БУКВАРЬ
И бабочка на просеке лесной,
И серебристый ягель под сосной,
Весь мир – букварь, и я – его цветок,
Проросший незаметно между строк.
Я в цвете юном угадаю смерть,
И в тлении своем познаю твердь,
И косность прописи сумею побороть,
И, взвесив дух, уравновешу плоть.
Я сок земли возьму, и миру цвет отдам,
Чтоб самому себе открыться по складам,
И не взалкаю ничего иного,
И явленное сложится, как Слово.
* * *
Кто-то ночью все лил да лил
Черный вермут в нутро двора.
Я пришла, и сидели мы до утра,
Ты, что было сил, говорил.
Говорил, что на свете – тоска и зло,
А с тобою мне повезло,
Что отец подарил тебе пистолет
Прошлый год на шестнадцать лет.
И гремели небесной жести листы,
Били ветви сырые в окно и дверь,
Я молчала и думала – я – это ты.
Если я – еще – ты, где же я теперь?
Где же ты теперь, под каким кустом
Со своим пистолетом спишь?
Под мостом, крестом, на мысу ль пустом
Над тобою поет камыш?
Я вчера пришла в этот старый двор
Через памяти сон, города, года.
Тихо было. Тепло. Чуть скрипел забор,
И светя, как фонариком светит вор,
В черном небе плыла звезда.
* * *
Я не выучил птичьего словаря,
И неведом мне алфавит травы:
Тело теплое лета остыло зря,
Не сносил пион головы.
Тяжкий, нежный, духмяный его дурман
Расплывается, словно гашишный дым…
Лето, правда это или обман:
Хорошо умирать молодым?
Но от спящих основ не добьешься слов:
Молча ветер траву колеблет,
И прозрачная кротко сочится кровь
Острым срезом тугого стебля.
* * *
красная гвоздика
пахнет черной заводью сентября
горькой черной заводью
листвой золотой затканной
безветрием безмолвием
детский затылок льняной
солнцем последним согрет
* * *
смотри в заброшенном саду
тысячелистники мужают
зеленое твердеет тело
и жизнь немыслимая жизнь
гласит покачиваясь гордо
я есмь
но робко горько пахнет
и соразмерный вьюн укрылся
в голубоватых кружевах
* * *
1.
Спаси меня: звучи, пока живая,
Сомкнуться дай просоленным ресницам,
И пусть – все снится. Пусть все это снится,
Как я живу, по лезвиям ступая.
2.
И девочку в беретике зеленом
Соломинкой увижу меж соломин,
И не услышу голоса и шага,
И не узнаю в оторопи сонной
Соломинку в беретике зеленом
3.
Соломенные, мягкие, глухие
Прописаны надорванному сердцу.
Закончи ими загнанное скерцо,
Рассыпь на звуки памятное имя:
Соломенные, мягкие, глухие…
* * *
Душе моя прегрешная, почто не каешься?
Русский духовный стих
За мое прегрешное житье,
За нытье, и тягу к дням вчерашним,
Посади меня под своды башни,
Дай мне в руки древнее шитье.
Пусть меня из ненасытной пасти
Выпустят арены-города,
Пусть вдали поблекнут навсегда
Расписные нищенские страсти.
Чтобы полдень светлый – недвижим,
Чтобы пальцы – неустанно гибки,
Швы ровны, и ни одной ошибки,
И в немом сиянье витражи.
* * *
Дай дожить, дожевать эту горькую черную степь,
В это душное небо без смысла и мысли смотреть,
Дай обманутым ухом дослушать всесветную ложь,
Дай поруганным телом почуять животную дрожь.
Убедиться, что кто-то когда-то прославил весну,
Убедиться, что кто-то когда-то придумал войну,
Убедиться, что я не Ван Гог и не Блок,
Убедиться, что шерсти паршивой не хватит на клок.
Если все, что отмерено – в этой бесцветной грязи,
Ты на плечи мои этот дар, эту грязь погрузи,
Полотно постели, то, что мне на пеленки ткала,
И отправь по весенней дороге, откуда взяла.
* * *
День короток, как ум жены,
А ночь долга, как глупость мужа.
Ребенок, замкнут и послушен,
Играет с куклой у стены.
Она мертва, как все вокруг,
Как вещь, не тронутая Богом,
И, как подсвечник, одинока,
И пустотела, как сундук.
И мальчик разжимает руку:
Он слышит Ангела во сне.
И тени пляшут по стене,
А в комнате пустой – ни звука.
ЗАБЫТОЕ
В запасниках и тайниках
И золотой руды так много,
И непроклюнувшихся птах,
И писем Бога.
А ты живешь, и мыслишь строго:
Давно не плачено за свет,
До утра хватит сигарет,
Во сколько обошлась дорога…
И беспокоит долг за свет.
А ключ потерян, карты нет,
И нет наследника сокровищ
И сон души родит чудовищ,
Не оплативших Божий свет.
* * *
Я пишу на своем роду
Неумело, несмело – хоть брось,
Судьбоносную ерунду
Детским почерком вкривь и вкось:
У Платона – седьмое письмо,
У Матрены – седьмое трюмо,
У тебя – толоконный лоб,
Двухоконный ходячий гроб.
Под тобой – пыль бессильных книг,
Над тобою – страстей бич:
Не успеть ни узреть, ни постичь
Светлой Матери темный лик.
