К 10-летию войны в Южной Осетии
Я не был прямым очевидцем войны, попав туда только после окончания боевых действий, но один эпизод мне сильно врезался в память.
Это было уже 14-го или 15-го августа, точней не помню. Мы приехали на легковой машине в Цхинвал и сразу встретили Тимура Цховребова. Потрясенного, но как всегда не теряющего присутствия духа. Он тут же попросил нас съездить в грузинское село Авневи, посмотреть дом его друга.
В этом доме я уже бывал года за два до войны, там жил приятель Тимура Миша Табатадзе. Он дал мне тогда интересное интервью, после чего угощал своим вином и сыром. И вот по просьбе Миши Тимур собрался посмотреть, в каком состоянии его дом.
Мы вывесили из окна осетинский флаг и поехали в сторону анклава грузинских деревень в Знаурском районе. По дороге творился послевоенный хаос. Дома через один горели, из проезжающих машин на нас недобро смотрели какие-то типы в гражданском, мы отвечали такими же взглядами. По улицам бродили молодые люди с «калашами» наперевес. Среди общей разрухи запомнилось неожиданно сохранившееся, новенькое здание грузинского полицейского участка. Там мы свернули на маленькую улицу к дому Табатадзе.
Дом не был тронут огнем, но в передней стене зияла такая дыра, что можно было входить через нее. Медленно пройдя во двор, мы вошли в дом с задней стороны. Было сразу заметно, в какой спешке люди убегали отсюда – забрали только самое основное, оставив даже повседневные вещи.
Внутри все было перевернуто вверх дном. В полном беспорядке на полу дома валялись предметы посуды, одежда, кучи старых книг, детские игрушки, сотни еще разных предметов… По просьбе Тимура мы снесли то, что еще могло быть ценным, хотя бы для этих людей, в подвал, закрыли вход оторванной дверью и навалили сверху кучу одежды.
Пока мы ждали Тимура, который все собирал в этом хаосе какие-то мелкие предметы, я бесцельно перебирал ногами вещи, которые были разбросаны повсюду. И тут откуда-то вывалилась маленькая черно-белая фотография, видимо, принадлежавшая одной из дочерей хозяина дома. Я поднял ее и потом еще долго не мог выпустить из рук.
С погнувшейся и пожелтевшей от времени фотобумаги на меня мужественным взглядом смотрел Капитан Каттани, герой культового сериала 80-х про мафию «Спрут».
Фотография была сделана с экрана телевизора. Я сразу понял это, потому что вспомнил, как еще в конце 80-х, пока я жил в Тбилиси, к нам во двор приходил лысый мужик с альбомом точно таких фотографий, снятых с экрана. За один рубль можно было купить своего любимого героя – Брюса Ли, Сталлоне или Каттани. Это было ужасно дорого, потому что столько же стоил билет в видеосалон, но, с другой стороны, фотография оставалась с тобой всегда, и потому вокруг лысого всегда собиралась толпа.
И стоя с этой фотографией в руках, посреди пепелища, на исходе дикой войны, я вдруг перенесся на двадцать лет назад. И я подумал о том, что в этой маленькой грузинской деревне, не подчинявшейся юго-осетинским властям, не подчинявшимся грузинским властям, время застыло. Оно застряло здесь еще после войны начала 90-х.
Тогда я понял, что имеют в виду люди, когда говорят, что война откинула их на десятилетия назад. И эта маленькая девочка, живущая забытыми героями 20-летней давности, была конкретным и очень понятным примером того, как это работает.
На следующий день я был в Гори, еще занятым российской армией. Мы стояли в центре города, когда вдруг МЧСовцы привезли автобус беженцев из Ачабети, также грузинского села Южной Осетии, но из другого, северного анклава сел. По их словам, это были последние люди, кого удалось собрать. Это были те люди, которые не могли выйти из домов самостоятельно – древние старики, с ничего не понимающими глазами, инвалиды, психбольные…
Еще одна тяжелая встреча мне предстояла в самом Цхинвале. Пятиэтажный жилой корпус на окраине Цхинвала, который не мог представлять никакой угрозы для грузинских военных, подвергся в те дни прямому обстрелу из танков. В стенах дома зияли большие дыры от попадания снарядов. Здесь я познакомился с Таисией Сытник, местной жительницей. 9 августа, после одного из выстрелов, на ее глазах погиб ее 22-летний сын Георгий Тадтаев. В то лето Георгий с отличием выпустился из Нальчикского мединститута и планировал продолжить учебу в Москве. Георгия похоронили во дворе дома, и только после окончания войны пере-захоронили на кладбище.
Вечером того же дня, бродя по руинам Цхинвала, я все продолжал думать то об этом молодом парне, который приехал домой на каникулы и угодил в войну, то об этой старой фотографии, то об этих стариках, и никак не мог понять – как все это стало возможно?
