ПЕРЕВОД С ОСЕТИНСКОГО ГЕОРГИЯ ТЕДЕЕВА
В 1829 году генерал Раевский приехал к причерноморским горцам, шапсугам, и, затребовав к себе выборных людей, объявил им:
– Турецкий султан подарил вас русскому царю. Отныне вы будете жить по русским законам.
Шапсуги удивленно переглянулись, а потом сказали:
– Мы не понимаем, как турецкий султан подарил нас русскому царю. Мы никому не принадлежали, не платили дани.
Тогда генерал попытался объяснить:
– Что тут не понять! – сказал он. – После войны русские и турки замирились, вот турецкий султан и уступил вас русскому царю.
В ответ один из шапсугов выступил вперед и сказал:
– Кажется, я начал понимать… – И, повернувшись к генералу, спросил: – Видишь вон ту птицу? – шапсуг махнул куда-то рукой.
– Вижу, – ответил генерал.
– Я дарю ее тебе. Возьми!
Так и жили раньше горцы Кавказа – не знали царя, не ведали начальства. Но это не могло продолжаться бесконечно. Грузины и армяне уже почти были под властью русских, а на Северном Кавказе российские границы придвинулись к Владикавказу. И уже некуда было податься малочисленным горским народам.
И хотя горские народы численностью уступали русским раз в сто и, вдобавок, не действовали согласованно, они столь храбро отстаивали свою свободу, что весь мир смотрел на эту войну, удивляясь самоотверженности горцев.
Война между Россией и Кавказом с новой силой вспыхнула в 1830 году. Тогда горцев возглавлял Кази-мулла. Через два года, при штурме русскими Гимир-аула, Кази-мулла погиб. Но движение не угасло, его возглавил Гамзатбек, который, однако, тоже погиб спустя пять лет. И уж тогда во главе горцев стал Шамиль.
Шамиль родился в Дагестане в 1799 году. Это был подвижный, расторопный юноша, усердно изучавший Коран и настойчиво овладевавший искусством джигитовки и верховой езды. Шамиль серьезно увлекался и гимнастическими упражнениями и настолько управлял своим телом, что свободно перемахивал через овраги шириной в четыре сажени и легко перепрыгивал через веревку, которую двое его товарищей туго натягивали на уровне своих макушек. И летом, и зимой он ходил босой, с открытой грудью, не страдая ни от холода, ни от жары. И с детства отличался удивительной мягкостью характера и правдивостью. Кроме того, он был красив мужской красотой, искусен в речи, так что его слово на его родине было уважаемо.
И никогда не мог смириться с тем, что народ, к которому он принадлежал, был притесняем и унижаем. И потому Кази-мулла, возглавивший восстание, в лице Шамиля приобрел наиболее преданного приверженца.
В 1832 году, когда русские овладели Гимир-аулом, и Кази-мулла всего с шестнадцатью боевыми товарищами засел в родовой цитадели, то одним из этих шестнадцати был Шамиль. Русские уже взяли штурмом аул и теперь принялись за цитадель. И тогда Кази-мулла сказал своим товарищам:
– Нам не избежать гибели, но нашу жизнь мы должны отдать подороже.
После этого Кази-мулла и его шестнадцать храбрецов атаковали русских и многих из них порубили. Но что могла сделать горстка смельчаков против целой армии? Храбрецы сложили головы, дорого отдав свои жизни. Кази-мулла и Шамиль, сраженные одновременно, упали друг возле друга. Русский штык пронзил грудь Шамиля и вышел возле лопатки. Победители посчитали храбрецов мертвыми и трогать не стали, но смертельно раненный Шамиль чудом выжил…
Спустя некоторое время Шамиля видели уже среди воинов Гамзатбека, после которого он и возглавил движение, когда тот также отдал свою жизнь в борьбе, некогда начатой Кази-муллой.
Вначале Шамиля преследовали неудачи – каждое сражение с русскими для него оборачивалось поражением.
В 1839 году Шамиль, стесненный обстоятельствами, засел в Ахулга-ауле. И генерал Граббе тут же осадил его. Два месяца русские с большим напряжением сил держали аул в окружении, но одолеть Шамиля не могли. Тогда они решились на штурм. Они взяли Ахулга-аул, истребив все его население. Но Шамиль и оттуда ушел вместе с десятью молодцами. Они взбежали на вершину Ахулга-горы и начали оттуда обстреливать русских. Русские, в свою очередь, сосредоточили весь огонь на этих десятерых, поливая их свинцом, пока храбрецы не попадали с Ахулга-горы. Когда на вершине никого не осталось, русские обрадовались, полагая, что и Шамиль погиб. Но Шамиля среди убитых не оказалось. К тому времени, пока русские поднимались на гору, его и след простыл. А получилось так – когда он лишился товарищей, то привязал к скале на вершине горы веревку и соскользнул по ней в ущелье. А там бросился в бурную реку и переплыл на другой берег.
Русские не могли понять, куда делся Шамиль, и строили всевозможные догадки. Вскоре, однако, Шамиль обнаружился. Он явился к самым преданным товарищам и, показывая им свои раны, говорил:
– Аллах сохранил мне жизнь, чтобы мы изгнали гяуров с нашей земли. Будем воевать. На полдороге не остановимся.
Постепенно вокруг него опять начали собираться воины. И с тех пор дела Шамиля пошли лучше – русские повсеместно стали отступать.
И тогда – это было в 1843 году – чеченцы послали к Шамилю выборных людей, чтобы спросить у него – русские, дескать, одолевают нас, и не лучше ли покориться?
Выборные раньше побывали у матери Шамиля, принеся ей богатые дары и объяснив, с чем они прибыли к ее сыну. Они были уверены, что если мать попросит Шамиля, то сын не замедлит согласиться с чеченцами. Что и говорить, Шамиль очень любил свою мать, и не было такого дела, которого бы он не сделал ради матери. Но на этот раз Шамиль уклонился от ответа.
Иду, сказал он, в мечеть, буду молиться и поступлю так, как мне велит Пророк.
Он закрыл за собой двери мечети и три дня и три ночи не выходил оттуда, в то время как народ, собравшийся вокруг мечети, молился и ждал.
Наконец двери распахнулись, и люди увидели бледного, как полотно, Шамиля, устало выступившего из мечети. Народ, как один, опустился на колени.
И тогда Шамиль объявил:
– Я долго молился, и Аллах услышал меня. И вот, что велит Пророк: «Сто плетей тому, кто первый сказал покориться русским». Но горе мне – впервые я это услышал от собственной матери. Но делать нечего: угодное Пророку – это хорошо.
Тут же, не откладывая дела в долгий ящик, старуху разложили на земле и начали сечь. После пятого удара мать потеряла сознание. И тогда ее сын грохнулся перед ней на колени и горько заплакал, приговаривая:
– Прости меня, прости меня, мать!..
Потом повернулся к народу и сказал:
– Остальные 95 плетей принимаю на себя. И запомните, – Шамиль посмотрел на палачей, – кто попытается щадить меня, тому я велю отрубить голову.
Когда удары были отсчитаны, окровавленный Шамиль встал и обратился к выборным чеченцам:
– Вернитесь к тем, кто вас послал, и расскажите, что видели.
После этого чеченцы и лакцы охотно вступали в войско Шамиля, так что в 1844 году вся Чечня и Дагестан оказались под началом имама, и потому трехцветное русское знамя мало где развевалось на Кавказе. В то время Шамиль говорил:
– Я – лишь простой аварец, но эти горы и леса дают мне силу чувствовать себя царем. Сами видите – русский царь может сражаться сразу с тремя царями, а со мной ничего не может поделать.
И объявил весь горный край подвластным ему одному. Да и как же иначе – его зеленое знамя развевалось повсюду. И он, словно царь, объезжал из края в край всю горную страну, строя пороховые и пушечные заводы, чеканя медали и другие награды для отличившихся. Назначил себе столицей Ведено и уже вынашивал мысль, когда состарится, передать по наследству свою огромную власть. А слава о нем была столь велика, что его стали побаиваться даже в Закавказье.
Русские, наконец, поняли, что Шамиль – сильный враг и потеряли свою прежнюю спесь. И тогда Петербург задумался. Там пришли к выводу, что с Шамилем надо воевать по всем правилам военного искусства. Сам военный министр Чернышев выехал на Кавказ и, вникнув в обстановку, убедился на месте, что с вождем восставших следует считаться как с достойным противником, которого, во избежание громадной беды, надо одолеть. И назначил командующим над всеми кавказскими войсками России умного вое-начальника Воронцова, одновременно ставшего и наместником Кавказа.
И Воронцов принялся за дело, начав со строительства дорог и рубки лесов.
– Наконец-то враги мои взялись за ум, – сказал Шамиль.
Воронцов находился на должности наместника до 1856 года и все это время тщательно готовился к большой войне. После того как Воронцов умер, командующим войсками и наместником на Кавказе стал князь Барятинский, с 1830 года участвовавший во всех кавказских войнах и потому весьма устраивавший как Петербург, так и кавказскую армию.
То, что не успел сделать Воронцов, закончил Барятинский. Он назначил Милютина, профессора Военной академии, начальником штаба, потом разделил кавказские войска на три самостоятельные части, наделив командующих правом вести военные действия согласно обстановке.
И хотя к 1856 году войска уже подготовились, Барятинский не торопился. Весь следующий год он употребил на рубку леса и строительство дорог. Только через год, когда, по мнению наместника, готовность к ведению серьезных военных действий не вызывала никаких сомнений, князь приказал начать войну, наступая на Шамиля с трех сторон. Со стороны Лакии наступал барон Вревский, с Каспийского моря – генерал Врангель, а со стороны Чечни наседал генерал Евдокимов.
Шамиль понял, что близится его разгром, и начал беспокоиться. И для этого он имел веские причины, поскольку уставшие войска уже плохо подчинялись ему, многие бросали все и уходили к себе домой. И вот в такой обстановке 26 февраля 1859 года генерал Евдокимов окружил столицу Шамиля – Ведено. Ведено был укреплен очень хорошо, и поэтому Евдокимов не торопился. Он вначале построил рядом свою крепость и тем обезопасил себя от всяких неожиданностей, и уж потом открыл военные действия. К весне Ведено был взят, и чеченцы склонили головы перед русской силой. Но Шамиль ушел и вскоре объявился в Дагестане с намерением обосноваться там. Но и в родном Дагестане уже не повиновались Шамилю. Ему, уже ослабевшему, не боялись выказывать небрежение. Дошло до того, что вместо кази (религиозный глава) его стали называть тази (собака), чиня ему всевозможные препятствия. К примеру, в одном месте лакцы напали на обоз Шамиля и разграбили все, что нашли: деньги, продовольствие, одежду.
Но Шамиль не падал духом – ставил по всему Дагестану крепости, объезжал страну и собирал войско. И даже послал в Турцию за помощью. Но долго воевавший народ уже склонялся к мирной жизни и потому, когда русские появлялись в виду селений, жители встречали их хлебом-солью. А Турция медлила с ответом. Между тем русские уже наступали на пятки, разрушая возведенные крепости, и уже настигали его.
И тогда Шамиль с 400 воинами поднялся на вершину Гуниб-горы, полагая, что там будет в безопасности. На то были у него основания: неприступна была Гунибская крепость на вершине крутой горы. Но русские все же взяли ее, применив хитрость. 10 августа Гуниб полностью был окружен. При войсках, осадивших крепость, находились сам Барятинский, наместник и командующий, и Милютин, начальник штаба.
Барятинский послал к Шамилю парламентеров передать, что он побежден и пора прекратить сопротивление. Шамиль ничего не ответил. Барятинский второй раз послал парламентеров, и тогда Шамиль сказал:
– О замирении и говорить не хочу. Пусть дело решит оружие. Мы готовы.
Русским ничего не оставалось, кроме как брать крепость силой. По предложению князя Тарханова поздно ночью, в кромешном мраке, левый фланг русских начал бить в барабаны и кричать «ура!» Это обмануло Шамиля и его товарищей: они решили, что именно там предпринят штурм. И потому кинулись защищать опасный участок, быстро израсходовав запасенные камни и скальные обломки без всякой пользы для себя и без малейшего урона для русских, в то время как с противоположной стороны 130 русских солдат поднялись на веревочных лестницах в Гуниб.
Шамиль, узнав об этом, с 50 воинами и всей семьей укрылся в одном из домов селения, укрепив его для обороны. Остальные отважно сразились с русскими, убив многих, но и сами полегли.
Барятинский опять послал к Шамилю: «Прекрати сопротивление, – передали парламентеры, – ты побежден и должен сдаться». Шамиль долго не отвечал, но, наконец, устав от плача и стенаний семьи и маленьких детей, вышел во двор.
Барятинский сидел под березами в роще и ждал. И вот, не доходя до Барятинского около шести шагов, медленно шагавший Шамиль остановился среди мертвой тишины.
– Шамиль, – проговорил Барятинский, – когда я посылал к тебе, ты не соглашался на мир между нами. Теперь мы принудили тебя силой нашего оружия.
– Я воевал двадцать пять лет, – грустно ответил Шамиль, – но теперь состарился. Что делать, мои наибы предали меня, и я уже не могу воевать. И, кроме того, я устал от власти и славы. Ведь когда ешь много меда, мед становится горек.
Шамиля отправили в Россию. В Калуге ему отвели дом и назначили пенсию. И он стал жить тихо, много размышляя. И когда присмотрелся к русским и узнал их поближе, то, вспоминая свою военную жизнь, говорил:
– Если бы я знал русских так же хорошо, как сейчас, то между нами не было бы войны.
Историки, писавшие о Шамиле, единогласно утверждают: «Шамиль был умным военным вождем, необыкновенным политиком и администратором, сумевшим объединить разные народы Кавказа для единой цели и 25 лет подчинявшим их своей воле».
После пленения Шамиля вольной жизни горцев наступил конец. А чуть позже, в 1864 году, на всем Кавказе уже не было места, где бы русским не покорились и где бы не развевалось трехцветное русское знамя.
Когда между народами есть взаимопонимание и никто не унижает другого, тогда хорошо жить вместе. Так пусть Бог захочет, чтобы горские народы Кавказа никогда не жалели о своем вхождении в Россию и всегда могли говорить, что поражение для них обернулось добром.
