Это был самый постыдный, самый безрадостный и самый удручающий день за все время моего пребывания в Португалии. Один мой старый знакомый, Царство ему Небесное, с обреченностью ослика Иа говорил: «Не делай людям добра – и не получишь зла!» Когда-то я подсмеивался над этим хроническим неудачником и пессимистом, но нынешний день убедил меня в его правоте. Мой верный друг, мой лучший приятель, которому я доверял как себе самому, ни с того ни с сего подложил мне большую свинью. Вот и верь после этого людям!
А все началось с того, что человек, которого я считал моим преданным сотоварищем, по дурости попал в переделку, которая угрожала не только его благополучию, но и самой жизни. Надо заметить, что Степан Тягнибеда (так звали моего высокорослого друга) имел врожденное дарование – вляпываться в самые неприглядные и неприятные истории. По доброте душевной я взялся помочь гиганту выбраться из волчьей ямы, которую он сам себе вырыл. Но чтоб найти выход из, казалось, безвыходной ситуации, нам срочно необходима была информация о недруге украинского богатыря. И я привел Степана в единственное место, где эти конфиденциальные сведения можно было добыть. Это было адвокатское агентство доктора юридических наук Моники Дуарте, которое располагалось в здании Дома Финансов.
В свое время Моника читала в Фафе лекции по португальскому праву на специальных курсах для иммигрантов с Востока. Степан не был знаком с ней, так как фирма, где он работал в то время, строила виадуки за Гимараешем. Я питал неподдельную приязнь к этой красивой, приветливой и обворожительной молодой женщине. Внучка чернокожего иммигранта из глубинки Африки всего в этой жизни добилась своим трудом.
Совестно признаться, но я тайно испытывал к Монике не только искреннюю симпатию, но и гораздо более яркие чувства. На курсах для иммигрантов мне удавалось создавать образ спокойного, уравновешенного, но решительного и несгибаемого в критических ситуациях мужчины. И, казалось, это производило благотворное впечатление на моего эрудированного и обаятельного преподавателя. Я потому-то так часто и приходил к ней консультироваться по юридическим вопросам, чтобы способствовать развитию наших дальнейших взаимоотношений. Но тут между нами вклинился бесшабашный Степан и решительно все напрочь испортил. Вне всякого сомнения, его чрезмерно поразили впечатляющие формы фигуристой и к тому же миловидной адвокатессы. И нежданно-негаданно юридическая консультация превратилась в рыцарский турнир двух идиотов за благосклонность и доброжелательность очаровательной дамы.
Не без гордости замечу, что я весьма преуспел в этом состязании благодаря моим изысканным манерам, исключительной эрудиции и тонкому юмору. Степан же, в тщетном старании привлечь внимание доктора, действовал грубо, напористо и довольно бестактно. Но его неуклюжие попытки дискредитировать своего оппонента лишь увеличили мое и без того заметное преимущество. Так что Степану, как говорят в аристократических кругах, оставалось только воду сливать.
И тут белокурый великан вытворил нечто такое, что коренным образом переменило ранее благоприятную для меня ситуацию. Он отлучился всего-навсего на какие-то десять минут и вернулся с огромной охапкой прекрасных карминовых роз. Таких крупных бутонов и длиннющих стеблей я в жизни моей еще ни разу не видел. И где он только умудрился добыть их в такую глухую вечернюю пору?! А тернопольский богатырь галантно приблизился к столу адвокатессы, по-рыцарски преклонил правое колено и протянул застывшей в изумлении девушке колышущееся море пунцовых цветов. И все мои изысканные манеры улетели коту под хвост, вся моя эрудиция угодила черту прямо на рога, весь мой утонченный юмор провалился в тартарары! Теперь все внимание умиленной Моники было приковано к двухметровому, стодвадцатикилограммовому искусителю. Своим деянием Степан не просто отодвинул меня на второй план, но отшвырнул далеко-далеко за круг интересов волоокой красавицы. И все мое преимущество перед рослым паяцем растаяло, как прошлогодний снег под жгучим дыханьем весеннего солнца. В последнем раунде пронырливый прохиндей набрал столько очков, что с лихвой перекрыл предоставленный мне гандикап. Меня могло спасти только одно – я должен был побыстрей разлучить соблазнителя с зачарованной им жертвой. Тем более, что все необходимые нам сведения мы к тому времени уже получили.
Я вместе с моим компаньоном медленно спускался по лестнице, пока Моника проверяла, закрыты ли все двери и надежно ли работает сигнализация.
– Ну, ты и свинья, Степа! – зашипел я на новоявленного Брута. – Я привел тебя к женщине, к которой питал самые нежные чувства, чтобы добыть для тебя жизненно важную информацию. А ты подло и бесстыже отбиваешь ее у меня. У тебя хоть капелька благодарности и совести еще осталась?
– Ну, прости меня, дружище. Нужно было загодя предупредить, что ты на нее свой глаз положил, – рассыпался в извинениях хитроумный притворщик. – Я ведь твой верный, преданный друг и поперек дороги тебе никогда не стану. Да и чего ты зазря так волнуешься, мы ведь уходим отселе все вместе.
– Мне бы очень хотелось, чтоб при нашем исходе отсюда было на одного дылду меньше, – не смог скрыть я моего самого сокровенного желания.
– Да не убивайся ты так, Василий! – по-дружески обнял меня за плечи детина. – Не такой уж ты и долговязый и нескладный парень. И многие зрелые и перезрелые дамы находят тебя очень даже приятным и воспитанным малым.
Я люто зыркнул на исполина, но, учитывая его мышечную массу, решил воздержаться от дальнейшей бесполезной конфронтации.
Когда двери Дома финансов были закрыты, адвокатесса перешла наискосок улицу и уселась в свой кремовый «Опель».
– Может быть, вас подвезти? – опустив стекло дверцы, милостиво предложила Моника.
– Нет, что Вы, что Вы! – яростно запротестовал я, сообразив, что при любом маршруте мне выходить из машины раньше Степана. – Мы пройдемся пешочком, чтоб немного подышать свежим воздухом! Нам тут недалече! Спокойной ночи!
И, не дав гиганту раскрыть рот, я потащил его под руку в сторону площади Двадцать пятого апреля. Богатырь вяло сопротивлялся, но я настырно волок его за собой, радуясь в душе такому удачному для меня итогу.
Неожиданно я услышал, как за нашими спинами жалостливо заурчал мотор автомобиля и, трижды простуженно чихнув, заглох. Моника попыталась заново оживить двигатель, но с тем же безутешным, провальным результатом. «Опель» еще раз чихнул и три раза подряд недоуменно мигнул нам подфарниками.
Исполин вырвался из моих рук и с юношеской проворностью помчался к машине доктора.
– У нее не заводится движок! Наверное, карбюратор засорился! Надобно срочно его прочистить! – вопил на всю улицу улепетывающий от меня «автомеханик».
Гигант подбежал к автомобилю и всунул свою голову по самые плечи в его открытое окошко. Через секунду он вынырнул оттуда и уверенным движением распахнул дверцу водителя. В салоне зажегся свет, и я увидел, как Моника довольно поспешно передвигается на соседнее кресло. Степан ловко впрыгнул на место шофера и с такой силой захлопнул дверь, что она лишь каким-то чудом не отворилась вовнутрь салона. Казалось, что на этот раз мотор завелся только от одной мысли нетерпеливого водителя. Машина круто развернулась на брусчатой улице и стремительно умчалась вдаль, насмешливо подмаргивая мне габаритными огнями.
До меня, наконец-то, дошло, у кого забился карбюратор, и кто и как собирался его чистить.
– Вот она – искренняя и бескорыстная мужская дружба! – с обжигающей нутро горечью подумал я. – До первой смазливой и фигуристой телки! Переделать мужицкую кобелиную сущность практически невозможно. Это только в старой советской песне поется: друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг. Хотя, чего уж там теперь говорить! Шлюпка оказалась настолько привлекательной и соблазнительной, что дружба выветрилась, как дешевый поддельный одеколон.
На немноголюдной улице уже совсем стемнело и автоматически включилось ночное освещение. Уныло понурив голову, я добрел до переулка Суареша Велозу и увидел в его глубине полицейскую машину, озаряющую окрестности зловещей мигалкой. Она стояла у ворот роскошной старинной усадьбы, которая фактически соседствовала с городской ратушей. Ухоженный двухэтажный особняк, окруженный уютным декоративным садом, по-видимому, принадлежал довольно-таки зажиточным и уважаемым гражданам Фафе. У распахнутых врат поместья по стойке смирно застыли двое молоденьких полицейских во главе с бывалым ветераном правоохранительных органов. В этом высоком, статном и красивом мужчине я признал моего друга, дона Фабиу, с которым познакомился на прошлогоднем этапе велогонки «Volta a Portugal».
«Доном» этого старого, многоопытного служаку почтительно именовало молодое поколение фафенских полицейских за его мудрость, выдержку, прозорливость и рассудительность. Мне думалось, что утомленный герой уже ушел на пенсию, однако Родина не отпустила на заслуженный отдых умудренного опытом блюстителя порядка. Если бы вам довелось повстречать дона Фабиу где-нибудь в глубинке России, Украины или Белоруссии, то вы ни за что бы не усомнились, что перед вами благодушный местный обыватель. Белая кожа, круглое лицо, усы и волосы пшеничного цвета, а также светло-серые глаза не позволяли признать в нем уроженца солнечной Лузитании (древнее название Португалии). В северных и восточных регионах страны достаточно часто встречаются вот такие нетипичные португальцы, которых я нередко по ошибке принимал за моих соотечественников.
Забыв об усталости, я свернул в переулок и слился с толпою зевак, которые весьма быстро окружали полицейскую машину. Казалось, что целые стаи любопытствующих ворон стремительно слетаются буквально со всех сторон света. Из ворот усадьбы изрыгался зычный, басистый лай, по-видимому, принадлежащий довольно крупной и страшно обозленной собаке. Дона Фабиу, безусловно, оторвали от домашнего очага, так как волосы его были почти что не расчесаны, а две пуговички на форменной рубахе – и вовсе не застегнуты. Он стоял с ручкой и блокнотом в руках и пытался что-то выяснить у невидимой мне особы, стоявшей где-то в глубине затемненного двора. В конце концов, дон Фабиу не выдержал и, повысив голос, обратился к собеседнику с вежливой, но настойчивой просьбой:
– А Вы не могли бы немного утихомирить Вашу голосистую собачку, ведь я практически ничего не слышу.
– Вельзевул! Заткнись! – прозвучала резкая, бескомпромиссная команда, – и в наступившей тишине я уловил отдаленный стрекот сверчков где-то в глубине тихого декоративного сада.
По отданному псине жесткому приказу мне было трудно понять, кто удовлетворил просьбу раздраженного полицейского. Для мужчины голос был немного высоковат, и меня не удивило бы, если пса угомонила женщина с надтреснутым контральто. Я старательно протискивался сквозь толпу ротозеев, чтобы заглянуть в открытые настежь ворота.
– Руи! – обернулся дон Фабиу к одному из своих подчиненных. – Срочно выключи мигалку, а то сейчас сюда пол-Фафе сбежится.
Взгляд старого полицейского скользнул по мне, и он одарил меня мягкой мимолетной улыбкой. Затем он снова изобразил на лице серьезную мину и обратил свой пристальный взор внутрь скрытого от моих глаз подворья:
– Так, значит, Вы говорите, что Ваше поместье ограбили неизвестные преступники?
– Разумеется! Если, конечно, Вы до сих пор этого сами еще не заметили! – ответил неприятный, надменный и издевательский голос. – Какая-то банда нахальных грабителей срезала и унесла все мои карвильские розы!
– Ну, почему же все? – выразил свое несогласие полицейский. – Какая-то часть Ваших прекраснейших роз, как я заметил, все-таки выжила.
В этот момент я уже почти добрался до ворот и увидел наискосок овальную клумбу. По ней, как мне показалось, совсем недавно проехалась гигантская газонокосилка. Лишь у самого края опустошенного цветника, стыдливо склонив пурпурный бутон, одиноко маячила уцелевшая роза. И по этому сохраненному провидением цветку я сразу же догадался, что за бедствие пронеслось над безмятежным и благоухающим садом.
По всей видимости, обладатель противного, дребезжащего голосочка так и не понял слишком тонкого юмора полицейского:
– Если Вы имеете в виду те банальные розы, что растут по другую сторону дома, то это ничтожная дешевка, которую можно купить у любого никчемного цветочника! А саженцы этих цветов я выписала из элитного итальянского розария «Карла Финеши»! И обошлись мне эти кустики дороже, чем все Ваше жалкое годовое жалование! Что Вы стоите?! Подымайте всех своих людей! Прочешите улицу Кумиейра и весь цыганский район! Нет никакого сомнения, что это работа шайки Мигеля Сигану, и завтра мои розы будут продаваться на рынке Браги или на базаре Гимараеша! Срочно вызывайте Ваших сыскных собак и пустите их по горячему следу!
Однако подстегнуть дона Фабиу было не так-то и просто.
– В этом нет никакой необходимости, сеньора Пресиоза, – невозмутимо отразил старый служака попытку грубо нажать на него. – Я не собираюсь организовывать тотальную облаву на преступников по трем веским причинам.
Мне, наконец-то, удалось проскользнуть вдоль забора к воротам и, заглянув туда, я увидел затаившееся там Сокровище. Дело в том, что португальское слово Preciosa переводится на русский язык как «драгоценная» или «дорогая». Во дворике действительно стояла внушительная дама, но напоминала она больше сварливую базарную бабу, чем изысканное ювелирное изделие. Хотя вполне вероятно, что я просто не смог оценить достоинств этого клада. Ведь стоимость самородка золота зависит не от его блеска, а от конкретного размера и веса. А замеченная мной «драгоценность» действительно была весьма и весьма весомой, и к тому же довольно-таки грозной и устрашающей. В ней было не менее ста десяти килограмм, и основная масса мышц и жировых отложений скопилась в верхней части ее мужеподобного тела. Ни дорогая одежда, ни заботливо уложенные парикмахером волосы, ни драгоценные украшения не могли возвратить ее давненько увядшую женственность.
А дон Фабиу тем временем продолжал раскрывать суть своих незатейливых логических построений:
– Во-первых, в нашем отделении нет сыскных собак, а, чтобы вызвать их из Браги, понадобятся целые сутки. А к тому времени след воров, если его уже не затоптали, и вовсе простынет. Во-вторых, в моем распоряжении не имеется столько персонала, чтобы перевернуть вверх дном весь цыганский квартал и улицу Кумиейра. А в-третьих, я уверен, что ни ватага Мигеля, ни какая-нибудь другая банда в Ваши владения не вторгалась. И у меня имеется достойный самого высокого доверия свидетель.
– Какой еще свидетель?! – выпучила свои бесцветные глазки с накладными ресницами сеньора Пресиоза.
– Это Ваш английский мастиф Вельзевул, – бесстрастно ответил ветеран сыска, запихивая ручку и блокнот в карман. – Нужно быть сумасшедшим, чтобы забраться в поместье, которое охраняет самая могучая в мире боевая собака. Если бы грабители на это решились, то он разорвал бы их на части и поднял бы такой гвалт, что мы услышали бы его, не выходя из нашего отделения.
Только тут я понял, что рядышком с гром-бабой стоит не каменное изваяние какого-то чудища, а застывший в немой неподвижности громаднейший пес.
– А я настаиваю, чтобы Вы организовали облаву на грабителей и незамедлительно вызвали поисковых собак! – встала на дыбы хозяйка поместья, которая не привыкла, чтобы с ней препирались. – Завтра мой супруг с утра пойдет к президенту Камеры муниципал и потребует, чтобы Вас строго наказали за преступную бездеятельность! Не для того мы поставили его у руля власти, чтобы наши владения оскверняли какие-то подонки и негодяи!
– Ваша воля, – не очень-то и испугался посул расходившейся фурии видавший виды служака. – А не попробовать ли Вам самолично пустить по следам злоумышленников Вашего Вельзевула?
– Этого недотепу, который так позорно проворонил бандитов?!! – взорвалась сеньора Пресиоза и замахнулась рукою на огромного, как теленок, пса. Кобель в диком ужасе закрыл свои затравленные глазища и чуть было не вжался в асфальтную дорожку. Несомненно, ни единого ласкового слова от своей цепной хозяйки пес за свою горемычную жизнь так ни разу и не услышал.
– Этот дармоед только и знает, что гоняет по саду резиновый мячик и таскает в зубах свою игрушечную пластиковую кость! – продолжала изливать свой гнев на пса озверевшая хозяйка. – Я сдам этого бездельника на мыло и куплю себе ротвейлера или бультерьера!
– Мне думается, что Вы понапрасну обвиняете Вашего четвероногого сторожа в халатности и нерадивости, – заступился за Вельзевула дон Фабиу. – Когда мы подъехали к Вашей усадьбе, он поднял такой ужасающий лай и с такой яростью бросался на ворота, что я убоялся, как бы он их не выломал и не вырвался наружу. Вы сказали, что час назад розы еще были на клумбе, и за это время пес ни разу не подал голос. А Вам не кажется, что он не тронул лиходея только потому, что хорошо знал этого человека. Скажите, нет ли среди людей, вхожих в Ваш дом, кого-то, кому Вы в последнее время здорово насолили? Это вполне мог быть кто-либо из Ваших ближайших знакомых, родственников или прислуги.
Эти вкрадчивые слова старого полицейского озадачили сеньору Пресиозу до крайнего замешательства. Она застыла, пораженная этой незатейливой мыслью, как раскатистым громом среди ясного неба. Прошло не менее пяти минут, прежде чем заледеневшая матрона мало-помалу разморозилась. Подняв поросячьи глазки к небу, она принялась нервно теребить пухлыми пальчиками свой массивный тройной подбородок. Как я уяснил, недоброжелателей в своем ближайшем и отдаленном окружении «сокровищница» нажила видимо-невидимо.
– Вообще-то, прислуга у нас надолго не задерживается, – словно размышляя вслух, посетовала она. – Только с начала года мы поменяли трех садовников и четырех горничных. А в доме ошивается целая прорва тунеядцев, которые именуют себя друзьями моего супруга. Мне понадобится пару часиков, чтобы составить список всех лиц способных в отместку обрезать мои уникальные розы.
В этот момент переулок озарили мощные автомобильные фары, и оглушающий клаксон потребовал, чтоб ротозеи, столпившиеся у ворот усадьбы, немедленно расступились. Однако любопытствующие зеваки не поддались на провокацию, а еще плотнее сгрудились у полицейской машины. Потом я расслышал, как резко раскрылась и с треском захлопнулась дверца сокрытого за людскою толпою автомобиля. Загремел зычный, басистый мужской голос призывающий несознательных граждан пропустить его к собственному жилищу. Однако настойчивая просьба горластого оратора была попросту проигнорирована скучившимися в переулке разинями.
Я привстал на цыпочки в надежде разглядеть, чем же закончится противостояние скопища народа с неординарной личностью. Внезапно толпа у своего внешнего края всколыхнулась, будто в нее врезался огромный валун. Послышались гневные протесты и возмущенные крики, сдобренные забористыми ругательствами и проклятиями. По колышущимся головам и болезненным вскрикам мне стало понятно, что кто-то настойчиво пробивается к эпицентру событий. Время от времени недовольные возгласы прерывались ироничным рокочущим гласом: «С Вашего позволения! Извините! Простите! Пардон!». Но я никак не мог разглядеть незримого богатыря, прокладывающего себе дорогу сквозь вздыбившееся людское море. Наконец, в стене человеческих тел возник рваный пролом и из него вывалился худосочный гражданин, примечательный разве что своим необычным обликом. Брешь в толпе мгновенно затянулась, но я успел заметить в ней крепкую ногу, обутую в тяжелый рабочий ботинок. Очевидно, именно она и поспособствовала успешному прорыву настырного «форварда» к воротам усадьбы. Об этом наглядно свидетельствовал отпечаток подошвы на ягодицах тщедушного на вид джентльмена.
Ему, несомненно, была к лицу прическа а-ля Владимир Ильич, которая у него, как видно, образовалась природно. Однако нижней частью своего бородатого обличья он больше напоминал создателя бессмертного «Капитала». Строгий, но очень дорогой костюм и роговые очки должны были придавать образу этого чудика иллюзию начитанности и интеллигентности.
Вслед сеньору, явившемуся из толпы таким оригинальным образом, неслись не очень-то и добросердечные напутствия и пожелания. А если уж строго придерживаться истины, то они скорее напоминали весьма изощренную, нецензурную брань. Но это нисколечко не смутило своеобразного индивидуума. Он встал с булыжников, отряхнул с одежды грязь и пыль, а потом аккуратно поправил свои очки и галстук. Затем сеньор развернулся, встал в величественную позу и прогремел в скопище своих недоброжелателей хорошо поставленным, низким голосом:
– Я свободнорожденный гражданин Португалии и имею полное право беспрепятственно войти в мой собственный дом! И если кому-то не понравилось, как я реализовал это мое законное право, то он всегда может обратиться в третейский суд!
Произнося публичную речь, оратор энергично жестикулировал ручонками, стараясь придать весомость своим чеканно выговариваемым словам.
– Да! – с уважением подумал я. – Кабы этому джентльмену добавить росточка и накачать мышцы, то из него вышел бы профессиональный уличный зазывала или оголтелый агитатор и пропагандист!
А Цицерон, прищурив лукавые глазки, с надменной ухмылкой отвернулся от притихшего и посрамленного плебса. Но, узрев дона Фабиу и двух его подручных, плутовские зенки сеньора сразу же увеличились до размеров почетного Ордена Свободы.
– Что?! Моя супруга убила кого-то их соседей?! Доктора Алвару?! Сеньору Розу?! Дона Алонсу?!
Однако в его срывающемся голосе проскальзывали скорее скрытые нотки надежды, чем интонации ужаса и растерянности. И тут я заметил на лбу хозяина усадьбы четкий темно-красный отпечаток, который не вызывал ни малейшего сомнения в своем амурном происхождении. Похоже, владелец дома был по самое горло сыт своим чересчур громоздким и сварливым «сокровищем». Поэтому и не удивительно, что он предпочитал нырять за жемчугом в отдаленных, но благодатных нейтральных водах.
Маленького развратника спасла в этот вечер слабая освещенность улицы и отменная реакция опытного полицейского.
– Добрый вечер, сеньор Филипе, – шагнул навстречу бородатому волоките дон Фабиу, закрывая его от жены своим статным телом. – Какое счастье, что Вы вернулись домой так вовремя.
Обмениваясь рукопожатиями, полицейский незаметным движением левой руки снял платочком помаду с чела незадачливого ловеласа. Сеньор Филипе на мгновение оторопел, затем опустил очи на платочек служителя порядка – и его лицо стало таким же багровым, как только что стертая с него помада.
– Вы неудачно попрощались со своей дамой, – едва расслышал я слова старого легавого. – И мне думается, что сделала она это преднамеренно.
– Я повыдергиваю ноги из задницы этой соплячки, – тихо прорычал спасенный донжуан и, обежав дона Фабиу, бросился к своей «сокровищнице». – Дорогая! Что же стряслось в нашем доме, пока я отсутствовал по уважительным причинам?!
– Пока ты резался в картишки с падре Антониу и доктором Рибейру, нашу усадьбу нахально обчистила банда грабителей! – забрызгала мелкой слюной благоверная маленького распутника.
– Какие картишки, моя бесценная?! – запротестовал плешивый бородач. – Мы обсуждали план торжественных мероприятий к предстоящему Дню Всех Святых!
– А ты тыкву своей женушке на празднество уже приготовил?! – раздался из толпы насмешливый голос, намекающий на предшествующий Дню Всех Святых Хэллоуин.
– Постой-постой, милая! – вдруг, встрепенулся сеньор Филипе. – А что конкретно похитили из нашего дома?
– Как что?! – взорвалась в бешенстве Пресиоза. – Да самое ценное, что у нас было!!!
– Господи! – вылупил очи побледневший как полотно владелец усадьбы. – Неужели унесли всю коллекцию моих старинных винных этикеток?!
– Придурок!!! – взревела в ярости далеко не лучшая половина хозяина дома. – Оборвали и утащили на рынок все мои драгоценнейшие карвильские розы!!! А твой холеный Вельзевул даже не тявкнул, пока разбойники здесь хозяйничали!!!
Чем закончилось словопрение между «любящими» супругами, я уже не дослушал, так как выбрался из толпы и отправился к центру города. Мне было предельно ясно, и кто именно похитил розы из сада Пресиозы, и даже каким образом он это сделал.
Ключом к пониманию таинственного исчезновения роз послужило событие, произошедшее со мной и Степаном в прошлогоднюю Рождественскую ночь. Мы заблудились в густом тумане в незнакомом нам городе и опоздали на последний фафенский автобус. Нам ничего не оставалось, как сидеть на парапете ограды затемненного особняка и дожидаться долгожданного рассвета. Мой друг потчевал меня разными небылицами из его якобы насыщенной яркими событиями биографии. Все это сходило гиганту с рук пока он разговаривал тихо, вполголоса. Но увлекшись своим рассказом, тернопольский богатырь повысил тон и начал выплескивать свои бьющие через край эмоции.
Вот тут-то на нас и напал огромный ирландский дог, как видимо, охранявший хозяйскую усадьбу. Мы буквально слетели с парапета на жесткий асфальт, чуть не переломав промерзшие руки и ноги. Я с ужасом взглянул вверх и увидел сквозь решетку ограды оскаленную пасть мерзкого чудища. С острых клыков взбешенного страшилища капала густая и обильная слюна. Именно по басистому лаю монстра, я и догадался, что нас атаковала крупная и очень агрессивная собака.
– Ну и теленок! – гневно изрек поверженный гигант. – И какая подлая тварь! Мы ведь с четверть часа мирно гутарили на заборе и только сейчас эта коварная зверюга надумала нас пугнуть!
– Видно, где-то безмятежно дремал, но его разбудили твои вопли, хлесткие как удары бича бывалого дрессировщика, – нервно пробурчал я, с трудом вставая на дрожащие ноги.
Степан обижено взглянул на меня, потом поднялся с тротуара, медленно подошел к решетке ограды и пристально посмотрел в глаза лающей взахлеб псины. Огромная собака словно поперхнулась слюной. Ее лай стал похож на кашель простуженного старика и, медленно затихая, выродился в тихое и жалобное поскуливание. Злость и ярость как-то незаметно растворились в глазах притихшего зверя. Теперь он смотрел на своего визави взглядом собаки, жестоко наказанной своим любимым хозяином. Затем Степан сотворил то, чего я не сделал бы за все богатства и сокровища этого мира. Он протянул свою руку сквозь прутья решетки и ласково потрепал здоровенного пса за холку. Зверь закрыл глаза, покорно и доверчиво принимая дружбу властного исполина. Неожиданно пес повернул свою морду влево и признательно облизал ласкающую его крепкую руку. Я еще тогда и подумал:
– А Степа львов и тигров раньше дрессировать не пробовал?
Нечто подобное произошло и сегодня, еще засветло, буквально несколько часов назад. Мы со Степаном спешили по переулку Суареша Велозу, срезая путь к агентству доктора Дуарте. Внезапно из-за высокой сплошной ограды донеслось утробное, резонирующее рычание. И этот рык напоминал бурлящий рокот из желудка огненного дракона, переваривающего очередного рыцаря вместе с его лошадью и боевыми доспехами. Гигант резко остановился, привстал на цыпочки и с интересом заглянул через двухметровый забор. Степан присвистнул и замер, будто увидел за оградой нечто до чрезвычайности примечательное.
– Степа, поторопись! – возопил я, поглядывая на часы. – Через пять минут агентство закроется, и мы не добудем позарез нужную нам информацию!
Однако великан даже не шелохнулся, пристально вглядываясь во что-то потустороннее. У меня возникло подозрение, что за стеной приземлилась тарелка с инопланетянами и Степан телепатически с ними общается. И тут я обратил внимание, что грозный рык как-то незаметно переродился в жалобное и заунывное поскуливание. Мой высокорослый товарищ, наконец-то, пошевелился и весьма дружелюбно молвил:
– Ну, что, Бобик! Теперь мы друзья до гроба?
И жалостливое поскуливание за забором преобразовалось в восторженное щенячье повизгивание.
Неожиданно я поймал себя на том, что задумчиво топчусь у дальнего края усадьбы и прислушиваюсь к непонятным звукам за ее оградой. Решение пришло само собой, непредвиденно, как говорят, с бухты-барахты. Я ухватился за верхнюю кромку забора, легко подтянулся и осторожно заглянул во внутрь сада. Вельзевул безмолвно стоял прямо подо мной печально всматриваясь в меня огромными разумными глазищами. У меня от щемящей жалости сердце сжалось.
– Ну, что, Бобик, допрыгался? – посочувствовал я псу. – Мне стало известно, что хозяйка собирается пустить тебя на мыло. Даже не представляю, чем тебе помочь.
Совершенно спонтанно у меня возникла сумасбродная мысль, отвести Вельзевула на квартиру Степана. Таким макаром я смог бы хоть как-то ему отплатил за нанесенное мне поражение на любовном фронте. Прокормить такого громадного зверя было бы накладно даже для хорошо зарабатывающего великана. Меня остановило только то, что Степан сегодня навряд ли придет домой ночевать. А Коля Маленький будет далеко не в восторге, если я приведу чуток переросшую собачонку его компаньона.
Вельзевул будто прочел мои тайные мысли, радостно заскулил и начал перебирать передними лапами, словно готовясь к решительному прыжку.
– Постой, не спеши! – предостерегающе зашипел я на мастифа. – Ты же не хочешь, чтоб Коля меня удавил, когда мы явимся в его апартаменты. А если ты придешь со Степаном, то Николай вас двоих уже не осилит. И вообще, раз Степка подвел тебя под монастырь, то пусть теперь о тебе и позаботится. Так что выслушай мой совет, дружище. Бери Степанов след и идти по нему, пока его не нагонишь.
Я по-молодецки спрыгнул с забора, но не удержался и завалился набок. Чертыхаясь, я встал, отряхнул пыль и попытался рассмотреть в полутьме расцарапанный локоть. Меня чуть не хватил удар, когда рядышком со мной пружинисто приземлилось четырехлапое чудовище. Вельзевул почтительно обнюхал меня со всех сторон и вопросительно взглянул в мои расширившиеся от ужаса очи.
– В последний раз я видел Степана вон там, – чуть слышно пролепетал я, указывая трепещущим пальцем на Дом Финансов. Мастиф по-человечески кивнул тяжелой головой и затрусил напрямик к тому месту, где Степан и Моника сели в автомобиль. Покрутившись на месте стоянки, Вельзевул выбрал верное направление и помчался прямо туда, куда укатил кремовый «Опель».
Я с удовлетворением потер руки. Если Моника квартирует неподалеку, и пес не собьется со следа, то адвокатессе придется делить спальню с двумя кобелями.
– А если Бобик их не найдет? – проснулся во мне дремлющий пессимист. – Как может пес по запаху шин найти двух скрывшихся с его глаз греховодников? Ну, погоди же, Степка! Вот приедет с Украины твоя Катя, то и без меня найдутся «добрые люди», которые нашепчут ей о твоих левацких приключениях. Доброжелатели оповестят ее и об эбонитовой африканке Джулии, и о бразильской танцовщице Авроре, и о звезде китайской кулинарии Жилан. Да еще и присовокупят свои буйные фантазии и смутные подозрения. Вполне естественно, что из мужского достоинства блудного жирафа Катюша состряпает яичницу глазунью с хорошенько поджаренной тернопольской сосиской.
Но даже эти злорадные размышления не позволили мне обрести ни внутреннего спокойствия, ни психического равновесия. И лавина саднящей обиды и душевной боли вновь захлестнула меня с головой.
– Кто б мог подумать? Мой верный друг, мой лучший товарищ, которому я доверял как себе самому, подложил мне колоссальнейшую свинью… Стоп!!! А не дурак ли я?! А может быть, он как раз от грандиозной свиньи меня и избавил?! – озарила мой рассудок оптимистическая, отрезвляющая мысль. – Видел же я только что одушевленное сокровище, которое выродилось в гибрид хавроньи и волкодава! Ведь когда-то и Пресиоза была юной, образованной и обаятельной девушкой! Один только Бог ведает, каких бед я избежал благодаря вмешательству моего любвеобильного приятеля! Не зря же в народе говорят: все, что ни делается – к лучшему!
Я выпрямился во весь рост и пружинисто расправил поникшие было плечи:
– Как там в песне поется: друг всегда уступить готов, вместо шлюпки – круг? Нетушки! Я мой проверенный в бурях и передрягах спасательный круг ни на какую прогулочную шлюпку не променяю!
И окрыленный этой тривиальной идеей, я отправился на мою съемную квартиру, где меня с нетерпением поджидала любящая женушка.
