Сизый ровный лед в отметинах проезжавших коньков – десятки неглубоких тонких надрезов. Лежит розовый мячик размером с детский кулачок. Перед мячиком, примеряясь к нему загнутой клюшкой для «русского хоккея», игрок – коньки, черные гетры, белые шорты и майка с номером 15, на правой руке выше локтя красная повязка с белой литерой «К», черный защитный шлем. Лицо у него плоское, широкое, темно-коричневое, узкие глаза, тонкие крепко сжатые губы. Позади этого игрока в линию выстроились другие игроки с азиатскими лицами – в такой же форме. Вперемешку с ними игроки в красной форме – у них лица европейские, у некоторых защитные шлемы с забралами из прозрачной пласт-массы. Подъехал судья – зеленая фуфайка, черные брюки до самых коньков, шлем с забралом – поднял руку и поднес к губам оранжевый свисток. Слышно, как нарастает гул зрителей. Свисток. 15-ый номер бьет – розовый мяч летит в верхний правый угол ворот – в «девятку». Вратарь дернулся, но не успел за мячом – позади него колыхается сетка от попавшего мяча. Один из «красных» от досады стукает своей клюшкой по льду. Крики, гудки, аплодисменты с трибун. Часть зрителей встала – хлопают, подняв руки над головой. Многоголосый протяжный рев: «Гооол!».
Табло над ледовой площадкой: Монголия – Чехия 1:0. Голос из динамиков: «На пятой минуте матча гол с 12-метрового штрафного забил Даваадорж Тамир, номер пятнадцать, сборная команда Монголии».
Игра продолжается. Один из монголов, с трибун виден 21-ый номер на его спине, прорывается по краю – ведет мяч впереди себя, сжимая клюшку одной рукой. Сбоку наперерез ему катятся два чеха. Монгол резко разворачивается и уходит вправо – чехи остаются сзади в стороне, врезавшись друг в друга. Он под углом катится к воротам – против него лишь один вратарь: присев, расставив в руки стороны. Удар – мяч попадает в дальнюю штангу и отлетает к приближающимся гурьбой другим игрокам. Среди них возня: стучат друг об друга клюшки, плечо толкает в чью-то грудь, один из монголов падает на лед – мяч отбит дальше от ворот.
Теперь атакуют чехи. Скользят коньки, клюшка догоняет мяч, крики игроков, гудки болельщиков на трибунах. За оградительным барьером площадки чешский тренер выкрикивает, дает указания и яростно машет руками. Затормозив, «красный» с широкого размаха бьет. В прыжке монгольский вратарь перехватывает мяч. На трибунах одновременно звучат возгласы разочарования и восхищения.
Угловой на половине чехов. Чехи вместе со своим вратарем выстроились в воротах, закрывая их. Метрах в десяти-пятнадцати «белые» выстроились на расстоянии в два-три метра друг от друга. Все смотрят на монгола, готовящегося подавать с угла площадки. Свисток судьи. Передача. Один монгол пропускает мяч между ног – бьет стоящий за ним 15-ый номер. Заколыхалась сетка ворот. Аплодисменты и крики с трибун. Монголы подъезжают к забившему и одобрительно похлопывают его по спине. Тренер монголов, – ему под пятьдесят лет, морщинистое темно-коричневое лицо из дикого степного камня, черная плоская кепка и синяя надутая жилетка, – хлопает, подняв руки над головой, – лицо у него при этом по-прежнему серьезное. Второй тренер монголов – пожилой русский с выразительным лицом старого авантюриста или солдата и очень бледной кожей, в такой же плоской черной кепке и черном длиннополом пальто – так же серьезен, руки в карманах, он их даже не вытаскивает, чтобы поаплодировать.
Табло над ледовой площадкой: Монголия – Чехия 4:1. Голос из динамиков «На двадцать восьмой минуте матча гол с подачи Ичин-норова Алтангэрэла забил Даваадорж Тамир, номер пятнадцатый, сборная команда Монголии».
Первый тайм закончился. Перерыв. Игроки катятся к ограждению и уходят в проход под трибунами. Уходит с трибун часть зрителей. На площадку выезжают две специальные машины, чистящие лед и заливающие его тонкой пленкой воды. Вода быстро застывает. Под куполом над площадкой светят ярким белым светом прожекторы, прикрепленные к металлическим фермам. Из динамиков играет быстрая электронная музыка без слов.
Игроки снова на площадке. В середине ее – чехи готовятся разыгрывать мяч. Свисток судьи. Чехи пасуют друг другу. Второй тайм начался.
Двое болельщиков на желтых сидушках в одном из верхних рядов трибун. Оба предпенсионного возраста, оба внимательно следят за игрой, в пальто и валенках, но с непокрытыми головами, седые волосы расчесаны на пробор. Один другому: «Смотри-ка, монголы дают жару. В прошлом и позапрошлом годах, помню, их разносили все, кому не лень: и эстонцы, и голландцы, и немцы. А сейчас накидывают чехам, как мальчикам. Научились играть».
Один монгол сделал передачу другому на половине чехов. Удар по воротам. Вратарь отбивает – мяч высоко подлетает вверх. Игроки, задрав головы, но прижав клюшки ко льду – поднимать их выше пояса не разрешают правила, пытаются угадать, куда он упадет. Мяч после очередного удара снова летит по воротам. Вратарь и на этот раз его отбивает и падает. Первым успевает подобрать мяч монгольский игрок – он просто и аккуратно перекидывает мяч, зацепив крюком клюшки, через вратаря. Гул трибун: «Гооол!». Табло над площадкой: Монголия – Чехия 6:1.
Журналист с микрофоном перед камерой, позади него опустевшая ледовая площадка. «Завершился очередной матч Чемпионата мира по «русскому хоккею» в группе Б. – рассказывает журналист. – Его результат если не стал сенсацией, то оказался близок к ней. Сборная Монголии обыграла чехов с разгромным счетом 7:2».
Снова игра. Монголы в белой форме. Против них чернокожие игроки в голубой форме – команда Сомали. Даваадорж Тамир бьет почти с середины площадки. Мяч по крученой траектории быстро летит к воротам сомалийцев. Вратарь елозит от штанги к штанге, пытаясь угадать, куда именно он попадет. Игроки замерли. Вратарь не угадал – мяч попадает под перекладину в дальний от него угол. Монголы спокойно отъезжают на свою половину – никаких бурных эмоций от забитого гола.
Табло: Монголия – Сомали 2:0.
На трибунах, в проходе между рядами (зрителей сотен пять, больше, чем на игре монголов с чехами), стоит полицейский в черной униформе, руки убраны за спину. К нему сбоку подходит другой полицейский: «За кого болеешь?» – «Ясно за кого: за самых жалких» – «Я тоже за Сомали. Может, хотя бы один гол сегодня смогут забить».
Тренер монголов, переговорив с русским тренером, показывает Даваадоржу, чтобы ехал к ограждению, где на скамейке сидят запасные. Тот подъезжает и усаживается на скамейку. Вместо него выходит 9-ый номер – парень лет 18-ти, – он яростно отталкивается коньками ото льда, разгоняется и присоединяется к атаке на поло-вине африканцев.
Послематчевая пресс-конференция. Тренер сомалийцев: худощавый пожилой швед с лицом гнома. За столом вместе с ним ведущий пресс-конференции и девушка-переводчик. Перед шведом табличка с его именем и фамилией (черный текст на согнутом в треугольник листе формата А4): Пер Фоссхауг, – и несколько включенных миниатюрных диктофонов. В узком зале десяток журналистов, пара видеокамер, мигает вспышка фотоаппарата. «Честно говоря, – рассказывает тренер по-английски, – я удивлен, насколько поднялся уровень сборной Монголии. Мы рассчитывали, что сможем противостоять им на равных. Но вы видели: наши игроки был постоянно прижаты к своим воротам. То, что нам в итоге удалось забить один мяч с 12-метрового – это все-таки больше случайность, чем следствие нашей успешной игры».
Монголы снова в белой форме. Против них азиаты в красной форме. Неспешная борьба за мяч в центре площадки. Красно-белая гурьба – где-то между их коньков и клюшек затерялся мяч. На трибунах десяток девушек-азиаток с бумажными флажками Китая. «Джун-гуо дэй!» – звонко и весело скандируют они. Сидящий рядом с ними улыбающийся русский парень спрашивает одну из девушек: «А чего вы кричите?» – «Ето знасит “команда Китай”, – отвечает она, – мы полеем са Китай» – «Понятно. Ну, я тоже с вами покричу» – «Холосо».
Китайские игроки заезжают на половину монголов, делают длинные передачи. Двое монголов зажимают китайца, получившего мяч. Теперь атакуют «белые». Скоростная атака – двое «белых» выходят на одного вратаря. Китайские хоккеисты замерли, ожидая, справится их вратарь или нет.
Табло: Монголия – Китай 1:0 меняется на Монголия – Китай 2:0. Голос над площадкой: «На пятнадцатой минуте матча гол с подачи Даваадоржа Тамира забил Ганболд Мунгунхуяг, номер двадцать один, сборная команда Монголии».
Девушки-китаянки и русский парень еще громче скандируют: «Джун-гуо дэй! Джун-гуо дэй! Джун-гуо дэй!»
Кафе где-то во внутренностях ледового дворца. Маленькие столики, неудобные стулья. На одном из столиков возле входа чистые белые чашки и блюдца, пакетики с чаем, одноразовые ложечки, тарелочки с ватрушками и беляшами. Черный столб кофемашины с белыми круглыми кнопочками «латте», «эспрессо», «американо»… В кафе набились журналисты. За одним из столиков четверо – неспешно едят ватрушки и пьют кофе. «Как вам монголы?» – обращается один из них к остальным. «Молодцы. Пока они показывают самую интересную игру» – «Мне кажется, если они не сбавят темпа, то в финал точно выйдут» – «Я-то думал, они вместе с сомалийцами и китайцами опять будут бороться за последние места» – «Какой там. Я в статье уже написал, что фавориты на этом чемпионате – украинцы, немцы, венгры и монголы» – «Получается, в четвертьфинале монголы выходят на голландцев?» – «На голландцев».
На половине ледовой площадки европейская команда в оранжевой форме. Разминаются перед началом игры. Несколько розовых мячей мечутся по льду между клюшками и воротами. Двое делают физические упражнения у края площадки – тянутся руками из положения сидя к носкам коньков. На другой половине – монголы, тоже разминаются. Тренер монгол за ограждением – слушает русского тренера. Затем отдает указания троим игрокам, разыгрывающим комбинацию перед воротами. С трибун слышны отдельные выкрики: «Мон-го-ли-я!»
Команды заканчивают разминку. Все мячи собирают вратари и складывают на специальную полку, приваренную сбоку ворот. Игроки съезжаются к середине площадки, выстраиваются в одну линию. Защитные шлемы снимают с голов. Голос над площадкой: «Государственный гимн Нидерландов». Играет гимн, кто-то из игроков его поет. Зрители на трибуне, большая их часть, встали. Несколько болельщиц в красных куртках с надписью на английском «Нидерланды» поют. Всего зрителей сотен семь. «Государственный гимн Монголии». Торжественно-заунывная азиатская музыка. Монголы негромко поют.
Кому начинать игру, решают по жребию. Капитаны команд (от монголов подъезжает Даваадорж) и главный судья бросают монету – российская 10-рублевая монета из желтого металла. Монета падает двуглавым орлом вверх. Судья указывает пальцем на голландца – его команде начинать. Даваадорж откатывается в сторону своих ворот спиной вперед.
Свисток судьи. Голландец отпасовывает мяч своему на правый фланг. Игра началась.
Борьба за мяч на фланге: двое на двое. Голландец грубо пихает локтем монгола, тот замахивается клюшкой. Мяч отлетает в сторону – игроки разъезжаются. За мячом гонится голландец. Не успевает. Его перехватывает «белый» и делает длинную продольную передачу. «Белые» двигаются быстрее «оранжевых», быстрее реагируют на перемещения мяча. Шестеро игроков борются метрах в пятнадцати от ворот. Даваадоржу удается поймать мяч на клюшку и откинуть своему. Тот с широкого размаха пробивает по воротам – вратарь на месте, ловит мяч. Голландцы медленно начинают разъезжаться в сторону монгольской половины.
Время от времени человек 10-15 зрителей дружно скандируют: «Мон-го-ли-я! Мон-го-ли-я!»
Монгол на скорости обходит одного «оранжевого», другого. Третий, оставаясь в стороне от него, цепляет «белого» клюшкой за коньки. Тот падает. Подъезжает один из монголов и толкает зацепившего голландца в спину.
Судья назначает свободный удар. Выкрик с трибун: «Монгол, давай гол!»
До ворот около 30 метров по диагонали. В пяти метрах от мяча стенка из двоих «оранжевых». Мяч летит по высокой крученой траектории. Вратарь отбивает. Розовый мяч прыгает по льду. К нему первым успевает «белый» под 19-ым номером – сильно и зло пробивает.
Трибуны загремели: «Гоооол!!!» Монголы съезжаются к 19-ому и обнимаются.
Табло: Монголия – Голландия 1:0
Голландцы пробивают угловой. Монголы вместе с вратарем сгрудились в воротах глухой стеной. Голландцы на расстоянии от них ожидают передачи. Одинокий голос с трибун: «Монголия, вперед!» Несколько голосов дружно заводят: «Мон-го-ли-я!!! Мон-го-ли-я!!! Мон-го-ли-я!!!» Мяч получает ближайший к угловой отметке «оранжевый». Пробивает. Вратарь забирает мяч. «Белые» быстро едут в сторону ворот соперника. Вратарь закидывает мяч к центру, на левый фланг. Точно на Даваадоржа. Тот легко отрывается от двоих «оранжевых». На трибунах все громче: «Мон-го-ли-я!!!» Даваадорж один на один с вратарем. Обводит его, объезжая справа, – вратарь падает, пытаясь достать мяч, распластался, как живая рыба на прилавке. Пустые ворота, загнутая клюшка, розовый мяч.
На трибунах снова: «Гооол!»
И тренер монгол, и русский аплодируют, улыбаются.
Табло: Монголия – Голландия 3:0.
Вторая половина матча. Команды поменялись воротами. С трибун скандируют: «Мон-го-ли-я!!!» Монголы владеют мячом. Спокойно распасовываются в середине площадки. Поехали в сторону соперника. Передачи становятся короче, движения быстрее. Атака захлебывается, увязнув в толкотне «белых» и «оранжевых».
Судья свистит. Поднимает обе руки вверх. Матч окончен. Игроки съезжаются к середине площадки, пожимают друг другу руки. Табло: Монголия – Голландия 4:0.
Послематчевая пресс-конференция тренера монгольской сборной. Он сидит за столом, перед ним табличка: Банзрагч Жаргал. Монгол положил свою плоскую кепку на стол – у него густая черная шевелюра. Слева сидит ведущий пресс-конференции – у него лысая блестящая макушка и крупные круглые очки. В зале десятка два журналистов. Говорит ведущий: «Уважаемый Жаргал, сегодня ваша команда без преувеличения сделал асенсацию. Мы уже успели увидеть, насколько мощно и уверенно играет в этом чемпионате команда Монголии. Когда вы ехали сюда, на какой результат вы рассчитывали?» – «У нас бедная страна. – Жаргал говорит по-русски с легким акцентом, растягивая гласные звуки чуть больше, чем принято. – Соревнуемся со странами, которые гораздо богаче нас. Когда мы ехали сюда, то настраивались, что должны занять четвертое место. Но после сегодняшней игры я могу сказать, – монгол хитро улыбнулся, глаза съехались до узких щелок, – что четвертое место – это для нас не предел. Мы десятый раз выступаем на чемпионате мира, пора бы уже медали завоевать». Вопрос из зала: «Жаргал, присоединяюсь к поздравлениям. Сегодня ваша команда была великолепна. Кого бы назвали лучшими игроками в своей команде?» – «Русский хоккей» – это все-таки командная игра и тут важен каждый игрок. Но я могу выделить Даваадорж Тамира и, конечно, нашего вратаря Мунхболд Баярсайхана». Другой вопрос из зала: «Какие-нибудь прогнозы на игру в полуфинале с венграми» – «Поживем, увидим».
Двухместный номер гостиницы. Одна кровать аккуратно застелена. На другой разложены черное длиннополое пальто, две белые рубашки в горизонтальную полоску, галстук, черные брюки. В кресле, откинувшись на спинку, русский тренер монголов – в кепке, нога на ногу. Напротив него журналист на стуле в неудобной позе, в руке включенный диктофон: «Евгений Петрович, как готовились к этому чемпионату?» – «Какая подготовка, дорогой? – Тренер саркастически ухмыляется. – У нас в этом году не было ни одной тренировки. Все просто – денег нет. Уже по ходу чемпионата нарабатываем, меняем. В Монголии сборы проводить негде – ни одной крытой ледовой арены. Бывало, что тренировались в минус сорок-пятьдесят градусов. А если погода не задалась – этой зимой в Улан-Баторе метели одна за одной, – то никаких тренировок» – «В каком состоянии чемпионат Монголии?» – «Ни в каком. Он сейчас не проводится. Если деньги находим, то ездим играть в Россию. В Иркутск, в основном» – «В случае успешного выступления сборной будут ли какие-то премиальные от правительства Монголии, может быть, от кого-то еще?» – «Нет, об этом даже речи нет. Слава Богу, на билеты деньги собрали! – Тренер шлепнул ладонями по подлокотникам. – Сейчас турнир, а потом неизвестно, что дальше».
Трамвай. Едет с грохотом. Парень, старшеклассник или первокурсник, и три его ровесницы стоят у выхода, держатся за поручни. Парень смотрит время на айфоне: «Опаздываем». Одна из девушек, у нее сумка висит на локте, а губы накрашены не-уместной для ее наряда ярко-красной помадой: «Не волнуйся. Подумаешь, немножко опоздаем» – «Ты не понимаешь. Полуфинал. Венгры с монгольцами – на такое шоу нельзя опаздывать» – «Ой, ты с ума сошел». Мимо них проходит женщина-кондуктор в оранжевом жилете и с портативным кассовым аппаратом, нацепленным за ремень на шею, слышит их разговор: «Ребятишки, сколько еще ваш чемпионат будет длиться?». Отвечает парень: «Сегодня и завтра» – «Понятно. Вот, значит, еще сегодня и завтра на нашем маршруте и «девятом» будут новые вагоны, а потом старые вернут. Жалко, что короткий чемпионат у вас».
На трибунах тысячи полторы зрителей – почти все сидячие места заняты. Гудки, свист, отдельные выкрики. В одном из секторов трое болельщиков держат монгольский флаг метров пять длиной – у всех троих славянские лица.
Табло: Венгрия – Монголия 3:3.
«Белые» в атаке. У венгров ядовито-зеленая форма. Один из «зеленых» собой прикрывает ворота от летящего мяча. Мяч попадает ему в лицо. Венгр скрючивается и мгновенно оседает на колени, лицо закрыто руками. Упавшая клюшка медленно скользит по ровному льду. Игра остановлена. Венгра окружают другие игроки его команды. Подъезжает судья. Жестикулирует венгерскому тренеру, тот понимающе кивает. По льду неуклюже бежит доктор венгерской сборной.
Через пару минут пострадавшего уводят под руки на скамейку запасных. Игра возобновляется.
Даваадорж от угловой отметки обыгрывает «зеленого», тот сильно толкает монгола плечом – мяч срывается с клюшки, укатывается за ворота. Свисток судьи. Он подъезжает к толкавшему венгру. Удаляет его с площадки. Голос из динамика: «За грубую игру на шесть минут удален Ботонд Фрайка, номер восемь, сборная команда Венгрии».
Монголы разыгрывают свободный удар. Мяч во вратарской зоне. На лед опрокидывается один из «белых». Снова свисток судьи. Выкрик с трибуны: «Пенальти давай! Судья, давай пенальти!».
12-метровая отметка. Перед мячом двадцать первый номер. Смотрит на мяч, будто гипнотизирует его. Свисток судьи. Гул трибун. Удар – вратарь отбивает. Мяч медленно катится по льду – на добивание успевает раньше других тот же двадцать первый. Со второй попытки он забивает.
Бешеный рев трибун. Русский и монгольский тренеры осторожно хлопают. У них напряженные лица, четче проступили морщины.
Табло: Венгрия – Монголия 3:4.
Вторая половина игры. Венгры технично распасовывают на половине монголов. Один из «зеленых» оказывается в удачной ударной позиции – перед ним неприкрытый угол ворот. Он не промахивается. Монгольский вратарь распластался на льду – но уже поздно. Венгры прыгают, обнимаются, машут в воздухе клюшками. Рев трибун значительно тише, чем после гола монголов.
Табло: 4:4.
Таймер на табло. Идет последняя минута матча. Монголы заметно устали. Инициатива у венгров. Вот «зеленый» быстро проезжает по левому краю – обводит одного, другого, уже четверых оставил позади, заезжает к воротам от угловой отметки. Резким рывком оставляет вратаря сзади и сбоку – заколыхалась сетка от попавшего в ворота мяча. Свисток судьи не слышен из-за рева трибун – тут смешались и радость, и вопли сожаления. По двум поднятым рукам судьи ясно, что матч завершен.
Послематчевая пресс-конференция тренера венгров. Он говорит по-английски. Табличка: Иштван Полгар. У девушки-переводчицы изнуренное лицо, хотя, кажется, симпатичное именно от этой изнуренности. Полгар: «Думаю, это была лучшая игра на нынешнем турнире. Это действительно была битва! Монгольские игроки в первой половине «прибили» нас, и у нас были огромные проблемы. Во второй половине нам удалось перезарядиться, и мы смогли использовать свой шанс на последних секундах. Я снимаю шляпу перед игроками сборной Монголии. В них так много энергии, у них такое большое сердце, что нам больше не нужна ядерная энергия – ее можно заменить монгольскими игроками».
Русский и татарин с бумажными стаканчиками с кофе выходят к трибунам по коридору – обоим лет по 30, судя по одежде и лицам, они то ли менеджеры среднего звена, то ли творческие работники с достойной зарплатой. Позади татарина его жена в рыжей шубе и сын-подросток. Он спрашивает русского: «Ты за кого в матче за третье место?» – «За монголов. Однозначно» – «Нет. Я, пожалуй, за братьев-украинцев».
Трибуны битком. Тысячи две зрителей. Мест хватает не всем. Часть зрителей стоит. Тут и пожилые, и молодые, мужчины и женщины, подростки и дети. Скандируют, перекрикивая друг друга: «Мон-го-ли-я!!! У-кра-и-на!!!» Перемещения игроков по площадке сразу же отзываются бурными эмоциями болельщиков. Татарин и русский, выходившие к трибунам с кофе, уже раскрасневшиеся, сидят в нижнем ряду. Русский скандирует: «Мон-го-ли-я!» и хлопает пластмассовой ладошкой. Татарин: «У-кра-и-на!» и ритмично шлепает себя по колену.
Видно, что монгольская сборная устала. Инициатива у украинцев – они в желтых футболках с крупными национальными «тризубами» на груди и синих шортах. Заканчивается вторая половина игры. На табло: 5:4 в пользу монголов. Украинцы спокойно разыгрывают мяч в середине площадки. Двое игроков едут по противоположным краям к воротам «белых». Следует передача заезжающему с правого края. Ее перехватывает 21-ый номер монголов. Трое белых контратакуют. «Желто-синие» успевают их нагнать. Возня возле ворот. Свисток судьи. Игра остановлена. Судья показывает одному из украинцев покинуть площадку. И назначает 12-метровый. Голос из динамиков: «За удар соперника на десять минут удален Роман Коноплицкий, номер пять, сборная команда Украины». С трибун: «Монгол, нужен гол!» Другой выкрик: «Мимооо!»
Свисток. Удар. Мяч на полметра уходит выше ворот. Новая волна рева на трибунах.
Украинцы снова жмут «белых» к воротам. Розыгрыш на углу площадки. Мяч попадает в район 12-метровой отметки. Украинский игрок под восьмым номером держит мяч, уворачивается от монгола и пробивает. «Гооол!!!»
Игроки обеих команд отъезжают к скамейкам своих запасных. Голос из динамика: «Основное время матча закончилось. Счет: 5:5. Главный судья назначил дополнительное время. Два тайма по десять минут до «золотого» гола». Монголы стоят кругом возле обоих своих тренеров. Кто-то жадно пьет воду из бутылок. Украинцы также кругом возле своего тренера – странного толстого мужика, похожего одновременно и на комедийного и на трагического актера.
Дополнительное время началось. Украинцы перехватывают мяч. Распасовываются на своей половине. Начинают двигаться на половину монголов. Борьба на каждом метре. «Желто-синие» цепляются за мяч клюшками, словно колючки репейника за шерстяную кофту. Вытягивают, выщелкивают, выцарапывают его у «белых», давят к их воротам. Возня на левом краю перед воротами. Снова восьмой номер украинцев из неудобного положения выдирает мяч себе на ход, отъезжает метр и бьет. Мячик крутится юлой внутри ворот. Украинцы тут же съезжаются вместе. Прыгают, обнимаются, снимают шлемы и бросают их на лед. На трибунах, кажется, встали все болельщики. Нарастает гул: «У-кра-и-на!!!»
Вдруг монгольский игрок сцепился с одним из украинцев. Вмешивается другой монгол и поставленным прямым ударом сбивает украинца с ног. На монголов налетают трое других «желто-синих». Быстрая хлесткая драка – участвуют почти все игроки из обеих команд. Даваадорж крепкими кулаками лупит в челюсть высокого украинца, тот не успевает ни защититься, ни ответить. Внезапно Даваадорж получает удар сбоку – другой украинец. Монгол точным хуком с правой заставляет его отъехать назад. Оглядывается на высокого: тот тоже отъехал назад, – до него уже не дотянешься. По льду приближаются, бегут короткими шажками, двое полицейских, придерживая мохнатые форменные шапки, чтобы они не свалились с голов. Большинство украинцев уже лежат на льду. Монголы, не сговариваясь, утихомириваются сами. Подбирают свои клюшки и шлемы, едут к скамейке запасных. Дальше – цокают коньками в коридор под трибунами, к раздевалке.
Жаргал входит в зал для пресс-конференций. Собравшиеся здесь встречают его продолжительными овациями. Монгольский тренер присаживается, снимает кепку, приглаживает волосы обеими руками. Ведущий: «Уважаемый Жаргал, несмотря на поражение от украинской сборной, несмотря на то, что на этом чемпионате вам, к сожалению, не досталось даже бронзовых медалей, должен сказать, что сборная Монголии показала игру, достойную чемпионов мира. Думаю, что и присутствующие коллеги со мной согласятся».
Три месяца спустя. Даваадорж в юрте один – сидит, поджав ноги под себя, на полу, на длинношерстном ковре. Слушает по спутниковому телефону голос Жаргала: «Поэтому денег нет. В Иркутск, значит, не поедем, тренировочные сборы опять отменяются. Когда деньги появятся – не знаю. Ты меня понимаешь, не впервой. Даваа-дорж, слышишь?» – «Слышу», – отвечает Даваадорж угрюмо, свободной рукой водит по коротко стриженой голове. Выключает телефон и отбрасывает на ковер. Выходит из юрты.
На улице меркнущий свет начинающегося вечера. По небу сплошная пелена облаков, похожих на волны из сна или сказки – неясные размытые очертания, перламутрово-голубые меняющиеся оттенки. Под ними сочно-зеленая монгольская степь. Вдали гуляют коротконогие лошади с длинными, до земли, хвостами.
Даваадорж долго и неподвижно смотрит в сторону горизонта. Горизонт долго и неподвижно смотрит в сторону Даваадоржа.
Ночь в степи. Потрескивание костра. Купол неба белый от мерцающих звезд. Сидя по-татарски, Даваадорж держит две пиалы. Его старший брат разливает в них из мутной двухлитровой бутыли араку. Оба в поношенных ватных халатах. Слышно, как где-то поблизости ржет конь.
Взяв пиалу, старший брат говорит: «Те, кто верит в Бога, рас-сказывают, что Бог создал все, весь мир. А до рождения Бога не было ничего – тьма и пустота. Ученые, разные академики и доктора наук считают, что нашу Вселенную создал Большой взрыв. А до него был вакуум – то есть те же тьма и пустота. И вот меня интересует: что же было до вакуума?» – он торжественно приподнимает пиалу, делает легкий кивок, и они выпивают…
Братья укладываются на шкуры. Костер прогорел – мерцают оранжевые жаркие пятна среди пепла и черных углей. Глядя в небо, братья заводят тоскливую горловую песню. Они поют без рифмы, без ритма – песня должна быть широкой, свободной! Обо всем, что хочет сказать человек, должна быть песня. Они поют о большой степи с мягким и волнистым травяным ковром… идут белые облака над степью, – идут, как ленивые гурты белых овец. А в степи – тоже стада, как на небе. Много баранов в степи. И от каждого стада не видно другого, если даже въехать на самый высокий курган и оттуда смотреть с седла… Не сосчитать баранов. Не сосчитать! Разве можно сосчитать звезды на небе? Разве можно сосчитать искры в степном пожаре? Даже орел, что плывет в небе, не сможет сосчитать. Хорошо видит орел, все видит, но и ему не сосчитать никогда… Небо – голубое и ясное. А трава высока и волниста от ветра, как большое темное озеро… Плывет дымок аргала от пастушьих костров… Красива и богата Монголия, и ничто в мире не сравнится с ней! Так поют братья, лежа на шкурах в ночной степи, касаясь один другого головой.
Раннее утро. Солнце еще не взошло. Свет серый и обманчивый. Даваадорж обнимается с братом и усаживается в свой УАЗ-«буханку» – сильно хлопает дверцей, чтобы закрылась. Брат усаживается на коня. Цокает, трогает его с места. Монголы разъезжаются в противоположные стороны.
Ровная степь в клочьях зеленой, но понемногу высыхающей, выгорающей от жаркого солнца травы. Через степь десятки или даже сотни полос параллельно друг другу – автомобильные колеи. Вдали поднимается шлейф пыли. Безоблачное небо. От солнца жар, как от сковороды. Нарастает рычание и грохот приближающегося автомобиля. УАЗ-«буханка», оставляя за собой клубы пыли, мчится по колее. За рулем, выставив одну руку в открытое окно, Даваадорж – в очень черных солнцезащитных очках. На полу кабины звенят, стукаясь друг о друга, различные металлические инструменты: ключи, пассатижи, напильник, кусачки и т.д.
Вдали слева показывается горб невысокого холма. По мере приближения становится заметно некое строение на вершине холма. Это – мавзолей, отдаленно напоминающий среднеазиатские мусульманские мавзолеи-мазары. Он сложен из дикого степного камня – рыжие и белесые валуны, скрепленные между собой неким светло-серым раствором. Купол в форме усеченного восьмигранного конуса – из более темных камней, чем стены. Стены скошены – сужаются от фундамента к куполу. Мавзолей походит на гриб-боровик. Аскетичная и суровая архитектура кочевников. Грохоча и вскидываясь на колдобинах, проезжает автомобиль Даваадоржа. Над степью медленно расползаются в стороны и вверх клубы пыли. Из-за мавзолея выезжает на коне монгол, одетый в расшитый халат, подбитую мехом шапку, сапоги с загнутыми вверх носами – типичный наряд монголов Средневековья. Всадник смотрит вслед удаляющемуся автомобилю, конь мотает головой и фыркает.
Даваадорж резко дергает руль вправо. УАЗ, стуча колесами, перескакивает в соседнюю колею. Эта колея постепенно уходит вправо от остальных. Ведет машину на возвышенность. За возвышенностью показывается змеящийся прозрачный ручей. УАЗ, не сбавляя скорости, въезжает в ручей – водяные сверкающие брызги разлетаются из-под колес. В небе на неподвижных крыльях кружат два орла. С их высоты степь лежит громадным, немного помятым блюдом, через которое быстро движется странное серое насекомое, оставляющее за собой шлейф. Бликует тонкая серебристая жила ручья.
Солнце клонится на сторону заката. Все такая же ровная степь в проплешинах травы, автомобильные колеи. У горизонта прорисовывается зубастая цепь синих гор. Вскидываясь на колее, едет «буханка» Даваадоржа. На противоположном конце степи показывается слабо различимый столб пыли. Ближе и ближе. Кто-то едет навстречу – первый раз за целый день. Это – мотоцикл «Урал» с люлькой. Мотоциклист и женщина позади него в советских танкистских шлемах – старых, потрескавшихся и потертых. В люльке – связанный по ногам жирный черный баран. Машина и мотоцикл раз-минулись. Шумы от них затихают – в степи остаются тихие шелесты и шорохи насекомых, грызунов и трав.
Степь уперлась в стену лысых округлых гор. Закатное солнце пробивается через разрывы в облаках рыжими косыми лучами света. Тихо в степи, только ветер иногда подымает пыль. С вершины одной из гор наискосок по склону бежит стая волков. Бегут легко, уверенные точные движения. Даваадорж смотрит на волков через бинокль. Его автомобиль стоит на вершине перевала. На вершине у обочины дороги сложенная из камешков горка в человеческий рост – священное монгольское обоо. Когда волки скрываются за выступом горы, Даваадорж выходит из машины, подбирает первый попавшийся под ноги камешек и аккуратно кладет его на обоо.
Дорога идет, то поднимаясь, то спускаясь, между округлых лысых сопок. Раннее утро. Длинные тени от сопок, с дороги солнце еще не видно. На вершинах светлые пятна солнечного света. Серо-рыжие сопки разом вдруг сменяются бурыми, вершины которых изъедены белыми пятнами. Машина останавливается, двигатель замолкает. Даваадорж вылезает из кабины, захлопывает дверь, но не закрывает ее ключом. Он скрывается в складках сопок, направляясь, неясно, то ли по узкой натоптанной тропинке, то ли по руслу, намытому пересохшими ручьями. Медленно, оглядываясь по сторонам, он поднимается вверх. Доходит до уровня белых пятен – это спрессованная в гладкие стены каменная соль. Поднимается на вершину. В глаза ему светит солнце. На вершине котловина – корявые бело-бурые столбы из рыхлой вулканической породы и соли. Между ними глубокие провалы почвы – от совсем узких, не шире человеческой ноги, до внушительных, диаметром в 2-3 метра. Ни травы, ни кустов, ни звериных, ни человеческих следов. Длинные тени от столбов похожи на силуэты злых духов. Ветер и вода тысячелетиями спрессовывали соль и разъедали бурую породу. Соляные части столбов гладкие, бурые – имеют замысловатые формы, острые края, осыпаются, когда Даваадорж опирается на них. Он осторожно, прощупывая ногой почву перед собой, идет через котловину. Только тихое шуршание его шагов. Ни ветра, ни птиц, ни насекомых в котловине нет. Когда Даваадорж останавливается, воцаряется гудящая, какая-то подавляющая тишина. Молчание природы здесь кажется значительно более тоскливым, чем молчание древних кладбищ. В центре котловины монгол присаживается на корточки перед огромным провалом, глубина которого скрыта в темноте. Он бросает ком бурой породы в провал. Через долгий промежуток времени приходит глухой звук рассыпавшейся от удара породы. Даваадорж закрывает глаза и что-то невнятно шепчет.
Дорога спускается круто вниз с серо-рыжей сопки в степную долину. Даваадорж глушит двигатель, и машина катится по инерции. В долине белесые пятна юрт. Шелест накатывающихся на камешки колес автомобиля.
Даваадорж сидит на покатом валуне спиной к юрте. Рядом с ним, на другом валуне, Жаргал, тренер монгольской сборной по «русскому хоккею». Жаргал – в потертом ватном халате, в фетровой старой шляпе, кирзовых сапогах, из-под халата видны грязные джинсы. Обычный монгольский пастух. Ничто не напоминает в его внешнем виде человека, который несколько месяцев назад давал пресс-конференции во время Чемпионата мира. Монголы смотрят на пасущийся вдали табун. «Правительство денег на сборы даже не обещает, – тихо и размеренно говорит Жаргал. – Спонсора не нашлось до сих пор. Русские обещали помочь. Но не раньше, чем через три месяца станет известно, получится или нет у них. Они хотят иркутского губернатора попросить, чтобы он специально для нас смягчил условия аренды, сделал бесплатной. Ледовая арена в Иркутске – государственная. Так что он что-то может с этим решить». Оба монгола продолжают смотреть на табун. Помолчав, Даваадорж говорит: «Я в Лес шайтанов заезжал. Земля еще глубже провалилась». Жаргал снимает шляпу, почесав затылок, надевает обратно: «Старики рассказывали, что, когда земля в Лесу шайтанов до последнего дна провалится, опять будут монголы жить под китайцами. Или даже хуже». Даваадорж: «А я так думаю. Давно не было побед у монголов. Вот и тоскует наша земля, дыры в ней все глубже и глубже. Проиграли мы полуфинал, за третье место матч проиграли (он ударил себя крепким кулаком по колену) – земля наша снова затосковала», – Даваадорж, лицо у него заострилось, стало злое, повернулся к Жаргалу, тот покивал. «К следующему чемпионату все равно готовиться надо, – снова говорит Даваадорж. – Нет льда, значит, на камнях будем тренироваться. Гладкий камень не хуже льда. Знаю я одну старую крепость в горах – Кала Лаштун. Хорошее место – можно там тренировочную площадку до морозов устроить». Жаргал кивает: «Слышал-слышал. Туда дня три на машине ехать надо. Если проедешь». Жаргал встал с валуна. Снова снял шляпу и поскреб затылок: «Значит, будем уговариваться, будем тренировочный сбор готовить. Через месяц если, а? – Посмотрел на Даваа-доржа. – Сможем всех собрать? Петрович, думаю, вряд ли поедет. Он на все лето рыбалкой занят и огородом опять, наверное»
Кавалькада из семи УАЗиков-«буханок» пылит и громыхает по степи. Ни дороги, ни колеи, никаких ориентиров нет. Из некоторых машин слышно протяжное горловое пение. По горизонту степь обрамляют сизые горы. Небо бледное, в редких обрывках облаков, солнце похоже на бельмо.
В сторону от машин, виляя между кустиков верблюжьей колючки и проплешин пожухлой травы, быстро уползает напуганная черная змея. Любопытные суслики, наоборот, высовываются из своих норок и замирают столбиками, наблюдая за проезжающими автомобилями.
Автомобили приближаются к высокой красно-рыжей горе с плоской вершиной, стоящей в стороне от других гор и возвышающейся над ними. Эта гора похожа на гриб – расширяется от основания к вершине. Машины останавливаются перед глубоким каньоном, перерезающим путь. До горы остается еще километра два. С громкими радостными криками выгружаются монголы, игроки сборной по «русскому хоккею». Они разминаются после долгой тряской дороги. Некоторые начинают бороться между собой. Жаргал с важным видом, как генерал во главе войска, осматривается по сторонам. На нем расстегнутый ватный халат, под которым виден синий спортивный костюм с надписью на английском «Монголия» и национальным гербом. На голове у него плоская кепка, в которой он приходил на послематчевые пресс-конференции во время чемпионата мира. Уже почти все игроки схватились в борьбе, кидают друг друга на землю, пытаются заломать, упавшие на лопатки не сдаются, продолжают бороться. Жаргал хлопает в ладоши и командует: «Заканчиваем разминку. Вы вдвоем, – указывает пальцем, – проверьте, как нам лучше переправиться на другую сторону, где более пологие спуск и подъем. Остальные выгружайте наше добро из машин». Выставив локоть в открытое окно, в одной из кабин на пассажирском месте сидит русский тренер команды – Евгений Петрович: он в старой бело-синей рубашке, плоской черной кепке и черных брюках.
Навьюченные спортивными сумками и туристическими рюкзаками монголы поднимаются по склону грибовидной горы. Единственная узкая тропинка, виляя между громадных валунов, ведет к вершине. Со всех остальных сторон подняться невозможно – склоны плоские и наклонные снизу вверх. На вершине становятся различимы полу-разрушенные стены и башни, сложенные из дикого красно-рыжего камня. Они нависают над единственной тропинкой. Склоны истерты почти до идеальной гладкости – то ли тысячелетней работой ветра, воды и солнца, то ли изощренной человеческой задумкой. Точно понять невозможно.
Вход в крепость – между двух башен, полтора десятка метров нужно пройти между стенами, заворачивающими влево. Расстояние между стенами – лишь один всадник сможет проехать. Внутри крепости – развалившиеся и целые строения из дикого камня, вырезанные внутри горы квадратные и круглые помещения, узкие каналы, сухие кустики куцей полупустынной растительности. Монголы скидывают поклажу на площадке без каких-либо строений – видимо, в былые времена она являлась главной площадью. Разбредаются осматривать развалины.
Даваадорж с двумя другими игроками подходит к остроконечному невысокому куполу из красного камня. У купола пять очень узких и низких проходов. Монголы заглядывают туда – внутри круглое помещение глубиной метров десять. «Тут они воду хранили, – говорит Даваадорж. – Изобретательный народ был. И никто не знает, что за люди тут жили и куда потом делись». Звук его голоса гулко отдается на дне пустого водохранилища.
Вратарь команды Мунхболд спрыгивает в квадратную комнату, вырезанную в горной вершине. Из одной комнату переходит в другую – трогает стены и аккуратные ниши в них. Присаживается перед углублением в углу помещения – видимо, это был очаг.
Несколько монголов забираются через пролом в башню в центре крепости. Снаружи дикие камни, из которых сложена башня, пригнаны плотно друг к другу, плоские, без каких-либо зацепов – забраться по ним чрезвычайно трудно. Зато внутри камни торчат плоскими острыми краями – по ним монголы ловко, как обезьяны, взбираются наверх и победно кричат, глядя на остальных.
Евгений Петрович выковыривает что-то белесое из песка и пыли, спрессованных ветром и дождями в крепкий холмик. Пальцами подковырнуть не получается, он достает из кармана брюк отвертку и пробует ей. Счищает сухую грязь – на ладони у него оказывается ракушка каури. Он показывает ее подошедшему Жаргалу: «Смотри-ка, это каури. Ими раньше пользовались вместо денег. Кто тут жил-то?» Жаргал, взяв ракушку и осматривая ее: «Разное рассказывают. Монголы называют их «каменные люди». То ли с запада, то ли с севера они пришли. Говорят, это «каменные люди» гору такой сделали, а не природа. Вокруг похожих гор нет. Специально под свою крепость они целую гору обрезали, отшлифовали». Евгений Петрович, глядя на него скептически: «Ну, ты уж ври, да не завирайся. Целую гору под себя они обрезали, это когда, тыщу лет назад, что ль? Они бы ее до сих пор шлифовали, если бы тыщу лет назад начали».
Монголы расчищают две плоские площадки от камней, кустиков и наносов песка и пыли. Из-за крепостной стены вниз летят булыжники и валуны. Монголы выглядывают через край, чтобы увидеть, как они падают. Наверху не слышно грохота упавших камней – порывы ветра глушат его.
На одной из расчищенных площадок, которая поменьше, монголы быстро и ловко устанавливают три юрты. Растягивают вкруг деревянные сетки, сверху навешивают связанные жерди и обтягивают конструкцию войлоком. Несколько человек возвращаются в крепость с вязанками кизяка и дров.
Солнце садится за горами. Руины крепости Кала Лаштун окрашиваются в ярко-красный, словно охряный, цвет. Монголы, рассевшись на шкурах перед котлами, в которых варится мясо, смотрят на закат. Желтое солнце плавно уходит за зубцы гор. Небо меняет оттенки от красного к бирюзовому, голубому, синеет, наконец, становится темно-синим.
Монголы едят мясо и пьют хаан-чай, когда на небе одна за другой проступают первые звезды.
Солнце восходит. Монголы облачаются в щитки и поношенную белую форму, рассевшись на краях большой площадки. Мунхболд укрепляет сваренные из водопроводных труб ворота камнями. На противоположной стороне – точно такие же ворота, их укрепляет другой вратарь. На лицах у обоих маски из тонких металлических прутьев. В центре площадки неслышно переговариваются Жаргал и Евгений Петрович. К ним подходит один из игроков – в одной руке у него грубо оструганная клюшка, в другой пластиковый пакет с надписью китайскими иероглифами, на ногах узкие деревянные колодки, имитирующие коньки. Жаргал кивает, и игрок высыпает на площадку два десятка мячиков, сшитых их кожи и плотно набитых песком.
Серые набухшие тучи низко идут над горами. Кажется, почти задевают развалины Кала Лаштун. Видно, как километрах в пяти горы затягивает пелена дождя.
Монголы носятся по площадке парами возле одних и вторых ворот. Они отрабатывают упражнение «передача-удар». Стучат деревянные колодки по каменной площадке. Евгений Петрович эмоционально реагирует на работу пар – выкрикивает короткие фразы то по-русски, то по-монгольски. Жаргал ведет себя спокойнее – руки в карманах халата, сощурив глаза, он наблюдает, иногда покачивая головой.
Ливень. С отвесов горы струями падает вода. В отдалении грохочет. В водохранилища крепости, журча вдоль стен, стекают тонкие ручейки. Монголы сидят под навесом вокруг костра. «Долго лить будет», – говорит один из них и подает свою пиалу разливающему араку. «Сколько “долго”?» – нервно и злобно спрашивает его Евгений Петрович, он ворошит прутиком угли в костре. «Дня три точно лить будет, такой ливень быстро не проходит», – отвечает тот.
По распадкам между гор текут мутные серые и красноватые потоки. Они бурлят, тащат с собой мелкие камни, растительность, промывают новые русла.
Ночь вдруг освещается всполохом молнии. Дождь перемежается мокрым снегом. Окрестности Кала Лаштун наполнены гулом от льющейся и падающей воды.
Безоблачное утро. Холодно и сыро. Пар распускается от дыхания выходящих из юрт монголов. Те, кто вышли первыми, принимаются раздувать огонь на пепелище – подбрасывают мелкие сухие палочки. От кострища вытягивается тонкий дымок.
Двое монголов натягивают деревянные колодки и бегают кругами по площадке, предназначенной для тренировок. Площадка еще мокрая. Вода блестит под светом поднимающегося из-за дальних гор солнца.
Монголы играют в «русский хоккей» грубо оструганными клюшками. Стучат деревянными колодками по каменной площадке среди руин древней крепости. Гоняются и отбирают друг у друга кожаный мячик, туго набитый песком. Одной командой руководит Жаргал, другой – Евгений Петрович.
Ночь. Звездное небо. Все вокруг костра. У некоторых на лицах ссадины и синяки. Все устали за день. Мунхболд тянет тоскливую горловую песню.
Евгений Петрович держит Жаргала за руку, говорит ему: «Кажется, все, что хотел, тебе объяснил. Но задерживаться тут, повторяю тебе, не могу. Жене надо помогать, обязательно надо. Сыновья, и один, и второй, приехать не смогут. Не потянет она одна хозяйство, понимаешь?» Жаргал кивает: «Понимаю. Когда опять встретимся?» Евгений Петрович, отпустив его руку: «Будем созваниваться. До морозов, думаю, не увидимся. С ареной в Иркутске туго идет. Все-таки дорогостоящая это штука». Они обнимаются. К русскому тренеру по очереди подходят монголы, чтобы обняться или пожать руку.
Распрощавшись, он с двумя игроками спускается от крепости к машинам. Хлопают двери одного из УАЗов. Машина, развернувшись, уезжает в степь. Монголы с крепостных стен смотрят ей вслед.
Монголы отрабатывают комбинацию по трое: начинают от центра площадки, приближаются быстро к воротам, две передачи и один удар. Ворота, кроме вратаря, прикрывают еще двое игроков. Жаргал ходит вдоль края площадки, наблюдая за упражнениями. Ведет он себя гораздо эмоциональнее, чем когда вместе с ним был русский Евгений Петрович.
Над крепостью высоко в небе кружат пять орлов – то поднимаясь, то спускаясь на неподвижных крыльях.
Снова игра команды на команду. Дробь деревянных колодок по камням. Глухие звуки столкнувшихся тел. Жаргал помогает советами и одной, и второй командам. Меркнущий свет наступающего вечера. Солнечный свет изредка пробивается через затянувшие небо низкие облака.
Кавалькада из шести «буханок» удаляется от Кала Лаштун. Монголы в машинах сидят молча – притихшие и грустные. Ссадины и синяки на лицах некоторых еще не прошли. Даваадорж, управляя машиной, посматривает в боковое зеркало заднего вида – грибовидная гора становится все меньше и меньше.
Даваадорж сидит по-татарски в своей юрте. Дверь в юрту открыта – на улице лежит белый снег, ослепительный под сочно-голубым небом и ярким солнцем. Хохоча, пробегают мимо дверного проема дети – у них в руках снежки.
Перед Даваадоржем, утонув в высоком ворсе ковра, лежит труба спутникового телефона. Он ждет звонка. Растянувшееся мгновение неподвижности, вселенского штиля, нарушаемого лишь легкой рябью – снова мимо дверного проема пробежали дети.
«Отец, отец, телефон звонит!» – из юрты выбегает мальчик лет шести. Даваадорж копается в двигателе УАЗика-«буханки». Рукава закатаны до локтя, черные масляные ладони. На снег под автомобилем натекла черная бликующая под ярким солнцем лужа.
Даваадорж приседает на корточки и показывает сыну, чтобы тот нажал кнопку «ответить» и прислонил трубку к отцовскому уху. «Да, Жаргал, здравствуй. Слушаю».
Белоснежная степь. Три юрты с раскиданными вокруг них немногими вещами, как крохотные зерна. В небе кружат несколько птиц. Громадная степь, громадное небо – и все остальное незначительно по сравнению с ними.
«… такие дела, Даваадорж, – слышно в трубке спутникового телефона голос Жаргала. – В общем, как обычно: денег нет, поэтому на чемпионат поехать не сможем».
Даваадорж стоит в полный рост и смотрит туда, где сливаются громадная степь и громадное небо. Он неподвижен – сын степей и неба.
Ульяновск – Йезд – Санкт-Петербург, 2016-2018
