Виктор ЕСИПОВ. Эллендея Проффер Тисли. Бродский среди нас

ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО ВИКТОРА ГОЛЫШЕВА

Имена Эллендеи и Карла (1938 – 1984) Профферов были хорошо известны русскому просвещенному читателю семидесятых-восьмидесятых годов прошлого столетия, как и ставшее легендарным русское издательство «Ардис», основанное в 1971 году на их скудные средства в студенческом городке Энн-Арбор штата Мичиган. Здесь издавались книги русских писателей, запрещенные в СССР: романы В. Набокова, М. Булгакова, А. Платонова, В. Аксенова, А. Битова, В. Войновича, Ф. Искандера, поэтические книги О. Мандельштама, И. Бродского, С. Липкина, И. Лиснянской, В. Сосноры и др. наших прозаиков, драматургов и поэтов.

Мемуары Эллендеи Проффер, написанные с подкупающей искренностью, начинаются с рассказа о том, что в юности ни она, ни Карл даже не могли предположить, что основным делом жизни станет подвижническая деятельность во благо России и русской литературы.

Немалое место в этом служении заняло их неоценимое участие в судьбе Иосифа Бродского, с которым они познакомились в 1969 году благодаря Надежде Мандельштам. Узнав, что молодые американские слависты едут в Ленинград, она настоятельно посоветовала им познакомиться с Бродским, дала номер телефона и запечатанное письмо к нему.

22 апреля 1969 года в комнате в Доме Мурузи перед ними предстал двадцатидевятилетний поэт, «интересный мужчина, рыжий, веснушчатый» (с.39), чем-то напоминающий Трентиньяна. Его психологический портрет более сложен: Иосиф «постоянно генерирует идеи и образы, ищет прежде не замеченные связи» (с.41), он не диссидент, но «предпочитает вести себя так», будто советский режим не существует, «он колоссально уверен в себе как в поэте» (с.43), «он последователен только в пределах стихотворения, взгляды его меняются в зависимости от настроения» (с.44).

Подпав под обаяние таланта и личности Бродского, Карл и Эллендея быстро подружились с ним, и это определило их судьбу на многие годы вперед. По достоинству оценив поэтический потенциал молодого поэта, мало известного и преследуемого в России, они поставили перед собой задачу всячески помогать становлению его таланта.

Когда в мае 1972 года советскими «компетентными органами» Бродскому было предложено незамедлительно покинуть страну, Профферы сделали практически невозможное. Карл встретил Иосифа в Вене, куда прилетел за свой счет, и находился с ним около двух недель, пока не добился в американском консульстве разрешения на въезд новоиспеченного эмигранта в Штаты с израильской визой в паспорте! До отлета в Вену Карлу удалось добиться для Бродского, которого никто в его стране не знал и не видел, места «приглашенного писателя» при Мичиганском университете. Таким образом Бродский оказался в Энн-Арборе.

Далее Профферы неустанно работали над созданием имени русскому другу. Карл устроил публикацию большого эссе Бродского в «Нью-Йорк таймс», через год там же вышла внушительная статья друга Профферов Артура Коена о Бродском-поэте. Публиковались переводы стихов Бродского, сделанные Апдайком, Уильбером и другими известными поэтами и переводчиками. Постепенно Бродский приобрел известность и влияние, что привело в конце концов к увенчанию его лаврами Нобелевского лауреата в 1987 году.

Вспоминая церемонию награждения, Эллендея справедливо замечает, что одного таланта недостаточно, чтобы стать Нобелевским лауреатом. «Многие, – пишет она, – помогли Иосифу попасть сюда» (с.164). В первую очередь, по ее мнению, Роджер Страус, один из владельцев крупнейшего американского издательства. Но у читателя не может не возникнуть мысли о том, что, может быть, наибольший вклад в успех Иосифа Бродского внесла в свое время чета Профферов.

При этом мемуаристка не скрывает того факта, что отношения с Бродским по мере его литературного возвышения существенно менялись. Порой сквозь прежнее обаяние проступали напористая самоуверенность и нетерпимость. Эти качества своего бывшего друга Василий Аксенов в письме к нему от 29 ноября 1977 года охарактеризовал как мегаломанию: «Ты бы все-таки, Ося, был бы поаккуратнее в своих мегаломанических капризах. Настоящий гордый мегаломан, тому примеров передо мной много, достаточно сдержан и даже великодушен к товарищам» (см. «Вопросы литературы», 2012, №4, с.427).

Кстати, именно из-за Аксенова, популярность которого в Союзе Эллендея сравнивает с популярностью Дос Пассоса или Сэлинджера в Штатах, произошел первый серьезный кризис в их отношениях с Бродским. Оказывается, он не только дал отрицательный отзыв крупному американскому издательству «Фарар, Страус энд Жиру» об «Ожоге», романе своего бывшего друга, только что прибывшего в Штаты и нуждавшегося в поддержке, но еще решил похвастаться этим Карлу по телефону: «Я сказал им, что роман говно, – с гордостью сообщил Иосиф» (с.148).

Карл был возмущен таким поступком и отчитал Бродского. Он считал, что Бродский должен был отказаться давать отзыв, если роман ему не понравился, отказаться, сославшись на то, что автор его друг. Но Иосиф, начав оправдываться, заметил: не такие уж мы близкие друзья, и вообще был раздражен реакцией Карла. Это грозило разрывом отношений, что было бы «очень печально – мы столько друг для друга значили» – пишет Эллендея. И добавлляет: «Но Карл не испытывал сожалений» (с.149).

Карл на следующий день позвонил Аксенову и открыл ему причину, по которой был отвергнут его любимый роман.

При этом Эллендея, по-видимому, ошибается, утверждая, что Василий сам позвонил Иосифу и «поговорил с ним начистоту» (с.149). Такого разговора, скорее всего, не было, потому что известно письмо Аксенова от 7 ноября 1984 года («Вопросы литературы», 2011, №5, с.18), очень резкое, объявляющее о разрыве отношений, в котором присутствовали фразы, приведенные Эллендеей, но не совсем точно.

А следующий критический момент в отношениях с Бродским наступил при подготовке посмертной публикации воспоминаний Карла (он умер в 1984 году от рака). В 1987 году, готовя книгу к изданию, Эллендея дала прочесть Бродскому посвященный ему раздел воспоминаний. Бродского «огорчила объективность Карла» (с.174), несмотря на множество лестных пассажей в его адрес. Он запретил это печатать и прислал письмо с угрозой судебного иска в случае, если его мнение не будет учтено. Люди, близкие в это время к Бродскому, посоветовали Эллендее исключить этот раздел из текста, и ей пришлось уступить.

Уступала Бродскому и другая его близкая подруга, много сделавшая для него Сьюзен Зонтаг (1933 – 2004) – американская писательница, литературный, театральный и кинокритик, лауреат американских и международных премий. Вспоминая встречу с ней на праздновании 50-летия поэта, Эллендея с присущей ей откровенностью признается:

«Он мог вас страшно огорчить, мог оскорбить ваше чувство чести и справедливости, но вы прощали его во имя чего-то, что даже трудно назвать. Он сам был так раним – так по-детски в каких-то отношениях. Даже в ярости он мог опомниться и пытался исправить ущерб, причиненный его собственному представлению о себе как о приличном человеке. Процесс этот был обыкновенно вполне очевидным и вполне обезоруживающим».

И добавляет вдруг: «Но не всегда» (с.175 –176).

Вот в этом добавлении квинтэссенция стиля всей книги!

Такая длинная цитата приведена намеренно, чтобы продемонстрировать колеблющееся отношение зрелой Эллендеи к кумиру своей юности. Теперь его способ вести себя порою возмущает ее, не может не возмущать, но это возмущение тут же отступает при ощущении человеческой и поэтической значимости ее обидчика, ее старого обожаемого друга, но отступив, частично возвращается вновь. И появляется добавление, означающее: я не могу простить до конца.

Этими колебаниями пронизана вся книга.

Например, мемуаристка беспощадна к своему герою, когда касается его эротических наклонностей. «Здесь, – обличает она, – сказывалась светская, циничная, безжалостная сторона его натуры» (с.123). Она утверждает, что женщины были для него развлечением и спортом, а безотказным способом обольщения служили жалобы на свое трагическое прошлое: тюрьма, ссылка, жена и ребенок, оставшиеся в России – и для некоторых женщин этого оказывалось достаточно, чтобы уступить его притязаниям.

Она изобличает его в том, что любая привлекательная женщина могла стать «желанной добычей», не исключая жен приятелей и друзей. А он подводил под это высокие идеи о приоритете эстетики, о связи творчества с сексуальностью как противоядием страху смерти (у него было больное сердце, о чем Эллендея упоминает на протяжении всей книги). Такие рассуждения предназначались (вбивает она последний гвоздь!) для литературной богемы, но существовало еще «громадное, пригодное для жатвы, поле старшекурсниц» (с.123).

И вдруг заключает свои обличения частично реабилитирующим ее героя утверждением, что в стихах Бродского присутствует только одна женщина, Марина Басманова – родившая ему ребенка и после этого расставшаяся с ним. И что почти тридцать лет она «вдохновляла его поэзию» (с.126), что во всех главных книгах Бродского многие стихи связаны с нею. Вспоминает о посвященных и обращенных к Марине «Новых стансах к Августе», вышедших в «Ардисе» в 1983 году.

Есть в книге и весьма деликатные недоговоренности. Например, рассказывая о встрече и знакомстве в Лондоне на заседании жюри русской Букеровской премии с женой Иосифа Марией Соццани-Бродской, она допускает странную фразу. Рекомендуя Бродскому решиться завести ребенка, несмотря на большой возрастной разрыв с женой, она заметила про себя: «После смерти Карла уравнения брака и деторождения представились мне в другом свете – спасибо, что у нас родилась дочь» (с.181).

Смысл этой фразы некоторым образом раскрывается в последней записке Бродского Эллендее, написанной за пять дней до смерти.

Такова эта не совсем обычная книга.

Автор мемуаров видит своего героя любящими глазами, что не позволяет ей не замечать малоприятные, если не сказать большего, поступки своего кумира. Что это: ее личная объективность или объективность, вообще присущая западной культуре? В любом случае книга Эллендеи Проффер Тисли может служить примером объективности и честности для любого мемуариста.