К 80-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
ИРИНЕ ГУРЖИБЕКОВОЙ
Я наслаждаюсь звуком твердых форм…
Мой ум отточен, сердце наготове,
Душа моя отбросила оковы…
Как опьяненный ганнибалов слон,
Я мчусь навстречу Музе! Сципион
Не остановит жаждущего крови!
Теперь мой стих – острее и суровей!
Теперь я жизнь приветствую щитом!
Но помню время, полное сомненья…
Учитель! Друг! Ты силой Провиденья
Огнем явилась на моем пути,
И я сгорел… И в том испепеленьи
Я слышал голос твой, он говорил: «Иди!
Взлетай и падай, юный Паладин!»
Заурбек АБАЕВ
08.2015
ПОЭТ, СДАЮЩИЙ ЭКЗАМЕН НА ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ
«Народный поэт о народном поэте» – так можно охарактеризовать предлагаемую небольшую беседу с Музафером Дзасоховым. Он говорит о юбиляре Ирине Гуржибековой, обращая внимание на наиболее знаковые моменты творчества.
– Музафер Созырикоевич, с юбиляром Ириной Гуржибековой вы знакомы много лет. Какова она в жизни и творчестве, если давать характеристику четкими штрихами, присущими ее собственному творчеству?
– С Ириной мы начинали в одно время – она работала в газете «Социалистическая Осетия», я – в «Растдзинаде». После появления объединенной редакции мы возглавили отделы культуры. Уже тогда было ясно, что она – талантливый человек, к тому же с детства писавшая стихи. Ее сердце состояло из любви и горя, а в поэзии она была темпераментна. Абсолютно те же слова можно сказать о ней по прошествии десятков лет.
– Сотрудничали ли вы на ниве литературы?
– Мое стихотворение, посвященное полету Гагарина в космос, выходило в ее переводе на русский язык. Затем она стала автором емкого и содержательного предисловия к моим переводам сонетов Шекспира. Имеются и другие примеры продолжающегося плодотворного сотрудничества.
– А что можете сказать о ее творчестве?
– Мне особо импонируют стихотворения-посвящения. Тем, что автор может верно передать черты характера человека в нескольких стихотворных строках. Причем благодаря ее перу может ожить, например, монумент павшим защитникам Отечества, который говорит: «Что толку умерших оберегать, Когда живых мы защитить не можем?!» («Монолог бронзового солдата»). Поэта возмущают порядки в новом после крушения СССР мире. Неправедные законы привели к чудовищному социальному расслоению, духовные ценности – и те стали продаваться с аукциона. Размышления обо всем этом и вкладываются в уста памятника.
А вот – стихотворение «Голос Левитана». Знаменитого диктора – вестника Победы Ирина Гуржибекова называет маршалом и солдатом, находя для его описания проникновенные строки: «Был просто голос», который «прожил непрописанным жильцом» в наших домах, «порою заменяя даже хлеб». Действительно, Левитан вдохновлял народ на невероятный подвиг, и не зря захватчики считали его своим заклятым врагом.
Из героев нашего времени поэт пишет, скажем, об Азамате Хуцистове, погибшем во время теракта в школе Беслана, пытаясь спасти сверстников. «Но главный экзамен на человечность Ты сдал на отлично, Азам!» – эти слова глубоко символичны. Сам поэт такой экзамен сдает всю жизнь и не проваливает его, несмотря ни на какие испытания.
А как пронзительны строки из другого посвящения: «Сохрани от слепого доверья к атлантам: / Все мы держим, как можем, наш свод голубой. / Сохрани нас от ненависти к таланту / Лишь за то, что он чуточку ярче, чем твой» («У могилы Зарифы Бритаевой»). Скорбь по поводу ухода из земной жизни нашего известного театрального режиссера и педагога Зарифы Бритаевой выливается в наказ современникам о том, что следует ценить и беречь друг друга. Простая, вроде бы, истина, но как трудно она выполнима порой…
Или же – произведение «В день кончины Гриша Плиева». Какие яркие ассоциации с творчеством великолепного поэта и переводчика возникают у читателя, вдумывающегося в такие строки: «И восьмую черкеску на камень седой положив, Вместо матери старой Осетия плачет над Гришем».
И таких примеров много. Уверен, что подобное творчество никогда не останется без своего преданного и тонкого ценителя-читателя.
– Многие ценят и талант организатора на ниве литературы в плане сплочения молодых творческих сил…
– Безусловно. Все творчество Ирины Гуржибековой продолжает идти от сердца, она не просто не стареет душой, а своей энергией заряжает творчески одаренную молодежь, создав для нее давно полюбившийся Владикавказский чай-клуб. Собственную планомерную работу над словом Ира совмещает с таким же кропотливым трудом с юношеством, помогая раскрепоститься на поэтической площадке. И эта своеобразная, нелегкая общественная нагрузка не в тягость! Более того, рождаются новые стихи, а импульс им дает, в том числе, наблюдение за тем, как впервые робкие шаги к своему слушателю делает школьник или студент, не уверенный в том, следует ли ему заниматься сочинительством.
Здесь действительно следует преклониться перед организаторским талантом. Из-за того, что новым поколениям наставник дает ненавязчивые уроки добра и взаимопонимания. Ясно ведь, что только единицы из этих детей впишут свое имя в историю литературы, но любовь к художественному слову они пронесут через всю жизнь. Благодаря ей, вдохновителю удивительно душевных встреч, друзьями сразу становятся те, кто и видится-то впервые.
Собственно говоря, поэт любит своих воспитанников и приглашает на встречи с ними еще и состоявшихся поэтов. Опять-таки, не для нравоучений и наставлений, пространного общения, а для того, чтобы состоявшиеся авторы посмотрели на то, как молодежь пытается найти свое место в литературном процессе. Так поколения сплачиваются во имя общей идеи служения Поэзии в самом высоком понимании этого слова. Тем более что молодые таланты оправданно ориентируются на классиков мировой литературы – большинство из постоянных посетителей чай-клуба хорошо знают творчество Коста Хетагурова, Александра Пушкина, Владимира Маяковского, Гарсия Лорки, то есть, творческих деятелей разных народов и эпох.
И еще – о необходимости живого общения в наш компьютеризированный век. Мы с Ириной для своих газет регулярно освещали Дни литературы и искусства Осетии в Москве и Ленинграде. Хорошее это было время для общения с мэтрами, мы многое брали для себя. Как видим, и сегодня молодежи нужны подобные площадки, хотя бы локального масштаба. Будем надеяться, что по примеру Ирины Гуржибековой их будет создавать все большее количество энтузиастов…
– Чем еще можете дополнить творческий портрет?
– Дочь композитора Георгия Гуржибекова наладила с ним и творческое сотрудничество. На ее стихи он написал много песен. Одной из самых проникновенных является песня, посвященная матери. Ну, и непременно надо отметить острый дар публициста. Ирина часто выступает на страницах республиканской печати со статьями-размышлениями, критикуя неблаговидные явления в обществе, а также тех, «благодаря» кому эти явления имеют место.
– Пожелания юбиляру?
– Творчество продолжается, Ирина Георгиевна! Здоровья вам и новых книг!
Беседовал Тамерлан ТЕХОВ
ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ
К юбилею Ирины Георгиевны Гуржибековой
Ирину Георгиевну чрезвычайно трудно характеризовать в обыденных терминах. Она – Поэт от Бога, журналист, писатель, великолепный педагог.
Веселый, остроумный человек, она может за три минуты сочинить блестящее четверостишие. Но может жестко критиковать чиновников и защищать обиженных.
Большое место в сборниках ее стихов занимает тема Великой Отечественной войны.
Когда-то Ирина написала стихотворение «Голос Левитана», посвященное легендарному диктору, и отослала его по адресу: «Москва, радио, Левитану».
В ответ Юрий Борисович прислал Ирине благодарственное письмо:
«Дорогая, милая Ирина!
Изумительные стихи, талантливые и очень сердечные! От всей души благодарен Вам! Поздравляю Вас с праздником весны. Многих Вам радостей и творческих свершений!
Ваши стихи так хороши, что перейдут к моим правнукам.
Ваш Левитан.»
Сомневаюсь, что такое письмо еще кто-либо получал от Левитана.
Впоследствии стихотворение было опубликовано в «Литературной газете», а потом Ирине Георгиевне позвонили из Петербурга и спросили, не будет ли она возражать, если на памятнике Левитану будут высечены строки из ее стихотворения.
Вот эти строки:
«Он голосом солдатским был в тылу,
И был на фронте голосом Отчизны».
Михаил Иосифович Алкацев
ИРИНА ГЕОРГИЕВНА ГУРЖИБЕКОВА
До встречи с самой Ириной Георгиевной я сначала познакомился с ее братом Леонидом Георгиевичем и мамой Сусанной Ивановной. У них, наравне со своими педагогами, учился и делал первые шаги в музыке. Но и не будучи знаком лично с Ириной Георгиевной, я знал о ней много, обожал песни ее отца на ее стихи, и образ ее всегда присутствовал в удивительной и благостной атмосфере, которая была в те чудные времена в нашем городе, и незримо сопровождала мое детство и юность.
Даже когда я дебютировал в качестве молодого автора с циклом песен «Где-то поют осетинские парни» на стихи наших поэтов – Ирины Георгиевны среди них еще не было.
Судьба откладывала наше знакомство до 1984 года.
Я написал кантату для детского хора на ее прекрасные и пронзительные стихи «Чье у памяти лицо». Сегодня трудно это представить, но премьера состоялась в Вильнюсе, а лишь потом, в год 40-летия Победы и в Орджоникидзе. И это сочинение, исполненное симфоническим оркестром Госфилармонии под управлением П. Ядыха – начало моего становления и исполнения всех мои будущих симфонических произведений в Северной Осетии на протяжении более тридцати лет. До сих пор это произведение ежегодно в майские дни звучит и у нас, и во многих городах страны.
За несколько десятилетий мы написали с ней достаточно много песен – о любви, о спорте, гимны, реквием – все не перечислить. Ну да, это хорошо, это мое счастье и моя судьба, и моя жизнь. Но сегодня я хочу подчеркнуть важное для себя – Бог одарил ее даром – словами описать жизнь и еще – делать добро людям, осязаемое, понятное и незабываемое. Наверное, больше никогда не будет у руководителей Северной Осетии таких умных, чутких, знающих и справедливых помощников и советников по огромному пласту нашей жизни – по культуре. Сколько известных ныне личностей обязаны ей своей удачной судьбой – известно и мне, и всем. У нее на всех хватало добрых слов и реальной помощи, а ее авторитет у руководства был непререкаем – будь то театр или филармония, или библиотека, или дом культуры. А сколько проектов она осуществила! А сколько не успела?!
И еще раскрою свою тайну – я ее так люблю всю жизнь, так хотелось, чтобы она была моей родней, что ничего другого я не смог придумать, как считать ее свой тетей. Я ее так и называю – тетушка моя дорогая. Хочу, чтобы она была здорова и жила долго-долго и чтобы она была всегда моей тетей, другом, советником, надеждой и опорой в трудных ситуациях!
Это мое признание и преклонение перед Человеком и Творцом – моей дорогой Ириной Георгиевной Гуржибековой.
Ацамаз МАКОЕВ, 2017 г.
«В СЛУЖЕНИИ ИСКУССТВУ ВСЕ РАВНЫ…»
Первые впечатления, о творчестве поэта не всегда стыкуются с последующими, более зрелыми рассуждениями. Особенно тогда, когда к чисто человеческим качествам добавляются художественные особенности автора. Так органично и естественно начинается восприятие творческой личности. И уже твое собственное «я» стремится приобрести «полномочия» третейского судьи. И теперь от его вердикта будет зависеть то, что останется в памяти. Вот такие мысли меня посещают, когда я начинаю размышлять о жизни и творчестве Народной поэтессы республики Ирины Георгиевны Гуржибековой. И сразу же мне вспоминаются обстоятельства нашего знакомства в далеком 1977 году: я был первокурсником филфака СОГУ, а она – заведующим отделом культуры газеты «Социалистическая Осетия». А познакомил нас незабываемый Владимир Цаллагов.
С той памятной для меня даты прошло немало лет, но первые впечатления остались в моей памяти незыблемыми. Конечно, они не раз проверялись на прочность, однако в корне своем остались неизменными. Ни общественная деятельность, ни многолетняя работа на государственной службе в качестве советника президентов РСО-Алания по вопросам культуры, ни получение почетного звания народной поэтессы совсем не сказались на ее отношениях с друзьями, коллегами, читателями и просто знакомыми; она как была доступной, интеллигентной женщиной, такой и осталась.
За те сорок лет, что мы знакомы с Ириной Георгиевной, наши отношения развивались с разной степенью интенсивности, но всегда были ровными, когда мы переживали за будущее нашей художественной культуры. И одно это уже говорит о том, что наше знакомство давно перешло в разряд искренних отношений. И я никогда не пожалел о том, что наши пути в поисках искусства слова пересеклись, но ни разу не разошлись. Почему-то мне думается, что ее отношение ко мне строится на таких же принципах. Ничего не бывает приятнее того, когда человеческие отношения между творческими людьми выдерживают такое испытание временем и судьбой. Воистину, права Ирина Георгиевна, когда в одном из своих четверостиший дальновидно отмечает, что «в служении искусству все равны». Именно это самое служение слову больше всего сближает творческих людей. Сблизило оно и нас. Поэтому в этот знаменательный миг вечности я хочу пожелать ей, чтобы в свой сотый день рождения она, наконец-то, узнала «то, из чего же вечность состоит».
Борис ХОЗИЕВ
ПОЭЗИЯ
Тот строчит стихи –
Этот их сочиняет.
Кто-то валит рифму на рифму.
Кто-то с ними, как лодка в штиль, отдыхает,
Кто-то прёт по строке, как по рифам,
Отыскать желая в туманной дальности
Остров своей гениальности…
А я не о них, кто в гении лезет,
Я – о Поэзии.
Обозвали когда-то «бабой капризной»
Эту светлинку жизни,
Этот оазис в пустыне быта,
Замусоренного, забитого…
Она взметнётся из небытия,
Обогреет, прожжёт, осчастливит…
А бывает – обрушит вдруг на тебя
Свой очищающий ливень.
Разгребёт забот несусветных груду.
Покажет в обыденном – чудо,
Заставит без крыльев лететь в вышину.
Не умея плавать, нырнуть в волну…
Не спугни её гонорарным голодом,
Равнодушьем прагматика, чиновничьим холодом,
А прими как дань неоткрытых миров.
Просто рядом сядь. Не подыскивай слов.
И поймёшь, в глаза поглядев ей пристально:
Она – живая. Она – не писаная…
ВРЕМЯ
Сумасшедшее время не поддаётся лечению.
Мир учёный поведал, что сдвинулась ось Земли:
Всё, что длилось часами, сжимается до мгновения.
Всё, что ищем взахлёб, – оказалось, до нас нашли.
И врываются в ночь крупинки светлого утра.
И вечерней зарёй уже дышит короткий день.
Не успев зародиться, кончаются мысли мудрые:
Мы бредём по кладбищам неосуществлённых идей…
Что ж так грустно?– воскликнет романтик неисправимый,–
Будь довольна, что дышишь, что рядом родня и друзья.
Я не грущу. Просто время – необратимо,
И ни капли его налегке проживать нельзя.
Меч вам в руки, ребята, разите наотмашь скуку,
Подымайтесь по кручам, назло асфальтовым лужам.
Каждый день коль не дарят добра ваше сердце и руки, –
Значит, день был и вам непонятен, несладок, не нужен…
Сумасшедшее время стучит в мои стёкла оконные.
Что судьба… как всегда, непонятна она и слепа.
А вот в горы я рвусь и с утра, и в ночи бессонные…
Ты меня подожди, мной не пройденная тропа…
ПЕСНЯ
Огонь… Может сжечь – а может согреть.
Море дарит блаженство – несёт и смерть.
Прекрасна гора – страшны громы лавинные.
Небо явит и град, и ночи лунные…
Даже смех – то истеричен, то радостен.
Даже хлеб – то горек, то сладостен.
Даже слово – то робкое, то отважное.
Даже чудо-любовь… бывает продажной.
Жизнь и небытие в обнимку ходят по свету.
Войнами гробим любимейшую планету.
Низость – к высокости тянется, не уставая,
А мы высокость – до низости опускаем.
Мир изменят культура и красота?
Но уже и та, и другая – не та…
О добре и зле я молчу – до меня сказано.
Только знаю: жёсткую быль не спасёт и сказка.
Но всё ж есть, есть поляна посреди загустевшего леса:
Это – ПЕСНЯ.
Просто песня – и всё. Никаких тебе противоречий.
Тяга к ней велика. И любовь к ней – вечна.
Даже в грустной в ней не угасает надежда,
Зажигается свет, пробивается нежность…
И сама природа, даря красу и покой,
Каждый миг нам поёт мотив неслышимый свой.
Колыбельная святость входит в сердце не зря.
Я сквозь грохот лавин – слышу песню ручья…
МЕЧТАНЬЯ
Написать бы нечто,
Ни с чем не схожее,
Но чтоб все это чуяли
И нервом, и кожею.
Встретить бы человека,
Никому не подобного,
В ком мысль и чувство –
Свои, не подобранные.
Увидать бы в небе
Не облаков перевязь,
А такую небыль,
Во что не верилось.
Посетить бы разом мне
Все на свете страны,
Не по карте лазая –
По песку да камням.
Мне б услышать слово
В тонкой птичьей ноте…
Сон увидеть вещий
В лёгкой дремоте…
А иначе что же
В этой жизни чудо?
Ведь не знаем даже,
Кто мы и откуда.
Мы в быту, как в коконе…
Только бы успеть
При последнем вздохе
Бабочкой взлететь…
ОДА НЕПОГОДЕ
Кто ж когда-то назвал его «ласковый май»?
Словно пасту из тюбика, цедит солнечный лучик.
Разгулялись дожди, веселятся грома…
Ну когда же ты, май, перестанешь нас мучить?
… Я услышала эту мольбу, и протест
С уст сорвался, как голубь с насиженной крыши.
Это кто же так ждёт раскалённость небес,
Когда мир задыхается, а не дышит?
Когда листья дерев зелены, но мертвы:
Не колышет их ветер, застывший в зените.
Если летнего ада так жаждете вы,
То от майского рая пощады не ждите!
В непогодные годы, право, жизнь хороша.
Ведь в стареющем теле – молодеет душа.
ОДИНОЧЕСТВО
Одиночество в дому – вот тоска!
К телепульту только тянется рука.
Вкруг тебя экран разбрызгал смех и свет…
Но темно тебе – и радости нет.
Одиночеству в горах – не бывать.
Птицей вниз к тебе летит благодать,
И беседуют с тобой все ручьи,
Доверяют камни тайны свои…
Но доверят лишь тебе одному –
И опять ты одинок, как в дому.
Одиночество в беде? Ну и пусть!
Стен больничных на тебя льётся грусть.
Но твоё лишь сердце болью полно.
Одному тебе страдать суждено.
Одиночество в толпе? Нет страшней.
Все искринки погашаются в ней.
Слишком много лиц и глаз, громких слов…
Только ты же им внимать не готов.
Одинокими рождаемся мы.
Одинокими уходим во тьмы.
Это ж редкость, коль кому-то дано
В твою душу прорубить окно,
Твоих мыслей уловить саму суть,
В море чувств твоих отважно нырнуть.
А удастся – то будет, как хочется:
К одиночеству шагнёт одиночество.
Разойдётся толпа. Отступит беда.
Ты спросишь: Любовь?.. Ответит: Да.
И ВНОВЬ – О ПОЭЗИИ
А есть ли на свете цветок,
Который ещё не воспет?
А есть на Земле уголок,
Куда не ступал поэт,
Куда ещё не проникла ленивая,
А чаще – наглая лира?
А есть ли в мире предмет,
Что предметом искусства не стал?
И есть ли на свете свет,
Чтоб ему не страшна темнота?
Всё исписано, всё заморочено…
Точек нет? Так есть многоточия!
Темы нет? Так даёшь повторы!
Вдохновенье? Зряшный костыль
Для убогих словесных разборок,
Где и в мыслях-то больше штиль.
Вдруг и вправду уже – конец?
И земля творцов не родит?
Впрочем, нынче и чтец – творец.
Так кому же он нужен, пиит?
В этом веке ран и инфарктов
Не стихи интересны, а факты.
Не капли истины – градины лжи.
Не строфы – а тиражи.
Разве то, что сейчас рождаем,
Завтра классикой назовут?
В полумрачность сию погружаясь,
Лишь тех, как знамёна, взметаем,
Кто не столько талантлив, сколь крут.
Да им и не нужна новизна –
У них в чести крутизна.
Впрочем, может, они и правы.
Ведь нынче не жизнь – бытиё.
«Изысканные жирафы»
Давно отбродили своё.
И мы не клянём, не судим
Изысканное словоблудье.
Поэзия умирает,
Поскольку ей нечем дышать,
И медленно отлетает
От бренного тела душа.
Но и в безнадёжье мглистом
Всех неистовых атеистов
Прошу: пожалуйста, верьте
В жизнь Поэзии после смерти.
ПРОХОЖИЙ
Прохожий… Проходящий… Преходящий…
Ни ты – ему, ни он – тебе… Прошёл…
И плохо ему или хорошо –
Уж не узнать нам в этих днях кипящих.
Прохожий… Как ненужное, отбросим.
Ведь не заокеанский визитёр.
Какую ж тайну он с собой уносит?
Он добр иль зол? Наивен иль хитёр?
Ну что нам до него?.. Прошёл – и с Богом!
Будь слесарь, врач, учитель иль поэт.
О, как мы равнодушны и убоги,
Коль времени на узнаванье нет.
Да ладно уж, – заметит мне прагматик, –
Их тысячи проходят мимо нас.
Но не могу сей постулат принять я:
Ведь есть секунда, что важней, чем час.
А вдруг он ждал спасительного слова?
А я была к спасенью не готова.
А может быть, он нёс благую весть,
Какой уж не услышать, не прочесть?..
Прохожий… Проходящий… Преходящий…
Потом мы вряд ли встретимся с тобой.
… Не потерять бы нечто настоящее.
Не разминуться б с собственной судьбой…
И СНОВА – РУБАИ
Что есть народ? К правде тут не пробиться…
Он что или кто? Толпа или лица?
Но вряд ли каше свариться дано,
Коль из крупы убрать крупицы.
* * *
Разрушить памятник – не надобно усилий:
Бульдозер подоспел – и враз свалили.
Разрушить память может только время,
Хоть даже и оно порой бессильно.
* * *
Слова бегут по строкам без затей.
Слова… Слова… Всё легче, всё нудней…
Но было же когда-то просто СЛОВО.
И жгло, и грело во сто раз сильней.
* * *
От Дездемоны к нам струился свет.
Терзали душу Гамлет и Макбет…
Как жаль, что тех шекспировских страстей
Ни в жизни, ни на сцене больше нет!
* * *
Прощаем детству мы любую шалость.
Прощаем юности, коль ошибалась…
Но как простить унылых стариков,
В ком детства, юности ни капли не осталось?!
