* * *
В две тысячи бесхитростном году,
Почти что став родного батьки старше –
Забронзовеешь, съездишь в Воркуту,
По Брахмапутре проплывешь на барже,
Пройдешь сквозь строй состарившихся лиц
На сквернословных ярмарках, вериги
Сорвешь с души, вернешься в Аустерлиц
И жизнь вдохнешь в неизданные книги.
* * *
Не потому – что я тебя люблю,
Не оттого, что сердце в горле скачет;
Ты мне нужна, как крылья кораблю,
Ты мне нужна, как кнут ленивой кляче.
Я пренебрег заветами Христа…
Не зря ко мне не благосклонны Боги.
Но без тебя я – церковь без креста,
Я путник, ночью сбившийся с дороги.
Ты мне нужна и в Спас, и в Рождество,
И в скорбный час истерзанной отчизны.
Ты мне нужна, как смерти торжество
Над мрачными развалинами жизни.
* * *
Не суди ты меня строго.
Хоть и порознь бродим мы –
Я люблю тебя, как Бога
Мог любить юродивый.
По церквам да по задворкам,
Чтя надгробные кресты,
Лишь тебя люблю я… Только
Влюблена ли в меня ты?!
* * *
У тебя на каждый вечер
хватит сказок и вранья.
Павел Васильев
Не сурьми бровей, родная!
Хоть я набожен, не глуп –
Вместо ада, вместо рая –
Приласкай и приголубь.
Надорви мои печали,
Огради меня от бед,
Будь – какой была вначале
Восемь долгих зим и лет.
Я зубами землю рою,
Крою матом тишину,
То в загул уйду с другою,
То к веревке шеей льну;
То в крещенские морозы,
Разбавляя водкой яд,
Псом бездомным – под гипнозом
Все гляжу на циферблат.
Час, второй – четвертый, пятый…
Надоело! Хватит! Впрок
Ночь, достойная расплаты,
Пыль дорог сбивает с ног;
Отблевавшись, кружит рядом
С черной стаей воронья…
Вот и все – дышу на ладан:
Хватит – сказок и вранья!
* * *
Среди прочих напыщенных львиц ты, бесспорно,
Выделяешься запахом кожи. Звук горна
Твоего – как набат, предвещающий – вскоре
Эту землю волной смоет в Черное море.
Я – которого страх грозным скрежетом стали
В предстоящем бою обезглавит едва ли;
Я, который познал вкус борьбы, запах крови,
Трепещу, когда ты сводишь тонкие брови.
Обескровлен, сражен, припечатан к веригам
Тихим голосом, взглядом пронзительным, криком:
Из тибетских пещер повылазив, Атланты
Твоим недругам рвут причиндалы и гланды.
* * *
Жизнь как бы невзначай
Заглядывает в стекла.
И вздорная печаль
Берет тебя за горло.
Ты – в ужасе. Душа,
Предвидя час разлуки,
Над бездной чуть дыша,
Стихами греет руки…
Растоптан, позабыт,
В предчувствии подвоха
Ты вновь почти навзрыд
О смерти просишь Бога.
* * *
Вчера еще в глаза глядел…
М. Цветаева
Прокарантинив жизнь в Электростали,
С больной душой рассорившись, давно
Вы обо мне – и думать перестали…
Вы, дверь закрыв, захлопнули окно, –
Чтоб, став взрывным апологетом Сартра,
Я в скорбный день, в срамные вечера
Смог предпочесть раскормленное Завтра
Всем вашим чарам, вашему Вчера.
* * *
Судьба, поэт, предрешена.
Признав в тебе единоверца,
Когтит – строптивая жена
Твое взволнованное сердце.
Взрастет победа на крови:
Увековечит встреча с бесом
Рожденную не для любви
И ставшую твоим Дантесом.
* * *
Март. Полночь. Не до сна.
Разголосилась нежность –
К возлюбленной. Весна,
Гормоны. Неизбежность
Раскрепощенных чувств,
Примкнувшая к гортани,
Взрыхляет сжатость уст
В честь злой казачки Тани.
Раскормленная страсть –
Сродни хворобе редкой –
Способна лгать и красть,
Взлететь над табуреткой,
Взбодрить, растормошить,
Прогнать сквозь рай и муки.
Мне вновь обрыдло быть
С возлюбленной в разлуке!
* * *
Раздробленностью чувств не дорожа,
Обручена с болезненностью редкой,
Ты, как вакханка, кормишься с ножа;
Покуда Время (зверской табуреткой
Вооружившись ), ждет – не прекословь –
В надломленную искренность не веря,
Команды – чтоб крамольную любовь
Сроднить с землей, как сдохнувшего зверя.
* * *
Возлюбленная мной, – в момент полураспада,
Жизнь не растормошив признаньем роковым,
К безрадостной судьбе крамольного комбата
Примериваюсь, в грудь впуская терпкий дым.
Раздробленной судьбой – зачитываюсь. Скоро,
Потертость вздорных плеч запрятав в соболя,
Ты под бравурный марш срамного приговора,
Жизнь выскоблив, сбежишь, как крыса с корабля.
* * *
Благодарю Тя, Господи!
Господь, благодарю –
Ее по Красной площади
Не вел я к алтарю,
И радостью, обещанной
В начале всех начал,
Ты с этой дерзкой женщиной
Меня не обвенчал.
Благодарю Тя, Отче наш –
В стране грехов и грез
Все пройдено, все кончено
Без крови и без слез.
Доверившись сну вещему –
Слов попусту не трать…
Пролей на эту женщину
Любовь и благодать!
* * *
С утра расцвела придорожная ива.
Возможно, чужую предчувствуя боль,
Природа сегодня так красноречива,
Что я над собою теряю контроль.
Забыты тревоги, бег в поисках хлеба;
Надуманный страх безвозвратно исчез.
Мне только бы видеть бездонное небо,
Рассвет и с туманом флиртующий лес.
* * *
Жизнь, как камни, раскидала
Нас. Взбодрив судьбу хлыстом,
Твердой поступью вандала
Входит память в старый дом.
Без фанфар, без песнопений,
Раздразнив промозглый тлен,
Входит, бродит… Чьи-то тени
Отделяются от стен.
Прорастает память телом:
Камнем высветлив версту,
Батька в платье черно-белом
Грудью тянется к кресту…
Прокричав веселью: «Трогай!»,
Ради нас – в расцвете лет
Свыклась мать с фортуной строгой;
Под Берлином – сгинул дед…
Скорбь неистовствует. Память
То безмолвствует, то вздрог…
Вздрогнув, пробует подправить
Сволочной оскал – дорог.
Жизнь вбивает ногу в стремя,
Грудь рубцует мошкара…
Ах, как сладко пахло Время
В предвкушении добра!
* * *
Стучится ночь в оконное стекло.
Отравлен город сворой негодяев.
И темнота подтрунивает зло
Над городской бессонницей. Бердяев
Невыносим, как боль зубная… Здесь,
Где круглый год спирт заедают салом,
Ты, расчехлив взлохмаченную спесь,
Расправы ждешь под скользким одеялом?
А, может – мысль к молитве пристегнуть,
И жизнь на прочность испытать – покуда,
Приказом царским прикрывая грудь,
К тебе губами тянется Иуда?!
* * *
Мгла простерлась над табло,
Подтверждая многократно –
Здесь, бесспорно, не тепло,
Здесь по-взрослому прохладно
В межсезонье. Здесь с утра,
В борозду вгрызаясь просом,
Смерть впускает медсестра
К пехотинцам и к матросам.
* * *
Раздышавшись, филигранно
Cдвинув чувства набекрень,
В сентябре скандально, рано
С темнотой сроднился день.
Втиснув душу в черный китель,
Мгла неистовствует; в нем
Твой подследственный сожитель
Жизнь подкармливал враньем.
Тридцать лет о нем – не слышно.
Но, как встарь, в надсадный вой
Впившись, льнет – скоропостижно –
Жизнь – к веревке бельевой.
