Привычка бить исподтишка.
Она, похоже, не забыла
Мне ни единого грешка.
А эта странная манера –
Плохое только вспоминать.
Корить, вновь приводить примеры
И в помощь совесть призывать.
Нет, так я просто им не дамся,
Я не один, наверняка
Такой плохой. От этих санкций
Не умирал никто пока.
Я буду биться, извиваться,
Не признавать упорно суть.
А если в трех словах и вкратце:
Пытаться память обмануть.
* * *
Ночь. Пусто, тягостно и грустно.
По улице бреду пешком.
Фонарь горит, но как-то тускло.
Аптека где-то за углом.
Вновь, хоть прошло уж больше века:
«Ночь, улица, фонарь, аптека».
Столетье прожитое зря.
Что изменилось в новом веке?
Всем также все «до фонаря»,
И это «точно, как в аптеке».
«Исхода нет», и прав был Блок,
Всю жизнь вместивший в восемь строк.
* * *
Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо.
Поэзия – вся! – езда в незнаемое.
В. Маяковский
К штыку перо не приравняешь.
Казалось, вечное перо.
Рифмуешь, пишешь и бросаешь
Стихи в корзину иль в ведро.
Но все равно скрипит упрямо,
Как и скрипело до того.
Поэзия – езда в незнамо
Куда, незнамо для чего.
Не стоит только лишь касаться
Тем, за которые в стране
У нас рискуешь оказаться,
Как Мандельштам, незнамо где.
