РАССКАЗ
С момента, как мне позвонили с первого КПП, прошла минута. Я налил кофе, открыл окно, крикнул Мурату: «едут». Закурил сигарету, отхлебнул кофе и началось.
Все делается быстро, но без суеты. Каждый знает свою роль и функцию. Снежинки падают мне в чашку и исчезают. Холод бодрит, опасность заводит. Красота балета и четкость военных маневров. Я и режиссер, и генерал.
В пекарне работают двенадцать узбеков, десять из них – нелегалы. Они прячутся в подвале. Двое отодвигают контейнер с мусором, который стоит на люке, один открывает люк. Среди них три девушки и старушка. Старушку бережно и быстро опускают на руках, следом менее бережно, но еще быстрее опускают девушек. Еще пара секунд и парни исчезают, как сквозь землю провалились. А они и провалились. Мурат задвигает контейнер на место.
Семеро грузчиков таджиков с мебельного цеха бегут в куртках, им прятаться на крыше. Я уже не раз видел этот трюк, но каждый раз им восхищаюсь. Они ставят длинную лестницу к стене, и один за другим, на огромной скорости взлетают вверх. Лестницу втягивают за собой. Одни проваливаются сквозь землю, другие растворятся в воздухе. Мытищинская аномалия.
На складе игрушек работает семейная пара киргизов. Пожилые, вежливые, нелегальные. Эти вообще не торопятся. Держась за руки, они подходят к старой разбитой «Газели», стоящей на кирпичах вместо колес. Машина у всех на виду, в этом и фокус. Он открывает боковую дверь, внутри свалены какие-то кресла, ковры, и другой хлам. На первый взгляд, бурелом, но в нем есть тропа, видимая только посвященным. Внутри матрас, на котором они переждут опасность. Дверь за собой они не закрывают, такой авторский штрих от меня.
Сигарету я докурил до половины, а кофе все еще обжигающе горяч, когда подъезжают два автомобиля. Микроавтобус и корейский седан. Мурат выходит их встречать. Вид у него слегка заспанный. Актерище!
Из машин выгружаются люди с казенными лицами. Машут перед Муратом корочками. Он указывает им на меня. Как по команде они все поворачиваются. Я стою в окне второго этажа, улыбаюсь и машу рукой.
– Федеральная миграционная служба.
– Милости просим, – говорю.
Следующий час я медленно переписываю данные их удостоверений, копирую постановление о проверке, ворчу и сокрушаюсь по поводу нецелевого расходования моих налогов.
– Герман Георгиевич, мы точно знаем, что на территории вашей базы работают нелегальные эмигранты. – говорит их начальник.
– Пятая проверка за год, и все точно знают, что здесь нелегалы, вы бы коллег своих, что ли, спросили про нас.
– Коллеги мои, в большинстве своем, работать не умеют, а я умею. Не юлите, я этого не люблю, скажите сразу, я отражу это в протоколе, и штраф будет минимальный.
Обычно мне нравятся люди и обычно это взаимно. Но бывают исключения в виде такого капитана. Служивый был высокомерен, смотрел свысока, общался как с челядью и всем видом давал понять, что не сомневается в моей виновности.
– Заманчивое предложение, но, к сожалению, мне действительно нечего вам сказать. Могу грамоту от губернатора области показать, за честное и прозрачное ведение малого бизнеса, посмотрите?
– Сначала склады посмотрим.
– Мурат вас проводит. – сказал я.
– А вы не пойдете?
– А я их уже видел.
– Я вернусь, – сказал старший.
– Распущу волосы по ветру и буду ждать, – сказал я.
– Не паясничай.
– Не забывайся, – я перестал улыбаться.
В кабинете стало тихо. Слышно было, как тяжело дышит капитан. Я напряг ноги, чтобы вскочить со стула. Он крепкий мужик лет пятидесяти, с едва заметным животом и широченными плечами самбиста. Наверняка до сих пор занимается спортом. Лысый, гладковыбритый, с жестким взглядом. Скорее всего, он мне наваляет, но избегать драки так же неприемлемо, как и провоцировать ее.
– Олег Семенович, не надо, – сказал кто-то из его подчиненных.
Взгляд у капитана тяжелый, как давильный пресс, но я выдержал. Они вышли из кабинета.
Обычно проверка длится около часа. Зайдут на склады, пройдутся по территории, и уедут. Сын Семена задержался до вечера. Заглянул в каждый угол, открыл каждую дверь. Я смотрел в окно, капитан стоял у «Газели» и отчитывал своих подчиненных. Хорошее настроение возвращалось. Подчиненные пошли на второй заход, а он поднялся ко мне.
– В пекарне явно работает не два человека.
– Кого-нибудь нашли?
– Там сменная обувь лежит, больше десяти пар.
– Не знал, что это запрещено.
– Над мебельным цехом жилые комнаты, вот это точно запрещено.
– То есть, там вы кого-то нашли?
– Нет, но там стоят кровати, электрические печки, сушится одежда
– Это все мое.
– И женская одежда тоже? – и улыбнулся слегка, типа, вот ты и попался.
– И женская одежда. Вы же миграционная, а не полиция нравов, какая вам разница, как я провожу свободное время?
– Рано или поздно ты не успеешь их вывести, и я тебя поймаю.
– Я просто арендодатель, сдаю помещения. Есть договора, счета, платежные поручения, не там роешь, капитан. Давайте заканчивать, мне еще на нескольких кроватях полежать надо и пару платьев примерить.
Проводили слуг государевых и собрались на совещание. Пришел хозяин пекарни и бригадир мебельного цеха.
– Блин, Георгич, мои на крыше чуть не околели, пока ты тут лысого гонял.
– Он первый начал и могу тебе напомнить размер минимального штрафа за одного нелегального мигранта, хочешь?
– Не грузи, – сказал бригадир мебельщиков.
– Четыреста тысяч рублей, – все-таки напомнил я, – а могут и миллион нарисовать, так теплее?
– Ты Суворов, Георгич, никаких претензий, просто пацаны замерзли.
– Так у Суворова пацаны тоже мерзли, и никто не жаловался, еще вопросы?
Артур, хозяин пекарни, армянин с грустными и хитрыми глазами, сказал:
– Надо купить этого чудака, он просто так не отстанет, ты его за мужское задел.
– У меня нет выходов на них, там все начальство сменилось, если можешь – купи.
– Ара, откуда у меня деньги, ты что?
Артур – веселый парень. Ездит на огромном белом внедорожнике «Мерседес», на руке хронограф за миллион рублей и перстни как у гарлемского сутенера. Однажды, сидя в своем джипе и отсвечивая кольцами и хронографом, натурально пустил слезу, когда я завел речь о повышении арендной ставки. Разговор шел о пяти тысячах рублей.
– Приятного аппетита.
– Гера, ахпер, ты плохой человек, – сказал Артур, – давай водку разливать, денег много будет, станешь добрым и хорошим.
– Как ты?
– Я бедный, в долг живу, на тебя работаю.
Артур пару месяцев назад набросал мне бизнес-план по розливу контрафактной водки. Минимум вложений, максимум прибыли. Каналы сбыта у него были, нужно было только мое согласие и мое помещение. Цифры он рисовал очень заманчивые, я чуть было не согласился. Но в последний момент передумал. Хитрец видел, что я колеблюсь и потихоньку подтачивал мою уверенность.
– Нет, водку разливать мы не будем. Печем хлеб, делаем мебель, продаем игрушки, все в рамках правового поля.
– У меня телка была, Поля, ахпер, ракета, а не женщина.
– Совещание окончено!
Я остался один, и какое-то время тупо пялился в стену. Голова тяжелая, во рту мерзкий привкус от выкуренных сигарет. Несмотря на всю мою браваду, я понимал, что сегодня прошел по очень тонкому льду. Так уж устроен бизнес в нашей стране, если ты не качаешь нефть или газ, государство не уважает тебя. Торговля, производство, сельское хозяйство, без разницы чем ты занимаешься, государство ведет себя как организатор передачи «Форт Байард» – придумывает сложные и опасные задания, которые ты должен быстро исполнять, чтобы в конце появилась возможность заработать немного денег.
Казалось бы, куда ни глянь повсюду приезжие. Из Закавказья и востока в страну каждый день въезжают миллионы людей. Пропускает их всех миграционная служба. Пропускает для того, чтобы потом со рвением, достойным лучшего применения, искать к кому они устроились на работу. Найти и штрафануть, а штрафы просто гигантские. Три, четыре парня из Таджикистана вполне могут разорить небольшую фирму. Конечно, можно не нанимать нелегалов, но они так непритязательны в вопросах оплаты труда, и с их зарплаты не надо платить налоги и отчисления. В нынешней ситуации от таких бонусов невозможно отказаться, вести абсолютно белую бухгалтерию – прямая дорога к разорению. И в это время с экрана телевизоров нам вещают, что малый бизнес – опора экономики.
Начинал я очень наивно. Никакой зарплаты в конвертах, никакого уклонения от налогов и, естественно, никакой помощи арендаторам с нелегалами. Ответственность сторон прописана в договоре. Все вопросы по помещению к тому, кто помещение снимает. Вроде бы все логично, но законы логики неприменимы на этих широтах. Миграционная служба лишала меня клиентуры.
Ты несколько месяцев пытаешься сдать склад, объявления в сети, риелторы, показы в любое время, срывы договоренностей в последний момент, куча времени и нервов. Наконец находишь хорошего арендатора. Маленькая, но крепкая фирма, платят исправно, собираются расширяться, и интересуются свободными площадями. Живи, и радуйся.
Приезжает миграционная, забирает двенадцать человек, не оформленных по закону. Выписывает штраф двенадцать миллионов, фирма хоть и крепкая, но все же маленькая. Сумма неподъемная, фирма закрывается, я снова начинаю искать арендаторов. Ко мне никаких претензий, но легче мне от этого не становится. Кто-то платил дань, но это тоже не всегда помогает. Платишь городским, приедут областные, платишь областным, приедут из Москвы, и так до бесконечности, всех не накормишь. Рано или поздно приплывет большая голодная акула с бордовой корочкой и откусит тебе голову.
Есть крупные игроки, которые чтят административный и трудовой кодекс. Сетевые магазины, представительства зарубежных компаний, огромные производства. Такие клиенты мне очень нужны, но таким клиентам не нужен я. Что я могу предложить «Кока-Коле»? Наша база – это старый консервный завод в Мытищах. Уставшие здания, где-то подтекает крыша, где-то барахлит канализация, чисто, но бедно. Идеально для малого бизнеса. Который, как известно, опора государства. Только на нас не опираются, на нас кладут.
Как-то раз мы проводили субботник на территории и наткнулись на люк в земле. Открыли, а там подвал. Глубокий как бомбоубежище, сухой и чистый. В то время только заехал Артур, устанавливал оборудование для пекарни, и мне не хотелось с ним расставаться. Идея возникла внезапно и поначалу не встретила одобрения. Обмануть государство каждый рад. Но мысль обмануть государство, не взяв в долю госслужащего – казалась моим арендаторам излишне романтичной. Угрозами и лаской я убедил их попробовать.
Две недели мы проводили учения. Таджики с пекарни и узбеки с мебельного заучивали пути отхода. Я с секундомером координировал их действия. К концу второй недели им хватало полторы минуты, чтобы спрятаться, а я выучил ругательства на обоих языках. В каждый склад провели сигнализацию, пульт от которой был на моем КПП. База разделена между двумя владельцами. У каждого свой пропускной пункт. Наша часть в глубине. За небольшое ежемесячное вознаграждение парни с первого КПП всегда оповещают о незваных гостях. Мы были готовы к реальной проверке.
Помню, как я волновался, когда миграционная приехала в первый раз. И не я один. Таджики забыли свою бабушку, и ей пришлось совершить прыжок веры. Она закрыла глаза, что-то прошептала и шагнула в открытый люк. К счастью, ее поймали. Узбеки замешкались на лестнице и в какой-то момент она зашаталась. Угрозы здоровью не было, просто было бы обидно после двух недель тяжелых тренировок осыпаться под ноги миграционной, как переспелые яблоки. Но и тут повезло, когда подъехали проверяющие на базе было тихо и безлюдно.
Я провел их по территории, вежливо пообщался и проводил до выхода. Вернулся я уже героем. Парни кричали, девушки смотрели на меня влюбленными глазами, а прыгающая бабушка утирала слезы умиления и обнимала меня. Это был настоящий праздник, а какой праздник без банкета? Стол сообразили за двадцать минут, я попросил слова и сказал:
– Если кто-нибудь из вас, когда-нибудь напьется и забардачит, я первый сдам его мусорам, здесь не место для пьяниц и хулиганов. Если вы хотите работать – милости просим, мы дадим вам работу и крышу над головой, если нет – лучше разойдемся сейчас, как поняли?
Троекратное ура было мне ответом.
От воспоминаний меня отвлек Мурат.
– Георгич, вино будешь? С дома привез, есть и красное, и белое.
– Наверное, нет.
– Ну давай выпьем.
– Ты мертвого уговоришь, Мурат.
Через час я был пьян и весел. Закусывал грузинское вино осетинским сыром и армянским лавашом. Интернационал грел душу и тело. Выходил курить без куртки и любовался на снегопад в свете уличного фонаря. Потом увидел лестницу, прислоненную к стене. Странно, я хорошо помню, что ее положили на землю после того, как миграционная уехала. И вообще, лестница не должна стоять у стены, чтобы не возникало лишних вопросов. Это правило. Какая-то тень мелькнула на крыше. В другой ситуации я бы послал Мурата посмотреть что там, тем более у него усы грозные и электрошокер, но я был пьян и заинтригован. Опасности не чувствовал. Может, алкоголь играл в крови, а, может, казалось, что, когда такими пушистыми хлопьями падает снег, ничего плохого случиться не может.
Первые три ступеньки поднялся легко, на кураже. Потом вино дало о себе знать. Я зашатался, ладони моментально вспотели, голова пошла кругом, я прижался к холодному металлу лестницы лицом и несколько минут приходил в себя. Вокруг свистела вьюга, и я был готов поклясться, что под ногами у меня бездонная пропасть, которая только и ждет, чтобы я оступился. Наконец я открыл глаза, земля оказалась гораздо ближе, чем я предполагал. Еще пара ступеней и оглянулся, все равно невысоко. Глубоко вздохнул и, уже не оглядываясь, поднялся на крышу.
Он стоял на другом конце здания. Было темно, и я видел только очертания человека. Очень широкого человека. Я опешил, и сразу вспомнил грозные усы и электрошокер Мурата, ох они бы мне пригодились сейчас. Я перебирал в голове варианты действий – пробовать спускаться рискованно, координация нарушена, могу улететь. Второй этаж невесть какая пропасть, и, тем не менее. Нападать на него страшно, он в два раза шире меня. Телефон я оставил в сторожке у Мурата, помощи ждать неоткуда, так и стоял в нерешительности.
И тут я понял. Простая и ужасная мысль. Это мент сегодняшний притаился и высматривает нелегалов. Скотина! Всю мою оторопь как рукой сняло. Олег Семенович стоял ко мне спиной, странно, что он высматривает нелегалов со стороны ж/д путей, ну, да этих ментов не поймешь. Я огляделся, из снега торчал кусок железной трубы, я подобрал его и громко спросил:
– Служивый, ты не заблудился?
Силуэт распался на две части. От неожиданности и страха я протрезвел. Что это такое? Менты размножаются почкованием или это неземная тварь, которая инфицирует меня своим неземным вирусом, и я стану пешкой в межпланетных разборках. Вслух я выразился короче.
– Мамочки.
– Это я, Рухшон, – произнесла одна из частей силуэта.
– Рухшон, скотина, я чуть не сдох, ты что здесь делаешь?
Кусок трубы я на всякий случай не выкинул, но подошел поближе. Рухшон – парень с мебельного цеха. Приятный и вежливый молодой человек. Он стоял, опустив голову, вторая часть силуэта пряталась у него за спиной. Они кутались в огромный тулуп и стояли обнявшись, поэтому я и принял их за одного здорового мужика.
– Это кто с тобой?
– Бахор, – тихо сказал он.
Девушка выглянула у него из-за спины. Одна из работниц пекарни Артура.
– Драсти.
– Привет, у вас свидание, что ли?
Даже в темноте было видно, как парень покраснел. Я засмеялся.
– Да ты романтик, Рухшон, свидание на крыше – это зачет.
– Нельзя никто знать, что мы и она вместе здесь.
– Почему нельзя? Если я знаю и разрешаю, значит, можно.
– Нет, – сказал Рухшон.
Столько отчаяния и напряжения было в его голосе, что шутить расхотелось.
– Так, давайте-ка спустимся ко мне в кабинет, и вы мне все расскажете.
– Мы нет, Бахор идти спать, я рассказать, – сказал Рухшон.
– Спускайтесь, короче, и лестницу не забудь убрать.
Когда я спустился, Мурат крепко спал. Граница на замке. Я не стал его будить, забрал баклажку с вином и пошел к себе в кабинет.
– Вино будешь?
– Будешь.
Я разлил вино по стаканам и стал слушать.
– Я любить Бахор, она любить Рухшон, мой нельзя его любить. Мой невеста ждать в дома, в Мытищи мой собирать калым. Невеста брат мой бригадир, Алпамыс. Бахор брат хочет Бахор отдать свой друг. Бахор отец воевать на граница, не любить таджик. Поэтому прятаться на крыша. Твой рассказать – и быть плохо. Аллах оставил меня, – подытожил Рухшон, залпом осушил стакан и протянул мне пустую тару.
– И что ты думаешь делать? – я снова наполнил его стакан.
– Без Бахор я не жить, не нужен дом, не нужен отец, не нужен хлеб, нужен Бахор.
Рухшон быстро опьянел, размахивал руками, кричал что-то на таджикском, даже заплакал.
– Тормози орать, я понял, что у вас любовь, что ты делать будешь? Мне здесь ваши разборки не нужны, своих забот хватает.
– Рухшон будет курить, Герман будет?
– Здесь кури, я проветрю потом.
Я достал из кармана сигареты, а он спичечный коробок.
– Это что?
– Канаб.
– Ты шабить, что ли, здесь собрался?
– Да, с тобой.
– Спасибо за приглашение конечно, но ты, часом, не охренел?
– Охренел, спать не могу, канаб надо, есть не могу, канаб надо, только с Бахор канаб не надо.
Оставленный Аллахом пустился во все тяжкие, и тянул меня за собой. Я забрал у него коробок, открыл и понюхал содержимое. Пахло остро и свежо. Заманчиво. Я давно бросил и не собирался начинать, но в пьяном состоянии моя воля походила на огонек свечи на ветру. Я закрыл коробок, потом закрыл глаза, досчитал до двадцати восьми, открыл глаза, отдал коробок хозяину, выгнал хозяина коробка из кабинета, вызвал такси и поехал домой. На сегодня с меня достаточно.
Как я доехал, разделся, и лег спать – не помню. Утром проснулся от сушняка и головной боли.
– Ненавижу вино за это, – поделился с женой своей болью за завтраком.
– Жалко, что тебя заставляют его пить, – судя по всему, раздевала и укладывала меня спать моя лучшая половина. Обычно после такой гимнастики она не в духе.
– Да я совсем немного выпил, кто же знал, что так будет.
– Когда ты выпиваешь совсем немного, ты приходишь веселый и болтливый, когда выпиваешь много, ты приходишь грустный и болтливый, вчера ты упал в коридоре, чуть Рауля не раздавил.
Кот неодобрительно смотрел на меня с подоконника.
– Ну хоть не болтливый, – я всегда пытаюсь найти положительные моменты.
– Ты ругался на каком-то непонятном языке.
– Наверное, на таджикском или узбекском.
– Ты не перестаешь меня удивлять, – сказала она.
– Это секрет здоровых отношений, именно поэтому мы восемь лет душа в душу живем.
– Я на диване спала, от тебя воняло, как от бомжа в переходе, и куртка вся в грязи, видимо, ты не только в коридоре упал.
– Не злись, хозяйка, вчера трудный день был, зато сегодня светит солнце, и небо поменяло цвет, весна скоро.
– Я не злюсь, Гера, я просто испугалась, ты давно так не гудел.
– Как неисправный трансформатор?
– Именно, – сказала она.
На завтрак Всевышний послал мне яичницу с помидорами и ветчиной, тосты с сыром, и бутылку темного пива.
– Женщина, я что, раскрыл тебе секрет здоровых отношений?
– На таджикском. Приятного аппетита.
После завтрака жизнь наладилась, кусочком сыра я задобрил кота, покурил на балконе, принял душ, оделся и стал собираться на работу. Рассовал по карманам сигареты, телефон, заглянул в бумажник.
– Прикинь, я деньги где-то потерял.
Ты мне 20 тысяч вчера дал, я не хотела брать, но ты клялся, что смертельно обидишься, если я не куплю себе что-нибудь красивое.
– Твое либеральное отношение никак же с этим не связано?
– Ни в коем случае, я просто очень тебя люблю. Хорошего дня, полиглот.
Бутылка пива придавала всему окружающему приятное мерцание. Мороз покусывал лицо, а солнце, отражаясь от снега, слепило глаза. Я стоял у метро, щурился и улыбался. Ожидается хороший день.
Мой ежедневный маршрут состоит из нескольких этапов: метро, электричка, автобус. Около полутора часов в дороге. На первый взгляд, мучительное времяпрепровождение, но здесь в дело вступают преимущества работы на себя. Мне не надо на службу к девяти, поэтому мне не мяли бока в утренней давке. Выходил из дома в районе десяти, и спокойно в свободных вагонах читал книгу. Полтора часа туда, полтора обратно, за неделю прочитывал роман. У работы на себя так же много минусов, но сейчас думать о них не хотелось. В читалке «Анна Каренина», Вронский влюбился в Анну, а я, несмотря на то, что знал, чем все закончится, был очень увлечен этой историей.
Почитать удалось только в метро, в электричке мерный перестук колес меня убаюкал, и я уснул. Снился Левин, он плакал и говорил:
– Спать не могу, канаб надо, есть не могу, канаб надо, только с Китти канаб не надо.
– Константин, бросай это дело, ты же не такой, – я пытался его успокоить.
– Мужчина, конечная, Мытищи, мужчина! – внезапно строгим голосом сказал Левин. Я проснулся. Надо мной стоял контролер.
Получасовой сон согнал легкое опьянение, но настроение все равно было хорошее. Я купил крепкий кофе, и пока ехал в автобусе потягивал его через трубочку.
На базе меня встретил грустный и опухший Мурат.
– Сушняк и голова болит? – догадался я.
– Я этого вина маму… – без злобы сказал он.
– Слушай, хочешь спать – ложись, только не начинай расхумариваться, ты же знаешь, это может плохо кончиться.
Мурата я люблю, как родного дядю. Невысокий крепыш мегрел, усатый и улыбчивый. Он обеспеченный мужик, под Рязанью у него хорошая ферма, которая приносит ему стабильный доход. Охранников у меня двое, работают вахтовым методом, по 15 суток. Так вот на свою вахту Мурат приезжает на новенькой «Тойоте». Как он мне однажды признался, работает не ради денег, а чтобы отдохнуть от большой семьи. На базе его все знают и уважают, я легко могу поручить ему любое дело, и точно знаю, что он меня не подведет. Он угощает меня гостинцами из дома, периодически заходит ко мне в кабинет, чтобы занести конфеты или апельсин. Настоящий мужик с золотым сердцем, но если начинает пить, остановиться не может. И, как многие настоящие мужики с золотыми сердцами, пить не умеет, превращается в невысокое крепкое чудовище с усами. Меня он в этих состояниях любит больше обычного, но к остальному миру у него появляются серьезные претензии. Последний раз, когда Мурат дал себе волю, он с лопатой гонял по базе представителей «Теплосети», пришедших снять показания счетчика. Честно говоря, я не хотел его останавливать, проклятая «Теплосеть» попила у меня крови, но дело могло дойти до смертоубийства. Пришлось вступиться за коммунальщиков.
Он всем своим видом показывал обуревающие его страсти.
– Дорогой, ты смерти моей хочешь? Скажи.
– Не хочу, Мурат.
– В голове будто абхазы поют.
– Это плохо?
– Абхазы не умеют петь.
– К нам сегодня клиенты приедут, помещения смотреть, а ты пьяный, кто-нибудь на тебя не так посмотрит, и не будет у нас клиентов.
– Только из-за тебя потерплю, Георгич.
– Я это очень ценю, старший, иди поспи.
Разобравшись со службой безопасности, я поднялся к себе в кабинет. Глянул в ежедневник. Дел, как всегда, прорва. Следующие два часа я висел на телефоне. Строго и безальтернативно разговаривал с должниками, грозил пеней и отключением горячей воды. Нежно и с придыханием разговаривал с кредиторами, клялся все оплатить, и всю вину сваливал на должников. И снова с должниками, и опять с кредиторами. Ты не можешь расплатиться со своими долгами, пока с тобой не расплатятся те, кто должен тебе. Должники, в свою очередь, ждут, что с ними расплатятся их должники, чтобы расплатиться с тобой.
Я задумался о том, что эта схема в итоге должна на мне и замкнуться, перепутал интонации и нарычал на представителя фирмы, которая чистит нам снег, и которой мы не платим уже третий месяц. Как ни странно, это сработало, парень согласился подождать еще пару недель.
Позвонил робот с «Теплосети», мерзким механическим голосом озвучил мерзкие пятизначные цифры долга за тепло. С ним я поговорил, не выбирая выражений. Отвел душу. Он все равно не обидится, а мне чуть легче стало.
Пообедал покупными сэндвичами с чаем и позвонил бухгалтеру, время платить по счетам. Основной мой долг был за тепло, зима в этом плане очень тяжелое время. Свет, вода, уборка снега и территории тоже ждали оплаты, но могли подождать еще. «Теплосеть» уже прислала претензию и собиралась подавать в суд. Четыре года я занимаюсь арендным бизнесом и четыре раза «Теплосеть» подавала на меня в суд. Их совершенно не трогали мои доводы о том, что мне задерживают аренду и что общая экономическая ситуация в стране такова, что все всем должны. Их не заботило, что к каждому новому отопительному сезону я подхожу без долгов, с опозданием, но рассчитываюсь до копейки. Платить нужно было здесь и сейчас. Три предупредительных письма, претензия, иск. Я знал эту схему наизусть. В первый год я попал не только на основной долг по теплу, но и на пеню и на судебные расходы. Потом поумнел. Платил регулярно, но понемногу, на претензии отвечал копиями платежных поручений. Всеми силами участвовал в досудебном урегулировании конфликта. На коммунальщиков это не производило впечатления, но я старался не для них.
Когда дело доходило до суда, я, снаряженный копиями платежек и своих гарантийных писем, приходил в суд. Уже это было ново, обычно в таких делах в суд приходит только истец, какие тут могут быть прения, все понятно. А я приходил и убеждал судью, что, конечно, договорные обязательства нарушены, но, это буква закона, а как же дух? Наглые коммунальщики отнимают время у меня, у себя, а главное, у уважаемого суда и не пытаются разрешить ситуацию без судебного вмешательства, а я пытаюсь. Вот письма, вот платежки, вот акты сверки по предыдущим годам. В удовлетворении иска отказано. Судебные расходы несет на своих наглых плечах истец.
Каждый раз я пытался по-человечески поговорить с представителями «Теплосети». Вы же видите, что я исправно плачу, хоть и с задержкой, вы же видите, что предыдущие суды вам отказывали в удовлетворении иска. Может хватит отнимать и мое, и свое время?
Когда напротив тебя сидит человек, вы легко друг друга понимаете. Видим, что исправно платишь, видим, что предыдущие суды отказывали, понимаем, что просто переводим бумагу и время. Но мы расходимся, и на сцене вновь появляется эта дрянная «Теплосеть», с которой невозможно договориться, глухая к доводам рассудка, бездушная бюрократическая стерва. Ну, и плати тогда судебные расходы, дура. В этом году умные люди просветили меня, что судебные издержки все равно могут с меня взыскать, если «Теплосеть» подаст жалобу на решение судьи, но она не подавала, а я их просвещать не собирался.
Заплатил пятьдесят тысяч за тепло, и по десять за свет и уборку территории. На счете осталось 777 рублей, вроде удачная комбинация, а через неделю платить зарплату и налоги, удача мне пригодится. И не только в платежах, третий месяц простаивало самое большое и самое рентабельное помещение. Когда уходил предыдущий арендатор, мне казалось, что я сдам помещение до вечера того же дня. Лучший вариант из возможных, высоченные потолки, офисы на втором этаже, кондиционеры, пожарная сигнализация, крепкая крыша и исправная канализация. А арендатор не шел. Сначала страна отходила от новогодних праздников, потом не шел без объяснения причин.
Так бывает, вроде ты все делаешь, как обычно, а результата нет. Впору приуныть, но я научился с этим справляться. Когда возникает проблема, я не думаю, как так случилось и за что небеса послали мне очередное испытание, я концентрируюсь на своих действиях, моя задача – сделать все возможное, чтобы проблема разрешилась, а дальше – как пойдет.
Все эти три месяца я публиковал объявления в сети, водил риелторов, рассказал о складе всем знакомым. Результата не было. Тогда я снизил цену на склад и повысил риэлтерское вознаграждение. Снова ничего – опять снижаем цену и повышаем вознаграждение. Риелторы засуетились, а они очень важны.
Хороший риелтор может убедить клиента, даже если клиента не устраивают предложенные площади. Я знаю, я и сам когда-то был хорошим риелтором. Хороший риелтор не значит хороший человек, скорее наоборот. Задача риелтора убедить тебя снять или купить имеющийся объект, замаскировать недостатки и выпятить достоинства. Получить свою комиссию и отчалить. Поэтому они беззастенчиво врут и клиентам, и арендодателям. Поэтому к ним такое неоднозначное отношение.
Константин – очень хороший риелтор, практически каждый клиент, которого он приводил, снимал у меня помещение. Эти три месяца Константина не было видно, дело в том, что помимо того, что он риелтор, он еще и иеговист. Их последнее время жестко прижимали, и, видимо, поэтому Константин пропал. Недавно объявился как ни в чем не бывало, спросил меня, не передумал ли я насчет собраний, на которые он меня мягко, как умеют только они, приглашал, и насчет свободных площадей. Вера моя крепка, площади мои пусты. Поэтому я очень ждал Костю.
К трем часам они приехали, Кот и два мужика. Искали помещения под склад строительных материалов. Идеальные клиенты, им не нужны дополнительные мощности, не надо ничего перестраивать, приехали – загрузили – разгрузили – уехали. Ценой были слегка недовольны, ну да, а кто сразу доволен ценой?
Мы прошлись по складу, они пофотографировали, посмотрели техническую документацию, поднялись в офисы, Константин за их спинами подмигивал мне, и я сам чувствовал охотничий азарт, клиент почти созрел.
– Если вы реально соберетесь снимать, мы готовы сделать вам скидку 15 процентов – моя коронная фраза. Эти 15 процентов заложены сверх той суммы, которую я хочу получить. Подумайте об этом в следующий раз, когда магазины будут заманивать вас скидками.
– Это очень интересно, – сказал один из мужчин.
Мы вышли на улицу и стояли у ворот склада, светило солнце, с пекарни ветер приносил запах свежего хлеба. Идеальные условия, чтобы поездить по ушам.
– Значит, охрана круглосуточная?
– Даже два поста.
– И в общем здесь спокойно?
– Как в санатории для пенсионеров, – сказал я.
В это время послышались крики с мебельного цеха. Я делал вид, что ничего не происходит, а мужики заинтересовались.
– Не обращайте внимания, наверное, мебельщики спорят о цветах фурнитуры.
Дверь цеха с грохотом открылась и на улицу высыпалась толпа. Драка, я бы даже сказал – замес. Спокойствие зимнего дня взорвалось криками и звуками ударов. Выбежала Бахор, и страшно голося, бросилась в эпицентр конфликта. Кто-то ударил ее, и она отлетела в сторону. Тут как раненный слон взревел Рухшон. Стряхнув с плеч двоих мужиков, он отскочил от толпы, и достал нож. Солнце отразилось от его лезвия, и солнечный зайчик нашептал мне, что сейчас здесь кого-то убьют, и не будет у меня ни пекарни, ни мебельного, и останусь я совсем один.
– Зови Мурата, Кот, быстро! – сказал я, и побежал.
До Рухшона было буквально пять шагов. Я набрал крейсерский ход к четвертому шагу и на пятом, оттолкнувшись от земли, обеими ногами влетел ему в спину. Мы рухнули в слякоть, Рухшон остался лежать, а мне было некогда прохлаждаться, от толпы в его сторону неслись два парня с пекарни и один с мебельного. Мебельщика я повалил, не вставая с земли, просто схватил его за ноги и дернул. С пекарями дело обстояло сложнее. У обоих в руках палки. Оба совершенно потеряли человеческое лицо, представляться и объяснять им свою роль, и свой интерес в этом деле было бессмысленно. Я успел поднырнуть под палку одного из них, и успел подумать: «как хорошо , оказывается, дерусь». В этот момент второй со всей силы перетянул меня палкой по спине. Хрустнуло страшно.
Первые мгновения я забыл, как дышать, лежал лицом в холодной грязи, хрипел и боялся пошевелиться, мне казалось, пекарь сломал мне позвоночник. Потом я увидел разломанную надвое палку, которая лежала у моей головы, услышал выстрел и крик Мурата:
– Назад, вашу мать! Назад! – еще один выстрел, и я вздохнул.
Перевернулся на спину, и лежал, глядя в небо. Какой весенний у него цвет. Слегка выцветший, не набравший еще силу, нежный и ясный. С тихо ползущими облаками. Как же я не видал прежде этого высокого неба? Ничего, ничего нет, кроме него.
Есть. Небо заслонило взволнованное усатое лицо.
– Жив, Георгич?
– Мурат, кто стрелял?
– Я, – с гордостью ответил он.
– У тебя ствол есть?
– Давай или я прилягу, или ты привстань, так поговорим.
Он помог мне подняться. Вокруг уже собралась толпа. Люди набежали со всей базы. Драку растащили. На грязном снегу пятна крови. Воздух как будто все еще звенел от недавних криков, или это в голове у меня?
– Мурат, разгони всех, и проследи, чтобы эти уроды больше не пересекались. Найди Артура и Жеку с мебельного, скажи, чтобы срочно ко мне поднялись.
Спина болела, как ни повернись. Я в грязи с ног до головы. Кот с мужиками, приехавшими смотреть склад, помогли мне подняться в кабинет. Я скинул куртку, умылся, как смог.
– Может скорую вызывать?
– Не, нормально все, на чем мы остановились?
– Вы говорили, что у вас тут спокойно, как в пансионе, а потом прыгнули на человека с ножом, а ваш охранник с пистолетом не дал другому человеку прыгнуть вам на голову.
– Пансионы они ведь разные бывают.
– Мы к такому не готовы были, – сказал один из мужиков.
– Это значит «нет»?
– Это значит, мы хотим скидку двадцать процентов.
– Семнадцать, максимум, мое последнее слово.
– Договорились, завтра пришлем вам «рыбу» договора.
– С вами приятно иметь дело.
Я попрощался с новыми арендаторами и встретил старых. Артур с Жекой не заставили себя долго ждать. Армянин был нахмурен и взволнован.
– Ахпер, эти суки совсем берегов не видят, устроили тут «Дом-2».
– Георгич, реально нездоровая канитель, там троих в больничку надо везти, девчонке нос поломали, у Рухшона рука поломана и походу сотряс, еще одному ножом в жопу попало.
– Твоему? – спросил я.
– Артуровскому.
– Они узнали про Рухшона и Бахор, – сказал я.
– Ты знал?! – в унисон спросили пекарь и мебельщик.
– Знал.
– Ахпер, так дела не делаются, надо было сказать.
– И что бы ты сделал? – спросил я.
– Домой бы эту прошмандовку отправил.
– И я бы этого мудака уволил и весь сказ, – добавил Жека.
– Я вчера узнал, не нагнетайте.
– Ну вчера бы и сказал, сейчас мы их в больничку повезем, врачи мусоров вызовут, те миграционную, и мы с Артуром на деньги большие попадаем.
– Просто отвезите их в больницу и скажите, чтобы молчали, нелегалы первый раз, что ли, подрались? – я пытался выкрутиться из неприятной ситуации.
Не люблю чувствовать себя виноватым. А в данной ситуации я был кругом виноват. По пьяно-романтичной лавочке и безответственности я поставил своих арендаторов в очень неудобное положение. Ничего личного, только бизнес. Никогда нельзя забывать этого правила. А у меня и личного ничего не было. Просто милая история, которую можно рассказать за столом, посмеяться. Теперь было не смешно
– Ладно пацаны, а девчонку менты в два счета раскрутят, она всех сдаст, – сказал Жека.
– Евгений, у нее нос поломан, не обязательно ее в больничку везти, поживет с кривым носом, ничего страшного. – Время быть хорошим парнем закончилось. Интересы фирмы в первую очередь.
– Рухшона и этого в жопу раненого в больницу отвезите, скажите им, чтобы молчали. Про увольнение не говорите, чтобы они нас от обиды не сдали всех, а там их депортируют и все рассосется. Остальных на сегодня распустите, кто знает, может мусоров уже вызвали, чтобы на базе было тихо и пусто.
Арендаторы подумали и решили, что все по делу. Собирались уходить, когда в кабинет ко мне влетел Мурат
– Георгич, Рухшон повесился.
Пару секунд в кабинете было тихо. Я смотрел на часы и вспоминал, что несколько часов назад стоял у метро пьяненький и веселый и ждал очень хорошего дня. Дождался.
– Как слышно?! – гаркнул Мурат.
Мы очнулись. Артур начал тихо материться на армянском, как Рубик из «Мимино» в зале суда. Жека громко матерился по-русски.
– Как повесился, Мурат?
– На веревке, Георгич, тебе же по спине попали, а не по голове.
Я не обратил внимания на наглость охранника, но обратил внимание, что он слишком спокоен для человека, объявляющего о повешенном.
– Он жив?
– Конечно жив, я его снял, правда, по морде ему дал, нос поломал.
– Это хорошо.
– Ментов и скорую вызвали, мне пацаны с первого КПП сказали.
– А это плохо. Где Рухшон?
– В бытовке у мебельщиков.
– Артур, Жека, соберите срочно всех своих рабочих, пусть прячутся, одни на крышу, другие в подвал, скажите им, что если кто-то подерется, Мурат его застрелит.
– Могу в ногу выстрелить, чтобы знали, что не шучу, – сказал мой усатый спаситель.
– Ты выпил в итоге.
– Конечно, выпил, как тут не выпьешь, Георгич?
– Ладно, пошли.
Рухшон выглядел еще хуже меня, а уж я был страшен, как черт.
– Ты что творишь, гад? – нежничать было некогда.
– Сказал, Бахор уехать и замуж выходить, моя не жить без Бахор.
– Да блин, ты ребенок, что ли, что за движения? Тебе сколько лет?
– Семнадцать.
– Что?
Рухшон совсем не выглядел на семнадцать лет. Тяжелая жизнь старит людей. Мне казалось ему под тридцать. От взрослого человека такие эмоциональные всплески кажутся смешными, а юнец вполне может сглупить и наломать дров. Я вспомнил себя в его возрасте, и обвинять парня расхотелось.
– А Бахор сколько лет?
– Пятнадцатая.
– Понятно все с вами.
– Аллах оставил меня, – завел старую песню Рухшон и заплакал. Кровавые пузыри из носа, всхлипы, причитания. Когда он плакал, становилось понятно, что он совсем еще ребенок.
– Ладно, не ной, что-нибудь придумаем, главное, запомни, ментам ничего не говори вообще, понял? Просто молчи, понял?
– Понял.
– Вот и славно.
– Мурат, проверь, как все спрятались, свой ствол тоже спрячь, и из бытовки не выходи, не хватало мне еще, чтобы ты с ментами подрался.
Через несколько часов менты привезли на базу перевязанных и молчащих как партизаны нелегалов. Бахор вправили нос. Рухшону помимо вправленного носа наложили гипс на руку, лишнее отверстие третьего пострадавшего заштопали
Я, пока никого не было, привел себя в более-менее человеческий вид, почистил одежду и выработал с Артуром, Жекой и Муратом общую версию произошедшего.
Неизвестные проникли на базу и начали задирать девушку, парни вступились за нее, негодяи их побили, порезали и скрылись в неизвестном направлении. Заявление никто писать не будет. Может, претензии и есть, но выразить их письменно и на русском языке не представляется возможным.
Менты пытались что-то выкружить, но мы согласованно вешали им лапшу на уши и в показаниях не путались. Когда они началаи возникать по поводу правового статуса нелегальных рабочих я быстро обрубил все их поползновения, напомнив, что это не входит в их компетенцию. Полицейские обиделись, куда-то позвонили и уехали.
Олег Семенович приехал один. Он был в спортивном костюме, видно, из дома или из спортзала. Но судя по его довольному лицу, он не расстроился, что его побеспокоили в свободное от работы время.
– Я же говорил, что я тебя хлопну.
Хотелось ему ответить «По лысине себе хлопни», но в свете предстоящего разговора дерзить ему не следовало.
– Ладно, Олег Семенович, вы меня хлопнули.
– Значит, сейчас ребят вызываю, нелегалов твоих забираем, подготовь пока договора с арендаторами, счета и закрывающую документацию. Так как ты водил нас за нос, на снисхождение можешь не рассчитывать, влеплю по самое не балуйся. Три человека – три миллиона. Мне компьютер твой нужен будет, постановления распечатать, я и флешку с собой взял.
Он наслаждался моментом. Видел, что задевает меня и наслаждался. Больная спина не давала мне выпрямиться и сидеть ровно, в каком-то полупоклоне я слушал его, что еще сильнее меня бесило. Дьявол удобно устроился у меня на левом плече и высказывал свое видение ситуации. Значит, сейчас послать этого лысого на хрен, в самых нелицеприятных выражениях. Хорошо бы, чтобы он сорвался, еще бы разок ему врезать от души, пусть он меня потом изобьет. Черт с ними, с нелегалами и арендаторами, найду новых, затяну потуже пояс и найду, всегда разбирался и сейчас разберусь. Потом вспомнил кредит, зарплаты, налоги, и в последнюю очередь плачущего Рухшона. Закрыл глаза, досчитал до двадцати восьми, открыл глаза, улыбнулся и сказал:
– Олег Семенович, очень надо этот вопрос закрыть без протоколов, депортации и прочей бюрократии.
– А как ты его хочешь решить без бюрократии? – строго спросил он. Но было что-то такое в его интонации, во вспыхнувших на мгновение глазах, что я понял, дальше вопрос будет только в сумме. Обычная государственная проститутка, просто с гонором. Я не люблю давать взятки, хотелось бы мне сказать, что я хочу изменить ситуацию в стране и в мире, но на самом деле мне просто жалко денег на этих тварей. Поэтому я лучше придумаю сложный план, как обмануть государство, чем просто откуплюсь деньгами. Но взятки я давать умею, не первый день в деле.
Не давить и не отступать. Похоже на то, как будто снимаешь девушку в баре. Вы оба понимаете, что тебе от нее нужно, но сказать прямо – она оскорбится и точно с тобой не пойдет.
Он возмущался, надувал щеки и грозил мне статьей за дачу взятки, кокетничал, в общем. Я понимающе кивал и отрицал само понятие «взятка». Нет, милая, конечно, ты не такая.
Ритуальный танец продолжался около часа. Девушка в баре сопротивляется дольше. Сначала он хотел по полмиллиона за каждого, и отказывался брать деньги только за двоих, просил за всех троих. Я предлагал по пятьдесят тысяч за человека, и мне нужны были только Рухшон и Бахор. В итоге мы сошлись на двух сотнях за всех. О виде на жительство не могло идти и речи, но влюбленным, несмотря на то, что им еще не исполнилось 18 лет, он обещал устроить патент на год, а раненного забыть, будто его и не было. Я хотел перенести оплату на несколько дней, но Семенович настаивал на немедленной передаче денег.
– А то я потом приду, а ты меня тут с фейсами ждешь.
Хорошая, кстати, идея. Ладно, сейчас так сейчас. Сначала я зашел к Артуру с Жекой, обрисовал им ситуацию. Они ожидаемо отказывались платить.
– Гера, ахпер, работать у меня она уже не сможет, и пацан этот у Жеки не сможет, им тут жизни не дадут, а мне что приданное ей собирать? Я племяннице родной на свадьбу пятьдесят кусков только дал, а какой-то прошмандовке сто отдам?
– Если не дашь, он тебе штраф миллион нарисует.
– Пусть рисует, фирма все равно подставная, до дела дойдет, я просто уеду, пусть ищет.
– У вас тоже подставная, Жека?
– У нас не подставная, но сто штук у меня нет, и руководство мне их на этого козла тоже не даст, а если и даст, то с моей зарплаты удержит.
– И что вы предлагаете?
– Ахпер, это твой косяк, ты и давай деньги.
– Ты, ахпер, что-то путаешь, я хочу, чтобы всем нормально было, а ты только о себе думаешь, мне штраф никто не выпишет, я прикрыт.
– Вот вы армяне ушлые, – с восхищением сказал Жека.
– Ара, почему ушлые? Это бизнес, просто так деньги раздавать буду, завтра нищий останусь.
– Ты же верующий, сделай доброе дело. –Я показал пальцем на огромный золотой крест на волосатой груди Артура.
– Ахпер, верующий, но не святой. Есть предложение.
– Говори.
– Я отдаю двести кусков, мы с этим мудаком заканчиваем и начинаем разливать водку, оборудование и материалы мои, помещение твое, развозит Жека. У него же «каблучок» есть. Шестьдесят процентов мои, двадцать вам с Жекой.
– Пятьдесят твои, тридцать пять мои и пятнадцать Жеке.
– Гера, ты вроде такой добрый, улыбаешься, людям типа помогаешь, а на самом деле – злой как собака.
– Я, кроме помещения, еще придумаю, как сделать, чтобы наш бизнес на второй неделе не хлопнули, так что тридцать пять мои или расходимся.
– Артурик, армяне ушлые, но этому осетину палец в рот не клади. – сказал Жека.
– Мне по возможности ничего в рот не клади, – сказал я, – неси деньги, домой хочу.
– А он нас не кинет? Деньги отдадим, а он пропадет.
– Я записал наш разговор на камеру, если кинет, покажем его руководству кино, неси деньги.
Я передал деньги менту, в течение недели он обещал закрыть вопрос, оставил визитку и уехал.
Денег, которые Рухшон собирал на калым, хватило, чтобы снять однушку в Сергиевом Посаде. Олег Семенович не кинул и действительно справил молодым патенты.
На новоселье и свадьбу я подарил им учебники русского языка и истории России для младших классов. Чтобы через год Рухшон мог самостоятельно и без взяток продлить патент.
Через пару недель мы запустили производство, и история молодых влюбленных больше меня не занимала. За полгода мы вышли на хороший оборот. Артур порывался увеличить производство и соответственно доход, но меня все устраивало. По качеству наша водка не уступала лицензионным аналогам, а небольшие объемы не привлекали к себе лишнего внимания. Всем хорошо, все как я люблю.
Стоял июль, солнце нещадно поджаривало планету. Я сидел под кондиционером, вел подсчеты и радовался. Такими темпами через пару лет куплю квартиру, может даже без ипотеки обойдется. Зазвонил телефон. Незнакомый номер.
– Да.
– Герман, это Рухшон.
– Здорово, Ромео! – обрадовался я, – как дела?
– Сын родился, хотела сказать.
– Красава! Поздравляю! – я прикинул, что с момента, как они начали жить вместе, прошло всего шесть месяцев, но не стал заострять на этом внимания.
– Спасибо брат, я ее Германом назвал.
– Это очень приятно, дорогой, спасибо, погоди, кто-то на второй линии, – я посмотрел на дисплей: «1 КПП»
– Перезвоню, – я положил трубку. Открыл окно, крикнул Мурату: «Едут!», налил себе холодной воды, закурил сигарету и началось.
Пока эмигранты разбегались по крышам, да по подвалам, Мурат направился к цеху. Водку мы разливаем в небольшом помещении, двадцать восемь квадратных метров. Пристройка к мебельному цеху с отдельными воротами. Поверх этих ворот мы наварили открывающийся каркас и заложили его кирпичом. Мурат закрыл основные ворота, потом закрыл каркас, и там, где только что был вход, теперь стояла сплошная стена. Моя архитектурная находка. Моя гордость.
Сигарету я докурил до половины, когда подъехал пассажирская «Газель». Мурат выходит их встречать. Вид у него слегка заспанный. Актерище!
Из машины выгружаются люди с казенными лицами. Машут перед Муратом корочками. Он указывает им на меня. Как по команде они все поворачиваются. Я стою в окне второго этажа, улыбаюсь и машу рукой.
– Росалкогольрегулирование.
– Милости просим!
