* * *
Где-то между Львовом и Римом
ангелы сбиваются в стаи –
Тихо проплывают по крышам
странные прозрачные тени.
В воздухе разлит, словно масло
на маршруте старых трамваев,
Аромат имбирного чая
с привкусом осенней мигрени.
И, пройдя порог невозврата,
шерстяным подобием пледа
Закрывая рыжее Солнце,
призывая ливни в октябрь,
Где-то над запретной границей,
где саперы падают в небо,
Грозно собираются тучи,
как в больных артериях – сахар.
Самолеты тянутся к югу –
и гудят на малой октаве,
Поезда собаками воют
долгие щемящие ноты…
И, бредя по старой дороге
между декабрем и Варшавой,
Осень расстается с надеждой –
и роняет золото в кофе.
* * *
Тени забытых предков мраком скрывают лица,
Ветер гудит басами траурно и солидно.
Горы – чернее ночи. В небе – ни птиц, ни принцев,
И меж следами елей лисьих следов не видно.
Зимние ветры – резки. Зимние ночи – долги.
Старый мольфар скучает у одинокой ватры.
Любо, хоть и жестоко, воют на звезды волки:
Не разобрать ни строчки. Просто такая карма.
Ярок костер мольфара. Он обнажает сумрак:
Загородили тропы камни, как баррикады,
Тело лесов зияет ранами от порубок,
Вены ручьев покрыты шрамами водопадов…
…а ученица мага где-то за гранью света,
Зная о тех приметах, что не покажут карты,
Слушает звуки ночи. И, сочиняя лето,
Ждет из-за гор дракона.
Карма.
Такая карма.
* * *
Создавая портал, проводящий к основам основ,
Через тысячи лет повествуют нам свитки и фрески,
Как в начале времен молодой Архитектор миров
В самом центре Земли спроектировал Город Эдемский.
Там слезились глаза от величия царственных врат,
Отражавших в себе первозданне краски заката,
Там, как лестница к звездам, вздымался в зенит зиккурат,
И белели сады ожерельем вокруг зиккурата.
Но, хоть Град Городов был прекрасней, чем сотни планет,
В нем жила пустота, безнадежная, словно нирвана.
И жалея святой, совершенный, но мерзнущий, свет,
Бог задумал любовь.
И придумал Лилит и Адама.
* * *
Давно пора вперед. Не размышляя.
На сердце – пусто, а в тетрадке – чисто.
Но вот опять, как в книжке на картинке,
где мечутся и конница, и рать,
Выпрыгивая, как из табакерки
выскакивает раб антагониста,
Какие-то улыбчивые парни
пытаются спасение продать.
Какие-то задумчивые люди
по брошенным дорогам ходят в ногу,
Выдергивая судьбы из контекста,
как из холста – «неправильную» нить.
Какие-то неистовые мамы
опять чего-то требуют от Бога
И, ничего не зная о вселенной,
пытаются вселенную судить.
А тропки забираются на горы,
туманы ватой стелятся в низинах,
И облака белеют, как ромашки,
и озеро синеет, словно лен…
…а где-то за границей на заводе
уже сошла с конвейера машина,
Что скоро станет лестницей на небо –
Порталом в мир,
Где каждый – окрылен.
* * *
Сбываются все пророчества: забвение и депрессия,
Бесславие и бессловие, и блеск серебра блесны…
И мудрая рыба чувствует: прибой – это пульс поэзии,
Как старый поэт уверен, что туман – это рыбьи сны.
Сны бродят меж странных образов и бредят иными царствами, Ведь небо не посоветует, чего от судьбы хотеть:
Что в маленькой тесной комнате, где воздух пропах лекарствами, Что в тесной и душной гавани, где море на вкус, как нефть. Туман над седыми водами струится змеиной грацией,
И рыба всю ночь свидания с рыбацкой шаландой ждет,
Как старый поэт в изгнании стремится к реинкарнации,
Чтоб снова услышать запахи:
Коньяк,
Молоко
И мед.
* * *
Безбрежно славословие святому православию.
Герои – безупречны и не знают сострадания.
Так принято в империи: строителей не жалуют,
А выжженные улицы дают чины и звания.
И наблюдают ангелы, как кровью пишут летопись:
Любовь не видит выхода, война не знает статики.
Опять, питаясь маршами, горит кострами ненависть –
И молоты над ведьмами кружатся, как стервятники.
Не чувствуя эмпатии, над мрачными просторами
Энергия беспомощно сливается в материю…
…а Городом Волхонского не изменить историю,
Анастасией Киевской не напугать империю.
* * *
Говорят, мы нужны для того,
чтобы статику смерти нарушить.
Пробужденная искрой богов,
вдохновленная ангельским хором,
Зарождаясь в глубинах души,
нежность строчками рвется наружу:
Был бы волком – читал бы Луне,
был бы вороном – тучам и горам,
Был бы бабочкой – бился б в витраж,
был бы ветром – наполнил бы парус:
Так меняет дрожанье листвы
отношения света и тени.
Голоса создают тишину
в бесконечных мгновениях пауз,
А стихи наполняют любовь
в ограниченной сердцем вселенной,
Как питает река океан
от затерянных в джунглях истоков,
Как ведут через тернии в сны
миллиарды забытых дорожек.
Мир был создан из ритмов и слов.
Что бы там ни кричали пророки,
Человек человеку – поэт.
И, быть может, немного – художник.
* * *
Сколько кармой дней отмеряно,
Столько Богом и дано.
Мир сверкает бижутерией,
Словно станция метро.
Поезд мчится через матрицу –
Пассажир к стеклу приник.
Но в конце тоннеля прячется
Лишь технический тупик.
Нереальности не сбудутся –
Миром правит календарь.
Из метро – лишь путь на улицу,
Где аптека и фонарь.
И ближайшие окрестности
Изменения не ждут.
И вселенная поверхности
Прикасается к дождю:
Ни одно из зданий города
Не отбрасывает тень…
С хмурым утром, птицы вороны!
Здравствуй, карма – новый день!
