«Что может быть серьезнее…»
Миклован выглянул в окно. Через село по центральной улице несся «Мицубиси Аутлэндер» серебристого когда-то цвета. Сейчас же он был желто-серой окраски от клубов пыли, поднятой словно табуном лошадей. Этот табун тихонько урчал, прижатый крышкой капота, как крышкой волшебной музыкальной шкатулки – открой, и сотни крылатых коней выпорхнут и разлетятся по светло-голубому небу под чарующую мелодию Штрауса.
Конечно, центральная улица – это слишком громко сказано про пыльную колею, тянущуюся между редкими домиками в окружении разросшихся трав. Да и селом-то оно было исключительно на бумаге, ибо десяток домов, стоявших вдоль колеи, да парочка в кленовой роще – вот и вся деревня, вот весь дом родной.
Мммм-да, Петрович куда-то поехал. Причем торопится, потому что, как правило, предпочитал ездить аккуратнее, чтобы его любимый стальной японский агрегат покрывался не таким мощным слоем чернозема. Пыль за Мицубиси висела в воздухе и не думала подчиняться законам тяготения. Ветерок, иногда наплывающий с юга, сегодня не мог разогнать эту взвесь. Жара была неимоверная. Если бы термометр не лопнул пару дней назад, то можно было бы сказать точнее. Мимо как раз проходили два самых популярных персонажа местного колхозного бытия – Анатолий, по прозвищу «Cипой», и Борис. Оба курили и о чем-то увлеченно беседовали, усиленно жестикулируя и матерясь. Их, конечно, не было слышно, но спинной мозг чувствовал, что они матерились.
И Сипой, и Борис, и Петрович вместе рыбачили, вместе справляли дни рождения, вместе пили водку по праздникам и без оных. В общем, были добрыми соседями. Все примерно одного возраста. Ну, мужики как мужики. Таких мужиков в селах и деревнях нашей необъятной и необъяснимой родины полным-полно. Они живут бирюками, сами по себе, как деревья в лесу или трава в поле, или вода в реке. Этакий независимый природный феномен.
Шли Сипой с Борисом медленно. Их спор плавно и замысловато перетекал из одной плоскости в другую. Это было видно. Жесты становились то активнее и резче, то – спокойнее, плавнее, что ли. Они даже не подозревали, что их нагоняет японское стальное чудо. Заметили же они его только тогда, когда не заметить было уже невозможно. Собеседники сошли с дороги и замерли, ожидая, пока Петрович затормозит, и можно будет непринужденно поинтересоваться, куда это он так торопится, нет ли у него желания съездить в Малькино, нет ли еще большего желания выпить и, вообще, как там с международным положением.
Но… тут события приняли небывалый характер. Произошедшее удивило не только двух приятелей. Миклован тоже застыл у окна. Это не укладывалось ни в какие рамки. Петрович проехал мимо, обдав стоявших на обочине друзей таким ливнем пыли, что те, захлебываясь и отплевываясь, отбежали в сторону. Это было невероятно! Неслыханно! По всем законам деревенского бытия Петрович должен был остановиться. Но не остановился. Запахло международным скандалом. Миклован почти физически ощутил, как над Петровичем начали сгущаться тучи. Уже представлялись доставаемые из подполов ручные пулеметы Дегтярева, завернутые в старые холщовые штаны, ящики с гранатами, заправленные пулеметные ленты, танковые колонны, авианосные группировки, атомные ракетоносцы… Да что там, – топоры, вилы и косы тоже пошли бы в дело. Перед глазами вставали сгоревшие хаты, дымящиеся танки, сбитые самолеты. Кто был в деревне – тот знает, что может привидеться в такую жару.
Друзья с минуту махали руками в сторону укатившего в неизвестное товарища, но, поняв всю тщетность своих жестикуляций, вдруг резко бросились к спиленному электрическому столбу. После майского пожара несколько столбов линии электропередачи сильно подгорели, и их решили заменить. Старые же просто спилили, чтобы те не рухнули сами. Этот столб так и остался висеть одним концом на бетонной опоре.
Смекалистый мозг друзей сразу же нашел достойное применение уже никому не нужному столбу. Пара матюгов – и вот уже столб, лежавший до этого параллельно дороге, превратился в шлагбаум, способный остановить даже трактор, а стального японского коня на скорости превратить в жестяного российского ослика.
Миклован все-таки решил проверить правильность своих рассуждений и вышел на улицу. Увидев нового слушателя, друзья принялись взахлеб рассказывать, описывая только что произошедшее событие. Миклован, видевший все своими глазами, не поверил своим ушам. Произошедшее, по серьезности своей и важности для всего мирового сообщества, тянуло, по меньшей мере, на атаку японцами Перл-Харбора или на нападение греков на водокачку. Применяя к Петровичу нежные и ласковые эпитеты, Сипой объяснил, что с такими людьми по-человечески нельзя. Что только силой дружеского убеждения и добрым словом можно перевоспитать данную конкретную несознательную личность. Борис от себя добавил, что только доброе дело воспитывает в человеке человека. В целом вывод был следующим – поедет назад, наткнется на препятствие и поймет, как нехорошо поступил со своими товарищами. «Вот такая вот у нас деревня придурков», – иронично резюмировал Борис. После чего регулировщики развернулись и пошли в ту же сторону, откуда и пришли. Что ж, очевидно, для хорошего завершения дня многого и не нужно.
Теперь оставалось дождаться реакции Петровича. Минут через десять Миклован наблюдал завершение эпопеи. Стальной японский конь, взбрыкнув перед преградой, дернулся в сторону и спокойно объехал ее. А потом резво понесся вперед, извергая клубы пыли.
День, начавший было радовать своим разнообразием, подходил к концу. Оставалось только вернуть импровизированный шлагбаум на место, попутно открутив от него изоляторы (ибо в хозяйстве все сгодится) и… все. Вот чей-то сотовый. Эээээх, шутники! Дошутились. Придется до них идти и выяснять, кто столь рассеян. Хотя в праведном гневе его мог выронить любой из товарищей. Миклован сумел найти только Бориса. По его словам, Сипой остался у Петровича, дабы в дружеской беседе указать ему на ошибки его и прийти к взаимопониманию. Тут из ворот высунулась довольная улыбающаяся и красная голова Петровича и весело поинтересовалась – не желает ли кто из присутствующих откушать водки. Присутствующие согласились, что водка в такую погоду не только не вредна, но даже и полезна.
Вот так небольшое событие привело к большой выпивке, не менее чем на литр. А Миклован еще раз убедился, что настоящую крепкую дружбу не разрушить никакими мелкими неприятностями. А что еще может быть серьезнее мелких неприятностей, а?
«Горит под ногами родная земля…»
Всего лишь конец мая, а жара, как всегда, стояла неимоверная. Дорога по центральной улице, изрытая ямами и колдобинами, приблизилась к состоянию лунного грунта. То есть – сверху лежал многосантиметровый слой пыли, взметавшийся вверх после прохождения любого лунохода, будь то ВАЗ, более шикарный Шевроле или даже Тойота. Пыль взлетала метров на восемь-десять и, словно в лунном тяготении, медленно, миллиметр за миллиметром, оседала в свои уютные, выбитые родными луноходами, кратеры. Ни трава, ни листва на кленках и березках не шелестела. Птиц тоже не было слышно. Воздух замер. Можно было чихнуть, сделать большой круг по огороду и поймать свои же бациллы, трепыхающиеся в неподвижном воздухе. Солнце, склоны холмов, тишина – фотографическая неподвижность природы. Лунный пейзаж.
Миклован в который раз взглянул на солнце. Оно было там же, где и всегда. Можно пойти попить квасу, посидеть на крыльце в тенечке, посмотреть на далекий дымчатый удмуртский берег. И еще много чего можно сделать. Хотя бы книжку почитать. Ладно. Лопату в землю.
Однако чтение портит зрение. Чтобы оно не испортилось окончательно, трое зарубежных астронавтов на луноходе новейшей американской конструкции подрулили к Микловановской станции с явным намерением получить какую-то научную информацию. Миклован открыл шлюз и раскачивающейся лунной походкой вышел в своем непрезентабельном рабочем скафандре к пришельцам.
– Мир вам, незнакомцы.
– И тебе не хворать, начальник станции…
«Пора завязывать с Хайнлайном в такое пекло».
– Бог в помощь.
– Спасибо.
– Мы тут Юру ищем. В гости к нему.
– Ааааа. Так вы оттель и приехали. Вон его дом…
Тут раздалась канонада из резкого треска, словно кто патроны в костер кинул. Там, куда смотрел Миклован и где у Юры стоял сарай, в небо взлетел столб пламени.
– …и сарай его горит, однако. «Хана всей твоей лунной программе, Юра».
И мы понеслись. Трое прыгнули в свое американское чудо и, правильно – подняв пыль, в которой Миклован захлебывался вслед за ними пешком – рванули к дому Юры. Прибыли мы практически одновременно. Юра, мужик лет шестидесяти, небритый и чем-то явно недовольный, как раз вываливался из фрамуги сарайного окна, пихая впереди себя движок от звездолета типа «Меркурий».
– Бросай двиган! Вылазь сам!
– Не могу! Сначала его! Потом я!
В сарайке истерично заливалась последним в своей жизни лаем собачонка. Юра в конце концов выбрался наружу с помощью троих, теперь уже почти родных астронавтов. Двое вырвали из его рук двигатель, а один дернул страдальца наружу.
– АААААААа! Сети там! – Юра бросился назад, с грацией профессионального пловца вошел во фрамугу и исчез в дыму.
– Вылазь! Вылазь! Сгоришь!
– Щас! Щас! – доносилось сквозь дым и неиллюзорные языки рыжего огня. Через фрамугу вылетел еще один двигатель, сети, мешок, пара канистр, болгарка.
– Собаку! Собаку давай!
-Не могу! Горит все! Щас! Тут снасти…
Еще мешок приземлился по эту сторону катастрофы. Вслед за мешком пошел на посадку и Юра. Свалился на бок и заорал благим матом. В этом вопле была не только боль от вывихнутой руки, но и горечь, и сожаление, и предчувствие нескорого конца.
– Баллон там! епт! Газовый. В сторону! В сторону!
Миклован в это время уже таскал воду в ведрах. Набежали соседи, вся деревня. Все двенадцать человек. Пламя полыхало с убийственной неотвратимостью. Вода из бака, носимая ведрами, не помогала утихомирить пламя. И тут, наконец-то, рванул газовый баллон. Легонько. Так что даже дверь в железную сарайку лишь приоткрылась. Юра с опаленной головой и руками командовал пожаром. Кто-то дал ему водки. Он выпил полбутылки с горла, а остальное вылил себе на голову, пробурчав при этом: «Дезинфекция». В соседскую «буханку» уже грузились бочки, ибо вода кончилась и нужно было наполнить их из ручья. К этому времени откуда-то уже все успели присосаться к горлышку поллитровой бутылки водки. И процесс тушения пожара превратился в обычную русскую трагикомедию. Все были пьяные, все тушили, все суетились и бегали, проливали или роняли ведра на землю, падали сами. А потом, когда пламя уже стихало и доедало последние крохи, оставшиеся от сарая, вся деревня, усталая, но довольная, пила водку в отсветах огня рядом с местом трагедии и восхищенно обсуждала общий героизм жителей и храбрость отдельных личностей. До ночи продолжалось веселье. Пошли разговоры за жизнь, за работу, за политику. Обсуждали даже друг дружку, но до драки так и не дошло. Только юркина такса сегодня не путалась под ногами и не тявкала на всех и вся.
«Три белых коня…»
Август выдался прохладным. И даже с некоторым количеством мелких осадков, называемых где-то дождем, а у нас – моросью. Мелкая водяная взвесь парила в воздухе с утра. Трава промокла, но утрамбованная уличная колея лишь слегка изменила цвет на более темный и даже не думала пропитываться влагой.
Небо было отчаянно-серым и беспросветным. Хотя, в общем-то, после трех месяцев жары и отсутствия осадков как явления, день выдался крайне приятным. И в этот, в общем-то, приятный день двое друзей собрались в соседнее Малькино в местный лабаз. Вы поняли, зачем ездят в лабаз в соседнюю деревню? В двух случаях – либо он есть только в соседней деревне, либо в нем есть то, чего нет у нас. А чего у нас только нет?! Крупы нет, сахара нет, масла нет, хлеба нет, яйца кончились, да и самого лабаза тоже ведь нет. Ну и самое-то главное и определенно важное в сельской не-зависимой жизни – водка. Ее у нас не было. Вернее, у Сипого с Петровичем. Любые запасы водки в деревне могут кончиться одномоментно и внезапно, как цунами слизнуло. Так и произошло. Да плюс к этому – продукты-то ведь все-таки всегда нужны.
Загрузившись в старенький, но еще бодро почихивающий выхлопом низкооктанового бензина ЛуАЗ, прозванный неизвестными товарищами «еврейским броневиком», друзья шустро упылили на восток.
Возвращались они уже довольные покупками, большая часть которых свободно перемещалась в кузове «броневичка», издавая на кочках непонятные звуки. Однако на окраине нашего любимого села их ждал небольшой сюрприз в виде белой «девяностодевятки» и стоящего рядом с ней местного участкового. Тот внимательно рассматривал приближающееся чудо техники.
Участковый в наших краях явление довольно редкое и, можно сказать, исчезающее. Требующее занесения в Красную книгу, никак не меньше. Поэтому к его появлению относятся двояко: без него жили и дальше проживем, и – вроде как власть есть, не бросает нас страна на произвол судьбы. Друзья переглянулись, и Сипой начал сложный маневр торможения бронеавтомобиля. Сложным же он был исключительно по причине отсутствия сколь-нибудь рабочих тормозов. Сюда же можно присовокупить отсутствие боковых зеркал, стояночного тормоза, ключа зажигания, отопителя, номерных знаков и прочих мелочей, никоим образом не сказывающихся на движущих свойствах автомобиля.
Открыв дверь и высунув ногу, Сипой легонько касался земли сапогом и замедлял скорость. Участковый наблюдал за этим процессом с заметным невооруженному глазу интересом. Наконец небесно-голубой ЛуАЗ (да, совсем забыл, он был именно такого нежнейшего голубого цвета) остановился. Когда участковый на-клонился к боковому окошку, друзья сидели молча, ровно, как первоклашки, уставившись в лобовое стекло.
– Участковый Антонов. Прошу вас предъявить ваше водительское удостоверение.
– Какое удостоверение?
– Ваши права.
– Какие права? – отвечал Сипой своим неподражаемым голосом. – Я уж тридцать лет без прав езжу.
– …
Пауза повисла в воздухе, как висит в цирке перед смертельным номером.
– Покажите документы на автомобиль, пожалуйста, – продолжал настаивать участковый.
– Какие документы? Мой он.
– …
Пауза становилась смертельной.
– Вы не пьяны?
– Да ты че? С утра не пили.
Пауза затянулась до писка в перепонках и упала тяжелым камнем, разбив всю ментовскую логику.
– Езжайте, – и участковый махнув рукой, развернулся и уныло побрел к своей «99».
Сипой убрал ногу с земли, затащил ее в салон, и «ЛуАЗик» покатился, а затем, взревев всеми фибрами своего 50-сильного четырехцилиндрового двигателя, понесся по центральной улице.
Через несколько минут друзья уже разгружали свои покупки. А еще немного спустя, за столом, закусывая божественным, собственного посола салом, они разливали в граненые стаканчики водку под гордым названием «Тройка», на этикетке которой тройка белых коней стремительно неслась в какую-то неизведанную, но, очевидно, ужасно прекрасную даль.
«Пилите, Шура, пилите…»
– Ну, ты же знаешь Бориса. Ну и началось тут. – Петрович потянулся к початой трехлитровке вина и разлил по стаканам. Мдаааа, hqrnph была грустная и поучительная, судя по его словам.
Деревенька наша хоть и вытянулась длинной трехкилометровой килой вдоль ручья, впадающего в нормальную реку, но дворов насчитывала всего одиннадцать. К соседу за солью нужно было пройти, ни много ни мало, а метров 100 минимум. Жили вразнобой, но весело. Лет пять назад стали тут пришлые обживаться. Получили от сельсовета землю на хозяйство и стали жить кто во что горазд. Люди вроде неплохие, в меру нормальные, но относились к ним, как и ко всем пришлым. «Кацап» он и есть «кацап». Многие из них потом разбежались, побросав зарастающие молодыми кленами участки. Разумеется, кто-то изредка, а потом и чаще стал пилить клены, березки и прочую растительность на дрова, потому как покупать их не шибко дешево, а тут все задаром и под боком. Борис уже не первый год осваивал два соседних с ним участка на предмет дровяного обеспечения. И тут хозяйки наделов решили приехать из города, дабы полюбоваться природой. Нет, Миклован тоже был против тех, кто берет землю, чтобы потом бросить ее или перепродать. Но хозяин есть хозяин, и он вправе распоряжаться своей собственностью. Надо хотя бы уважать. Но Борис был не из таких.
Когда Тамара с Верой пришли к нему, разумеется, он был немножко с устатку и не евший. Да еще после полторашки не совсем хорошего пива. Дамы вежливо и культурно попросили не рубить больше деревца на их участках, а поискать для этого другое разумное место или купить, на крайний случай. Это не входило в планы Бориса никоим образом. Пиво уже уютно плескалось в желудке, а хмель бежал к голове, и к концу речи подруг он достиг пункта назначения.
– В общем, Борька как давай их чесать матом, да с криком, да и попер на них, как танк. За шиворот из ворот выкинул. – Петрович пригубил вино и продолжал. – Ну они-то не выдержали, женщины все-таки, да и позвонили в милицию-то. Тьфу ты, в полицию, к полицаям нашим. А Борис спать пошел уж как всегда. Так на следующий день менты-то приехали и давай к нему сразу. Его вроде дома нет. Не открывает. Они давай по всей деревне рыскать, туды-сюды, искали долго, как бандеровцев в 47-м. Но он сам уж сдался на завтра. Акт составили на незаконную вырубку. Двести тыщ впаяли. Ну, тут Борька-то и скурвился.
– Как это? – спросил Миклован, уже седалищным нервом чувствуя концовку истории.
– Да как! Его спрашивают – «Ты пилил?», а он – «Не только я пилил. Вон Иваныч тоже пилит».
Предчувствие конца не обмануло. Борис заложил своего соседа, как воды попил. Петрович продолжал рассказывать в деталях злоключения Иваныча, чей специфический голос и дал ему прозвище «Сипой». Менты, не долго думая, заставили Иваныча подписать акт на сумму, аналогичную новому отечественному автомобилю, с чем и отправились восвояси.
Вся деревня поднялась в едином порыве. Иваныча бросились защищать все, в первую очередь, его сыновья. В результате многочисленных звонков, поездок, переговоров и рюмок с коньяком сумма штрафа упала в 10 раз.
– А как же Борис?
– А Борис уже четвертый день из дома не выходит. Пролетарский бойкот ему объявили, за дела его грешные. Да и сам он, видно, не горит желанием на люди появляться.
– Да что же он так? За что Иваныча то? Чем не угодил?
– Да ничем. Просто от себя отвести хотел, думал, наверное, на двоих поделят или что. А не вышло. Да и мент ушлый. Сразу его разводить начал. Ээээх. Такая вот у нас деревня придурков.
Перевалило за полночь. Полнолуние во всей красе сияло на небе, освещая нашу маленькую деревеньку. Почти у всех еще горел свет, и с высоты, наверное, выглядел, как россыпь искр на земле около костра. В каждом доме обсуждали Бориса, Иваныча, ментов, где теперь брать дрова, если уж такой контроль, и, наговорившись, ложились спать, успокоенные своими законченными мыслями по этой теме. Дольше всех свет горел у Бориса. Он тоже не спал. Допивая третий баллон пива, он принимал главное решение своей жизни – оставаться ли здесь или уехать, чтоб забыли. Но люди у нас добрые, и зло будут помнить всегда…
«Звездолет Галактика»
Миклован обреченно выдохнул и потянулся к опухшему от длительного двухнедельного лежания талмуду «Ремонт и эксплуатация межгалактических термоядерных звездолетов “Буханка-2206». И вот вновь пришло время изучать черно-белые схемы и вчитываться в мудреный язык инопланетных конструкторских бюро. Звездолет был чудом неземной техники, бессмысленным и беспощадным. Жуткий внешний вид этой закругленной со всех сторон коробочки компенсировался ее функциональностью, грузоподъемностью и ремонтопригодностью на любом конце обоих спиральных рукавов Млечного пути.
Сегодня с утра полетел передний гиперпривод. А без переднего гиперпривода полеты по окружающим газопылевым туманностям и пролет «черных дыр» становились затруднительными. «2206» стоял перед Миклованом во всей своей неземной красоте, сверкая бортами цвета «бедро марсианского кабумара», обзорными иллюминаторами и сияя мощью одного из самых совершенных гиперприводов во вселенной. Две недели назад полетел энергоблок, полтора месяца назад – система зажигания, три месяца назад – рулевые тяги, год назад вообще пришлось менять двигатель, ну и по-мелочи постоянно: то замок шлюза, то компрессор, то система охлаждения. В общем больше «2206» летал на Микловане, чем Миклован на нем. И вот начинается самое интересное. Миклован удобно раположился на своем взлетном поле, находящемся прямо у шлюза базы. Специального ангара для техники здесь не было никогда. Мммм-да, вот так «на коленке», прямо как у Хайнлайна, все и делается на нашей маленькой планете. Солнце только встало, и времени для ремонта было вполне достаточно. Можно было позвать соседских космолетчиков помочь с ремонтом, благо у них были точно такие же аппараты. Да и давненько мы уже не размешивали наш любимый «трехступенчатый».
Запишала рация.
Тьфу ты. Фантастика настолько сильная вещь, что легко переплетается с окружающей действительностью. Десять оборотов планеты назад рации и инструментальные ящики выглядели практически одинаково. Сейчас же маленькая черненькая коробочка для связи с внешним миром содержала гирокомпас, астро-позиционирование, доступ во Вселенскую сеть, радио, телевидение, фото-видеокамеру и фонарик. Незаменимая вещь. Не хватало только открывашки. Слава прогрессу, теперь пивные бутылки можно открыть одним пальцем! В такую жару пиво было бы в самую пору. Вон Михалыч на своем круизном «2206» полетел в райцентр. Его аппарат был сильно новее микловановского и ремонтировал он его значительно реже.
Хотя и август, а температура на нашем планетоиде была все еще жутко летней. Правда ненадолго. И здесь уже было не до Хайнлайна с Саймаком и Бредбери. Тучи, скопившиеся над славной Удмуртией, разогнались и понеслись в нашу сторону. И дождь начался. С ветром. Не знай, кто направлял там эти брандспойты, но запасы воды у них были беспредельны. И насосы, судя по всему, работали исправно. Все это буйство природы Миклован наблюдал уже из шлюза своей базы. Все равно, что падение метеорита на динозавров. Кончилось все так же быстро, как и началось. Метеориты не падали, брандспойты выключились, а по центральной улице в антиметеоритном скафандре быстро передвигался Петрович.
– Миклован! Миклован!
– Да, Петрович? Мир тебе!
– Слушай, тут проблема. Михалыч завяз. Просит дернуть. А мой аппарат не на ходу.
– Хм, газопылевая туманность или черная дыра?..
– Так у меня тоже передний гиперп… гхм, привод передний полетел говорю.
– Хреново, я тебе скажу. Очень хреново. Михалыч застрял в колке. Вытягивать надо.
– Дык. Ну да. Ну ты ж знаешь, я ж по такой погоде же ж никак. Ежели сам токмо.
– Давай.
Ключи перешли из рук в руки. Двигатели взревели, и «Бухалет» на малой скорости, постепенно набирая высоту, уплыл за горизонт. Миклован проводил его неуверенным взглядом, в котором отражалась тоска по своей любимой технике и надежда, что не придется искать буксир и вытягивать потом обеих из черной дыры среднерусского небытия.
Прошло не больше одного светового часа по средне-галактическому времени, как послышался родной рев двигателей и из-за горизонта вылетел «2206» со следами метеорных потоков на грязном фюзеляже. За штурвалом сидел довольный Петрович.
– Ну и зверь у тебя. Зверь!
– Что? Вытянул?
– Легко!
– Как? Без переднего? Да ну брось?! Не может быть.
– Может. Тут ведь главное что?
– Что?
– Что привод-то рабочий. – И Петрович весело захохотал. – Пока разворачивался, пока назад сдавал, пока вперед, пока газ-тормоз, ну и вобщем пока туда-сюда рукоятку дернул, а он-то как взял и рванул. Аж грязюку всю вокруг раскидал. Метров триста так летели. Как в кине! Двиган у тебя хороший. Надежный. Мощный. Аж душа радуется!
– Дык за спасение Михалыча и отметить не грех?!
– Не грех, не грех. Ну и за технику тож. Тут ведь главное что? Чтобы жизнь не переставала радовать и удивлять. Потому что жизнь иногда бывает настолько фантастической, что диву даешься!
«Погоня, погоня, погоня, погоня…»
Он летел. Как стрела, выпущенная из лука; как птица, вырвавшаяся на волю; как пуля калибра 7.62, вылетевшая из ствола самого революционного оружия в мире – АК-47. Любой полет имеет целью или мишень, или преграду на своем пути. В общем, конечную точку. Здесь она была в виде двух представителей ГАИ, стоявших на обочине той самой федеральной мостовой, по которой и несся железный конь Петровича. Это был все тот же «Мицубиси Аутлендер». Правда уже потрепанный жизнью и малость побитый на безграничных просторах единой и неделимой империи. Но все такой же быстрый и неудержимый.
Петрович торопился медленно, следуя известной импортной поговорке. Не выжимая все положенные 270 км/ч, а придерживаясь каких-то скромных 180км/ч. Просто нужно было довольно быстро попасть из точки А в точку Б, а получилось в точку Ж. Гаишники были упорными и терпеливыми, и большой куш в виде Петровича сам прилетел в их мощные лапы. И… пролетел мимо, абсолютно игнорируя бешено крутящиеся монохромные палочки и ошарашенные лица представителей власти. Сие было неописуемо. Сие было безобразно. Сие было невообразимо. Сие просто было.
И взметнулось оскорбленное самолюбие, и теперь летели двое. Друг за другом. Пуля за пулей. Стрела за стрелой. Птица за птицей. «Погоня, погоня, погоня, погоня… В горячей крови».
Но до этого не дошло. Петрович, притормаживая, начал сдавать вправо и остановился на обочине. Вышел из машины с документами и автоматически закрыл ее. За ним, метрах в десяти, встали и представители могучего племени дорожной полиции. Все как и полагается: один худой, второй полный.
– Здравствуйте. Предъявите документы. Куда спешим?
– Добрый день. Так это в аэропорт опаздываю. Сын проездом, увидеться хотел. Потом когда еще?! Через полгода только или еще там…
Петрович замолк, понимая, что в этой ситуации никакие доводы не будут являться объективными причинами для того, чтобы уйти от постановления об административном нарушении. Улыбающиеся лица господ гаишников недвусмысленно намекали на это. Разговор был коротким, но емким. Отдав в руки представителей закона купюру достоинством в 5000 денег, они распрощались. Петрович пошел к своему серебристому горячему скакуну, гаишники же быстро развернулись и умчались на поиски чего-то нового и неизведанного.
Вот здесь начинается сама история. Похлопав себя по карманам и порывшись в них, Петрович не нашел ключей. Обшарил всю обочину. Ключей не было. екнуло сердце и прошиб холодный пот. Надо было срочно действовать. Благо попутка нашлась быстро.
– До первой гаишной машины, – бросил Петрович водителю.
– Охотимся за неприятностями?
– Что-то вроде того.
Ехать пришлось недолго. Минут пятнадцать. Петрович узнал остановивший его экипаж и поблагодарив водителя, вышел. Тот еще долго смотрел в зеркало, пытаясь понять, что же этому мужику нужно от гаишников, но скоро забыл об этом и продолжил свой пятисоткилометровый путь.
– Мужик, ты че? – толстый вылез из машины в полном недоумении и уставился на только что оштрафованного Петровича. «Может деньги вернуть хочет? Да ну, нет».
– Это, ребята, вы того, мои ключи не видели?
– Ты, мужик, того. Зачем нам твои ключи. Может, выронил?
– Да нет, все обшарил. Всю обочину. Под машину залезал, нету. Посмотрите у себя, может, пока у вас сидел, выпали.
Гайцы дружно начали рыться в машине. Прошло минут десять. Ничего.
– Слушай, мужик, поройся по карманам. У нас ничего тут нет.
– Да я уж рылся. Тоже ничего.
Ммммдааа. Ситуация.
Петрович стоял в оцепенении, ничего не понимая и еще не осознавая случившегося с ним. Он стоял на обочине и глубоко дышал. Потом перешел на противоположную обочину и стал ловить попутку. Через полчаса он уже стоял, оперевшись о капот своего «Мицубиси» и смотрел на проезжающие мимо разномастные авто. Вот теперь вся тяжесть создавшегося положения обрушилась на него всем десятитонным весом того самого БРДМ, который он водил в годы чехословацкого бунта. Того самого, с белой полосой.
Вздохнув, Петрович нагнулся, схватив руками колени, которые дрожали, как клены на ветру. И тут… что-то прошуршало внутри верхнего кармана куртки и с бряканьем скатилось на рыжую землю обочины. Это были КЛЮЧИ! Знаете, что такое беспредельная радость? Петрович теперь знает.
«Ловить рыбу в мутной воде»
– Ох… Хорошо, – Петрович поставил кружку на пенек и протянул Микловану початую пятилитровую бутыль вишневого вина. – Посыпай.
И вино тут же, весело булькая, полилось в эмалированные кружки, являющиеся непременным атрибутом любого деревенского дома. Миклован и Петрович вот уже час сидели у бани и разговаривали за жизнь, обменивались новостями и различной степени прав-дивости историями.
– Тут недавно со мной случай вышел, – издалека начал Петрович. – Не поверишь. Я рыбнадзор обставил.
– Да ну?!
– Вот не брешу. Слушай. Дело было так.
«…сети я поставил вечером, ну и на следующий вечер дай, думаю, проверю, может, чего и попалось. Лодку взял и пошел на свою протоку, где обычно ставлю. Место там хорошее, тихое, от лишних глаз закрытое. Ну, вроде как удобное. Приплыл я поближе, двигатель заглушил и на веслах пошел, а то мало ли чего. У меня на всякий случай, от лихоимцев то есть, удочка лежит в лодке, червяки там, опарыши. Весь набор. Ну ты понял. Встал над сетями, удочку на борт, сижу, жду. Вроде тихо. Ну, думаю, пора. И стал я понемногу сети вытаскивать. Треть, наверное, вытащил и слышу, легонько так, недалеко движок постукивает, вроде как на медленном-медленном ходу. У меня сразу рефлексы сработали – сети в воду, удочку в руки, сам на лавку упал. Мол, сижу, рыбачу, все законно. И тут из-за камышей как мотор взревет, и лодка прям вылетает. Ясно дело, рыбнадзор, какие еще идиоты так изгаляться будут. Обороты сбавили, ко мне подплыли и вопрошают:
– Ээээ, мы тут того, вроде заблудились. Нам бы к Малькино выйти. Не подскажете, как?
– Так вы не туда свернули, наверное. Вам бы по той стороне пойти.
– А в каком направлении хоть?
– Так вон, прямо, два лаптя левее солнца.
Ну, они мотор завели и отплыли. Обломился им штраф. Но вот ведь в чем подвох, они запросто так никогда не отстанут. Так и вышло. Через минуту двигателя уже не слышно стало, а знаешь, как звук-то по воде разносится. Воооот, и я об энтом же. Просидел минут десять я с удочкой, и тут ррррааааз, опять мотор ревет, лодка несется, брызги летят, волны расходятся. Просто атака сомалийских пиратов какая-то. Вновь ко мне подгребают и беседу затеивают, мы мол, поплыли как сказал, и еще больше заблудились. Я им в ответ опять повторяю, куда им надо отправляться, в каком направлении, так сказать, двигаться. Они уже соображать начали, что я тут не зря сижу, но прямых улик супротив меня не имеется: сетей в лодке нет, рыбы тоже нет. Отчалили с таким же фейерверком, как и появились. Ну, а я дальше высиживаю. Мне-то торопиться некуда, план не горит, начальство мозг не сношает, жена дома не ждет, дети по лавкам не орут. Минут двадцать прошло. Паслись рыбнадзоровцы где-то поблизости, так я рисковать не стал, начал удочку сматывать. Назавтра приду посмотреть. И тут они снова выныривают, как корейская подлодка в Каспийском море. Меня уж смех разбирает, не могу остановиться. А у них лица такие сурьезные, явно готовые к развязыванию конфликта.
– Чего, – говорю, – опять поплутали? Или потеряли чего?
– Нет. Ты тут не браконьерничаешь ли часом?
– С чего такие претензии? Я с удочкой. Не клюет вот. Домой пойду.
Ох, у них и рожи были! Как молодого крыжовника обожрались. А я уже не сдерживаюсь.
– Может, вам далее надо проплыть. Я тут браконьеров не видал.
– Да ладно. Сам, поди, ловишь на сети.
– Ищите, – говорю.
– Да ну тебя. Айда, ребята, дальше пройдемся.
– Прощевайте, хлопцы.
– А сети я утром снял, – продолжал Петрович, смакуя самодельное вино. Пятилитровка опустела наполовину, вино хорошее было.
– Так вот я и говорю, к любому делу надо подходить с умом, а то ведь бестолочи любое начинание способны загубить, потому как мозгом не пользуются. А ведь могли бы поймать, если бы на веслах поперву шли, не успел бы я сети скинуть… Вот оно как.
И Миклован разлил пряную багровую жидкость по кружкам. Чокнулись, крякнули, и…
– А вот слушай, еще…
«Методика научного засола»
– История эта случилась пару лет назад. Юрка тогда часто в запой ходил. Но и на рыбалку успевал, и с пчелами водился, но бухал часто и много. – Петрович отхлебнул полкружки винца и начал. Микловану оставалось лишь внимать и запоминать, чтобы потом с таким же упоением рассказывать эти байки тому, кто готов слушать. А вы готовы?
Юрка проснулся с дичайшего похмелья. Конечно, называть Юркой мужика лет 70-ти не совсем удобно, но так уж повелось в нашем селе. Похмелье похмельем-то назвать было сложно, скорее это был краткий миг между вчера и стоявшей в холодильнике бутылкой водки, открытие которой ознаменовало бы продолжение банкета. Юра, как обычно, потянулся за сигаретой и спичками. Теперь предстояло самое важное – выйти на крыльцо и покурить. Процесс перемещения тела был проделан со всеми возможными предосторожностями и вот, наконец, долгожданная затяжка. Сизый дымок взвился над крыльцом и распластался в воздухе. У Юры взгляд тоже был «распластанным», а уж мутным точно. Окинув им свои владения, он пришел к выводу, что вчера была не только грандиозная пьянка, но и столь же грандиозная рыбалка. Четыре мешка с рыбой стояли в тени и ждали своей участи. Их участь Юра решил довольно быстро – надо бы засолить, а то пропадет. Тут же в сенях стояли мешки с солью. А что далеко ходить?! Но! Поперву надо бы было принять грамм сто, а лучше сто пятьдесят. Намахнуть утром холодной водочки из запотевшей рюмки и закусить бутербродиком с колбаской, лучком и солью, это ли не высшее блаженство! Взбодрившись, Юра начал засол, все согласно науке, перекладывая каждый слой рыбы слоем соли и перемежая каждые три слоя рюмкой водки и подходящей закуской. К обеду, применив огромную силу воли и упорства, были засолены две бочки и убраны с глаз. Засолка дело долгое, а тут еще и кореша подоспели, мучаясь состоянием посталкогольного синдрома. Пьянка должна была быть. И она была. И день этот забылся в череде многих.
Прошло недели две. Пьянки временно прекратились, и Юра продолжал заниматься обыденными делами по поддержанию хозяйства, как-то: латание сетей, рыбалка, надсмотр за пчелиными делами. Много чего надо в деревне. Хоть и не к спеху, но надо. Одно мешало. Постоянный, непонятно откуда исходивший, гнилостный запах. Расследование по всем правилам поиска чего-то на подворье привело нашего героя к тем самым двум бочкам, о существовании которых он немного подзабыл (это еще мягко сказано, он о них вообще не помнил ничего). Открыв первую бочку, Юра был ошарашен до такой степени, что он отпрыгнул метров на десять и вывалил на землю весь завтрак. В бочке было месиво из гнилой рыбы, какая-то белая пузырящаяся масса, а уж вонь распространилась с бешеной скоростью и достигла самых окраин села за считанные минуты, чем, собственно, и оповестила всех о юркиной проблеме. Когда сам творец своего несчастья очухался, то до него дошло. ААААААААААААА!!! – это был вопль понимания, озарения, боли, гнева и еще черт знает чего. Все было не просто, а очень просто. Когда Юра ничтоже сумняшеся солил рыбу, то вместо соли взял азотные удобрения, стоявшие рядом в точно таких же мешках. В полном соответствии с основами химии молекулы удобрений вступили в интимную связь с молекулами рыбьих тушек. Что из этого получилось, уже все, наверное, поняли.
Весть о таком, не побоюсь этого слова, величайшем раздолбайстве, моментально облетела всю округу. Долго еще вспоминали этот засол.
– Так вот, что я говорю, Миклован, – Петрович отставил кружку. – Пьянка! Она! Никогда! До добра! Не доведет!.. Наливай, ибо в питие хмельном радость нам есть, во как!
И продолжили. Сидели допоздна, завершая разговор уже при свете луны и писке комаров. Много тогда Миклован услышал историй: и про дачу, и про мотоцикл, и про 68-й год, и про нехороший кювет, и про змей. А придя домой, решил записать их, себе для ума, а вам на потеху.
