Вышедшая недавно из печати книга Цгоева Тамерлана Владимировича (Иверская (Моздокская) икона Божией Матери (отдельные вопросы происхождения и дальнейшего исторического пути). Владикавказ: ИЛИ ИП Цопанова А.Ю. 2019 – 120 с.) – большого энтузиаста и ревнителя осетинской культуры, к.ю.н., доцента – безусловно является важным событием в культурной жизни Осетии.
Автор поставил своей целью проследить происхождение и дальнейшую историю наиболее почитаемой на осетинской земле православной святыни – иконы Иверской (Моздокской) Божией Матери, хранившейся в Успенском соборе города Моздока до 30-х годов XX века.
Эта на первый взгляд частная проблема на самом деле несет заряд большой обобщающей силы, ибо ее решение проливает свет на истинные, а не преувеличенные масштабы распространения православия в средневековой Осетии.
Причиной проведенного исследования послужили продолжительные споры между представителями некоторых православных религиозных организаций и приверженцами традиционных осетинских верований вокруг святилища «Цъæззиу Уæлæ Мæгсыг Майрæмы дзуар», расположенного в Куртатинском ущелье Северной Осетии. Существующее церковное предание гласило, что в указанном святилище хранилась в продолжение шести веков (с XII по конец XVIII вв.) Иверская (Моздокская) икона Божией Матери, подаренная осетинам грузинской царицей Тамарой. При этом представители православных организаций находящееся на территории святилища строение (найфат) именуют по-разному: часовня Божией Матери, церковь Рождества Пресвятой Богородицы, церковь Святой Троицы.
Представители же традиционных верований отрицают связь святилища с христианством и считают его местом отправления своих духовных потребностей.
Именно вторую точку зрения по обозначенной проблеме разделяет автор рецензируемой работы, приводящий в ее обоснование ряд существенных аргументов, подкрепленных документальными и фольклорными материалами, а также ссылками на разнообразные научные, архивные и публицистические источники.
При чтении монографии бросается в глаза тщательность и скрупулезность осуществленного исследования: приведено подробное описание иконы по существующим источникам с соответствующим комментарием; высказана обоснованная гипотеза о том, что икона представляет собой список с грузинского оригинала Афонской иконы, выполненный грузинским иконописцем.
Что касается предания об участии царицы Грузии Тамары в написании и судьбе иконы, то автор, опираясь на дополнительные источники, склонен признать вероятность такого участия.
Излагая гипотезу о хранении святыни в «домоздокский» период в Куртатинском ущелье Северной Осетии в Цаззиу, Т.В. Цгоев высказывает заслуживающее повышенного внимания предположение, согласно которому периодически помещаемая (по устным свидетельствам) в найфате указанного святилища икона с начала XX в. и до 70-х годов представляла собой список с Моздокской иконы. Данное предположение подкрепляется тем, что, основываясь на сказании XIX в., опираясь на искаженную запись о месте ее хранения в «домоздокский» период, служители культа вели поиски Майрамыкау и остановили свой выбор на развалинах Цаззиу и найфате святилища. Таким образом, по обоснованному мнению автора, сформировалось новое фольклорное предание о хранении иконы в Цаззиу. Подобная контаминация старого и нового предания еще больше запутала сущность проблемы, однако, как следует из монографии, Т.В. Цгоеву удалось в значительной мере ее «рас-путать».
Анализ особенностей архитектуры найфата, описываемого в монографии святилища, показал, что его сооружение относится к XIV-XVII вв., т.е. минимум через два века после того, как там должна была появиться икона, что с точки зрения логики абсурдно.
Важным является указание в работе на то, что почитание Моздокской иконы и празднования в святилище Цъæззиу Уæлæ Мæсыг Майрæм не совпадают, т.е. разведены во времени; это свидетельствует о том, что найфат святилища вряд ли мог когда-либо выступать в качестве православного храма.
На основании проведенного исследования автором установлено, что гипотеза о нахождении иконы в святилище Уæлæ Мæсыг Майрæм в Цаззиу не подтверждается ни архитектурой, ни местоположением, ни топонимом, ни днями празднования, ни фактами, ни письменными источниками.
Исследуя гипотезу о нахождении Моздокской иконы в «домоздокский» период в селении Нижний Кани Кармадонского ущелья, именуемого также «Майрæмыхъæу», автор высказывает большие сомнения в ее реальности, вместе с тем не отрицая возможности перемещения ее туда на пути из Грузии.
Наиболее вероятной и обоснованной представляется автору гипотеза о «домоздокском» нахождении иконы в Карталинском уезде Грузии, хотя и она требует дополнительных изысканий, включая исследование недоступных пока грузинских архивов. В качестве наиболее вероятного местонахождения иконы в «домоздокский» период Т.В. Цгоев называет местность вокруг г. Душети (Грузия) и западнее его в исторической области «Карталиния» (Картли) со значительным количеством проживавших там воцерковленных осетин, а также с меньшей вероятностью отдельные территории Рачинского и Шорапинского уездов Кутаисской губернии. Таким образом, автор полагает, что жители-осетины Карталинского уезда Грузии, взяв с собой некогда подаренную их предкам царицей Тамарой икону Иверской Божией Матери в конце XVIII в. после присоединения Восточной Грузии к России, переселились в Кизляр, оставив, как это указано в предании, икону в Моздоке.
Несомненным достоинством книги является максимум достоверности и отсутствие какой-либо идеологизации рассматриваемой проблемы. Сильная сторона исследования отчетливо обнаруживается также в учете и тщательном анализе всех существующих гипотез относительно происхождения и хранения иконы, а также реальный взгляд на распространение православия в Осетии без каких-либо домысливаний и стремления увидеть в глубине веков то, чего, возможно, не было.
Конечно, среди осетин есть глубоко верующие и православные, и мусульмане, однако в большинстве своем они приверженцы своих традиционных верований, о чем в начале XX в. писал крупный деятель осетинской культуры Ахмед Цаликов, мусульманин по вероисповеданию: «Мы ведь, осетины, и не мусульмане и не христиане, мы скорей уастырджисты или даже язычники, с культом заповедных рощ, вековых деревьев, духов, которыми мы наполняем поля и леса, воды и горы, дома и пещеры».
Этими словами я заканчиваю анализ монографии, а автору хочу пожелать дальнейших творческих успехов в изучении глубинных основ осетинской культуры.
