ЩУР
Сквозь размытый рекой песчаник
из внимательных сот – пещерок
шелохнув чуть крылом кустарник
из всепомнящей тьмы – в небо
так на веру принимаешь
под скольжением водомерок
глубину непочатой тайны
отразившей ближайший берег
так зажмурясь вбираешь солнце
проникая все глубже в тени
из которых печаль смеется
в первозданном сплетении веток
так исполнен тоской кентавра
свет в полотнах Боттичелли
словно чувствуя запах лавра
в нем слезятся речные мели
из пещеры взирает пращур
рыжиной кареокой в выси
щурясь ширится к лету ластясь
окрыленным стремлением выстрела
и в дрожащей молве растений
оперения шелест быстрый
в бесконечности наваждений
безупречным мгновением истины
вылетает звенящий призрак –
щур чертежной дугой стрелы
прорицая иные жизни
через яд золотой пчелы.
БУРАН
Все полнится весельем и тревогой,
Метель тоскует, буйствует, кружит.
Колдун седой, беснуясь над дорогой,
Бормочет, скачет, шепчет, ворожит.
То схватит жадно, развернет за плечи;
То бросится под ноги белый кот,
И слышится, как воет недалече
Разрушенного дома дымоход.
Глядишь: то светится огнем былинка,
То глаз зловещий вспыхнет и мигнет,
Вздохнет кто, поцелует, и тропинка
Уводит в бок, сверкает и влечет.
Все полнится тревогой и весельем,
Тоской, раздольем, пляской удалой.
Кружит всю ночь колдун седой с метелью,
Поет, смеется, шепчет над рекой.
ХРАМ
Древность, ветхость, старость, сухость,
Веток, прутьев, сучьев рухлядь,
Пряны травы, сумрак терпкий, скрепы крепки.
Трепет хрупкий, треск скорлупки.
Ветки треснут,
Скрип и скрежет,
Стерпит, сдержит шаг шумящий,
Пахнет затхло прах манящий,
Вялость вяжет,
Тени – сажа,
Здесь упасть бы на валежник безмятежно,
Словно бражник, в сладость блажи,
Что осталась здесь от песен
Яблок зрелых, листьев прежних.
Жар и прелость, прелесть жути.
За пределами взлетело,
Шелохнув прозрачной мути
Переплески,
Плещут крылья в перелеске.
Словно омут холод стужи нежно дунул,
Шорох, шепот, мрак кромешный,
Безутешно плачет птица,
Сизый воздух перья бреют,
На потерянной границе снов и сумерек деревьев.
* * *
То лунной тенью заглянешь в окно,
То старческими пятнами платана
В дверном проеме тронешь полотно,
То станешь шишечкой отцветшего дурмана.
И тянется полуночная лень
Как белошвейки шелковая строчка.
Мелькнет как будто бы атласная сорочка
Усмешка, шепот, шелест, снова тень.
Тебя ищу среди мечтаний, снов,
Рыданий или шепотов любовных,
Среди проулочков, среди котов бездомных,
За гранью логики утраченных оков.
Твоя игра – всего лишь блик ночной,
Пароль в секунде, уходящей в вечность,
В тебе порок сквозит как безупречность,
Как в искре моря проступает соль.
INRI
Тень тощая.
Луна обнажена,
Обуглен сад.
Хрустит трава,
Как кости.
Здесь чернота
На сказочном погосте
Очаровательна, священна и страшна.
Здесь низовой пожар горящий горем,
Здесь оторопь любви, не знавшей зла,
Здесь все, что было – уголь и зола
В причудливом, источенном узоре
Истлело, истончилось, испеклось,
Здесь было пекло –
Пеплом стала злость.
И я брожу сквозь страх взметенных веток,
И я не знаю горечи и зла.
Здесь только воля, уголь и зола
И чернота незыблемых заветов.
ГОРИЦВЕТ
(Офельная песенка)
Я сегодня поутру
Встретила зарю.
И о том, как я умру,
Ветру говорю.
Нежен свет и светел сад,
Чисты небеса,
Запустила в сердце яд
Звонкая оса.
Коршун-братец в вышине.
Милый, вспомни обо мне,
Помни обо мне.
Милый мой уснул навек
В сердце неживом,
Не смеживши смертью век,
Сам он стал как сон.
В изголовье мягкий дерн,
Камешек – в ногах,
Звуки девичьих имен
На его губах.
Милый, спи же без забот
На чужих руках,
Я свернусь клубком,
Как кот –
Камешком в ногах.
Свечек тихих яркий свет
Здесь засветит горицвет,
Желтый горицвет.
Милый, милый, неживой,
Прорасту сама травой –
Темной и ревнивой
Жгучею крапивой.
ОТРАЖЕНИЕ
Платьем черным охвачена длинным,
Бьется бабочкой в нем каждый шаг.
Узким улицам вверив старинным
Тень свою, словно призрачный стяг,
Опаленная легким загаром,
Помня солнечный поцелуй,
Убегаю к туманной, муаровой
Пене волн и всклокоченных струй.
Здесь, в шипеньи тревожном прибоя,
Дикий свет разливает луна,
Как хурма переспевшая, в море
Вязкий сок расплескав по волнам.
Вязкий сок расплескав по волнам,
Медь луны в пальцах старой чинары
Неземные раздула пожары,
Освещая языческий храм.
О, зловещий треножник богов,
Свет надмирной печальной лампады,
Ты вливаешь лекарства и яды
В эту ночь из несбыточных снов.
Плавны улицы, плиты темны,
Свет далекий – оттенком сангины,
Я в прозрачном опале волны
Платьем черным охвачена длинным.
