ПИСЬМА ИЗ ДЕРЕВНИ
1
И вот, друзья, сижу на даче,
уж не такое это горе!
Здесь одуванчики, и, значит,
полей желтеющее море.
А мысли про болты да гайки,
в печи рубиновые угли,
пес черно-белый типа лайки
с хвостом, закрученным как бублик.
В окне березы ствол отвесный,
что так похорошела за год,
в пустом лесу не интересно,
еще в нем ни грибов, ни ягод.
Итак, какие же итоги?
Вздыхать, на лучшее настроясь,
и мерить русские дороги
в дождях и с лужами по пояс…
2
В мае холодно на даче –
запоздалая весна –
пес и кот от стужи плачут,
дождь по шиферу фигачит,
гениальный труд не начат,
согласитесь, не до сна!
Открываю в печке топку,
приготовлены дрова,
выпиваю водки стопку,
десять щепок на растопку,
в ход газет пускаю стопку –
поджигаю, и ура!
Весело трещат поленья –
наблюдаю сквозь стекло,
как идет процесс горенья,
лает пес, кошачье пенье
поднимает настроенье –
стало в домике тепло!
В жизни есть такие штуки,
ни одной не пренебречь:
кто-то любит буги-вуги,
кто-то вяжет шарф со скуки,
у меня в ожогах руки –
я топлю на даче печь.
3
Живу весной холодною на даче,
Усадково деревня – адрес мой,
не знаю сам, на что я время трачу,
но при делах как будто день деньской.
То верстка по эмейлу мне из Праги,
то корректура – в красном каждый лист,
и я, пером не трогая бумаги,
по клавишам стучу как пианист.
А печка остывает прогорая,
и холодно опять, такая грусть,
но я, стихи и прозу сочиняя,
о поколеньях будущих пекусь.
Кто передаст потомкам, как мы жили,
как не везло с погодой, хоть убей?
Nеmiroff убавляется в бутыли,
но в доме не становится теплей.
4
Сырые тучи над Усадковым
и ветер северный в лицо –
жена: «Купи немного сладкого,
когда окажешься в сельпо».
У пса всегда глаза несытые,
и у кота печаль в глазах,
дорога дождичком размытая,
но я шагаю в сапогах.
«Мороженное есть в стаканчиках
или фруктовый мармелад» –
а вдоль дороги одуванчики
еще без шапочек стоят.
За полем сразу елки лесенкой
и в них березовый замес,
иду и напеваю песенку,
романс Тургенева И.С.
Люблю деревню подмосковную,
презрев распутицу и грязь,
и ощущаю с нею кровную,
полумистическую связь.
* * *
Да, Интеллигенция – сила,
ее ведь советская власть
за семьдесят лет не добила,
теперь вот другая взялась.
И вот те же самые вести,
мы снова попали в грозу –
приверженность долгу и чести
для них, как бельмо на глазу.
А мы все верней год от году
вступаем в сгустившийся мрак,
идем, как «Титаник», под воду,
как с поднятым флагом «Варяг».
Но верю, на дальнем рассвете,
куда не дотянется взгляд,
нас внуки, а, может, и дети,
для жизни своей воскресят.
ПИСЬМА ИЗ ИЕРУСАЛИМА
1
Обживаюсь в земле ханаанской –
не спеша, в настроенье отличном,
и в саду погулял Гефсиманском,
и горе поклонился Масличной,
где тепла ожидают как ласки
миндаля нерасцветшие ветки…
Отдыхаю теперь на терраске,
глажу кошку тигровой расцветки.
Мне с терраски наветренной, зряшной
огоньки разноцветные зримы
и домов незнакомые башни
в тьме вечерней Иерусалима.
2
Иерусалим – оплот печали,
я видел прошлого ясней,
как кошки по дворам мелькали
расцветок разных и мастей.
Таксист наш выкрутил баранку,
вниз низвергалась с высоты
вода, и ветер наизнанку
нам выворачивал зонты.
Была программа на сегодня
(несовместимая с другим)
Храм гроба посетить Господня
и старый город перед ним.
Душа давно влеклась к Святыне
и вот свершилось!..
И при том
лило же в Иерусалиме
и кошки мокли под дождем!
3
Видеть будни Иерусалима
наяву (а не из фотографий),
где трамвай подобием налима
взад-вперед проносится по Яффе!
Где бесценно каждое мгновенье!
Бецалель – не выговоришь слово,
вавилонское столпотворенье
на Агриппас – рынок продуктовый.
Новый город, рядом старый город,
яффские, дамасские ворота –
есть еще в пороховницах порох,
ну и в двести шекелей банкнота.
Уж, считай, неделя, как из дома,
как мы по Израилю гуляем –
не забыть шабата у Яглома*
с самогоном крепким под «ле хаим».
___________
* Иерусалимский философ и издатель.
