Уже четырнадцать лет я живу на три страны: Нидерланды, Беларусь и Россию. Наша семья обитает в трех государствах, а к моей старенькой маме в белорусский город Оршу мы ездим на машине через всю Европу. Мы стараемся менять маршруты, чтобы повидать Германию, Польшу, Литву, Беларусь. Впечатлениями от увиденного захотелось поделиться.
ДОРОГА В ОРШУ
Дождливым июльским днем мы доложили в за-ранее собранные чемоданы последние вещи, щелкнули замками «дипломатов» с компьютерами, наполнили переносной холодильник фрикадельками и помидорами, залили термос приготовленным накануне свекольником со льдом и отправились в путь. По Е-30, самой главной европейской дороге на Восток.
Предстояло проехать более 2000 км – до бело-русского города Орши.
Лето было не самым теплым, и в Голландии, где мы живем, сплошняком шли дожди. Да и в Белоруссии погода не баловала – так нам по телефону сказали друзья. Но когда мы выдвинулись в путь, через километров двести, уже в Германии, засияло солнце. На какой-то стоянке, недалеко от Дюссельдорфа, вышли из машины погреться и поесть свекольника со льдом из термоса. Первый раз за лето разомлели под солнышком… Проехали Германию, въехали в Польшу и отыскали зарезервированный по сайту отель в городке Тожим (по-польски Torzem). В этих краях есть отели «Парадиз» и «Петро» – хорошие и недорогие пристанища для путешественников, с нормальными кроватями, душевыми комнатами, завтраками, приличной кухней в ресторанах. Но мы еще в Голландии решили сэкономить и, одновременно, не прогадать с комфортом. Долго рылись в интернете накануне и заказали отельчик «Miltex», по отзывам постояльцев, «не хуже, чем «Парадиз», но дешевле – цена за ночь 24 евро, без завтрака.
Мама дорогая, что это был за отель… Такое впечатление, что я попала в СССР восьмидесятых годов, когда ездила корреспондентом от газеты по селам. Маленький двухэтажный домик у довольно шумной дороги. Стоянка не охраняется. Окна комнат выходят на проезжую часть, а лестница и солярий – во двор. Все наоборот… Места для кухни нет, завтраков нет, ешь где хочешь и что хочешь. Кровати напомнили панцирную сетку из далекого прошлого – такой металлический гамак и тоненький матрасик а-ля студенческое общежитие, лежбища проваливаются до пола. Вместо полотенец – выцветшая половая тряпка и почему-то одна на постояльца. Слышимость из соседних комнат такая, что, похоже, соседи разговаривают, храпят и моются в нашем номере. Соседи, как назло, мылись около часа. Спать под шум их душа было невозможно. Спасибо, что не пели. В комнате-каморке, правда, был вай-фай (вот откуда айтишный словарь в названии отеля), и напор воды в душе приличный. Но… аванс был заплачен еще в Голландии, его не вернуть никак, и деньги за сутки взяли вперед, чтобы мы не сбежали. Пришлось ночевать.
«Лепят горбатого» поляки в рекламе как хотят. Отличительная черта рекламы подобных отельчиков: в ней никогда нет фотографий комнат.
Духом мы не пали, втащили весь мало-мальски ценный багаж в комнату, а на следующее утро вытаскивали его назад и грузили в машину под косыми взглядами турок – торговцев непонятно чем. Они тоже грузили что-то в объемистых коробах.
Накануне вечером поели в ресторане «Петро» (ну совсем рядом по трассе) и запомнилась милая деталь: томатный сок «День и ночь», тезка красноярского литературного журнала. Название сока вдохновило.
На следующий день проехали Варшаву – о, столица Польши цветет и расцветает! Потом помчались мимо живописных полей, перетекающих друг в друга, мимо строящейся трассы на Беларусь и Россию. Эту трассу Евросоюз не оплачивает (только до Варшавы сейчас можно проехать с ветерком), ее поляки строят своими силами и строят хорошо – с Востоком торговать выгодно. Только медленнее, чем хотелось бы – а мы проезжаем по этой дороге ежегодно.
И вот едем мы среди полей, по проселочным и незаасфальтированным дорогам, и наступает второй вечер.
– Янрик, говорю я мужу, – а где же наш второй ночлег, тут одна пшеница с рожью, а никакого даже поселка не предвидится. Не в стогу же спать.
– Нам осталось проехать несколько километров, – невозмутимо отвечает Янрик.
Не верю. Дорога скачет под колесами и подбрасывает нас. И вдруг – ахаем оба! – прямо из проселочных дорог, из полей и отдельных ферм, безо всяких пригородов вырастает город. Самый настоящий: с широкими улицами, современными домами, модными бутиками, отелями, ресторанами и банками, чистенький, ухоженный. Называется Замбров. Интересно живут поляки!.. Хостел «Замбров» – тезка города – не обманул ожиданий. Хотя ключника пришлось подождать (порядки такие), но он пришел, открыл дверь. Вежливый такой, улыбчивый. За дверью – новый, с иголочки, отель: полированные ручки, нетронутые кафельные стерильные полы. Комната маленькая, но уютная, с хрустящими простынями и полным набором стерильных пушистых полотенец. Живые орхидеи на подоконниках. Душ – самый модный. В коридоре кухня и столики, большой холодильник. Завтрак обещали накрыть утром. Вышли на улицу, нашли приличный ресторан и насладились вкусной польской кухней: суп с клецками, мясо с гарниром и овощами, сок, местное пиво. Прекрасное обслуживание. Покой, комфорт и тишина. За окном ресторана спеют зеленые яблоки.
А ночью случился мини-конфликт. Именно за нашей дверью стояли столики для завтрака. Этими столиками воспользовалась компания молодых польских менеджеров: они бесконечно пили-ели и что-то бурно обсуждали. Особенно громко говорила и хохотала молодая полная женщина. А нам бы поспать с дороги.
Вышла я, шатаясь, в двадцать четыре часа в коридор и сказала по-русски:
– Здравствуйте.
Поляки уставились.
– Здравствуйте, – повторила я, – вообще-то мы спать хотим. Не могли бы Вы быть так любезны и освободить коридор?
Быстрее всех отреагировала польская молодка и начала говорить, почему-то, по-итальянски.
– I don’t speak Italian, miss, – отреагировала я, – but I speak English. Would you like to stop your loud talking? We want to sleep very much. (Я не говорю по-итальянски, мисс. Но я говорю по-английски. Не хотите ли Вы прекратить Ваши громкие разговоры? Мы очень хотим спать.) Полька закудахтала по-французски.
– Je no parle pa France bien, mademoiselle, – отвечаю ей, – maar ik kan je antwoorden in het Nederlands. (Я не говорю по-французски хорошо, но могу ответить по-нидерландски.) Дальше я уперлась руками в бока, на манер гоголевской Солохи, и шустро понесла по-голландски. Интонации поляки поняли и притихли. Больше они языков не знали, а я оказалась в их глазах не последним на свете полиглотом, даром что в пижаме.
На следующее утро полька всем своим видом показывала, что обижена мной. Как оказалось, в отеле никого не было кроме них и нас, но они жили долго и привыкли, что рядом никого нет, и они ничем не стеснены. Привыкли готовить ужины, пить пиво, курить, что-то свое обсуждать по ночам и балдеть.
Светло улыбнувшись, пожелала ей и всей честной компании доброго утра по-русски и по-английски. Полька улыбнулась в ответ. Инцидент был исчерпан. Другая милая женщина, сотрудница отеля, накрыла завтрак, и он был вкусен.
Сели в машину и поехали, как обычно, на Белосток. Это очень красивый город, но осматривать его у нас никогда нет времени, вечно торопимся к матери в Беларусь.
Впереди белорусская граница. За Белостоком еще километров тридцать польских проселочных дорог, полей с пшеницей и рожью. Тучи на небе ходили «на границе хмуро», а проблески солнца радовали временами и ненадолго.
А вот и республика Беларусь. И… нет очередей на границе! Вот это сюрприз! Всматриваюсь внимательно, не галлюцинация ли? Ну, нет – как нет! А почему, мы поняли чуть позже. Пограничники перестали заставлять путешественников скрупулезно перечислять багаж и номера компьютеров и гаджетов. Только номера транспортных средств. Багаж таможенники, однако, досматривают дотошно. Боятся наркотиков – а мы как раз на машине с голландскими номерами. Нашли два пакета с французскими травками, подаренными нам в Альпах, с тимьяном и липой:
– Откройте.
Открыла. – Вы понюхайте, – говорю, – это тимьян и липа из Франции. Посмотрите, нам даже пакеты надписали.
Выпустили без проблем, и мы блаженно покатили к Минску.
Памятуя о штрафе в сто евро, уплаченный нами за, якобы, нарушение на белорусских дорогах в 2013 году, пересекши границу, взяли напрокат виньет – прибор для автоматической уплаты на скоростных дорогах – с того года иначе не прокатишься – обязаловка. Но недолго наше спокойствие продолжалась. У ближайшего «кармана» нас остановила, как будто из лесу вынырнувшая, транспортная полиция. Янрик успел спросить меня риторически:
– Что я нарушил?
Я не нашлась что ответить: скорость в порядке, виньет удобно устроился на лобовом стекле…
Два доблестных представителя полиции потребовали … снова 100 евро за нарушение 2013 года. Мой спокойный голландский муж, который никогда не кричит, заорал:
– Не буду, я уже заплатил в 2013 году!
Перевела с голландского (меня, кстати, за переводчицу приняли).
Нас пригласили в кабину машины, напичканную аппаратурой. Показали черно-белое фото нашего автомобиля в движении, я еще успела заметить, что на фото не было даты, и спросили:
– Ваша машина?
– Наша.
– Тогда платите.
Тут заорала я: – Не будем. Мы уже все заплатили в 2013 году! Нас могли сфотографировать где угодно и когда угодно, раз уж вы такие большие любители черно-белых фотографий.
Полицейские берут на испуг:
– Если не заплатите, то арестуем машину, отвезем на стоянку, а потом заплатите еще больше.
– А вы не хотите ли объяснить сперва, что именно мы нарушили после уплаты штрафа в 2013 году? Мы тогда штраф уплатили, хотя ничего о введении виньет на территории Беларуси не знали – мамина крыша в Орше была разобрана. Мы ее месяц чинили, спешили вернуться, и времени на чтение газет не было. Телевизора и радио в доме тоже не было. Вы нас тогда оштрафовали, получается, иностранцы – самая легкая добыча на ваших дорогах?! В Европе, откуда, кстати, эти виньеты родом, на первый раз простили бы и отпустили бы без оплаты. И вот вы нас, ничего не ведающих о новшествах на дорогах, штрафанули. А сейчас-то что?
– Вы, вероятно, после уплаты штрафа снова что-то нарушили. На дороге М55.
Нам так и не смогли объяснить, что это за дорога М 55 и где – то ли в Брестской области, то ли в Гродненской, и как мы умудрились проехать по скоростной трассе, если мы ее даже не видели. После того, как 2013 году нас ошпарили стоевровым штрафом, мы аккуратно поехали второстепенными путями, старательно огибая скоростные дороги – за виньетами пришлось бы проехать назад немало километров, и очереди за ними тогда были на полдня из-за облав, а до Польши надо было доехать хоть в начале ночи. Муж мой – водитель с пятидесятилетним стажем, профессиональный географ и путешественник, разобрался в дорогах до границы.
– Лучше заплатить и спокойно до Орши доехать,– посоветовала я взъерошенному, как драчливый воробей, мужу.
Заплатили снова 100 евро. Итого: 200 за нововведение трех-годичной давности.
Над нами и тут поиздевались. Типа, купюра в 50 евро надорвана. Не была она надорвана, придрались к еле заметной трещинке на краю банкноты, что совершенно не важно для любого банка любой страны мира.
– Берите, – советую им, – других нет, у нас все деньги на карточке.
Ехать в ближайший банк из засады лесным белорусским братьям было лениво. Выписали квитанцию. И даже любезно предложили пожаловаться в Минск, в Министерство транспорта. Бумажку дали с е-мейлом, факсом и телефоном.
На прощание решила спросить:
– А почему в 2013 году ваши люди не взяли этот второй штраф?
– Не успели. Вы уехали в Польшу.
– И?
– И пока не прошло три года с момента нарушения. Если бы вы въехали в республику на неделю позже, то штраф вам списали бы.
Забегая вперед, расскажу о продолжении истории наших отношений с белорусской транспортной полицией. В бумажке, полученной из рук инспекторов, был электронный адрес организации. Написала письмо, обозначив основные вопросы: 1. Что именно мы нарушили? 2. На каком участке дороги? 3. Почему эти деньги не взяли в 13 году, а внезапно – сейчас?
– Напишите то же самое, но на бумаге, – попросили меня любезно в телефонном разговоре с Минском.
Хорошо, написала от руки, отправила с уведомлением о вручении с почты, отстояв немалую очередь.
Через какое-то время на оршанский адрес прислали… цидулю. Блеклую трафаретку под номером, но без печати, без подписи и без ответа на мои вопросы… Высокий класс типичной отписки! Теперь понятно, почему транспортные полицейские так любезно направляют в Минск.
Написала ответ, снова пошла на почту, купила конверт, снова отправила с уведомлением о вручении. Попросила прислать ответы на вопросы, поставить печать и подпись. Иначе – это не документ. Начала письмо с обращения «Многоуважаемые господа». Прямо переписка 19 века. Ладно, посмотрим, чем это все закончится, а пока возвращаюсь на дорогу Е-30, она же М-1.
Настроение было испорчено, но мы решили больше на эту тему на дороге не говорить. Тем более, что в тот день нам предстоял отдых, пусть и короткий, под Минском, в отеле «Хуторянка». Отель превзошел наши ожидания: отдельные домики на охраняемой территории, выполненные в дизайне традиционных белорусских хат. У каждого домика-хатки – отдельная стоянка. Чистая терраса, стол и стулья. Высоченные потолки с балками, в некоторых домах под ними есть вторые этажи, но нам не нужно было так много места на полсуток. Домик разбит на зоны: жилая, спальня, кухня, ванная. Белые стены, все чистое до стерильности, без ощущения стерильности. Неподалеку от нашего домика – небольшой бассейн. Купаться не стали – холодно.
Заулыбавшись, выдохнули все тяготы путешествия, разложили вещи и пошли поесть в ближайший пункт питания – ресторан «Дзядова Корчма». А там… в общем, я забыла про голод и отправилась фотографировать. Ресторан собран, как лего, из нескольких помещений, и каждое украшено по-своему, но обязательно в стиле ретро. Запомнились двойные занавески из домотканого льна, плетеные из рогозы перегородки, старые пишущие машинки, черные телефонные аппараты шестидесятых годов, которыми орехи колоть можно, фаянсовые статуэтки. Парочку из них узнала, как старых знакомцев. В родительской семье тоже такие были, но они куда-то делись в многочисленных переездах. И еще я увидела то, чего никогда не вижу в ресторанах Европы: танцующие пары! Это было так красиво… И музыка проигрывалась в стиле ретро – не моложе восьмидесятых годов прошлого века. Еда была такой вкусной, что захотелось остаться жить в «Корчме»: баклажаны и баранина, уха и грибной суп. Ухи на кухне хватило только мне, и Янрик, по благородству натуры, отдал мне тарелку. Нежное баранье мясо было намного лучше того, что мы ели во французском Систероне, а цены, хоть и высокие для Беларуси, но не такие крутые как там. Ресторан и отель нас совершенно покорили, и мы заснули счастливыми.
ОРША. НЕМНОГО ИСТОРИИ
Орша встретила дождем. В свой город, вернее, город мамы, бабушки и деда, а также город моего детства, въезжаю с особым чувством. Покосившиеся серые заборы окраин, деревянные дома под шиферными крышами с налетом мха и многолетней плесени, спеющие яблоки в садах наполняют душу щемящим чувством защищенности и добра. Густая июльская листва чисто отмыта дождевыми струями, голуби на застрехах вертят головками, ребятишки шлепают по лужам, кто в ярких резиновых сапожках, а кто и босиком. Проехали железнодорожный мост, улицу Мира, свернули на Ленина, потом на Свердлова, на Марата, и вот он – мамин переулок! Дом, в котором когда-то жили дед и бабушка и в который на старости лет вернулись доживать свой век родители-пенсионеры.
Ежегодно в Орше я нахожу новшества: отреставрированные и построенные здания, новые кафе, рестораны, автозаправки, памятники, скульптуры. Все это я фотографирую и помещаю на свою страницу на фэйсбуке. Эти заметки отнюдь не рекламный путеводитель по городу, но кое-что расскажу.
Город был заложен в седой древности.
«Во время оно жил да был В Москве боярин Михаил, Прозваньем Орша. – Важный сан Дал Орше Грозный Иоанн» – эти строчки из лучшей, по мнению В. Белинского, поэмы Лермонтова «Боярин Орша» написаны по мотивам легенды об Орше, историческом лице, жившем здесь в средние века. Схема его (возможно, его) древнего замка сохранилась, а сам замок – увы… от него остался только высокий холм, называемый «Замчище». Находится он в самом центре города, у слияния двух рек – Днепра и Оршицы. Между этими двумя реками образовался полуостров – идеальное место для построения укрепленного средневекового жилища, которого давно не существует. Теперь на возвышении-детинце установлен памятный знак с указанием условной даты возникновения города: 1067 год. Именно тогда город «Ръша» впервые упоминается в «Повести минувших лет» как место, где славный полоцкий князь Всеслав Чародей «перееха в ладьи через Днепр» для переговоров, был вероломно захвачен в плен киевским князем Изяславом. Интересно происхождение слова «Ръша». По одной из версий, оно возникло из-за каменистого дна Днепра (оно и сейчас каменистое при входе в воду, а дальше ступни чувствуют нормальный речной песок). Другая версия утверждает, что название досталось городу от финно-угорских племен и связано с много-численными кустами дикого орешника, обильно росшего по берегам местных рек. Су-ществует еще третья версия, наиболее простая – название происходит от Оршицы. Но, возможно, речка получила свое наз-вание по имени города Ръша? Лермонтовский феодал шестнадцатого века уж точно был прозван по имени города.
Возникнув на пути «из варяг в греки», Орша всегда была узлом водных и сухопутных, а позднее и железнодорожных путей. Это придавало ей важное торгово-экономическое и военно-стратегическое значение. Кто шел сюда с добром, кто с бедою… Но и после многократных разрушительных войн город всегда быстро возрождался, продолжал жить и развиваться. Уже в XII веке в Орше, одном из крупнейших городов Полоцкого княжества, было 5 тысяч жителей, это очень много по тем временам. Ровное возвышенное плато исторического ядра города, ограниченное крутыми откосами, дополнительно было укреплено деревянными стенами и отделялось от торгово-ремесленных посадов – Наднепровского и Заоршинья – водяным рвом, прокопанным между Днепром и Оршицей. В XIV веке, во времена правления князя Ольгерда, старый ров был частично закопан, а параллельно ему прорыт новый ров, существующий ныне. Вот так и появилась близкая к треугольнику территория древнего замчища, заключенная в водное кольцо.
На карте города XVI века осталось довольно схематичное изображение укреплений оршанского замка, расшифровать которое помогает опись его инвентаря 1560 года. В это время Орша была «коронным», то есть государственным городом. В замке находилась резиденция главы города, включавшая ряд парадных зал, сеней, комор, а также пекарню, пивницу, кухню, конюшни и прочее. Кроме того, на территории замка находились церковь, 11 домов шляхты и 17 домов мещан. В северной части замка стоял «млын на реце на Орши, добре вробленый». Почти на том же месте в 1902 году построен каменный водяной млын (мельница), в котором сейчас находится музей этнографии, а рядом со старым деревянным мостом сооружен каменный арочный мост в одном стиле с декоративной нарядной архитектурой млына. Укрепления оршанского замка состояли из стен по периметру территории и пяти башен. Среди них размерами и фортификационными качествами выделялась западная башня с проездными воротами-брамой, перед которыми через Оршицу на цепях перебрасывался подъемный мост – «узвод деревянный». На этой же башне находился «звон велики», пре-дупреждавший город об опасности. На всех башнях стояли пушки, направленные в разные стороны, а при слиянии водяного рва с Днепром существовал «тайник деревянный» для обеспечения во время осады питьевою водой. Внутри замка горожане, шляхта и крестьяне замковой волости имели клети «на свое схованье часу патрэбы». Всей этой красоты давно нет, остались летописи, которые читаешь с наслаждением, как художественную литературу…
ЦЕРКВИ
Справа от оршанского детинца, на Советской улице, возвышается не так давно отстроенный храм Рождества Пресвятой Богородицы. На самом деле – это церковь 17 века, когда-то варварски разрушенная коммунистическим режимом. Восстанавливали ее на моих глазах, с фундамента, который раскопали во второй половине 90-х годов. В котловане – он был неглубокий, потому что церковь ставили на ее же старинный фундамент – я нашла тогда старинную лошадиную подкову. Подкова висит с тех пор в оршанском доме на кухне, как положено – открытой чашей кверху. Слева от выстроенной церкви стоял и стоит маленький деревянный храм Архангела Михаила, как бы временный, очень красивый. После открытия белокаменной церкви решено было деревянный маленький не сносить, он полюбился прихожанам. Так и стоят они рядышком: белокаменный, устремленный в небо красавец и деревянный приземистый крепыш. А по соседству – католический костел. А еще чуть выше по улице, что совсем уж невероятно, какое-то небольшое учреждение, сделанное в виде мечети. Одно время думала: она и есть. Нет, оказалось – что-то, связанное с электросетью. Но там буквально исламская атрибутика… полумесяц, маковка типично мусульманская… Впрочем, мусульманская община в городе, говорят, тоже есть. А до революции Орша была городом восемнадцати конфессий! Самый красивый и высокий храм города – храм соборной церкви Покровского мужского Базилианского монастыря, увы, уничтожен безбожной властью.
В 1758 году в городе Орша был возведен каменный базилианский мужской монастырь в стиле Виленского барокко. До того в нем находился костел Опеки Матери Божьей и двухэтажное здание с монашескими кельями. Величественное здание было основной архитектурной достопримечательностью Орши того времени. В 1842 году костел был перестроен в православный мужской Покровский монастырь. Там размещалось духовное училище. Костел был уничтожен в 1967 году коммунистами, и до наших дней сохранился только жилой корпус. На сегодняшний день он передан православной церкви – не так давно вплотную к монастырю построена деревянная церквушка. Стоят древние Базилианы на берегу Оршицы и отражаются в ее водах. Сейчас здание позабыто-позаброшено, оконные проемы заколочены, монастырь в экскурсионные программы не включен, хотя стоило бы. В здании, куда хода нет, остались древние фрески…
Восстановлением объекта занимаются волонтеры, а точнее, только прихожане возведенной рядом маленькой церквушки. Они стараются жертвовать по мере сил на восстановление древнего здания, но велики ли возможности у простых людей? Барановический филиал минского завода холодильников «Атлант» также вкладывает средства в восстановление здания, но их едва хватает. В итоге историческая постройка в самом центре Орши много лет подряд имеет неприглядный вид. С ним местные власти борются весьма своеобразно: к примеру, на время недавнего визита в райцентр президента Беларуси бывший базилианский монастырь затянули камуфляжной сеткой, позаимствованной в ближайшей воинской части.
Для меня Базилианы особенно дороги. В далеком 1992 году, прогуливаясь по выставочному залу, познакомилась с местными художниками. Город выделил им тогда монастырь в качестве мастерских. Четверть века назад монастырь не выглядел еще такой ободранной развалиной, как сейчас, был покрыт какой-никакой крышей. По приглашению пошла туда и познакомилась с живописцами Анатолием Марышевым, Анатолием Журавлевым, Борисом Ивановым, Сергеем Фомченко, Валентиной Янковской, Натальей и Татьяной Шинкаревыми и другими. Завязалась дружба, приостановленная отъездом за рубеж и активным хозяйничаньем в оршанском доме. С Валей Янковской дружила до ее ухода из жизни – дружба с ней оказалась самой крепкой.
Потом художников переселили на ул. Пролетарскую, в большой довоенный деревянный дом, а Базилианы взялись реставрировать – примерно в конце девяностых годов. «Реставрируют» до сих пор – доработались до руин и полного упадка. Монастырь не выдерживает – разбрасывает вокруг себя камни, плачет, трясет дранкой, остатками штукатурки, кричит… На первом этаже – провалы в подвалы… А реставрировать надо. Господи, спаси!
ВАЛЕНТИНА ЯНКОВСКАЯ
Валя Янковская была и осталась моей самой близкой и единственной подругой в Орше. Она ушла пятнадцать лет назад, в 2000 году, как раз в сентябре. Была замечательной художницей, преподавала в оршанской художественной школе. Мы познакомились в компании в Базилианах много лет назад, и я ей сначала не понравилась. А потом случайно встретились года через два в зарослях бурьяна, который в изобилии рос у тех самых Базилиан, где у Вали была своя мастерская. Разговорились. И завязалась в том бурьяне наша трогательная дружба. На каком-то этапе жизни Валя стала не на шутку верующей и занялась лицевым иконным шитьем. Иконы получались все лучше и лучше, из-под ее тоненьких пальчиков выходили шедевры. Валины иконы хотели купить в Эрмитаже, но она не продала ни одной, хотя за икону давали порядка 10 000 долларов, а двухкомнатная квартира в Орше в то время стоила 6-7 тысяч у.е. Валя голодала, питалась снытью из ближайшего к ее дому оврага, но иконы не продавала. Говорила:
– Зачем? У меня квартира есть, у Даника (сына) есть, у матери есть. А чревоугодие – грех.
В 2000 году в июне Валя начал кашлять. Зачем-то обрила голову. _ ни о чем не догадывалась. Пришла к ней, а она вышивает, как всегда. Не поднимая от пяльцев головы, сказала:
– Не люблю лечиться. Наверное, простуда. Или аллергия на тополиный пух.
А у нее был нелеченый рак, и метастазы пошли в легкие. Позже Валин врач сказал, что ее можно было спасти, но она упорно не хотела сдавать анализы, обследоваться… Берегла каждый световой день – для шитья икон. Вставала рано и вышивала только при дневном свете. Все свободные деньги тратила на резные деревянные рамы, на бисер, жемчуг, полудрагоценные камни, шелковые дорогие нитки…
После ее ухода остались десять икон великой красоты. На изготовление каждой уходил примерно год работы – без выходных и отпусков. Перед уходом Валя завещала восемь из них Ильинскому женскому монастырю, и лишь две – оршанскому этнографическому музею. Тогдашняя настоятельница приняла иконы в дар с удовольствием, развесила в церкви пророка Ильи, где не было ни надлежащего температурного режима, ни условий, и – началось! Паломничество, и не в Ильинку, а к иконам. Люди ходили, приезжали со всей Беларуси и других стран, восхищались, фотографировали. Тогда матушка-настоятельница сняла их и вынесла вон из храма, в церковку на территории монастыря, которую открывают лишь по большим праздникам. Я не могу на них посмотреть до сих пор. Но помню все – они стояли в Валиной волшебной квартире, в которой все было на редкость гармонично: резная и плетеная из лозы мебель, маленький, отделанный светлым деревом балкончик-теремок, резные оклады, из которых струилась неподдельная духовная красота драгоценного лицевого иконного шитья.
В начале сентября 2000 мне позвонила Ольга, гид и смотритель художественной галереи и, плача, рассказала о потере. Я рванула в Оршу.
Валю отпели в той самой церкви пророка Ильи, 18 века постройки, старейшей в городе. Похоронили на погосте деревни Хлусово, где прошли ее самые счастливые детские годы, о которых она мне много рассказывала.
Слишком велика цена ее десяти шедевров. Но нам ли судить?
Верю, что там, где она сейчас, ей хорошо. А зайдя в оршанскую церковь, всегда ставлю на поминальный столик свечу – в память о подруге.
Как-то гуляли по набережной Оршицы. И вдруг над рекой разлился музыкальный звон часов с башни старого иезуитского монастыря. Ахнули и остановились послушать нежную музыку.
Когда-то монахи-иезуиты построили удивительно красивый белокаменный монастырь на берегу Оршицы, в самом центре города. Стоя на отлогом берегу, он отражается в воде полностью, что и было задумкой монахов. Коммунисты уничтожили в Орше многое, немецкие оккупанты почти все, а монастырь уцелел. Во время советской власти там устроили… тюрьму. Представляете: рядом городской парк, танцы, качели-карусели, люди мороженое едят, чебуреки-пончики с кофием, дети визжат от удовольствия, по Оршице плывут в лодках парочки, а за толстыми стенами с колючей проволокой поверх – мучаются зэки. Мучаются вдвойне: без музыки, без танцев и чебуреков. Вот где было настоящее иезуитство, пусть и в фигуральном смысле!
Перед Дожинками в 2008 году – это праздник урожая в Беларуси, и его устраивают раз в году в разных местах, – Оршу помыли, почистили, отремонтировали и восстановили ряд зданий. В том числе монастырь. Тюрьму убрали, в монастыре разместили городской архив, кафе «Замковое», ряд учреждений.
…Над Замчищем и призраками грозного усатого боярина Орши, его дочери и ее жениха, над еще более страшными призраками безбожного времени коммунистического режима, над деревьями старого парка, которые помнят еще дореволюционные времена, над Оршицей и Днепром, цепляясь за воздух и прохладный вечерний ветер, очищая и заставляя плакать, переливалась волшебная музыка.
ОРШАНСКИЕ ВОДЫ
Через Оршу текут три реки: Днепр, Оршица и Адровка, а еще есть чудесное озеро, которое оршанцы по привычке называют Карьером. Озеро это – на самом деле бывший карьер – место добычи песка. Глубина его достигает 14 метров. Когда, нарыв вдоволь золотистого песка, карьер стали углублять, из ямы забили три ключа, два с холодной водой, один с теплой. Ключи заполнили котлован и так образовалось большое озеро, полное чистой прозрачной воды. Запустили туда рыбок, раков, речных мидий, оборудовали зону отдыха: лавочки поставили, сколотили туалет и раздевалки, детские песочницы. Летом привозят горячую кукурузу, мороженое, арбузы. Люди приходят с шашлычницами и бар-бекюшницами, жарят мясо, отдыхают. Хорошо на озере в летний денек! В Оршице и, особенно, в Адровке вода почти всегда ледяная, из-за сильных ключей, в Днепре не всегда чистая, а тут всегда – и теплая, и чистая! Впрочем, и в Оршицу здорово окунуться в жаркий летний денек, вот только от центра города желательно отъехать подальше, например, на «Зону отдыха», туда, где сосновый бор, тишина и гудящие пчелы в полевых цветах. Выныриваешь из прозрачной воды, а вокруг тебя плавают утки и – не боятся!
Когда-то в центре города была пристань, по Днепру ходили пароходы, возили известку на продажу – главный предмет добычи и торговли горожан. Об этом рассказывает стихотворение «Орша» уроженца города Владимира Короткевича:
«Мы поезда водили, полотна на фабриках ткали, лес могучий валили, умели плавить металл, в темных каменоломнях свой известняк ломали, глину и торф добывали, горячий у нас запал!».
Ту пристань теперь можно увидеть только на старых фотографиях в этнографическом музее. Что интересно: вдоль Днепра стояли деревянные дома на сваях, вколоченных прямо в воду. Они тоже остались запечатленными на снимках из того же музея. Какая-то Северная Венеция…
А теперь по Днепру бодро катаются байдарочники, а над Днепром летают дельтапланеристы…
ВЬЕТ-ТАУН И ОРШАНСКИЕ КАФЕ
Из нового отмечаем появление кафе «Виет». В Орше издавна живет колония вьетнамцев. Они попали сюда еще в 70-е годы (во время войны) – приехали на работу на Льнокомбинат. Прижились. В Орше давно рождаются двуязычные дети. Вопрос с гражданством решается индивидуально: кто-то берет белорусские паспорта, а кто-то только вид на жительство. Постепенно вьетнамцы-первопроходцы и их потомки ушли с Льнокомбината и торгуют на рынке вещами, посудой, предметами обихода. Почему-то им выгодно все это привозить самолетами с родины. Живут вьетнамцы в двух хрущевских домах, расположенных под углом напротив рынка. Они давно могли бы купить себе квартиры в новых домах, но не хотят уходить с насиженного места. Сделали евроремонты в маленьких квартирах, обставились новой мебелью, готовят на крошечных кухоньках национальные блюда, приправляя их своими же пряностями. Кроме торговли на рынке занимаются обменом денег, безбоязненно и безнаказанно, а ведь с другой стороны домов – здание местной Фемиды – Нарсуд. Кто-то, видимо, этот нелегальный «Вьетнамбанк» пасет и тщательно охраняет. Меняют вьетнамцы валюту на условиях гораздо более выгодных покупателю-продавцу денег, чем на рынке и в официальных учреждениях банков. Причем работает «Вьетнамбанк» круглосуточно и меняет любые суммы, в отличие от «Беларусбанка». Так вот, один из вьетнамских «баронов» выкупил, а может, и взял в аренду (иностранцам покупать не позволено, только в аренду можно взять) кусок земли неподалеку от Вьет-тауна и построил кафе по европейскому образцу. Чистый зал, вымытые туалеты, уютная терраса под зонтиками, холодильники с любыми напитками, окно из кухни выходит в зал. Готовят вкусно и недорого. Только вот с белорусскими блюдами проблематично: драники здесь заказывать нельзя – подошва из кирзача. Но кое-что из белорусской и польской кухни им удается на пятерку: свекольный польский хлодник, к примеру, вкуснющий и правильно-ледяной в жару. Мы приходили сюда с рынка жарким августом, сидели под кондиционером и наслаждались холодным супом. А вот вьетнамские блюда в ассортименте вкусны, особенно «нем»– миниатюрные жареные блинчики из рисовой бумаги. Что интересно, кофе варят отменный, как почти нигде в Орше. Лучше – только в кафе «Пири-Пири».
В 2016 году впервые в Орше высадился десант китайцев. Они выкупили часть Льнокомбината и приехали работать фактически к себе. Не удивлюсь, если через пару-тройку лет здесь появится Чайна-таун и китайский ресторан, а китайцы-первопроходцы скоро окажутся бойкими торговцами на рынке, составляя конкуренцию вьетнамцам. Что ж, когда они построят свой ресторан, пойдем туда отведать китайских блюд.
Оршанская еда в ресторанах и кафе очень вкусная. Утверждаю это не из чувства патриотизма, а из любви к гастрономической объективности. Лучшая кухня, на наш взгляд, в кафе «Лесное». Там вам подадут – только закажите заранее – даже фаршированную щуку и паштетный торт. Все остальное можно заказать на месте: жареные свиные уши, фляки по-польски (суп из субпродуктов), жареное и запеченное мясо любых видов, вкуснейшие драники и другие картофельные блюда. В меню можно насчитать одних салатов штук двадцать пять, если не больше. А секрет простой: кафе работает от оршанского мясокомбината, где есть любые мясные продукты высшего качества. Одного нет: настоящего пармезанского сыра. Муж, большой любитель спагетти-«болоньезе», перепробовал это блюдо во всех точках местного общепита, где его предлагают. Опытным путем пришел к выводу, что лучше всего «болоньезе» готовят в «Лесном». Однажды заранее закупил в Голландии два куска пармезана и привез в Оршу. Один кусок подарил повару из «Лесного», а второй отдал ему же с просьбой положить в холодильник и натирать ему в блюдце отдельно, при заказе любимого блюда.
Однажды заглянули в кафе «Милана», решили поесть чебуреков – Янрик их раньше никогда не ел. В «Милане» нет полуфабрикатов, все делают на кухне, тесто для чебуреков замешивают на минеральной воде, начинка: говядина со свининой (хотя по традиционному рецепту только говядину в начинку кладут).
Приносят по одному порционному чебуреку на пирожковой тарелке.
– А, – говорит Янрик, – я знаю, почему его так назвали. Он похож на уши одного зверя. У вас мультик есть про одного русского зверя: то ли Чебура, то ли Чебуре…
Я, давясь смехом и чебуреком:
– Шебурашка!
МУЗЕЙ ПИСАТЕЛЯ ВЛАДИМИРА КОРОТКЕВИЧА
Однажды ясным летним вечером пятьдесят… какого-то года по улице Ленина, мимо дореволюционного здания, в котором в конце Нэповской эпохи располагался роддом, с девушкой под руку шел молодой человек по имени Володя Короткевич и вдруг, остановившись и посмотрев на ажурное крыльцо, сказал ей:
– В этом доме я родился. Когда-нибудь здесь будет музей имени меня.
Так и случилось.
Музей Короткевича открыли в 2000 году, и с тех пор он стал украшением города и центром его литературной жизни.
Позавчера мы заехали в музей подарить мои книги, те, что остались в наличии. К оршанской литературной жизни и я причастна – процентов восемьдесят моих стихов написаны на берегах Днепра и Оршицы. За книги поблагодарили, а в награду для нас провели экскурсию. Показали мне уже знакомые, а Янрику незнакомые экспонаты, новую выставку, посвященную Владимиру Семеновичу. А меня усадили в кресло Короля Стаха – реквизит из постановки драмтеатра города Жлобина. Стало страшно, но ненадолго. С удовольствием посмотрела еще раз на рабочий стол из минского кабинета писателя – маленький, совсем маленький, отпечатанную писателем рукопись «Черного замка», часть книжных стеллажей – а тот самый кабинет был уставлен ими от пола до потолка. Еще один шаг влево и в прошлое – киевские студенческие фотографии, еще шажок – в оршанское отрочество, с удочкой и пойманной рыбой… родственники, отец и мать. Многие экспонаты музея – предметы обстановки оршанского дома – до которых дотрагивалась до войны и моя мама. Она дружила с сестрой писателя, Натальей Семеновной, они учились когда-то в одном классе школы номер один. Наташа и мама были на восемь лет старше будущего писателя и гоняли «Вовку» из комнаты, в которой собирали свои девичники с патефоном и пластинками. Мальчик был не в меру любопытен, любил тайком приоткрывать дверь, за которой собирались взрослые девушки, и смотрел на них с неподдельным интересом. Мама запомнила взгляд круглых и добрых глаз под мальчишеской челкой. Много позже брат и сестра уехали жить в Минск. Самые известные книги Владимира Семеновича – «Дикая охота короля Стаха», «Христос остановился в Гродно», «Черный замок Ольшанский» – и фильмы, снятые по ним, многие знают. Кое-кто знает, что Короткевич – создатель нового в белорусской литературе жанра исторического детектива. И совсем уж немногие знают его великолепные стихи. Который год подряд захожу в центральный книжный магазин города Орша, где всегда есть много чего хорошего для души и спрашиваю стихи Короткевича на белорусском или русском языках… Их нет. Проза его есть, чаще на белорусском, а стихов нет.
Уходя из музея, повязали ленточки на дереве счастья. И будет нам теперь счастье.
ПИВО, КОТОРОЕ МЫ ПОТЕРЯЛИ
На улице Короткевича находится не только его барельеф и дом с мемориальной табличкой-указателем лет, на протяжении которых здесь жил и творил писатель. Во всю длину левой стороны улицы находится знаменитый Оршанский пивзавод, вернее, его, увы, руины. Впервые в жизни я вошла за железные ворота на его территорию, а там… застывшая история одной из крупнейших пивоварен Беларуси, а ранее СССР. А еще раньше – Российской империи, Северо-Западной ее части.
Подойдя к зданию справа, видимо, главному когда-то, обложенному керамической плиткой с национальным белорусским узором, увидела высоко, почти под крышей, обозначенные даты: 1883-1993. Не думала, что завод такой старый. Никого нет… Внутри здания разрушения страшные. Огромный завод похож на останки реликтового зверя, и кости его торчат устрашающе. Слева от главного здания – здание пониже, со старинными арочными окнами, полуразвалившимся крыльцом, несколько ступеней которого ведут вниз, к заколоченной двери. Оборачиваюсь: за спиной бывший цех. Разбитые окна, выломанные двери, торчащая из стены проводка, облезшая керамическая плитка внутри… и никого.
Так я и шла по немалой – величиной с жилой квартал – территории бывшего пивзавода, фотографируя цеха, цистерны для хранения пива, склады, административные корпуса. Мертвый завод. Никого и нигде.
Нашла на земле несколько разных осколков большой красоты кафеля и этикетку пива «Спадар» (Господин). Почувствовала себя археологом в раскопе.
Особенно зловещей мне показалась бывшая белая занавеска, парусом выдуваемая ветром из разбитого окна. Увидела ее в середине своего странного путешествия. Занавеску узнала: продукция Оршанского льнокомбината, в нашем оршанском доме такие же, в гостиной висят. Резанул лай собаки, бегающей на длинном шнуре и непонятно что охраняющей на полпути к другому выходу.
Лишь в самом конце моего пути, на территории бывшего завода увидела несколько симпатичных свежеотремонтированных зданий. Это склады стройматериалов, чьи хозяева выкупили часть территории. Справа от второго выхода – чей-то частный дом за высоким забором, с висящей на нем густой шевелюрой винограда и зреющими бусинами ягод. На душе потеплело.
И снова немного истории. Оршанский пивзавод был построен в 1883 году. Он был основан как «Синдикат пивоваренных заводчиков Северо-западного края» и до 1919 года, когда президиумом ВСНХ было принято решение его национализировать, принадлежал семье Вайнбергов.
В двадцатые годы на завод пришел работать – со своим именным рецептом – пивовар Ян Смажек, в честь которого много позже, в 90-ых, был выпущен сорт пива «Мастер Смажек». Судьба чешского пивовара глубоко драматична. В период оккупации он работал на заводе и выпускал отличнейшее пиво «Экстра», которое с удовольствием пили немцы. Но это не спасло его жену и дочь от расстрела. После войны Смажек не уехал в свою страну, а остался на заводе и работал в Орше до смерти – до пятидесятых годов.
В 1928 году завод передали плодово-ягодному комбинату, который занимался изготовлением фруктовых соков и розливом пива.
В 70-ые была проведена масштабная реконструкция завода по технологии словацкой пивоварни Urpin из Банской Быстрицы. С конца 80-ых производство пива в Орше стало постоянно сокращаться, хотя появлялись новые сорта — «Боярин Орша», «Брава», «Гасцеец», «Джокер», «Ильинское», «Каляднае», «Куцеенскае», «Мастер Смажек», «Молодежное», «Спадар», «Сучаснае», «Тамада», «Тры волаты» и даже безалкогольное пиво. В 2003 году предприятие было преобразовано в ОАО, но варилось здесь уже лишь 235 тысяч литров пива. В 2006 году завод был признан банкротом.
А вот информация, добытая мной от оршанцев, чьи родители и родственники работали на пивзаводе до конца. В конце 90-х годов словацкая технология была продана (никто не может сказать, кому), и на вырученные деньги руководство завода попыталось выпускать дешевые алкогольные напитки типа «Оршад», «Плодово-ягодное вино». И очень плохое пиво. Напитки эти никто не хотел покупать, кроме местных алкашей. Что касается пива, то его покупал Смоленский пивзавод, потому что бутылки в Беларуси стоили гораздо дешевле, чем в России, а Смоленск – рядом. Пиво смоляне выливали, а в бутылки наливали свой продукт. Долги оршанцев росли в арифметической прогрессии, и завод объявили банкротом.
Думаю о Яне Смажеке. Он бы еще раз умер, если бы узнал, что сталось с его детищем, за которое он заплатил самую высокую цену – жизнями своих близких.
Поэма Стивенсона «Вересковый мед» на оршанский манер…
ПАМЯТНИК ПЕРВОМУ ЗАЛПУ КАТЮШИ
А вы знаете, что именно в Орше прогремел самый первый залп полевой реактивной артиллерии «Катюша»? Рассказываю, как оно было.
14 июля 1941 года ровно в 15 часов 15 минут над оккупированной Оршей раздался невыносимый жуткий вой. За ним последовали разрывы снарядов, и в считанные секунды практически все стоявшие на станции железнодорожные составы были охвачены огнем, словно огромным огненным покрывалом. За мгновение были уничтожены сотни фашистских солдат, боеприпасы, вражеская военная техника, а уцелевшие нацисты метались в панике, не понимая, что про-исходит. В тот день гитлеровские войска впервые ощутили на себе удар легендарных БМ-13, или «Катюш». Фашисты прозвали их «Сталинскими органами», по аналогии с музыкальным инструментом. Первый залп с берега Днепра был выпущен капитаном Иваном Андреевичем Флеровым, в честь которого позже назвали одну из городских улиц. Фашисты готовили тогда наступление на Смоленск и далее на Москву. Для выигрыша времени был дан приказ о разовом использовании нового оружия. Наступление удалось сорвать на неделю, что дало возможность нашим войскам перегруппироваться и не дать немцам войти в Москву. Капитан Флеров и его батарея погибли, защищая «Катюшу». Перед гибелью они взорвали установку.
В 1966 году белорусские художники Юрий Градов, Валентин Занкович, Леонид Левин создали монумент славы «Катюша» на том самом месте, откуда она впервые выстрелила. К слову, это был не последний творческий союз архитекторов. Именно они разработали известный во всем мире комплекс «Хатынь».
Сам памятник представляет собой макет реактивного миномета. При его изготовлении были соблюдены все пропорции и детали оригинала. Рядом расположены восьмиметровые рельсы, напоминающие пусковые ракетные установки, и черный мраморный куб с информационной табличкой.
Ходим вокруг памятника. Грузовик, на котором укреплен макет Катюши, в хорошем состоянии, только несколько гаек выкручены непутевыми туристами. Вокруг «Катюши» – сквер, по которому гоняют подростки на роликовых досках и коньках – правнуки солдат, b{osqrhbxhu первый залп миномета, спасшего Москву от оккупации.
ОБРАТНАЯ ДОРОГА В ЗЭЙСТ
В этом году муж въезжал в Беларусь дважды. Сначала у него была виза на месяц, и он не мог дольше остаться в стране. Поэтому ехал назад один, сдавал у границы с Польшей взятый напрокат виньет, поклявшись сам себе, что больше по скоростным дорогам не поедет. Прокат виньетов стоит дороже, чем если купить его в европейской стране, а работает плохо, «не замечает» платных дорог, потом приходится платить штрафы…
Так что вторично въезжал через Литву и Латвию, через белорусский пограничный пункт Урбаны. И возвращались мы этим, уже проложенным мужем, путем.
Семейные дела задержали меня надолго, поэтому из Орши выехали 2 ноября. В тот день в Орше началась зима. Самая настоящая, с обильным снегом, безбожно намокшим утром, а у нас летняя резина. Перекрестились и поехали. Первая пробежка невелика – до города Браслава, это северо-запад страны, та же самая Витебская область.
Ближе к вечеру, перепутав направление, приехали на таможню, только не ту, через которую собирались попасть в Вильнюс. Впереди увидели пограничников и указатель на город Краслав. Развернулись и поехали искать Браслав. Навигатор наш европейский без белорусской программы, а карту забыли в Орше. Решено было искать заправку и купить там карту.
И вот едем мы, едем, а уже смеркается. Дорога узкая, почти проселочная, снег мокрый под шинами, указатели заправки никак не овеществляются в саму заправку. Видим: справа по ходу сельский магазинчик. – Давай, – говорю, Янрику, – остановимся и зайдем. Все-таки там будут люди, что-то подскажут. И случилось чудо: коренастый усатый крепыш, с которым я заговорила у магазина, оказался водителем-профессионалом, быстро все понял:
– Поехали за мной. Я в двух шагах живу. Дам вам карту Беларуси, очень хорошую.
Мы и поехали. Село выглядит гоголевской Диканькой: снег на крышах, собаки лают, желто-янтарные окна светятся среди белого великолепия… Вынес крепыш карту, роскошную! Рассыпались в благодарностях, хотели заплатить, а крепыш денег не взял.
Осчастливленные, едем в Браслав. Теперь точно не промахнемся.
С освещением плоховато. Смотрю, по ходу машины справа стоит скульптура, вроде, лося, огромных размеров. Ну стоит и стоит. Когда от Минска на Оршу едешь, слева скульптура зубра стоит, тоже огромная. Смутило только то, что скульптура немного на проезжую часть выдвинута. Приближаемся, и… дружно ахаем: в свете фар скульптура ожила. Лось! Величиной с двухэтажный дом! Хорошо, что зверь отпрянул вправо, а не влево, не то хана бы и нам, и ему.
Потом, уже в Браславе, Катя и Юра – хозяева имения, в котором мы сняли на ночь домик, объяснили нам, что лоси выходят на дороги полакомиться солью, рассыпанной именно в такие дни – непрерывного мокрого снега и скользкой проезжей части. И несчастные случаи из-за лосей – не редкость в этих краях.
Как уже понятно из предыдущего абзаца, до Браслава мы добрались живыми. И очень голодными. Поужинали, а заодно и пообедали в придорожном кафе. Из кафе нас забрали Катя и Юра и отвезли в домик. Ох, и хорош был домик! Чудо как хорош! Изнутри деревянный, все удобства. Горячий душ и чистые постели…
А утром – внимательный рыжий кот огромных размеров на окне попросился к нам в гости.
Да, забыла написать, на белорусской таможне нас и не потрошили вовсе. Все внимание таможенников направлено на то, чтобы в Беларусь ничего не ввозилось, а вывезти можно все, хоть рояль – чем больше денег оставишь в республике, тем лучше. Понравились и латышские девушки-таможенницы: багаж рассматривали не так уж и дотошно, хотя кое-где пришлось взрезать скотч. Девушки свободно говорят по-английски, улыбчивы, приветливы, хороши собой. Отправили нашу машину с прицепом на рентген, убедились, что там ничего запрещенного нет, и отпустили с миром.
Кусок латышской земли быстро закончился, и мы въехали в Литву. К вечеру добрались до Вильнюса. Толком его не рассмотрели. За окнами машины мелькали виды крупного европейского города, по-европейски одетые люди, улицы обильно освещены. Город при-наряжался к наступающим праздникам, обвешивался гирляндами лампочек и декораций. Взгляд зацепил мойщиков окон, работающих снаружи стены на третьем этаже…
Остановились в гостинице «Corner», это центр (или почти центр) Вильнюса. Нам показали стоянку, но в ресторан не пустили: там гулял корпоратив. Поехали в знакомый Янрику по прошлой поездке ресторанчик литовской кухни. Янрик очень его хвалил. Сейчас, думаю, настоящих литовских цеппелинов поем. Ресторанчик был закрыт. Следующий тоже закрыт. А есть хочется. Поели в китайском ресторане. Вкусно, хорошо, но… не попробовала я литовской кухни… Девушка-официантка, настоящая литовка, удивила прекрасным русским языком, грамотным, без акцента. Спрашиваю: откуда такая блестящая речь? – Жила во дворе, где было много русских детей, выучила в детстве, – рассказала девушка. Улыбчивая, спокойная, дружелюбная девушка. А еще говорят: в Литве не любят русских. С любопытством смотрю на посетителей. В основном молодежь. Говорят по-литовски. Выглядят, как голландцы: узкие лица, все поголовно голубоглазые блондины и блондинки, держатся раскованно и уверенно. Много красивых длинноволосых девушек и юношей.
Вернулись в гостиницу. Припарковались. Помылись и легли спать. И в последний момент, перед провалом в невесомые облака долгожданного сна, подумалось: а зачем в номере электророзетка на уровне двух с половиной метров? Для снежного человека, что ли? Видимо, в номере задумывались, но не воплотились в реальность антресоли.
На завтрак был обычный шведский стол. Средняя европейская кухня, ничего особенного. Порадовали шпроты и жареные «бара-банные палочки» – так голландцы называют куриные голени, свежая вода в кувшине с дольками спиралевидно нарезанного зеленокожего лайма и вкусный грушевый сок. Удивила бадья с наваренной перловкой на молоке, которую, по-моему, никто не ел. Овсянка подавалась отдельно, и ее брали.
И СНОВА ПОЛЬША. ГОРОД ТОРУН
Из Вильнюса покатили на север Польши. Литва с ее хорошими дорогами быстро закончилась, и начались знакомые до боли польские ухабы. Загодя мы решили посмотреть старинный город Торун. Для этого поехали загогулисто и трудно: вместо пятисот – семьсот километров по Бог его знает каким дорогам! Узким, заплатанным, расшатанным, проселочным, опасным. В конце пути даже показалось, что до заветного польского средневековья нам вовек не добраться. Добрались все-таки, почти ночью. Не заезжая в хостел, поехали искать обед прямо в центр города и, как потом оказалось, правильно поступили. Город, даже ночью под фонарями, тусклыми в ноябрьской хмари, даже сквозь слезы крайней усталости, поразил! Он необыкновенно красив и – о да! – средневеков! Центр заключен в высокую стену-окружность. Наш прицепчик застучал по булыжной мостовой, как хороший конь. Редкие прохожие, в основном, молодежь, на улицах выглядели прямо-таки непристойно. Почему они в современной одежде? Здесь должны гулять дамы и кавалеры в одежде эпохи Возрождения, а из какого-нибудь арочного окна обязательно должны доноситься звуки лютни! Нашли работающую кондитерскую-ресторан, где, помимо сказочных марципанов, кормят обедами. Поели вкусно и сытно. Выкатились на улицу сытыми колобками с одним желанием: поскорее улечься в постель.
И отправились в хостел. Еще один сюрприз! Наш хостел у железнодорожной станции оказался гостиницей, переделанной из депо. Гостиницу назвали «Станция Торун». Припарковались, вытащили чемоданчик с самым необходимым, а сил тащиться на третий этаж нет… пассажирского лифта тоже нет. Пошла раз-говаривать с портье. Улыбчивый молодой парень нашел выход: поднял нас на служебном лифте, вместе с тряпками и ведрами для мытья полов. Теперь спать, только спать…
Утром пофотографировала необычную гостиницу. Бар «У сема-фора», ресторан «Локомотив». Интересное решение пространства: тут часть вагона, там часть полустанка… Утром порадовались, что поели не в «Локомотиве», а в кондитерской. Насколько интересен дизайн гостиницы, настолько убог и несъедобен оказался завтрак, что для Польши нетипично: польская кухня очень вкусная и питательная. На шведском столе была только пересоленная до невозможности тушеная капуста, синяя овсянка, несколько лепестков колбаски и сыра плюс прозрачные листики салата и такие же почти бесцветные и водянистые дольки парниковых помидоров.
КОПЕРНИК
Торун – родина великого астронома Николая Коперника, если кто не знает. Не посмотреть его дом-музей было невозможно, поэтому, наскоро закусив в отеле, мы собрали вещи, погрузили в машину и поехали в гости к Копернику.
Невероятно, но дом, где в 1473 году родился будущий астроном, уцелел, и там находится музей. Соседний дом тоже уцелел, и там тот же самый музей – дома сдвоили, и у них общий холл. Впечатление невероятное. Дверь открывается в Средние века. Кухня с очагом и крюками для котелков. Суп варился на открытом огне, посуда мылась в деревянном корыте. Медные миски, ступка… все это неаутентичное, не собственность семьи, но принадлежит той же эпохе. Портреты отца Коперника, тестя, жены, его самого. Скромный листочек – подлинник! – о присвоении ученому докторской степени. Совсем маленький, скромный, пожелтевший от времени листочек. На нем – засохшая алая роза. Кстати, ученая степень у астронома была в области права, а не в области математики и звездной науки, которые он изучал с особым усердием. Стенд с медицинскими препаратами того времени (Коперник был заодно и медиком) – это травы и пиявки. Что ж, поздоровее таблеток. Одна моя подруга лечит своих пациентов тем же самым, будучи врачом нетрадиционной медицины. Она бы возликовала. На самом последнем этаже – астрономические приборы того времени и красный кожушок-безрукавка, для тепла. Хожу по маленьким комнатам, освежаю знания… Автор гелиоцентрической системы мира, первооткрыватель, научный революционер и даже экономист. То ли поляк, то ли немец (отец был немцем), учился в Италии. Главный свой труд «О вращении небесных тел» писал всю трудовую жизнь – 40 лет. Но не решился опубликовать – боялся духовных отцов: по Европе пылали инквизиторские костры. Книгу его жизни издали в Нюрнберге в год его смерти.
На центральной площади Торуна стоит памятник великому ученому с надписью: «Остановивший Солнце и сдвинувший Землю».
Прикоснувшись к великому, выходим на улицу. Женщина спасает голубя с перебитым крылом. Находит его за мусорным баком и несет в подворотню… жизнь продолжается, в самом главном такая же как и тогда – 550 лет назад.
Идем дальше, заходим в магазинчик по продаже «перников» – так называются фирменные торунские пряники с имбирем, корицей и цедрой лимона. Покупаем пять пакетов на подарки, не удержавшись, открываем один. Мягкие и свежие, они тают во рту… Перед отъездом заходим в кофейную, пьем кофе и свежевыжатый сок. В кафе – полки с книгами для взрослых и детей. Можно заказать чашку кофе и – читать полдня… Тончайший аромат обволакивает, одурманивает, призывает остаться на мягких диванах, почитать книгу… Польским языком мы, к сожалению, не владеем, поднимаемся с дивана – пора в дорогу.
И вот мы едем до границы с Германией. Останавливаемся в отеле «Парадайз», как всегда и заказываем в ресторации журек – польский суп. Потом – распаковываем самое необходимое, принимаем по очереди душ и засыпаем.
Назавтра осталось 700 километров пути по гладкой немецкой автостраде, да еще в воскресенье, когда грузовикам запрещено передвигаться по дорогам. Домой приезжаем вечером, в темень.
Очертания оршанского дома расплываются, и, освещенный фонарем, возникает наш дом в Зэйсте. Здесь я не была целых пять месяцев. Сказочное путешествие закончилось, прощайте Польша, Литва и Беларусь, теперь увидимся только в следующем году!
