* * *
Передернув затвор беспросветной печали,
К ремеслу пристегнув взвод соломенных вдов,
Как младенца, шесть дней в колыбели качали
Расторопные улицы злых городов
Неустроенный быт, заскорузлость… Саратов,
Красноярск, присмирив кверху поднятый кнут,
В обездоленность лиц, в заторможенность взглядов
Даже видимость жизни уже не вдохнут.
* * *
Мне кажется – мы не были знакомы,
Когда, дыша в оконные проемы
И в полушубок кутаясь овечий,
Мы на алтарь передавали свечи.
Курился ладан. И, как можно строже,
Смотрел на нас всемилостивый Боже…
И я был чужд сомненьям и порокам,
Покуда мы любовь делили с Богом.
* * *
Набычив лоб, сойдя с ума,
И умертвив в октавах звуки,
Вновь расторопная зима
Ребенком просится на руки.
Она предчувствует разлад…
Кричит: «Юродивый, покуда
В грехах замешкался Пилат
И от судьбы бежит Иуда –
Твори!» Пытаясь мне помочь,
Деревья вскакивают с места…
Вот только странно в эту ночь
Смерть разодета – как невеста.
* * *
Дурная наследственность, взгляд исподлобья;
Бесстрастно, бессмысленно, жуликовато
Хрустят под стеклом бессловесные хлопья,
Как взрывы, в подследственном штате Невада.
Все так же – в зашторенность чопорных зданий
Прицелившись – ластится зверь високосный
К взволнованным планам народных восстаний…
Ты слышишь – как плачут кремлевские сосны?!
* * *
Октябрь. Слякоть. Листопад
Флиртует с ветром. День обвалом
Надежд отмечен… Двое спят,
Укрывшись плотным покрывалом.
Ночная мгла не так страшна
Содружеству… В застенках рая
Жена, как смерть, ему нужна;
Ей нужен муж, как боль зубная.
Так – было, есть. Так будет впредь.
Вновь умертвив в октавах звуки,
Она рискует – растолстеть,
А он – состариться от скуки.
* * *
Возлюбленная мной, – в момент полураспада,
Жизнь не растормошив признаньем роковым,
К безрадостной судьбе крамольного комбата
Примериваюсь, в грудь впуская терпкий дым.
Раздробленной судьбой – зачитываюсь. Скоро,
Потертость вздорных плеч запрятав в соболя,
Ты под бравурный марш срамного приговора,
Жизнь выскоблив, сбежишь, как крыса с корабля.
* * *
Растормошив безмолвие страниц
Не заручившись дружеской поддержкой,
Сквозь частокол оскалившихся лиц –
Кричу: «Пора, юродивый! Не мешкай!
Начать не поздно – с чистого листа,
Искоренив зловредные привычки!»…
А рядом – рвут пространство поезда
И, улыбаясь, мчатся электрички.
* * *
Воздух нанизан на запах черемухи.
Темный холст неба беззвезден и гол.
Где-то вдали расцветают подсолнухи;
Капля скатилась со свечки на пол.
Ночь. Дребезжит застекленная улица,
Стаей антенн ощетинившись зло.
Месяц то светит, то меркнет и хмурится…
Как же меня в этот край занесло?!
* * *
Страна, над убогим страдальцем не плачь:
Закончилось время – сплошных неудач.
Сегодня меня, в крайнем случае завтра,
Согреет в объятьях своих Клеопатра.
Отныне прижизненной славой – согреты
Сократовский лоб мой, стакан, сигареты,
Московский коньяк в привокзальном буфете
И даже мои – нерожденные – дети.
* * *
Раздышавшись, филигранно
Cдвинув чувства набекрень,
В сентябре скандально, рано
С темнотой сроднился день.
Втиснув душу в черный китель,
Мгла неистовствует; в нем
Твой подследственный сожитель
Жизнь подкармливал враньем.
Тридцать лет о нем – не слышно.
Но, как встарь, в надсадный вой
Впившись, льнет – скоропостижно –
Жизнь – к веревке бельевой.
* * *
Не юродствуй, не остри!
Вновь – без вдохновения –
Буду час, час тридцать три
Размышлять на фене я.
Сможешь ты без трескотни,
Без словесной патоки –
Скукой вскормленные дни –
В Брахмапутре, в Ладоге
Скрыть от шквального огня;
Чтоб узнать смог точно я –
С кем ты выскоблишь меня,
Страсть моя порочная.
* * *
Мгла простерлась над табло,
Подтверждая многократно –
Здесь, бесспорно, не тепло,
Здесь по-взрослому прохладно
В межсезонье. Здесь с утра,
В борозду вгрызаясь просом,
Смерть впускает медсестра
К пехотинцам и к матросам.
* * *
Сентябрьским днем иль сентябрьской ночью
Не встретившись с дерзкой вакханкой воочью
В бесхозных, в разросшихся зарослях вишен,
Ты сломлен; ты, как террорист, обездвижен.
Ты – жертва, мишень для спецназовской пули…
А впрочем, в Москве, в Катманду, в Ливерпуле
Всем тем, кто безвременьем на кол подсажен,
Восторженный скрежет бессонниц не страшен.
* * *
С разнузданной страстью к погромам – не споря,
Жизнь растормошив, ты бросаешься в море
Подследственных чувств. Твои бедра, твой взгляд
С бесстыдством – о ласках земных говорят.
Медведь, впавший в спячку, и тот был разбужен
Твоим восхитительным возгласом, – «Нужен
Мне ты!». В Дюссельдорфе, в Атепцево, в Минске
В честь вздорной любви расцветут обелиски.
* * *
Сто тридцать восемь дней душа
Хандрит, безмолвствует. Не резкий,
Квартирный взмах карандаша
Раздвинет в полночь занавески.
Сроднившийся с корчмой невроз,
Рассеяв мрак прослойкой света,
На вновь поставленный вопрос
Не даст правдивого ответа.
Сквозь ржавый скрежет пустоты
Роскошным, мощным апперкотом,
Как лермонтовский Демон, ты
Судьбу поздравишь с Новым Годом.
