В первое время мозг возмущался, пытался сопротивляться действительности. Но реальность – штука упертая, ее не обманешь. Можно, конечно, представить, что все у тебя хорошо, и ежедневно твердить, как мантру – «неплохо-отлично-превосходно-замечательно». Может быть, от самообмана и станет легче, но от себя не уйти. Когда я это понял, то проще стал смотреть на мир. Но как же долго к этому шел! Был на грани срыва, жить не хотелось, а для того, чтобы наложить на себя руки, слишком любил жизнь.
Да, я никогда больше не увижу солнца, разве только его отражение, проекцию в своем мозгу. Потеряв зрение, заметил, что у меня обострились другие чувства. Я стал лучше слышать. Со временем развилось обоняние, научился различать запахи не хуже собаки. Своими пальцами умею разглядеть мельчайшие шероховатости банковской купюры. Натренировал свою память так, что в течение одной-двух секунд смогу извлечь информацию любой степени давности из темных подвалов подсознания. И, кроме этого, понял, что такое интуиция, хотя когда-то это слово было для меня пустым звуком. А, главное, своим умом дошел до того, что с верой в сердце человек способен на многое. Даже снова научиться видеть. Пусть и не глазами.
1
Когда после долгого периода тяжелой депрессии я пришел в себя, передо мной встал вопрос – как жить дальше? Денег на существование не было, пенсия по инвалидности казалась насмешкой. Постепенно привык к своей неполноценности и начал бороться за жизнь. Первым делом научился самостоятельности. Сначала освоился в собственной квартире, и это было так странно – заново изучать свой дом, ведь в нем я прожил почти сорок лет. Словно попал в незнакомый мир, полный звуков, запахов, в котором отсутствуют цвета, и господствует вечный мрак. Тыкался в стены, как слепой котенок, и отбивал ноги о стулья. Несколько раз едва не вывалился в окно, раздвигая шторы. Шторы открывал по привычке, зачем слепому солнце?
Не мог находиться в тишине, она угнетала. В квартире, конечно, никогда не бывало полного безмолвия. Даже ночью слышались какие-то звуки – поскрипывал диван, капал кран на кухне. Но это было не то, чего я хотел. Хотелось общения, слушать живые голоса и разговаривать с живыми людьми. В пустых квартирах, в тихом одиночестве эта потребность чувствуется особенно остро. По моей просьбе дядя Ваня, сосед по площадке, принес маленький транзистор. Радио стало портом, с его помощью я поддерживал связь с внешним миром. Когда хотел послушать последние новости, то включал «Маяк», а если становилось тоскливо – «Авторадио». Хиты восьмидесятых годов – музыка моей молодости, отвлекали от тяжелых мыслей. Но больше всего мне полюбились короткие волны. После захода солнца транзистор начинал ловить десятки радиостанций, вещающих на всех языках мира. Я переходил с одной станции на другую, и, казалось, что путешествую по свету. Англичане, французы, испанцы, немцы, поляки, болгары, хохлы приветствовали меня разными голосами. В этих языках еще немного разбирался. Фразы на языках Малой Азии, Китая, Индии и Дальнего Востока были просто волшебными заклинаниями, и я часами слушал их радиопередачи, не понимая ни слова. С рассветом волшебство исчезало и на коротких волнах оставалось две-три местные радиостанции. Ждал заката, чтобы продолжить путешествие.
Продукты приносил дядя Ваня. Но я не желал ни от кого зависеть, не любил, когда со мной возились, как с грудным ребенком. Первый самостоятельный поход в магазин был полон приключений и показался высадкой на чужую планету. Мир встретил меня холодным ноябрьским дождем, автобус у дороги окатил с головы до ног грязью с размякшими листьями, а водитель какой-то легковушки обозвал слепым придурком, чуть не задавив. На обратной дороге сбился с пути и долго плутал меж домов, пока не наткнулся на мальчишек с нашего двора.
Терпеть не мог, когда меня жалели. Жалость убивает волю, и люди, которые постоянно ищут сочувствия, превращаются в жалкое подобие человека, пришибленное и скулящее по всякому поводу. Они теряют остатки жизненных сил и, обезволенные, волочат по жизни свои дряблые тела, в которых еле теплятся ошметки духа. Это не жизнь, а медленное приближение к смерти, продвижение по шкале времени гусиным шагом, иначе и не назовешь. Эти люди лишены любви к себе, а если человек не любит себя, то, как он сможет полюбить другого человека, как он сможет полюбить жизнь? Да и жизнь, разве полюбит она того, кто ее отвергает? И я не спешил переводить себя в категорию подобных нытиков, хотел показать этому миру, что рано вычеркивать меня из списков, что я еще молод, черт возьми!
Несмотря на мои обновленные мысли, в жизни ничего не менялось. Та же мизерная пенсия, которой хватало только на хлеб и чай, чередование дней и ночей, вылазки на улицу с мусорным ведром, походы в магазин. Одно и то же. Я начинал опасаться, что оптимизма на всю жизнь не хватит, и он растает, как снег по весне. Порох может отсыреть и, в конце концов, вместо выстрела раздастся слабый пшик.
2
Друзей не осталось, все разъехались кто куда, а из родни была только тетка где-то в Перми, но я никогда не видел ее. Никто, кроме дяди Вани, не заходил, но однажды кто-то настойчиво позвонил в дверь. Не спрашивая, кто там, я открыл и услышал знакомый голос, который не сразу узнал.
– Привет, Саня! Эк тебя угораздило!
– Кто это? – спросил я.
– Долго жить буду, коли не узнал!
– Даниил! – я, наконец, узнал этот голос. – Как ты здесь оказался?
– Меня в командировку сюда послали, – сказал Даниил. – Только вчера приехал и узнал, что с тобой беда стряслась. Я тут до весны. Работы много, но к тебе буду заходить, я сейчас недалеко живу.
Я проводил старого друга на кухню и хотел заварить чай, но Даниил громко стукнул о стол донышком бутылки.
– Так давно не виделись, а ты мне чай предлагаешь?
Вкус мартини напомнил о прошлой жизни, когда у меня было все, кроме страха перед будущим. Мы долго разговаривали, попивая вермут. Вспоминали бывших одноклассников и одноклассниц, которые давно обзавелись семьями. Я рассказал Даниилу, как потерял глаза, как выкарабкивался из этой безнадеги. Он в свою очередь поведал о своей работе в геологии. Полевые выезды, летние экспедиции в Сибирь и на Алтай. И вот судьба забросила его в город детства.
Мы с Даниилом учились в одном классе. После школы он поступил в Саратовский институт на факультет геологии, и больше в нашем городке его никто не видел. Я ушел в армию, два года отслужил в десантных войсках, затем еще три года по контракту. А вернувшись домой, перебивался случайными заработками, пока не нашел хорошую работу у одного фирмача. Был его личным водителем и телохранителем. Два года работал с ним, и у меня всегда водились деньги. Я мог отразить нападение вооруженных бандитов, но, когда в среде подобных дельцов началась война за территорию, оказался бессилен. Что я мог сделать против двух джипов, из каждого окна которых выглядывало по стволу АКМ. У меня был пистолет, но из этой пукалки успел лишь пару раз выстрелить. Потом наш «Мерседес» подбросило, опрокинуло, и он покатился вдоль дороги. Очнулся в больнице и узнал что все, кто со мной ехал, погибли. Я остался один в кромешной тьме.
– Может быть, зрение получится восстановить? – спросил Даниил.
Вместо ответа я на пару секунд приподнял очки и могу только представить, что он увидел – пустые глазницы вместо моих некогда зеленых глаз. Даниил промолчал, и я услышал, как позвякивает бутылочное горлышко о стакан – у него дрожали руки. Он хотел мне помочь, но не мог, потерянных глаз не вернешь. Перед уходом он сказал:
– Подумай, что ты умеешь, на чем сможешь заработать. Я попробую это дело продвинуть.
– Коробки клеить? – с горькой усмешкой спросил я.
– Поройся в памяти. Руками ты много не заработаешь. Работать нужно головой.
3
Даниил ушел. Я остался один. В этот вечер радио не включал и сидел в тишине. Усиленно думал над словами Даниила. Был уверен, что это не пустая болтовня, он был серьезным человеком и не забывал на второй день о своих обещаниях. Я сидел и перебирал специальности, мысленно прикладывая их к своему состоянию.
Какую работу может делать слепой? Я был спецназовцем, но сейчас для этого не годен. Водить машину, стрелять в людей и драться, как Ван Дамм, больше ничего не умел, а теперь все это ни к чему. «И это все? – с тоской подумал я. – Так мало! Я так ничему и не научился!»
Что-то должно быть еще, что-то я упустил. Оглохший Бетховен продолжал писать музыку, слепой Стив Уандер играл на рояле и пел, Мересьев без ног летал на самолете. Вот это люди с большой буквы, судьба их не сломала. А кто я? Жалкий червяк, ползающий в грязи.
Но Даниил подарил мне надежду.
– Думай! – приказал я себе. – Ты просто обязан найти выход из этого положения.
Но что же я еще умею? Работать нужно головой, сказал Даниил. Неужели я не умею работать головой? Неужто она пригодна только кирпичи разбивать на показательных выступлениях десантуры? Махать кулаками и водить машину? И это все?
Вдруг в моей голове блеснула молния и высветила забытую картину.
Прокуренное помещение, дым столбом, я сижу за столом, передо мной куча разноцветных фишек, в моих руках карты – тузы и десятки – я на гребне волны. Я спокоен, потому что уверен – выиграю. Для виду делаю кислое лицо – соперников это вводит в заблуждение, они увеличивают ставки, и я срываю банк. Закуриваю сигарету, спокойно разглаживаю банкноты – они мои. Выхожу на улицу из полуподвала – я богач.
Ну, конечно, это именно то, что нужно! Если научить пальцы чувствовать масть, то я и без глаз обойдусь. В груди зажегся уютный костерок, согревший мое сердце. Нащупал свои любимые говорящие часы, и они женским голосом с китайским акцентом сообщили, что уже три часа ночи.
Лег спать, но сон не шел. Лежал на диване, курил и думал о смысле жизни. Можно много лет прожить на автопилоте, бесцельно и бездумно. Но одного толчка хватит, чтобы подтолкнуть человека к действию. У него появляется цель, для достижения которой он постарается сделать все, даже изменить свою сущность. И этот толчок будет его первой победой в войне за жизнь.
Уснул я только утром. Я был спокоен. Спасибо Даниилу – я нашел способ выжить. Теперь не нужно будет тянуть от пенсии до пенсии и ждать, когда государство подкинет косточку перед очередными выборами.
Целый день ходил по комнате и проверял чувствительность своих пальцев. Газет не было, но на книжной полке я нашел несколько книг, давно их в руки не брал. Но сколько не поглаживал страницы подушечками пальцев, ничего не чувствовал, кроме складок типографского брака. Пальцы не различали текста, книжные листы были шершавые, но выпуклости букв не замечалось. На титульном листе надпись оказалась рельефной, я долго ее обследовал, и под вечер меня вдруг осенило – «Два капитана»! Несколько раз проверил свою догадку. Точно! Вот «Д», а с ней впритирку стоит «в», за ней «а», затем пустое пространство, за которым следует «к». «Два капитана»!
То, что под руку попалась именно эта книга, показалось мне знаком. Немой мальчишка, научившийся разговаривать; слепой, научившийся читать. Какое странное совпадение!
4
Вечером услышал в подъезде шаги и догадался, что это поднимался Даниил. Едва он вошел, сунул ему в руки книгу.
– Ответь, это «Два капитана»? – спросил его.
– Ну да, Каверин, – ответил он, не понимая, зачем ему нужна эта книга.
– Тогда я выбрал, чем буду заниматься! – воскликнул я. – Играть в карты!
Данил повесил куртку на спинку стула и положил книгу на стол.
– Не вижу связи. Объясни, пожалуйста.
– Тебя не удивило, что я знаю название этой книги? Я же ничего не вижу!
Даниил помолчал, потом сел за стол, и я услышал, как он зашуршал страницами книги.
– Да, я не сразу сообразил, – он отложил книгу. – Как ты узнал, что это именно Каверин.
– Я прочитал название, – сказал с гордостью. – Пальцами прочитал. До этого я и не пробовал этого делать.
– Это хорошо, но карты тут при чем? Как ты будешь играть? Слепой картежник – это оригинально. Приходишь в казино и сразу продуваешь всю свою пенсию. Ты же не увидишь карт!
– Научу свои пальцы читать карты. Я заметил, что у меня обострились тактильные ощущения. Если я смог прочитать название книги, то увижу и масть на уголке карты. Я разовью эту способность. В казино будет преимущество, меня не станут воспринимать как соперника.
– Но если ты и научишься распознавать свои карты, то, как узнаешь, какая карта ходит? Не уверен, что твоим соперникам понравится, если ты станешь ощупывать все карты, с которых заходят.
– Можно поставить небольшое условие – пусть все озвучивают свои ходы. Обычно люди так и делают, так что никакого шулерства в этом нет. Остальное за моим мастерством.
– А есть оно, мастерство?
– Раньше я хорошо играл, нужно попрактиковаться.
Мы просидели до самой ночи. Обсуждали мою идею. Даниил был не против, но особого восторга не выказывал. Он не любил азартных игр и был сторонником шашек, нард и шахмат.
– Лучше в шахматы играть, – посоветовал он.
– Что дадут мне шахматы? – с иронией спросил я. – В лучшем случае полтинник за партию. Это ставка пенсионеров в сквере. Нет, в шахматы по-крупному не играют. Покер или преф, долгая партия, большие ставки, и в итоге – полные карманы за один вечер.
– Или полные штаны, – возразил Даниил. – За тот же вечер ты можешь остаться без квартиры.
– Или купить еще две, – сказал я.
Даниил обещал принести мне колоду карт.
5
Этой ночью бессонница не мучила, и я спал спокойно. Мне даже приснился сон. Будто я поехал в Лас-Вегас и проиграл там свою квартиру и пенсию. Поражение во сне меня нисколько не опечалило и к утру отыгрался. Проснулся рано, включил радио и в прекрасном предпраздничном настроении стал слушать музыку. Между делом продолжил тренировать пальцы, но они отказывались видеть текст на страницах. Крупные буквы на обложках худо-бедно читать получалось, но этого было мало. Пальцы меня не слушались, одеревеневшие, они словно рашпилем царапали страницы.
– Ничего у меня не получается, – сообщил я Даниилу, когда он заглянул ко мне после работы. – Зря я, наверно, это задумал.
– Ты что же хотел, чтобы за один день все получилось? – спросил он. – Так не бывает. Если уж взялся, так и не бросай начатого!
Он положил передо мной колоду и предложил мне испытать пальцы на картах. Он называл карту и передавал ее мне. Я неторопливо исследовал ее, поглаживая пальцами. Уделял особое внимание уголкам – вся информация находилась на них. Но не видел в картах никакого различия, и это меня очень огорчало.
– За один день ничего не получится! – успокаивал меня Даниил. – С тебя семь потов сойдет, прежде чем ты увидишь первый результат.
Даниил приходил каждый вечер, и мы проделывали один и тот же эксперимент. Он раскладывал передо мной колоду, и я мусолил карты, пытаясь считывать информацию. Иногда вроде бы удавалось разглядеть масть, но на поверку выходило, что это просто случайность. Неудачи меня ужасно расстраивали, и если бы не Даниил, давно забросил бы эту сумасшедшую затею. Но мой друг, видно, и сам поверил в меня и едва ли не силой заставлял проделывать одни и те же упражнения.
Однажды наступил переломный момент – я определил значение карты. Никогда не забуду ее, это была шестерка пик. Это не было случайностью, каким-то внутренним чувством (может быть, это и есть интуиция?), я понял, что не ошибся. После этого определил еще одну, затем несколько раз подряд ошибся, потом через одну назвал правильно. Несколько дней спустя во мне словно открылось новое зрение – при помощи пальцев я научился читать даже газеты.
– Ты делаешь успехи! – сказал мне Даниил. – Теперь тебе нужно развивать память.
Он предложил усложнить занятие. Теперь мне нужно было распознать все карты, разложить их в две стопки и запомнить, где какая лежит. Сначала мог запомнить только тузы, но масти вспомнить не мог. В первый день тренировки так ничего и не вышло. Зато, неделю спустя, я без труда мог проследить за половиной колоды. При этом раскладывал карты уже в пять-шесть стопок, а не в две.
6
Даниил гонял меня, как щенка, из которого нужно сделать хорошую сторожевую собаку. Он и себя не жалел, каждый день звонил по нескольку раз и спрашивал, как обстоят дела, а после работы мчался ко мне, чтобы продолжить наши занятия.
– Ты должен верить в себя, раз уж я в тебя поверил! – говорил он всякий раз, как только во мне появлялась капелька сомнения. – Ты должен видеть своими пальцами не хуже зрячих!
И произошло чудо. В который раз, ощупывая карту, вдруг увидел ее. Нет, не ощутил кончиками пальцев, как я уже научился это делать. Я ее увидел. В голове сложилась картина, смутное видение, как это бывает, когда человек закрыв глаза, представляет перед собой какой-нибудь предмет. И даже цвета. Чуть скошенные в красный, будто я смотрел сквозь светофильтр.
– Ну, что ты молчишь? – спросил Даниил.
– Я вижу ее, – сказал я.
– Отлично, продолжай в том же духе, – подстегнул он меня.
– Ты не понял, – я положил карты на стол. – Я вижу карту, как видел когда-то глазами.
Даниил промолчал, не зная, что сказать мне в ответ. Я поднял голову, и вдруг вспышка света резанула по моим мертвым глазам. От боли потерял сознание, а когда пришел в себя, то понял, что лежу на кровати. Первое, на что обратил внимание, были слезы. Господи! Я уже несколько лет не плакал, у меня давно уже не было слезных желез! Слезы текли из пустых глазниц и скатывались по щекам.
– Что с тобой было? – спросил Даниил.
– Я видел свет, – ответил я.
И вдруг я увидел свою холостяцкую комнату, увидел стол с разбросанной по нему колодой, увидел Даниила, склонившегося надо мной. И еще я увидел книгу, лежавшую на полу у кровати. На затертой временем обложке золоченым тиснением было написано «Два капитана».
– Я все вижу! – закричал я, едва не задохнувшись в своем крике. – Я вижу!
– Ты шутишь? – недоверчиво спросил Даниил, поднявшись со стула.
– Какие тут шутки? – заорал я. – Вижу я, понимаешь? Вижу.
Вскочил на ноги, побежал в ванную. Зеркало было покрыто толстым слоем пыли, и я протер его рукавом. Снял очки, посмотрел на него. Зеркало видел. А себя в нем нет. И ванной комнаты в зеркале тоже не видел. Сначала даже испугался – кто я такой, что меня зеркало не отражает, но потом успокоился – просто моему новому зрению недоступны отражения. Лишь холодный матовый прямо-угольник на стене. Зеркало. Серое зеркало сквозь красный светофильтр.
Я видел не глазами. Их у меня не было.
– Ты, действительно, все видишь? – спросил из-за спины Даниил.
– Да, но как-то по-другому, не так как раньше. Отражения не вижу.
Я поспешно надел очки, чтобы он не видел моих пустых глазниц и повернулся к нему.
– Как же такое возможно? – Даниил стоял, опираясь плечом о дверной косяк.
– Не знаю, – слезы лить перестали, и я стал осматриваться. – Цвета блеклые, все тусклое. Зеркало матовое. Но я вижу! Вижу ведь! И даже больше, чем раньше.
Сквозь его пиджак я видел купюры во внутреннем кармане и паспорт. И при желании смог бы прочитать серию и номер. Я назвал цифры, и после этого Даниил мне поверил.
– Что-то вроде инфракрасного зрения? – Даниил оторвался от косяка и вышел в коридор.
– Не знаю, наверно, – я прошел за ним. – Как рентген. Может, это третий глаз? Я давно еще читал, что йоги каким-то образом открывают его.
– Третий глаз? Это фантастика какая-то, – Даниил остановился и внимательно всмотрелся в мое лицо, будто пытался в нем найти ответ на свой вопрос.
– Сказка, – я улыбнулся, разглядывая друга.
– Тогда поехали в казино?
– Прямо сейчас?
– Вечером.
– Завтра давай! Потренируюсь еще немного. Я ведь не просто вижу… Это больше чем зрение.
7
В казино полусумрак, неназойливо бренчала музыка из «Криминального чтива». «Даже диалоги не вырезали», подумал я и усмехнулся.
Даниил прошел следом за мной. Не хотел, чтобы он со мной ехал, но от его навязчивой опеки отделаться невозможно. На кону – моя пенсия и его триста долларов. Я не хотел брать его деньги, но он настоял. «А если продую?» – спросил я. «Ну, не судьба, значит, – ответил он. – В следующий раз отыграешься».
Мы прошли мимо слот-зала. Нет, это меня не прельщает. Дергать за ручку, обливаясь холодным потом, и ждать – повезет или нет? Нет, это не для меня. Я люблю с людьми играть, видеть их глаза, чувствовать их нервы. А это холодное железо, что с него взять, его не чувствуешь. Покер-рум я тоже обошел стороной. Не время. Пока лучше поиграть во что-то одноклеточное, простенькое.
Я все еще не мог привыкнуть к своему новому зрению. Все видно не так, как раньше. Цвета скошены в красноватый цвет, как в старых телевизорах, когда кто-то своими кривыми руками пытается настроить цветовую гамму. Но лучше видеть так, чем вообще никак. К тому же, вижу даже больше, чем раньше – картон насквозь просвечиваю, как рентгеном. Зеркала – это да. В первый день меня жуть брала, я сам себе вампиром казался, еще бы клыки, с которых кровь капает, и полный улет! Не видеть отражения – это, конечно, неудобно, однако куда лучше, чем не видеть вообще ничего.
Полукруглый стол, обитый зеленым сукном. За одним концом стоит крупье, или, как сейчас можно называть, – дилер. Девушка, лет девятнадцати, красавица, спортсменка, вот только ни фига не комсомолка. Азартные игры – грех вселенский, людям идейным такие вещи недоступны. А для таких, как я – в самый раз. Девушка одета в черную жилетку и белоснежную рубашку с накрахмаленным отложным воротником. Воротник огромен, как крылья дельтаплана, и лежит на ее плечах. Большой воротничок, с таким не страшно с крыши прыгать – спланируешь.
Перед девушкой лежат разноцветные фишки. Мои фишки. Они должны стать моими. Иначе – зачем я здесь? Я за ними пришел. Слышите, фишки? Вы мои!
Я занимаю второе место с краю. Крупье взглянула на меня, улыбнулась и кивнула. Жизнь в казино только начинала просыпаться – скоро справа, рядом со мной, сел молодой парень – он заметно нервничал, видимо, решил отыграть старый проигрыш. Может быть, в долги влез. Может быть, это был его последний шанс. Он снял очки, протер их платочком. Под глазами его были темные круги. Нет, не алкаш, не наркоман. Просто очень хотел разбогатеть. Или вылезти из долгов. Обычный офисный работник. Какой-нибудь менеджер. Хотя, нет, слишком молод он для менеджера. Студентик, наверняка. Мне его даже стало чуть жаль. Ведь фишки – мои. Даже те, что лежат в его карманах.
Не знаю, чего Даниил за мной потащился? Охранять меня, что ли? Если какая буча, так мне самому придется его защищать. А если сорву большой куш, то без бучи не обойтись. Я развернулся к нему и сказал:
– Иди одноруких потягай, что ли. Так, наудачу. Не проигрывай очень много. А может даже и повезет. Новичкам всегда везет.
Он усмехнулся и ушел в слот-зал. Я посмотрел на деваху. Она была бы красивой, если бы я не видел ее в красноватых тонах. Хорошо хоть не в синих. Не люблю я синий цвет мертвечины. Хотя ее формы очень даже ничего. Товаристая.
К нам подсел еще один мужичок. Дорогой костюмчик, галстучек. Никогда не любил этих ошейников. А он здесь частый гость. Завсегдатай. Поприветствовал девочку, как родную. Выложил кучу моих фишек. И стал раскладывать их по номиналам. Синенькие к синеньким, красненькие к красненьким. Я сделал то же самое. Разложил перед собой всю свою пенсию и деньги Даниила. Нужно как минимум удвоить эту сумму. Иначе – зачем приходить?
Я осмотрел стол. Возле очкастого паренька было не так много фишек. Моих фишек. Видно, он что-то продал, чтобы сыграть еще разок. А может, и украл. Какую-нибудь мамину драгоценность, например. Может быть, в ломбарде сейчас лежит колье или золотое колечко, которое папа подарил маме в день свадьбы. И если он не вернет эту вещь к завтрашнему вечеру, то будет ему конец света. Этакий маленький Армагеддон с применением нехороших слов и насилия. Или даже интернет отключат на полгода. Родители – они такие, чуть что – лишают своих детишек доступа в Интернет. Или любимые игры удаляют.
Мужик в костюмчике от какого-то там «дольче» чувствовал себя уверенно. Он пришел не выигрывать. Он играть пришел. Игрок. Ну, что, поиграем. Считайте свои фишки, господа, не отходя от кассы.
В казино прокуренный воздух. Дышать нечем. Знакомая, блин, атмосфера. Музыка от товарища Тарантино продолжает ненавязчиво долбить мозг. А вот болтологические вставочками между композициями вкупе с гулкими выстрелами – ни к селу ни к городу. Могли бы хоть вырезать, лентяи чертовы!
За наш столик садятся еще двое. Молодая девчушка лет двадцати и пожилой седоватый мужик. Все спокойны в отличие от очкарика. Куда ты лезешь, дурень? С такими нервами тебе только в салочки играть!
Девушка-крупье перемешала две колоды у всех на виду и вставила карты в шуз. Как будто это не даст ей меня обмануть, если она этого захочет. Эй, детка, я знаю сотню способов обмануть клиента. И знаю, как с этим бороться. Тем более, с моими нынешними способностями. Unr сейчас она играет честно. Я это просто чувствую.
Все сделали ставки. Небольшие. Пробные. Как и всегда в начале. Крупье раздала нам по две карты. Себе одну, как и положено.
Вид очкарика выдавал его с головой. Одного только взгляда на его карты было достаточно, чтобы понять – либо блэкджек, либо перебор. Туз и восьмерка. Я видел его карты, хоть он и старательно прятал их.
– Еще, – дрогнувшим голосом сказал он.
Валета ждал. Пришла дама. Этого не знала даже крупье. Зато знал я. Губы паренька задрожали. Он положил карты на стол.
– Много, – сказала крупье и перевела взгляд на меня.
Глядя в глаза девушке, я поднял карты и прикоснулся к уголкам подушечками пальцев. Валет червей и дама пик.
– Еще, – сказал я.
Ее зрачки чуть расширились. Она видела, что я не смотрел на свои карты. Кинула мне еще одну. Туз. Еще бы семерочку…
– Еще.
На лице ее не было удивления. Однако ее зрачки… Она кинула мне карту. Десятка. Пролет. Ладно, на это и было рассчитано. Проверка.
Крупье еще раз внимательно взглянула на меня. Я кивнул.
– Много, – сказала она и перевела взгляд на нервного парня.
Следующим был мужичок при галстучке. Он посмотрел на своих соседей, чему-то усмехнулся.
– Еще.
Взял карту, подумал секунду.
– Хватит.
Затем играла девица. Остановилась на шестнадцати, дура. Могла бы рискнуть. У ее предшественника было восемнадцать. Последним был седой. Он сидел спокойно, едва ли не вальяжно и смотрел в глаза крупье.
– Еще.
– Еще.
– Хватит.
У седого было девятнадцать.
Крупье играла в открытую. Туз. Потом семерка. Пролет. По законам казино крупье не имеет права брать карту, если набрала семнадцать или выше. Раскрыли карты. Седой довольно улыбнулся.
По второму разу ставку сделали повыше. Очкарик повышать не стал. Очки его запотели, и он снова протер их платочком. Руки дрожали. У него снова было девятнадцать. Рисковать он не стал. Мне пришел Блэкджек. Остальные кто перебрал, кто остался на семнадцати. На этот раз улыбнулся я.
Даниил где-то в слот-зале дергал ручку. Иногда он выходил и поглядывал за мной, я это чувствовал. Он нервничал. И даже немного боялся.
Третья партия прошла гладко. Я снова поднаварился, а очкарик стал нервничать значительно больше. То, что я не смотрел на свои карты и все же знал их значение, насторожило крупье. Она сделала кому-то почти незаметный знак, и через минуту ко мне подошел охранник.
– Разрешите вас на пару вопросов?
– Что-то не так?
– Нет, просто спросить.
Меня отвели в просторную комнату охраны. В зале играла композиция, под которую обдолбанный Джон Траволта отрывался с обдолбанной же Умой Турман.
– Снимите, очки, пожалуйста.
– Зачем? Думаете, что у меня очки с секретом?
– Просто снимите очки.
– Не стоит. Это зрелище не для слабонервных.
– Пожалуйста, снимите.
– Не говорите, что я не предупреждал.
Я снял очки и посмотрел на охранника. Он отшатнулся.
– Вы слепой? – ошарашено спросил он.
– А вы, видимо, глухой. Я вас предупреждал.
– Но как же вы видите?
– Это типа шутка юмора такая? Чем мне видеть?
– Но…
– У меня пальцы очень чуткие, я свои карты пальцами чую. Очки можно надеть?
Охранник кивнул.
– Простите, можете продолжать игру, – сказал он. – Вас проводить?
– Нет, я научился ориентироваться без глаз. Привык уже.
Я вернулся на свое место. Охранник прошел вместе со мной и что-то шепнул крупье. Округлившимися глазами девушка посмотрела на меня. Я улыбнулся и кивнул ей.
Так, одну партию я пропустил. Началась еще одна. Нервный очкарик стал еще нервнее. Продувает он. Скоро совсем без ничего останется. Седой тоже продул, но проигрывал он весело. Он играл. Игрок он. Девица делала мне глазки. Она не была игроком. Она просто искала мужика. Богатенького. Я усмехнулся, и она все поняла. Перешла на седого. Сейчас он не был бабником. Он был игроком. Он отдыхал. От работы. От баб. От семьи. Просто играл.
Мужик при галстучке не был ни спокойным, ни нервным. Он вроде и выиграть хотел, но проигрыши его особо не огорчали. Он тоже отдыхал, но отдыхать хотел с пользой.
Я вдруг понял, что сейчас выиграю. Интуиция? Не знаю. Рискнул и поставил почти все.
Очки моего соседа снова запотели. Да, если так относиться к жизни, то лучше загнуться еще в утробе матери. Я заглянул ему в карты. Блэкджэк. Лицо его просияло. Он тоже поставил все. Правда, его «все» значительно отличалось от моего. Но это были последние деньги. Хотя, и у меня тоже последние. Нет, это у него были последние. Совсем последние. Последней не бывает. Я посмотрел на него. Почти в него. И увидел там… отчаяние. Он уже был готов пойти и спрыгнуть с моста. И если не этот Блэкджек, то так и сделал бы.
Моя раздача. Блэкджек. Фантастика какая-то. При моем спокойствии – этот мальчик уже труп. Я ухмыльнулся. Хотел, было сказать, но… увидел вдруг себя самого, как я шел облепленный осенней листвой, никому не нужный, нищий. Нет, я даже тогда не хотел наложить на себя руки, но он… он точно это сделает. Он на грани. И если я выиграю, то он проиграет. Но если проиграю я, то я проиграю только несчастные триста долларов и свою ничтожную пенсию. А он… жизнь.
Пауза между музыкальными композициями заполнилась смачным диалогом на английском, а затем выстрелами. Кажется, это негр в фильме кого-то расстреливал. У очкарика был такой вид, будто стреляли в него. Если я продолжу играть, то у него инфаркт будет. Или точно убьется.
Я скинул карты и вышел из-за стола.
На улице меня догнал Даниил.
– Проиграл? – спросил он. – Не расстраивайся, завтра отыграешься! Деньги найдем.
– Я не буду больше играть, – сказал я. – Я смогу другой способ найти. И тебе деньги отдам. И жить на что будет.
…Пареньку подфартило. Видимо, я подарил ему свой фарт. Мы стояли с Даниилом у входа в казино еще долго. Потом сидели на оградке и курили. Я видел, как выходил этот очкарик из казино. Очки его счастливо блестели. Я подошел к нему, схватил за грудки и попросил, не приказал, а именно попросил, чтобы он больше никогда не искал легких денег. «Иначе станешь таким же, как я», – сказал я и для пущей убедительности снял очки. Не с него, с себя. Он отшатнулся, упал на спину. Инвалида испугался. Теперь-то уж он точно никогда играть не будет. Главное, чтоб заикаться не начал.
А я… я работу найду. С такими-то способностями. Ну и что с того, что у меня глаз нет. Главное, что я все вижу. А другим этого знать не обязательно.
