ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО КАТЕРИНЫ ЦАГАРАЕВОЙ
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА К ПЕРЕВОДУ ПОДГОТОВЛЕНА И.Н. БОЧАРОВОЙ
Окончание. Начало см. «Дарьял» 2’2018, 3’2018.
Итогом летней работы 1888 года, ставшим известным в Англии в середине сентября, стали восхождения на все великие пики центральной группы Кавказских гор, за одним исключением. Этим исключением была гора с остроконечной снежной вершиной, взмывающая высоко в небо со своего широкого скалистого пьедестала, которая хорошо заметна среди центральной группы Кавказских гор путешественникам, едущим по железной дороге от Минеральных вод до Владикавказа. Имя ее Коштантау, высота 16 880 футов, но на всех официальных и любительских картах до 1889 она называлась Дыхтау, и высота ее обозначалась как 16 923 фута.1
Мистер Клинтон Дент по причине болезни был вынужден вернуться в Англию, но его друзья Донкин и Фокс с двумя горными гидами все еще оставались на Кавказе и хотели попытаться покорить этот благородный пик. Однажды в конце месяца Дент показал мне телеграмму из Нальчика от Ригера, немца, работавшего переводчиком у альпинистов, который писал, что спустился с Балкар, но там так и не встретил никого из своих нанимателей, и не слышал о них ничего на протяжении уже трех недель. Для нас стало очевидным, что случилось непоправимое.
* * *
Для начала поисков мы располагали только следующими данными. До отъезда из Лондона я дал устные и письменные рекомендации Фоксу, как лучше исследовать Коштантау. Я рекомендовал подъем по северному склону горы со стороны ущелья Безенги, известного также как Думала. Так они и поступили, но из-за неустойчивых погодных условий и позднего старта группа достигла только западной стороны горы. Я также отметил, что потерпев неудачу в этом направлении, они могли воспользоваться очень интересной и красивой тропой и перейти на восточную сторону и на южный ледник, спускающийся к Череку. На Коштантау можно подняться и с этой стороны, но я заметил, что «попытка восхождения с этой стороны – это очень серьезное предприятие». Мистер Вуллей подтвердил правильность моего суждения, успешно поднявшись без каких-либо чрезвычайных усилий по указанному маршруту, который Мур и я впервые открыли двадцать лет назад.
Инструкции Фокса, данные в лагере в долине Думала, отослать палатку своему немецкому слуге и переводчику Ригеру, который должен был встречать их в Карауле через три дня, говорят о том, что они собирались следовать по предложенному мною маршруту. Это замечание в дневнике Фокса о палатке сказало нам все о планах альпинистов.
Привожу записи его дневника последних трех дней. Мне кажется, он в простых словах дает самое точное представление о том, что значит заниматься альпинизмом на Кавказе.
«Воскресенье, 26 августа. Подъем в 5-30. Чудесное утро, но ветрено и холодно, такая же будет и ночь. Мы намерены разбить лагерь повыше. Много времени ушло на приготовление еды на два дня. Рододендрон в костер. Тяжелый груз. Штрейх не верит, что получится сварить суп. Намерены взять с собой две охапки хвороста. Вышли в 9-45. Пошли вверх по морене по левому краю ледника до ледопада. Очень длинная морена. Остановка для фотографирования. Очаровательное пристанище у потока между мореной и горой. Ручейки и луга. Деревьев нет. Приятная остановка у подножия ледопада. Большая пещера наверху ледопада используется горными баранами. На обратном пути видели, как два барана выходили из нее. На морене очень красивые цветы, особенно астры, маленькие темно-голубые горечавки и гордость Лондона.2 Видели два или три вида цминницы, но эдельвейсов совсем нет.3 Задержались на морене, чтобы сделать два снимка, с 10-40 до 11-05. Остановка, долина, конец морены, с 11-40 до 11-55. Начиная отсюда, мы поднимались к ледопаду по бортам, поросшим травой, и морене на левом борту. Остановка в пещере на ланч с 1-35 до 2-25, и затем подъем на верхнее ледовое поле, опять по левой стороне. Начался снегопад с громом и молниями. Искали убежище. Наконец попался бергшрунд, с одной стороны скала, с другой – снег и сосульки, но защищает от бури.4 Снаружи под скалой гиды развели огонь и готовили суп. Очень холодно и сыро. Наши надежды совершить восхождение на Коштантау с этой стороны потерпели крах. Путь наверх проходил сквозь нависающие ледяные пики (сераки),5 от которых не было спасения.6 Нам представлялось два выхода: 1) взобраться на высокий снежный перевал на восточной стороне горы и совершить восхождение с другой стороны, где все покрыто снегом; 2) карабкаться по холодному западному склону горы и пойти оттуда на север.7
Мы выбрали последнее, так как путь на восток был бы очень долог. Фишер искал место для ночевки и нашел расщелину на склоне горы. Жалкая дыра, но дает защиту от снега и ветра. Наверху она была такой узкой, что в нее можно было едва протиснуться, внизу – чуть шире. Угол примерно в 30 градусов. Нам удалось вытащить из расщелины камни и обломки горной породы и соорудить своего рода возвышение, где устроились Штрейх и Донкин. Я разместился сверху над ними, сделав из ледоруба подставку для ног. Мы завернулись в спальные мешки и старались воздать благодарность и за такое убежище. Все было мокрым и липким, мне на колени медленно капала вода. Приходилось каждые десять минут менять положение, причем при каждом моем движении вниз на голову Донкина сыпалась мелкая галька. Поднялся неистовый ветер. Его снежные порывы залетали внутрь и свистели над спальными мешками. Я только начинал дремать, когда меня разбудили несколько камешков, падающих сверху и грохнувших как раз под ухом, а затем и большой камень, который, как мне казалось, лежал довольно прочно. Он ударил меня по голове, и перед глазами заплясали тысячи звезд, так что на мгновение мне показалось, что наша расщелина вся наполнилась светом. Силясь передвинуть его на одну сторону, я сдвинул ледоруб, и на голову бедного Донкина посыпался град камней. Его терпение и выносливость сродни терпению и выносливости Иова.8 Мне пришлось спуститься вниз и устроиться там. Фишер уже укрылся в другой расщелине, так что место нашлось. Гиды были в жалком положении, и давно уже оставили всякую надежду на улучшение погоды. Я напомнил им о предыдущих приятных событиях, но мрачные мысли преобладали. На камнях было очень неудобно лежать, но к этому времени мы уже привыкли к твердой постели.
Понедельник, 27. Утром на нас напала дремота. Я проснулся первым и увидел голубое небо. Разбудил Штрейха. Увы! Было уже довольно поздно, 5-45, но утро просто прекрасное. Мы спустились вниз, приготовили шоколад, выпили его в тишине и вышли в 6-15 (на три часа позже планируемого). Двадцать минут ушло на то, чтобы пересечь снежную равнину на пути к седловине, на вершине мы были в 8-20. Выпало много снега, что осложняло вырубку ступеней. Это небольшой, но крутой участок. Мы поднялись на вершину справа. Прекрасный вид был нам наградой. Мы открыли новый путь от ледника Думалы до ледника Мижирги, который лежал у наших ног. У его изголовья высокая снежная скала и скалы северного склона Коштантау. Виднелся перевал, ведущий от вершины Мижирги к подножию Шхары, и великолепные обрывы Дыхтау. Сама Шхара была хорошо видна между Коштантау и Дыхтау.9 Мы надеялись легко преодолеть острый гребень горы, но путь нам преградила скала, ведущая к карнизу седловины, который мы видели с Уллуаузского ледника. Последний гребень мог привести куда угодно, но это была бы очень длинная история. Нам оставалось, очевидно, одно – взобраться на скалу, и я был уверен в успехе. Она, конечно же, покрыта выпавшим снегом, но это не должно сильно усложнить дело. План же Штрейха заключался в том, чтобы спуститься на 200 или 300 футов к леднику Мижирги, и оттуда взобраться на гребень по длинному скалистому ребру. Он настаивал на своем, и мы сдались. Наспех позавтракали, но, к сожалению, не сфотографировались, упустив великолепную возможность и очень красивый вид, так как, когда мы вернулись, его уже скрыли тучи. Мы оставили вершину в 9-10. На спуск ушло много времени, пришлось вырубать множество ступеней. Мы достигли ребра, и, как и ожидали, его склоны оказались довольно гладкими. Мы поднимались между ними, медленно прокладывая себе путь, выпавший снег осложнял подъем, и к 11-40 мы продвинулись очень мало. Стало очевидно, что сегодня у нас просто не остается времени на покорение пика (подъем по ребру займет по крайне мере 4 часа), и так как облака сгущались, мы с неохотой приняли решение возвращаться. На седловине мы были в 1-15, прикончили запас провизии, сложили пирамидку из камней и сделали третье фото.10 К нашему убежищу прошлой ночью мы вернулись в 16-05, спуск осложнялся подтаявшим на солнце снегом. Распаковались в 16-30. В 18-25 мы с Фишером зашли внутрь и вскипятили чайник. Нога Донкина причиняла ему боль, он медленно шел следом. Горячий и наваристый суп, приготовленный нашим замечательным Штрейхом, и затем сон.
Вторник, 28. Прекрасная ночь. Все спали, как сурки. В 4 нас разбудил сильный ливень, так как он барабанил по палатке, но мы заснули опять. В 5-30 я проснулся и до примерно 7-30 читал «Сон в летнюю ночь», пока не взошло солнце. Мы прекрасно умылись в нашем ручейке и повесили сушиться все наши вещи, так как прошлой ночью спускались вниз под проливным дождем. Послали за сыром и молоком. Сын нашего хозяина из Безенги, который провел ночь с нами, долго обсуждал со мной наши планы, и я надеюсь, он правильно все понял. Погода давала надежду совершить восхождение завтра рано утром с запасом провизии на 3-4 дня. В первый день пройти перевал Думала-Дыхсу,11 разбить лагерь у его вершины. Совершить подъем на Коштантау, если получится то с южной стороны, и спуститься на ледник Дыхсу. Затем на Караул. Он же тем временем должен идти в Балкар с запиской Ригеру и отправить его в Караул. Все зависит от погоды. Сейчас она хорошая, но, как обычно, облака клубятся, боюсь, что еще до вечера пойдет дождь. Наши гиды заняты починкой своей обуви, просушкой одежды, готовкой еды и т.д. Донкин стрелял из револьвера по воображаемым врагам (11-30), развлекался. День прошел очень спокойно. Ушедшему за молоком и сыром посланцу была выдана рублевая купюра (плата слишком высока, но мы не хотели себя ни в чем ограничивать). Я внес записи в свой дневник. Донкин занялся наблюдением за точкой кипения воды.12 Читали Шекспира. Собирали назавтра хворост. Штрейх и я смогли испечь хлеб. Он не верил в силу разрыхлителя, пока не убедился в ней на деле. Это был лучший хлеб, который нам довелось отведать с тех пор, как мы покинули Батуми. С удовольствием его ели. Погода стала портиться. Облака спустились на ледник (15-00) и скоро должны были окутать и наш лагерь. Надеемся на лучшее. Не можем понять «Кавказскую метеорологию».13
На этом дневник обрывался.
* * *
Барон Юнгерн Штернберг принял нас со всей любезностью, какая только возможна при данных обстоятельствах. Он доложил нам, что прошел от основания ледника Уллуауз до ущелья Коштантау и уверен, что именно этим путем шли Фокс и Донкин, путем, хотя и сложным, но неопасным для таких опытных альпинистов. Его убеждение совпало с мнением полковника Вырубова, начальника нальчикского округа, что наши соотечественники стали жертвами вероломства местных жителей. Он рассказывал всевозможные слухи о Ригере, их переводчике. Говорил, что один местный житель был найден с раной, которую могли ему нанести ледорубом. У подозреваемого было алиби, но алиби так легко найти на Кавказе, поэтому старый глава Безенги уверен, что было совершенно убийство, но уже за пределами района, за который он отвечал. Он говорил это со слезами на глазах, но ничего из услышанного не представляло для меня никакой ценности. Я обратил внимание барона на то, что в дневнике Фокса есть точное указание их маршрута, и я сам показывал Фоксу на фотографиях мсье де Деши путь, по которому следовало идти. Барон уверенно отрицал возможность прохода в точке, которую я указал ему на карте и фотографиях. Он утверждал, что провел три дня на Уллуаузском леднике и уверен, что пройти там нет никакой возможности. Я мог только ответить, что мое мнение – это мнение эксперта, и весь мой опыт говорит о том, что я никоим образом не могу ошибиться в этом вопросе.
Оставался вопрос о найденной каменной пирамидке и отпечатках, которые, как утверждалось, нашла вторая поисковая экспедиция прошлой осенью в месте, указанном бароном. К счастью, здесь присутствовал житель Безенги, участник той экспедиции. Его спросил Пауэлл: «Вы можете сказать, кто построил пирамиду»? «Нет, ее могли построить, как участники экспедиции, так и топографы». «Были ли найденные отпечатки похожи на отпечатки подошв моих ботинок?» «Я не знаю, наш старшина сказал нам, что это следы англичан». Одной головоломкой стало меньше. Местные поисковые экспедиции, организованные прошлой осенью (после экспедиции мистера Жукова) вели поиски совсем в другом месте, они шли тропою охотников до ущелья Коштантау и отпечатки, виденные ими, если они действительно были, за исключением тех, что были на леднике Уллуауз, были отпечатками не наших друзей, но следами экспедиции топографов. Старшина, которому приказали искать до тех пор, пока не найдут, поспешил найти следы, которые вели за пределы его района. Мистер Жуков впоследствии рассказал нам, что это его люди построили каменную пирамиду на спорном месте.
Капитан Пауэлл и я в полуденном зное поехали вверх по величественному ущелью Черека.
* * *
На утесах у ледника мы не нашли никаких следов пропавших альпинистов и чувствовали, что следующим шагом должен быть поиск на самом перевале, где мы надеялись найти каменную пирамиду или иной возможный след. Но наши мысли были полностью заняты восхождением, и мы не ожидали никаких открытий, как вдруг, примерно в полдень, впереди идущий на том конце веревки вдруг остановился и, задыхаясь, закричал: «О, Боже! Лагерь!»
Перед нами поднималась небольшая полукруглая стена из больших сваленных камней, обращенная своей выпуклой стороной к обрыву и огораживающая полку14 на скалах длиной в шесть футов в обоих направлениях, которую частично защищал нависающий изгиб скалы. Мгновение, и все мы приступили к осмотру стены. Мое внимание сразу привлек черный котелок, наполовину заполненный водой, в котором плавала металлическая кружка. Револьвер в кобуре висел под скалой. Пространство за стеной, а также между стеной и скалой была завалено снегом и льдом, глубиной в несколько футов. Гладь замерзшей поверхности здесь и там нарушали выступающие части рюкзаков и спальных мешков. Они не были пусты. В тот же миг нас поразила одна и та же мысль: «Что в них?». Но уже через секунду мы убедились, что не стоит опасаться ужасной находки, ужасной, потому что она означала бы медленную смерть наших друзей. Все было в лагере, или, по крайней мере, почти все. Не было только их самих. Что они пропали, мы знали, но эта неожиданная находка их личных вещей в том самом положении, в котором они оставили их одиннадцать месяцев назад, осознание того, что мы находимся на месте их последнего лагеря, снова наполнило наши сердца глубоким волнением. Даже в привычных местах знакомые предметы производят на нас впечатление. Но тем сильнее они поражают нас, когда мы видим их в заброшенном месте, где впервые ступает нога человека, не считая тех, кто погребен в ледяных пещерах. Окруженные таким большим количеством предметов, говорящих о временном отсутствии, характере и привычках каждого, с трудом верилось, что случилась катастрофа. Казалось естественным, что наши друзья в любой момент покажутся на утесах, быстро идущие к лагерю, где все оставалось таким, каким они оставили, собираясь на свое последнее восхождение.
После первых минут раздумья мы приступили к необходимой работе по сбору предметов и поиску следов. Это было непросто, поскольку на солнечной стороне лагеря снег часто таял и снова замерзал. Сумки вмерзли глубоко в лед, перемешанный с камнями, против которого наши ледорубы часто оказывались бессильными. Маленький лагерь напоминал орлиное гнездо на краю скалы высотой, по меньшей мере, в 1 000 футов. Любой предмет, например все еще полная сумка с провиантом, переброшенный через стену, летел вниз примерно 50 футов до снежного рва, а затем по снегу быстро скользил вниз. Пространство внутри лагеря позволяло работать только троим, за его пределами каждый шаг должен был делаться с большой осторожностью. Пауэлл с трудом нашел крошечный участок, где он в безопасности смог сделать набросок лагеря.15
Мы с Вуллеем и одним из гидов пошли к перевалу, еще на 300 футов выше. На подъем ушло более получаса. Первая часть пути – тяжелый подъем по ледяному камину16, а затем – путь по скользкому и узкому ребру скалы. С его вершины мы повернули налево и пошли по широкому замерзшему склону, где начинался огромный кулуар или снежный туннель.17 Под снегом был лед, но снег не был рыхлым, что было приемлемо с точки зрения безопасности, принимая во внимание средний угол, под которым нам приходилось двигаться. С должными предосторожностями мы вышли на перевал, который представлял собой гребень, местами разбитый скалами, на одной из которых мы смогли разглядеть небольшую груду камней. Нашим глазам предстала вершина, за которой виднелись блестящие русла рек на далекой равнине, затем – низины Думалы, и, наконец, последняя стоянка Донкина и Фокса. У барона было мало оснований для недоверия, для альпинистов с веревкой спуск с этой стороны не составил бы труда. Широкие склоны с расщелинами переходили в снежные поля, питающие юго-восточную часть Уллуаузского ледника. В конце бассейна во всей красе виднелся великолепный пик и его обрывы. Вершина высилась над нашими головами на высоте 2 500 футов, над снежным полем Уллуауза на высоте в 1000 футов, как Монблан над Большим плато. Вершина, эта глыба льда и камня со скользкими склонами, из-за своих зияющих расщелин казалась такой огромной и голубой, что Вуллей впоследствии смог узнать ее, смотря в телескоп на одной из железнодорожных станций с расстояния по крайне мере в 50 миль. Мы спустились на несколько ярдов на дальнюю сторону перевала. И внимательно осмотрели восточный гребень, северный склон которого, сильно усеянный льдом, был практически не проходим, и ни один человек в здравом уме не попытался бы пересечь его. Сам гребень, отделяющий нас от Коштантау, был разбит высокими и тонкими башнями-иглами, что делало его также непроходимым. Очевидно, что альпинисты, решившие подняться с того места, где мы стояли, на гладь снежного поля наверху, должны были пойти, если конечно решились бы, по склонам и оврагам Тютюна или еще южнее. В таком случае они добрались бы до хребта, только преодолев огромную башню. Там были карнизы,18 но на том месте, где восточный хребет примыкает к южному, как мистер Вуллей доказал впоследствии, было место для прохода, так что не было никакой необходимости, тем более опытным альпинистам, подвергать свои жизни риску. Недалеко от вершины Коштантау, над расщелиной, огибающей пик, на южной стороне лежит россыпь небольших камней, из которых каменная пирамидка была бы непременно сооружена при успешном восхождении. Мы вооружились мощным телескопом, но не нашли никаких следов каменной пирамиды или снеговика. Мистер Вуллей дважды убедился в этом в ходе своего последующего успешного восхождения.
Мы осторожно разобрали по камням небольшую пирамидку на перевале, но внутри не нашли никакой записки. Собрали ее снова и вложили внутрь сообщение о нашем пребывании. Вид на скалы, который нам довелось наблюдать, был необычайно красив и впечатляющ. Тишину вечных снегов нарушал только постоянный звон ледорубов и голоса наших товарищей, которые отчетливо раздавались в хрустальном воздухе, так как они все еще занимались своей печальной работой, стараясь найти все, что только было сокрыто под ледяным покрывалом. Их фигуры виднелись на краю скал на поверхности Тютюнских снежный полей, как фигуры моряков на грот-мачте на фоне бескрайнего моря, если бы на них смотрели с высокой скалы. День был безоблачным, воздух – кристально чистый, пространство на мгновение исчезло и сократилось настолько, что, казалось, мы стали ростом не в 6, а в 14 000 футов! Многочисленные перевалы и пики центрального Кавказского хребта буквально лежали у наших ног. Мы смотрели на них, на рассеянные пики и бескрайние снежные поля группы Адай-Хох, и далее на огромном расстоянии я узнал пик Шоды, зеленые высоты Рачи, голубые горы Ахалцихе, переливы гор Армении под тенью шафранового неба, на котором висели далекие янтарные облачка, часто скрывающие Арарат. Каждая деталь была отчетливо видна, как на карте, но только огромной, замечательной и необычной, создающей впечатление безграничного сияющего пространства Земли, какой ее должны впервые увидеть гости с другой планеты. Великолепие природы в этот главный день гармонировало с печальной миссией нашей экспедиции. Оно действовало на душу как торжественная, полная сочувствия музыка. Пока я зачарованно смотрел вдаль, четыре белые бабочки покружили вокруг маленькой пирамидки и улетели. Древние греки нашли бы это символичным.
Минуту наши глаза наслаждались видом, но скоро наши мысли вернулись к нашей непосредственной задаче. Мы сидели на скале возле грустного маленького снеговика из камня, и история катастрофы начала разворачиваться сама собой. Альпинисты c тяжелым грузом, а также их гиды вышли к гребню в месте, где мы стоим, примерно в полдень. Они отбросили всякую мысль о штурме Коштантау со стороны Уллуауза, и, следуя указаниям, изложенным в моих записях, и согласно намерениям, так ясно изложенным в дневнике Фокса, собирались спуститься к снежным полям Тютюна и «совершить восхождение на Коштантау с южной стороны». Когда они спустились, стали частично видны южные скалы хребта. На коротком отрезке пути они легко проходимы, но далее – труднопреодолимы, но из-за ракурса степень проходимости остается под вопросом. После полудня облака наверняка спустились и скрыли очертания скал. Они видели вставшие на пути замерзшие овраги, уступы, ведущие далеко. Через месяц широкое ледяное покрывало, которое сейчас делает подобную попытку явно опасной, возможно, во многих местах растает под действием лучей августовского солнца. Они собирались подняться на гладь снегов, на этот прекрасный хребет, который, когда огромная башня уже пройдена, ведет продолжительным серпантином на саму царственную вершину. Они никогда не оценивали с любого удаленного пункта наблюдения всю ширину и высоту, а также сложность прохода по хребту, отделяющему их от последней башни. Этот проход, как они убедили себя, стоил попытки. Он стал для них пагубным, но они не отступили. Другой альтернативой был долгий путь вниз ко льдам Тютюна, и это значило потерять набранную высоту, нести вниз вещи и провиант, который они старательно подняли так высоко. Они, я думаю, не смогли объективно оценить обстановку, из-за того, что два дня назад предприняли аналогичный спуск с перевала Мижирги и потерпели неудачу. Они, конечно, никогда не видели широкий снежный склон, который ведет наверх с вершины Тютюнского ледника. Он был скрыт соседними контр-форсами.19 Самым простым решением было остановиться и оценить возможные варианты восхождения, особенно с гидами и тяжелым грузом.
Но фатальное решение было принято. Груз положили на землю, и все весело приступили к работе. Фокс наверняка отправил гидов укладывать стену и сам трудился с ними, не покладая рук. Донкин присматривал за костром, отрегулировал фотоаппарат, провел свои наблюдения за кипением воды, распаковал и перепаковал, по случаю, некоторые свои вещи в своей милой манере, приспосабливая повседневные предметы для целей, которым они не должны были служить. Так мы нашли некоторые хрупкие приборы, завернутые в носок или перчатку и связанные вместе шнурком от ботинка. Красные языки маленького костра (мы нашли следы его) недолго светили на ледяных скалах, скоро альпинисты завернулись в свои спальные мешки и легли спать близко друг к другу.
На следующее утро они не спеша поднялись. Все ненужные вещи были аккуратно сложены внутри спальных мешков, за исключением револьвера, который оставили висеть на скале. Из того, что он был оставлен на виду, можно сделать вывод, что альпинисты были уверены, что хорошая погода продержится до их возвращения. Они обвязались веревкой и вышли в путь. Донкин, как обычно, нес свой легкий фотоаппарат на плечах. Они пробивались сквозь огромный желоб. И здесь заканчиваются утверждения и начинаются догадки. Выпавший снег, который упоминается в дневнике Фокса, сделал всегда сложный путь по полкам и хребту еще более опасным. Где-то снег сорвался вниз вместе с ними, или… Не будем гадать о том, как именно наступил конец. Достаточно и того, что мы знаем, их смерть была быстрой, одновременной и без мучений. Все, что срывается с этих скал, летит далеко вниз, и голубые ледяные своды у подножия скал сразу стали альпинистам достойной могилой. Все пространство под скалами было тщательно обследовано нами при помощи мощного телескопа, и десять дней спустя мистер Вуллей и его гиды, дважды пройдя этим путем и совершив успешное восхождение на Коштантау, убедились, что на вершину не ступала нога человека. Следовательно, несчастье случилось либо до восхождения, либо на обратном пути после неудачной попытки.
Нам оставалось только два варианта для дальнейших поисков: попытаться пойти по возможному пути альпинистов вдоль скал или привести армию копальщиков на верхние снежные поля.
Первый, принимая во внимание состояние скал во время нашего визита, был бы очень опасным. Я не случайно подчеркиваю это, потому что на Кавказе, даже чаще чем в Альпах, условия меняются из года в год, из месяца к месяцу, и я не хотел бы, чтобы думали, будто я намеренно приписываю нашим друзьям излишнюю поспешность. Месяц спустя в горах ледяной покров этих скал может быть меньше, что делает проход менее опасным. В менее снежные годы проход сквозь скалы может быть найден, весь опыт занятий альпинизмом в Альпах говорит о том, что опрометчиво называть любую скалу непроходимой. Но они находятся за пределами основного пути на вершину Коштантау через широкие снежные поля вершины Тютюнского ледника, на который предпринял атаку мистер Вуллей. Я думаю, что дальнейшие поиски едва ли могут привести к иным результатам, чем находка фотокамеры Донкина, если он оставил ее в какой-нибудь нише, но это кажется маловероятным предположением для тех, кто хорошо знал его привычки.
Что касается второго варианта, даже если бы мы привели сюда целый полк с лопатами (что само по себе невозможно), его работа, вне всякого сомнения, была бы абсолютно напрасной. Большой спальный мешок, оставленный нами у подножия скалы, через десять дней полностью исчез либо под снегом, либо соскользнув в бергшрунд, когда Вуллей возвращался на Тютюнский ледник. Какова вероятность найти что-либо, погребенное под снегопадами, идущими на протяжении одиннадцати месяцев?
Мы узнали все, что должны были, а именно как и где (с точностью до нескольких сот ярдов) наши друзья нашли свою смерть и могилу. Поиск их тел никогда не входил в наши планы или желания. Мы все удовольствовались тем, что оставили альпинистов в их высокой могиле под охраной ледяных скал и светом звезд, и пусть ярчайшая вершина Кавказа будет им вечным памятником.
* * *
Реликвии, которые мы забрали с места стоянки, были достаточны для того, чтобы убедить всех в выводах, сделанных нашей экспедицией. По прибытии в любое горное селение повторялось одно и то же. Глава селения принимал нас в доме для гостей, говорил комплименты, расспрашивал о результатах нашей экспедиции. Капитан Пауэлл кратко рассказывал на русском языке, что мы предприняли, затем собиралось все селение, и вся история повторялась более детально, в нужный момент показывались найденные предметы, сумки и револьвер. Это неизменно вызывало взрыв симпатии и интереса у слушателей, которые с большим вниманием слушали все, что переводил им на тюркский язык их глава. В конце более или менее официальная, но всегда сердечная речь была обращена к нам:
«Мы глубоко скорбим о смерти ваших соотечественников, которых мы знаем и уважаем как смелых людей. Мы сожалеем о том, что им суждено было погибнуть в нашей стране, и это бросило тень ужасно несправедливых подозрений на наше доброе имя. Вы говорите нам, что никогда не верили в эти обвинения, что вы прибыли издалека, чтобы опровергнуть их и оправдать нас, за что сердечно благодарим вас. Никто, кроме англичан не смог бы добраться туда, где погибли Донкин и Фокс, и где также побывали и вы. Мы узнали и восхищаемся английской энергией, и каждый англичанин будет среди нас желанным гостем. Ваших друзей будут всегда встречать как дорогих гостей». И затем говоривший заканчивал речь традиционной восточной фразой: «Мы братья, и все, что мы имеем, в вашем распоряжении».
Вне всякого сомнения, наши находки сняли тяжкие подозрения с тюркских горцев, живущих между Эльбрусом и Осетией. Они, насколько мне довелось узнать их, народ с множеством положительных качеств, но не могу не признать, есть у них и неприятные черты, которые первыми бросаются в глаза незнакомцам. Они упрямы в деловых вопросах и большие спорщики, никуда не спешащие, так как находятся у себя дома. Но случись им отправиться в путь, и они преображаются. Они великолепно двигаются, как только может человек в кожаных сандалиях, набитых сеном, они очень уважают подвиги и скоро находят общий язык с англичанами. Они гостеприимны, и раз завоевав их расположение, вы не скоро его потеряете. Четырнадцатилетний мальчик с почетом примет вас в своем коше, принесет молока и сметаны в огромных чашах и откажется от платы с великодушием, которое, по меньшей мере, редко встретишь в Альпах.
Так закончилось третье и последнее путешествие Фрешфилда на Кавказ. Брат погибшего Уильяма Донкина выразил через газету «Кавказ» «глубокую благодарность русским властям за доброту при содействии поискам». За 23 декабря 1917г. в отчете альпийского клуба имеется запись: «Туземцы, гостеприимством которых англичане пользовались в течение стольких лет, были очищены от несправедливых подозрений в убийстве альпинистов. Это стало возможным благодаря экспедиции Дугласа Фрешфилда».
Всю свою жизнь Фрешфилд оставался романтиком гор. Перед самой смертью он отправил телеграмму советским альпинистам, в которой выражал радость по поводу быстрого развития горного спорта на Кавказе. В честь неутомимого путешественника и в память о нем на карте Кавказских гор появился перевал Фрешфилда (верховья Цейского ледника). И в заключение рассказа об этом человеке нельзя не привести случай, который произошел в 1958 г., спустя почти семьдесят лет после описанных событий. В тот год впервые за много лет район Безенги посетила альпинистская делегация из Великобритании во главе с лордом Хантом. Альпинистов, заночевавших на лугу, утром разбудили грозные крики пожилого балкарца. Оказалось, что луг принадлежал ему, и он был не рад незваным гостям. Однако старик сразу сменил свой тон, когда переводчик объяснил ему, что это группа англичан. Оказалось, что от деда и отца он много раз слышал историю о том, как англичане приехали из далекой страны и спасли народ Безенги, на который пало подозрение в убийстве иностранцев. Тогда в селение вошли казаки. Они обыскивали дома и дворы, и если бы ими был найден хоть один предмет англичан, все село могло быть выселено в Сибирь. Так сохранилась в памяти людей эта история.
Итогом путешествий Фрешфилда на Кавказ стало двухтомное сочинение «Исследование Кавказа», вышедшее в свет в 1896 году, которое он посвятил погибшему Вильяму Донкину. Издание было богато иллюстрировано фотографиями Селлы, Деши и Вуллея. Известный итальянский фотограф Витторио Селла был первым, кто запечатлел пейзажи и жителей Кавказа. За фотографии, сделанные во время экспедиций на Кавказ, император Николай второй наградил Селлу крестом Святой Анны. Второй фотограф, работы которого использовал Фрешфилд – это венгерский альпинист Мориц Деши (Маврикий Дечи 1851–1917 гг). Он совершил 9 эк-спедиций на Кавказ, для чего специально изучил русский язык. В 1884 году он совершил первовосхождение на Мамисон и был третьим, кто покорил восточную вершину Эльбруса. В списке его побед восхождение на вершину Уилпату в Цее. Во время своих экспедиций Деши сделал более ста снимков Кавказских гор, не уступающих фотографиям Витторио Селлы. В 1888 г. он преподнес в дар Императорскому Русскому Географическому Обществу альбом снятых им горных пейзажей и в том же году был принят в его члены. В 1905 г. Деши издал монографию о горном Кавказе, но как говорится, это уже совсем другая история.
Книги же Фрешфилда до сих пор считаются лучшими из до-революционных трудов, посвященных Кавказу и его жителям. Тома получились объемными, «слишком длинными» – так, по мнению Фрешфилда, должны были, скорее всего, характеризовать его детище. «Но я взываю к умному и сочувствующему читателю», – писал он в предисловии, которое закончил словами Горация: «Если можете – сделайте лучше, если нет – то следуйте за мною».
Через сто сорок лет – 31 июля 2008 г. было проведено юбилейное восхождение на Восточную вершину Эльбруса. В нем приняли участие представители того самого альпийского клуба, членом и президентом которого был Фрешфилд, и потомки балкарских проводников Соттаева и Джампуева.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Фут – английская мера длины, берущая свое название от размера ступни (фута), приблизительно равен 30 см.
2 Гордость Лондона – разновидность растения камнеломки, популярный цветочный символ сразу нескольких территорий, например провинции Нунавут (Канада), города Лондондерри (Великобритания), губернии Нурланн (Норвегия).
3 Цминница – другое название «кошачья лапка», «блошница». Это серо-паутинисто-войлочное растение с неприятным запахом и грязно-желтыми цветами.
4 Бергшрунд – альпинистский термин, обозначающий поперечную трещину в языке ледника, образующуюся при его движении по склону.
5 Сераки – альпинистский термин, обозначающий отдельно стоящие на рельефе ледяные скалы («ледяной жандарм»).
6 Это, очевидно, относится к короткому северо-восточному выступу между северным и восточным склонами, который разделяет два верхних участка Уллуаузского ледника (прим. автора).
7 Эти маршруты известны как перевалы Уллуауз и Мижирги соответственно. Второй путь на самом деле на севере, а не на западе от вершины (прим. автора).
8 Иов – библейский персонаж, оклеветанный перед Богом и обвиненный в неискренности своей веры, за что Бог наслал на него всяческие земные бедствия, однако Иов ни разу не возроптал. Образ используется как пример терпения.
9 Возможно, речь идет о пространстве между Мижиргитау и Крумколтау. См. фотографию сеньора Селлы на стр.105. Это не Крумкольский перевал, который находится далеко на востоке (прим. автора).
10 Пирамидка, башня, снеговик, тур – альпинистские термины, обозначающие искусственное нагромождение камней для маркировки маршрута, обычно в их основании оставлялась записка.
11 Фокс не знал отдельного названия Тютюнского ледника, считая его частью Дыхсу. Точные знания о южном и восточном склонах Коштантау были получены только в 1880. См. «Альпийский журнал» т. 14, стр. 100-102 (прим. автора).
12 Упоминание об этом сохранилось и в записях Донкина. «Перевал Баши, 13 030 футов; привал напротив Коштантау, 12 209 футов; перевал Мижирги, 13 600 футов» Это была последняя запись (прим. автора).
13 Я слово в слово привел записи из дневника, за исключением написания «Дыхтау» и «Коштантау» (прим. автора).
14 Полка – пологая часть рельефа (альпинистский термин).
15 Рисунок капитана Пауэлла дает очень точное представление о лагере. Террасы скал, по которым мы поднимались, не были видны с того места, где он рисовал. По скале над нами и справа от лагеря Мистер Вуллей и я взобрались на перевал. Единственная вольность Пауэлла заключалась в изображении переднего плана. Капитал Пауэлл на самом деле сидел на небольшом уступе, как раз под вертикальной крутой трещиной или камином.
16 Камин – альпинистский термин для характеристики вида рельефа, обозначает вертикальную щель в скале, в которой может поместиться человек.
17 Кулуар – альпинистский термин, обозначающий углубление в скале, возникшее под действием текущей воды.
18 Карниз – альпинистский термин, обозначающий нависающую скалу под острым углом к склону.
19 Контрфорс – альпинистский термин, описывающий форму горного рельефа, обозначает неявно выраженное ребро на крутом склоне (стене горы), маленькое ребро может не доходить до подножия.
