ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО И ПРЕДИСЛОВИЕ И.А. МАНАЕНКОВА
Продолжение. Начало см. «Дарьял» 5’2018
Итак, продолжим наше путешествие по Мамисону. Очередной день начался еще в 5 утра. Именно в столь ранний час мы намеревались следовать дальше. Что может быть лучше того, когда ты поднимаешься утром, а тебя встречает еще темное небо, сплошь усыпанное звездами. Вдобавок ко всему ощущался легкий мороз. Ехали, как обычно при таких переходах: Урусби на одной лошади, я на другой. А на третью было навьючено наше нехитрое имущество, проводники шли пешком. По правде сказать, лошади были довольно жалкие для таких переходов, поэтому я слез со своей клячи и пошел пешком. Верстовой столб, попавшийся на дороге, показывал, что мы находимся на высоте 9400 футов над уровнем моря. От Алагира мы отъехали на 73 версты, а до Кутаиса было еще с полторы сотни верст. На дороге весьма часто раздавался звук колокольчика – им предупреждали о приближении дозора, состоящего из 6-8 солдат. Церкви в горных селениях строили всем миром. Но они напоминали простые дома из бревен и серого местного камня. Строили без окон. В Зарамаге мы попали на похоронную процессию, где я услышал поминальные слова на местном наречии. Всех слов я не понял, но догадался, что речь шла о том, что с божьей помощью умерший нашел свое последнее пристанище. За помин души мы выпили нечетное количество рюмок за поминальным столом. Кстати, мне рассказали, что уроженец Зарамага Зураб Магкаев был главой посольства осетинских старейшин к императрице Елизавете Петровне для подписания договора о присоединении Осетии к России в 1749 году. Путь наш лежал по глубокому снегу, но окружающая красота была столь восхитительна, что снег не являлся большой помехой, и я не смог сдержать восторга от южных пиков и ледников группы горы Адай-хох высотой более 15000 футов. Именно в Мамисоне меня стал заботить один вопрос – где по меридианам находится Мамисон. Если со мною что-нибудь случится, что от этого выиграют мои родственники? Если в Азии, то ничего, ну а если в Европе, то получат мою страховку. Уместно напомнить, что при каждой новой поездке я страховался заново. Но интересную мысль я прочел по возвращении домой в книге Эссадбея «Загадки Кавказа»: Горцы не европейцы и не азиаты – они кавказцы. Вот я и получил простой и емкий ответ на свой вопрос, вся география при этом отошла на второй план.
Во время этого похода мне повезло в другом. Я уже не вспоминал о судьбе своей персоны, когда увидел Казбек. Эту вершину надо было осматривать неторопливо, словно вещь, находящуюся в музейной витрине, подходя с разных сторон. Еще одна причина, что я не стоял на одном месте – был холодный горный воздух и, чтобы согреться даже при появлениях первых лучей солнца, надо было двигаться. Пики гор выглядели громадной массой беспорядочно сваленных в мировом хаосе камней, ожидавших теперь сотворения мира. Едва лишь первые лучи озарили острые пики скал, они заиграли новыми красками, изменяя свои очертания. Это царство снегов стало казаться иным, пришедшим из легенд и преданий, миром. Скалы поднимались огромными белыми массами. Где-то здесь, согласно древним легендам, был прикован Прометей. Да и сама вершина приобрела качества какого-то доисторического неземного существа. Стало казаться, что на горной поляне, сев в круг, неторопливо ведут свой разговор старейшины. Четко обозначилась граница нетающих снегов и облаков. Как бы ты ни старался, но все равно сильно мерзли ноги.
А облака в небе передвигались, как шахматные фигуры на большой доске, словно кто-то невидимый передвигал их, разыгрывая гигантский дебют. Солнце вдруг подернулось дымкой, и напоминанием о его былой яркости остались только яркие блики на снегу. Низко спустились облака, обещая сильный снегопад. Было очень холодно, и все вершины стояли перед нами, словно огромные великаны, с головы до ног закутанные во все белое. Я смотрел на этот доселе невиданный мир гор, не представляя, чего больше было во мне в этот момент – страха от предстоящей снежной бури или изумления от великолепия снежных вершин, которые сотворила природа. На родине, я уверен, я бы не увидел одной десятой от увиденного здесь. Где в Англии можно увидеть ледяные сосульки по десять метров длины? Только здесь, в горах, можно было побывать на дороге, начинающейся летом и переходящей в зиму, когда на землю падают снежинки. Я начал опасаться, что туманы будут препятствием нашему движению вперед и заставят нас проводить часы ожидания в этой снежной пустыне, надеясь на улучшение погоды. И если бы не Урусби и проводники, мое со-стояние было бы плачевным, так как каждые ярдов пятьдесят приходилось долго отдыхать, прежде чем двигаться дальше. Я ничего не мог поделать со снегопадом, но вдруг появилось солнце, и снегопад прекратился, так и не превратившись в буран или пургу. Вскоре с северной стороны показался какой-то аул, где можно было, по крайней мере, немного отдохнуть и что-нибудь перекусить. Все немногочисленные жители собрались вокруг нас, приглашая в стоящий неподалеку дом. Узнав, что я не местный, а иностранец, они назвали меня русским словом «молодец», отдавая должное моим усилиям в преодолении горных препятствий. Продукты, которые у нас остались, оказались весьма кстати, так как у местных продовольственные запасы были весьма скудны из-за трудности связи между аулами. Но я поинтересовался, что можно купить у соседей. Цены оказались божеские. Вот теперь я хотел бы привести небольшой список продуктов, которые я покупал у местного населения, и их цену. Отмечу, что все продовольствие было самое свежее, и опасаться проблем с желудком не было никакого смысла. Мой годовой доход составлял 6300 пенсов. А теперь мои затраты на продукты:
Недельные затраты 50 пенсов
Пол-литра молока 3 пенса
Дюжина яиц 3 пенса
Масло фунт 12 пенсов
Мясо молодого барашка до 6 пенсов за фунт.
Хлеб был не пшеничный, а местный, из кукурузы, под названием ЧУРЕК. Мне он очень понравился своей сытностью. Порой один чурек и пол-литра молока составляли дневной рацион до вечера. Далее я показал, как готовить приличный суп с овощами и травами, и за 5 пенсов всегда получал большую миску, к которой добавкой был кусок баранины. Овощи было нетрудно найти, особенно в сезон, когда они были очень дешевы, и их выбор был самый разнообразный.
Спустя год, а речь пойдет о 1912 годе, я снова прибыл на Кавказ прямо из Санкт-Петербурга на станцию Беслан на поезде, следующем до Грозного. Поезд двигался медленно, давая мне возможность делать краткие записи в дневник по ходу.
В глаза попадались выжженные степи скучного желтоватого цвета с мелким вкраплением зеленого. Цветов не было видно, и взгляд мог захватить просто желто-зеленое море из колыхающейся травы. Только вокруг курганов трава хорошо росла и поэтому там была вся скошена. Может быть, где-то здесь были захоронены великие военачальники, о которых история, к сожалению, так и не узнает. Все скрывала выросшая в человеческий рост трава. Кое-где попадались островки остролистной кукурузы. То здесь, то там чернели огромные цветочные головки подсолнечника. Эти две культуры не выращиваются у нас в Англии, и поэтому мне было интересно все внимательно осмотреть. Черные головки подсолнухов уже стояли без семян и напоминали больше какое-то невероятное пожарище, прошедшее верхами и не тронувшее нижний сухостой. Все эти огромные поля были словно специально расчерчены колеями от тележных колес. Очень редко по пыльному облаку можно было заметить тарантас или телегу. Последняя чаще всего была запряжена быками.
Вдалеке виднелись серебристые линии речушек. Единственные, кто находился в привилегированном положении, это птицы из отряда соколиных, мирно летающие над степными просторами, то ли охраняя их или ища что-нибудь на пропитание.
Земля обрабатывалась. Неоднократно я замечал парную упряжку буйволов, тянущих за собой плуг, а на травянистых участках стояли островерхие копны сена. Далее мой маршрут лежал в Грозный на нефтепереработки, но документы из Петербурга задерживались, и благодаря этому у меня появилась возможность навестить своего старого друга Урусби, тем более, его племянник работал портье в той же гостинице, где я остановился. Он сразу уверил меня, что наша встреча гарантирована, стоит только предупредить дядю. Помимо этого он неожиданно пригласил меня на охоту на горную птицу. По правде сказать, наверное, он сам не прочь был поохотиться, но без согласия старших это трудно было осуществить. Но я с годами утратил прежний задор и меткость и отошел от активных занятий охотой. А вот навестить знакомого человека я был бы рад, тем более от Владикавказа ехать было недалеко. Мы сразу собрались в дорогу и к вечеру прибыли на место. Дом Урусби находился в населенном пункте Саниба, расположенным всего в 30 верстах к северо-западу от Владикавказа в долине реки Кавридон, маленьком притоке Геналдона, который впадает в Гизельдон, а далее воды следуют в Терек. И все это на расстоянии шести миль, не более. На западе начинается Военно-Грузинская дорога, и если взять пару верст на юг до живописной деревни Чми, то узкая дорога приведет к Воровской балке реки Суаргом, известной археологическими раскопками. Другая дорога шла до Балты, первой почтовой станции по пути в Тифлис, до слияния Геналдона и Гизельдона в восьми милях за Санибой. Единственная дорога достаточно неухоженная, годящаяся только для телег, проходила из Владикавказа в западном направлении до Гизели и вверх до Санибы. Таким образом, было три пути – и я решил, что буду идти по одному пути, а возвращаться по другому, чтобы увидеть по возможности больше.
Я подумал, что следует начать с конного перехода, так, чтобы возвращаться в компании c Урусби. Соломону, так звали племянника, удалось найти повозку, запряженную парой лошадей. В нее я положил нехитрую провизию. У одного старого осетина я взял на время старое английское седло, которое могло еще послужить мне. Пока мы ждали повозку, мои сопровождающие сделали мне такой подарок, о котором я не мог даже мечтать: они приодели мня согласно осетинским традициям. Я получил для конных переходов черкеску шоколадного цвета с отделанными серебром газырями, бешмет бледно-голубого шелка, роскошный кинжал, высокую папаху, башлык из белой некрашеной шерсти и бурку. Надев все это, я получил прозвище «Наш английский горец». О возвращении одежды обратно не могло быть и речи. По дороге нам встретились два брата Урусби, обрадовавшиеся встрече с нами. Мне показалось, что все окрестности Санибы уже знали о нашем прибытии. Мы ехали через густо заросшую деревьями холмистую местность. Снова попадался знакомый известняк, но в узких ущельях с неприспособленными дорогами, деревья и рас-тительность отступали на второй план, давая возможность видеть на небольшом удалении горные хребты, над которыми гордо властвовал Казбек. Вскоре мы проехали, минуя Нижнюю, до соседней Верхней Санибы. Она представляла собой живописную смесь из водяных мельниц, фамильных башен, стогов, жилищ, где работали женщины и бездельничали мужчины. В хозяйствах были лошади, ослы, утки, гуси. На улицах играло много детей. Старшина, с которым мы виделись как-то во Владикавказе, первый узнал меня, и мы вместе подъехали к дому Урусби. Все встречающие называли меня на русский манер Иваном Ивановичем. А я сильно не обижался на этих интересных самобытных людей. Когда выяснилось, чьим я гостем буду, сразу поступило приглашение на охоту от сельчанина по имени Хату. Вот здесь было уже неудобно отказывать. Остановился я, конечно, в доме Урусби. После щедрого угощения мы наметили планы на завтра и по моей просьбе легли спать пораньше. Надо было привыкнуть к новому месту. Дома в Санибе большей частью напоминали сакли, сложенные из местного темного, почти черного камня, но внутри только у Урусби стены были оклеены обоями. На стенах висели фотографии в рамках. Это были фото друзей и родственников. Но у Урусби я заметил еще пару-другую качественных репродукций картин с горными пейзажами. В одном углу на стене была закреплена полка с книгами. Другой угол занимала массивная кровать, подобие которой можно увидеть в состоятельных домах Англии. Вокруг стола, стоявшего посреди комнаты, были расставлены гнутые венские стулья. Но пока мы находились в доме, туда, согласно обычаям, не заходили женщины. Последняя новость в селе была не из приятных. У сельчан украли волов. Два принадлежали Урусби, а четыре были соседскими. На них возили стога сена на санях, так как на крутых склонах колесная телега не удержалась бы. С сельчанами порой было трудно общаться, так как немногие хорошо знали русский, да и мне самому порой было трудно объяснить четко и ясно по-русски, что я хочу. Но общий язык мы находили. Большинство из санибинцев были христиане, хотя попадались и мусульмане. Мечети в селе не было, зато была построена аккуратная небольшая христианская церковь, а на местном кладбище, которое располагалось за селом, мирно уживались христианские восьмиугольные могильные камни с прямостоящими, ярко украшенными магометанскими памятниками. Были еще и специальные четырехгранные могильные домики с крышей из местного сланца, сложенные размером, примерно, 6 на 12 футов. В них можно было заглянуть через специально сделанные ячейки. Внутри лежали мумифицированные останки людей нескольких поколений одной фамилии. Кому они принадлежали, в наше время уже было трудно определить. Я заметил, что у могил оставляют бутылки или кувшины, наполненные водой. По местным поверьям, как мне объяснили, из-за заботы за умершими. Утверждалось, что им иногда тоже хочется пить. И поэтому они могли бы утолить жажду из принесенных кувшинов.
На следующий день по предварительному договору рано утром мы решили отправиться на охоту. По всем раскладкам утверждали, что нам должно повезти с трофеями. Тем более, что подобрались опытные охотники во главе с Урусби. Мы двинулись долиной реки Кавридон. Но пока мы отправлялись в охотничий рейд, я не мог не обратить внимание на ледяные глетчеры с южной стороны. В растительности преобладали белоснежные рододендроны, а путеводной звездой было созвездие Ориона. Чуть севернее, в узкой долине реки Кавридон, нас встречала Кассиопея, справа было созвездие Большой Медведицы, а на западе поблескивал Млечный Путь. Все это так гармонировало с горным ландшафтом, что я могу утверждать, что никогда ни раньше, ни позже во время моих горных путешествий я не наблюдал главные созвездия так живописно и так четко, как в небе над Санибой. C охотой нам не повезло, но все же мы подстрелили пару лис. Зато Урусби показал мне еще одно уникальное растение кавказской флоры, больше напоминающее папоротник. Говорили, что если протереть соком этого растения глаза, то зрение улучшится в несколько раз. Проводить опыт над своими глазами я не стал, но занес это растение в список увиденной местной флоры. Через Санибу протекала бурная речка, в которой нам удалось поймать несколько форелей на обед. А от главного русла делали запруды для сельской водоплавающей птицы. Немного ниже по течению строились мельницы с большими деревянными колесами или лопастями из туго подогнанных прутьев. Описание похожих мельниц можно встретить у Вальтера Скотта, когда он повествует о своей поездке на Шетландские острова, где таких мельниц набиралось где-то с полтысячи. Здесь, на Кавказе, их численность была гораздо меньше, но установить водяную мельницу на горном потоке было нетрудно – главное надо было учесть перепад высот и силу потока речной воды, который летом был достаточно сильным. В Санибе, как я заметил, все дома были построены из местного серого камня, а вместо черепицы на крышу брали черный сланец, закрепляя его известковым раствором. Немногие дома стояли крытые железом. На горячих серных источниках были сооружены примитивные постройки для купания и жилья. Обычно, по словам местных, здесь всегда было много приезжих. Сельчане же, зная благотворное влияние источников на организм, приходили сюда по мере надобности. С Тмени-кау можно было увидеть линию между Черными и Белыми горами, на западе проход за Уналом по Мамисонской дороге, на востоке за Ларсом, через долину Галгай, Столовую гору – Матхох. На полях около Санибы сеялся ячмень, пшеница и овес по очереди, четвертый год поле отдыхало под травою. На равнине сеяли и кукурузу, делая из нее местный напиток – араку. Она по крепости немного слабее нашего шотландского виски. Но существует обычай, если в доме есть сын, то, когда ему исполнится года три, закапывать в землю на его свадьбу несколько кувшинов с аракой. Можно представить, какую крепость приобретал напиток с годами. Скажу честно, нередко мне в гостях преподносили гостевой бокал самодельного пива из ячменя и дикого хмеля. Пивоварением в селах занимаются женщины, и каждая мастерица этого дела имеет свой секрет при-готовления этого напитка. Я узнал, откуда пошло название села Саниба. Как мне объяснили, по-грузински – праздник Святой Троицы – Самеба. Он и стал названием населенного пункта. Воскресенье Троицы всегда праздновали в определенном месте, на холме, с которого было видно все село. Народ танцевал, пел, устраивались праздничные столы с выпивкой и закусками. До сих пор наблю-даются языческие жертвоприношения скота – баранов или коз. Приготовленное мясо съедается, а рога сохраняются на память. Главный же праздник приходится на ноябрь. Он проводится во славу Святого Георгия и по местному называется ДЖЕОРГУБА. Эти праздники на протяжении лет стали более христианскими, чем раньше, хотя до сих пор встречаются элементы язычества. Когда случается засуха, население местных сел направляется к истокам реки Кавридон, где молятся за дарование им дождя. Вот один такой дождь сопровождал нас при выезде из Санибы. В один из дней мы решили вернуться на сутки во Владикавказ, чтобы посмотреть знаменитую огуречную ярмарку. Это была главная культура при покупках. Сразу хочу сказать, что цены в таких местах на Кавказе составляют половину от английских затрат на продукты. Часто это объясняется тем фактором, что Россия – самодостаточная страна и мало зависит от завоза продовольствия из других стран. Итак, ярмарка – главное событие июля во Владикавказе. Она устраивалась на достаточно протяженном расстоянии по дороге, ведущей на север к Ростову и к югу по направлению к Тифлису. Огромная ярмарочная площадь в центре города заполнялась торговцами из разных близлежащих селений. Но здесь больше выставлялись непродовольственные товары, и место по-русски называлось «базар». А на ярмарке главный товар – огурец. В Англии он как-то обойден вниманием. Продавалось и много томатов. Эти две культуры, вдобавок к капусте, составляют главные продукты зимних засолок. Огурцы идут по цене за десяток 3 пенса, а в конце дня их можно взять за полцены. Яблоки идут по пенни за фунт. Абрикосы, которых в Англии не увидишь, и я попробовал их только здесь, на Кавказе, 2 пенса фунт, Сыр – 4 пенса фунт. Продается и вяленая рыба, за вязанку в 10 штук придется выложить 3 пенса. Это только добрая половина того, что можно купить на ярмарке. А еще множество видов ягод и различные сорта мяса. В общем, если у вас есть пара фунтов, вы смело можете идти на ярмарку и делать приобретения. Во Владикавказе я увидел, как покупают картошку ведрами, огурцы – десятками, сыр – головками, а копченую свинину целыми окороками. Здесь любят торговаться. Считается, что это делает только заинтересованный в продукте человек. Торг идет, как говорится, не с пеной у рта, как на восточных базарах, а просто – определить приемлемую цену для обеих сторон. Иногда покупатель выделяет на покупки определенную сумму и не хочет переплачивать больше. Существует обычай – на следующий год закупать продукты у того же хозяина, если цены были приемлемые и продукт был хорошим и свежим. Здесь же в торговых рядах можно утолить жажду холодным, почти ледяным пивом, употребив его, по-русски, с вяленой рыбой. Я попробовал – мне понравилось. Здесь, на Кавказе, во время моих путешествий я увидел и испробовал много такого, о чем у себя на родине в Англии не мог даже предполагать. Мне рассказали, что несколько позже устраиваются еще ярмарки дынь и винограда. Отдельно продают такую бахчевую культуру как арбуз, который по-английски называется «водяная дыня» из-за обилия сока в нем. Этот интересный продукт, который в ботанике считается ягодой, по форме мне напомнил хорошее доброе ядро времен войны 1648 года в Англии. Здесь арбузы покупают обычно маленькими повозками. А ближе к концу августа наступает время яблок, когда христиане отмечают специальный праздник яблок –Яблочный Спас, когда угощают друг друга выпечкой и яблоками с медом. В это время сортам яблок нет числа, а цена их снижается до полпенни за большую кучку. Здесь, на Кавказе, мне сделали интересный подарок – баночку варенья из яблок величиной в крупную вишню. Такие яблоки называют райскими. Интересно заметить, что заготовка продуктов на Кавказе – это целый ритуал. Например, варенья варится столько, что хватает до следующего фруктового сезона. Даже мятые и подпорченные фрукты идут в дело – из них изготавливают напиток на водке, именуемый наливкой. А еще фрукты – яблоки, груши, сливы, абрикосы – сушат в огромных количествах, чтобы в холодный зимний день сварить ароматный, вобравший запахи лета, напиток – компот. А если в него вместо чистого сахара добавить мед, то получается божественное питье. Я присутствовал при засолке огурцов, капусты и помидоров в бочках. Мы в бочках держим виски, а здесь хранят урожай лета. Мне рассказывали, что иногда бочонки с засоленными огурцами опускают на зиму в специальную запруду на реке. Мало того, что это естественный холодильник, еще вдобавок огурцы приобретают фирменный аромат. По сравнению с Англией здесь много других обычаев. Их просто надо принимать как должное. Этим и интересен Кавказ и Россия. В этом году мне уже по делам службы пришлось ехать до Грозного, но с гостеприимными жителями Санибы я договорился, что в следующем году они помогут мне с походом через Крестовый перевал. Мне надо было побывать в Тифлисе и Кутаиси по делам нефтяных компаний. Да и к очередному горному походу надо было серьезно подготовиться. Ведь путешествие через перевал – это не поездка на поезде из Лондона в Ливерпуль.
На сей раз решили двигаться в путь весенним днем, когда весна вступила в свои права. Скучный сероватый дождливый день не испортил нашего настроения, тем более, что он напоминал мне родной Лондон. Наш маленький отряд путешественников состоял из нас двоих с проводником и пары лошадей, на которых мы навьючили нехитрую поклажу. С проводником мне опять сильно помог мой старый знакомый Урусби. Он же мне выбрал лошадей, способных к горному переходу. Сам он не смог принять участия в путешествии, так как должен был остаться в селе. Выйдя рано утром, обед мы встречали в Ларсе, где дорога в дальнейшем следовала по горному коридору из высоких гор, вершинами уходящих под облака. Кстати, с персидского «Дарьял» переводится как ДАР И АЛАН, то есть другими словами – ворота алан, древних предков современных осетин. Мы заночевали на почтовой станции, из окон которой можно было увидеть Ермоловский камень – уникальный природный памятник, названный в честь выдающегося российского военачальника, героя Отечественной войны 1812 года, генерала Алексея Ермолова. Он был переведен на Кавказ и, будучи командиром Кавказского корпуса в 1816-1827 годах, являлся жестким российским администратором. Уже проживая постоянно в Оксфорде и разбирая свои дневниковые записи разных лет для своей книги, я случайно увидел в одном альбоме репродукцию русского художника Чернецова, где изображены два всадника, едущие по дороге из Владикавказа в Тифлис, через Кавказские Ворота, с удивлением смотрящие на гигантский гранитный камень – чудо природы. По размерам это крупнейший валун во всей России и Европе. Он имеет объем 6000 м3 и вес 16 тыс тонн. Многие местные жители называют начало Дарьяльского ущелья «Сказкой в 12 верст». И правда, если любую сказку читать неторопливо, то ущелье стоит того, чтобы медленно осмотреть все громоздящиеся скалы, вершины которых уходят вверх к облакам, оставляя узкую полоску лазури где-то там, наверху. Еще остались древние руины старых башен. А замок царицы Тамары стоит в мрачном великолепии, словно пережив тот далекий двенадцатый век. Как будто специально бледно-серый цвет утесов подчеркивает про-шедшие года и, глядя на них, человек ощущает себя простой песчинкой всего огромного мироздания. Я несколько раз пересекал Александровский мост, выбирая солнечную сторону ущелья. Над дорогой, серпантином вьющейся по ущелью, царствовало солнце и дул легкий ветерок. Природную идиллию, которую никто не на-рушал, дополняли только коричневато-пурпурные бабочки, да скромные горные цветы, появляющиеся там, где на горных склонах было хоть немного земли. Заночевав в небольшом поселении, по дороге я, как истинный англичанин, решил напиться чаю. Для этой цели я пошел на постоялый двор к одной из восьми построек, более-менее выдающихся в этом поселении. Там уже собрался народ. Вероятно, им стало известно о незнакомцах, прибывших вечером. Мы познакомились, я назвал себя, откуда я прибыл на Кавказ и с какой целью. Они были приятно удивлены, что я неплохо говорил по-русски. Понемногу разговорились. Они рассказали, что их места богаты нефтью до такой степени, что, как говорится, палкой можно пробить скважину и пользоваться топливом для хозяйственных целей. Но этот горный край был еще богат источниками минеральной воды. Жители похвастались мне, что забыли, когда проводили последние поминки. Вот уже несколько лет никто из сельчан не умирает, благодаря лечению в минеральных источниках. Тем временем поспел самовар, и заварили чай. И потек неторопливый разговор, характерный для горцев. Говорят они медленно, тщательно обдумывая каждое слово, словно боясь сказать лишнего. Постепенно наша беседа перешла на Святого Георгия. Тем более, что для англичан он не просто очередной святой, а покровитель страны. На флаге Великобритании о нем напоминает красный на белом фоне крест. Вот об этом я и стал рассказывать своим горским знакомым, тем более, как известно, Святой Георгий не чужой осетинам. В дорогу я захватил пару золотых соверенов на дорожные расходы, а на реверсе этих монет как раз изображен Святой, правда не на коне, а в одежде римского воина, но борьбу ведет он с драконом. Они долго передавали монету друг другу, и я понял, что после этого наши отношения стали более дружескими, и они стали называть меня «Наш англичанин». Наша дружба была скреплена не только горячим чаем, но и напитком покрепче.
Меня интересовал также вопрос торговли по Военно-Грузинской дороге. Основная трудность состояла в долгой снежной зиме, длящейся по полгода. Здесь, в горах и на перевалах, смена сезона не наступает просто с приходом нужного месяца по календарю, а подчиняется своим законам. Население все деньги зарабатывает летом, когда по дороге идет оживленное движение, а зимой живут в кредит. Для привлечения клиентов я помог, насколько хватало моих знаний русского языка, изготовить вывеску следующего содержания: «Постоялый двор с местами для ночлега. Различные напитки, включая отличное местное вино. Всегда горячий самовар и обжигающий вкусный мясной суп со свежим хлебом». После такой рекламы, я был уверен, дела с выручкой у хозяина постоялого двора немного поправятся. А главную выручку этого дня принес ему я. За разговорами я выпил целых четыре стакана вкусного, заваренного на местных травах, чая. Вдобавок к этому я взял еще и хлеба в дорогу. Вся покупка обошлась мне в 10 пенсов, что было в моем представлении совсем немного. Теперь думаю, что еще долго зимними вечерами хозяин будет рассказывать, как к нему заезжал англичанин, говорящий по-русски. Мне было приятно, что эти простые горцы воспринимали с большим интересом простое человеческое общение, нежели мои рассказы о Лондоне и его достопримечательностях. Интересно было осматриваться вокруг и любоваться природой Кавказа, которая постепенно отходила от зимы, вступала в весну, чтобы потом перейти к лету. В апреле равнины еще в снегу, а в мае, когда на английских деревьях появляется первая листва, в Кавказских горах они еще стоят голые и не отошедшие от холодов. Появляются первые подснежники. Они словно играют с зимой в догонялки. Раз появились первые цветы, ей onp` уходить. Английская весна в это время бездельничает – у нее не хватает смелости громко заявить о своем приходе. На склонах холмов высыпали желтые рододендроны, а зацветающие кусты жимолости заняли все уголки каменных утесов, где есть хоть немного земли. Можно найти и шиповник, и дикий орешник, малину, землянику, дикий мелкий виноград. На травянистых местах, только что впитавших влагу от растаявшего снега, сидят и греются на солнце мелкие, незаметные из-за своей пестрой окраски, ящерицы, приобретающие к концу мая более зеленую окраску. Они устраивают настоящие сражения друг с другом. Здесь главным трофеем бывает откушенный хвост неприятеля. Деревья тоже начинают приобретать лиственный покров. Первыми это делают деревья, растущие в долинах, затем на холмистой местности. А у меня появилась возможность спокойно ехать дальше, по подсохшей от старой грязи дороге. Но сухой она останется недолго. Ее снова размоют весенние с громом грозы, поднимая уровень воды в реках до опасного. Но благодаря солнцу все вокруг приобретает такую свежую, богатую окраску, которую не встретишь на наших Британских островах. С наступлением солнечных дней можно иногда встретить пастухов, перегоняющих овец. Они напомнили мне персонажей Ветхого Завета. Отары богатые. Я как-то пытался подсчитывать количество голов скота, но мои подсчеты прерывались где-то в районе 10-12 тысяч. Я встречал огромное количество овец на ежегодных ярмарках в равнинном Владикавказе, где шла бойкая торговля живым товаром. Чем-то скотные рынки напоминали мне сюжеты из сказок «1001 ночи». Те же торговцы, так же на все лады расхваливающие свой товар. Покупатели, торгующиеся с хозяевами стад, стремящиеся сбивать цену. Поглощенные прошлыми воспоминаниями, мы приблизились к границе с Грузией. Млети нас встречало буйством красок, которыми сама природа напоминала о первозданности нетронутой красоты. Если мы в Англии выращивали цветы для красоты на клумбах, здесь же они росли, радуя взгляд, под голубым небом, стойко выстояв зиму, отогреваясь весной. Долгие годы после моих поездок я вспоминал гостеприимную Осетию и ее замечательных людей.
