* * *
Стучится ночь в оконное стекло.
Отравлен город сворой негодяев.
И темнота подтрунивает зло
Над городской бессонницей. Бердяев
Невыносим, как боль зубная… Здесь,
Где круглый год спирт заедают салом,
Ты, расчехлив взлохмаченную спесь,
Расправы ждешь под скользким одеялом?
А, может – мысль к молитве пристегнуть,
И жизнь на прочность испытать – покуда,
Приказом царским прикрывая грудь,
К тебе губами тянется Иуда?!
* * *
Вдохнув разнузданность бедлама
В кумирню сплетен, склок, интриг,
Премьерша, фея, сволочь, дама
С листа сыграет – Лилю Брик.
Взорвется текст, прогнутся доски;
Взлохматив рифмой канитель,
С разбега вздорный Маяковский
Нырнет в проклятую постель.
Жизнь будет, сдвинув занавески,
Как поезд, мчаться под откос…
Всегда найдется повод веский –
Чтоб в муках корчился Христос.
Спектакль закончится. В буфете
Смыв коньяком подкожный зуд,
Волчицей вскормленные дети
Премьершу – курвой назовут.
МОНОЛОГ ХРИСТОФОРА КОЛУМБА
Даже крысы к плаванью готовы.
Свежий ветер с парусами груб.
За спиной – «соломенные вдовы»:
«Образумьтесь, Христофор Колумб!»
Соскоблив, размыв помет крысиный,
Век нахрапом заглушает плач, –
«Образумьтесь!» – Нет! Толкает в спины
Нас кошмар житейских неудач.
Только – знаю: поздно или рано
( недоступен, справедлив и строг )
За труды – ключи от Океана
Возвратит нам всемогущий Бог.
Вот тогда – зализывая раны,
Вспомнив порт, отравленный уют,
По волнам в заснеженные страны
Корабли с добычей поплывут.
Образумьтесь?.. Сразу после мессы,
Злой фортуне заглянув в глаза,
Крикну я: «Вперед, головорезы!»
Ах, как Время вгрызлось в паруса!
* * *
Жизнь, как камни, раскидала
Нас. Взбодрив судьбу хлыстом,
Твердой поступью вандала
Входит память в старый дом.
Без фанфар, без песнопений,
Раздразнив промозглый тлен,
Входит, бродит… Чьи-то тени
Отделяются от стен.
Прорастает память телом:
Камнем высветлив версту,
Батька в платье черно-белом
Грудью тянется к кресту…
Прокричав веселью: «Трогай!»,
Ради нас – в расцвете лет
Свыклась мать с фортуной строгой;
Под Берлином – сгинул дед…
Скорбь неистовствует. Память
То безмолвствует, то вздрог…
Вздрогнув, пробует подправить
Сволочной оскал – дорог.
Жизнь вбивает ногу в стремя,
Грудь рубцует мошкара…
Ах, как сладко пахло Время
В предвкушении добра!
* * *
С утра расцвела придорожная ива.
Возможно, чужую предчувствуя боль,
Природа сегодня так красноречива,
Что я над собою теряю контроль.
Забыты тревоги, бег в поисках хлеба;
Надуманный страх безвозвратно исчез.
Мне только бы видеть бездонное небо,
Рассвет и с туманом флиртующий лес.
* * *
День груб, нервозен, обездвижен.
Сдружились с пылью ордена.
Взрывная терпкость спелых вишен,
Как лоб, к руке пригвождена.
Вгрызаясь в чувственную мякоть
С восторгом бешеным, готов
Конквистадор смеяться, плакать,
Пешком отправиться в Ростов,
В Солнечногорск, в Саратов к тетке,
В прохладный сумрак, в синеву –
Чтоб где-то там без слез, без водки
Из сердца выскоблить Москву.
* * *
Благодарю Тя, Господи!
Господь, благодарю –
Ее по Красной площади
Не вел я к алтарю,
И радостью, обещанной
В начале всех начал,
Ты с этой дерзкой женщиной
Меня не обвенчал.
Благодарю Тя, Отче наш –
В стране грехов и грез
Все пройдено, все кончено
Без крови и без слез.
Доверившись сну вещему –
Слов попусту не трать…
Пролей на эту женщину
Любовь и благодать!
* * *
Голос, взгляд, походка, жесты –
Слепок жизненный… В Белграде
Смерть, схватив костюм невесты,
Льнет к кладбищенской ограде.
Под стеклом расправив спины,
Подвывая: «Все мы смертны.»,
Розы, астры, георгины
Снова ждут сакральной жертвы.
Затхлый запах влажной тверди
Мозг взрывает криком: «Горько!».
Моцарт, Бах, Чайковский, Верди
Нагнетают страсти… Только
Оглашенным – страх неведом:
Растворившись на погосте,
Будешь – скомканным портретом
Приходить к Отчизне в гости.
* * *
Маме, Нине Павловне
Сколько непритворных слез,
Бедствий, стрессов нервных
Отпрыск ваш Вам преподнес,
Будучи, во-первых –
Хворым, хрупким, щипцевым,
Вздорным… С колыбели –
Плакальщицы стадом злым
Над блаженным пели:
«Для тебя под Минском вы-
Выдолблена яма!»…
Где б я был, когда б не Вы,
Дорогая мама?!
