РАССКАЗЫ
ХУДОЖНИК
Когда я впервые его увидел, сидящего за грязной барной стойкой ресторанчика, он произвел на меня неизгладимое впечатление: сухощавая фигура, длинные лохматые волосы, густая борода и массивные очки на тонком носу с горбинкой. Его облик плохо вписывался в деревенскую обстановку, где я на него наткнулся…
Мною овладело неподдельное любопытство.
– Кто это? – поинтересовался я у трактирщика.
– А, это… – мясистое лицо хозяина закусочной расплылось в насмешливой улыбке, – местный дурачок и лодырь. Представляешь, приятель, ничего не делает – только возится со своей картиной и без толку слоняется по деревне.
– Так он художник? – спросил я.
– Ха… художник! – гоготнул увалень. – Хоть его так и зовут, да только это все ерунда. Знавал я как-то одного художника… Так он на выручку от продажи картин целый дворец себе отгрохал! А этот, – лицо за стойкой презрительно скривилось, – еще ни одного рисунка не продал.
Салон бара внезапно взорвался диким хохотом. Трактирщик, покраснев от разобравшего его смеха, панибратски хлопнул меня по плечу и указал на художника, лицо которого было мокрым, как я догадался, от опрокинутого на него стакана с какой-то выпивкой. А рядом, схватившись за животы, радостно катались по полу напроказившие розовощекие мальчуганы.
– Да что с ним станется, – безразлично махнул рукой хозяин заведения, заметив сожаление на моем лице. – У него такое каждый день.
Тем временем художник молча встал и под насмешливое улюлюканье направился к выходу. Не знаю, что меня толкнуло, но я поспешно вышел вслед за ним. Нагнав его, я попытался представиться.
– Простите, – обратился я к нему, – меня зовут…
– Только, прошу вас, – устало перебил он, – не надо имен…
– Почему? – невольно вырвалось у меня.
– Тогда и мне надо будет представляться, – грустно проронил он, – а я уже забыл свое настоящее имя. Все называют меня Художником – зовите и вы так.
Поборов свою нерешительность, я продолжил:
– Я бы хотел посмотреть ваши работы.
– Зачем? – задал он вопрос, на какое-то время почему-то поставивший меня в тупик.
– Но… может быть, я что-нибудь куплю из ваших картин, – ничего более подходящего не придумав, ответил я.
– Я не продаю картины, – охладил он мой порыв. – Я их даже не пишу.
– Но, – недоуменно протянул я, – мне сказали, что у вас есть одна.
Художник как-то сразу сник.
– Да, есть, я ее сегодня закончил.
– Только одна? – удивился я. – Вы мне ее покажете?
Он внимательно на меня посмотрел через линзы своих очков. Я подумал, что сейчас последует очередной отказ или отповедь, но художник вдруг согласился.
– Заходите, – коротко сказал он, приглашая меня войти в покосившуюся хибару, перед которой мы остановились. – Это мой дом.
Войдя в неосвещенную хижину, я споткнулся и чуть не упал.
Художник зажег канделябр и с трепетом произнес:
– Вот она.
Картина стояла на табурете. Поднеся к полотну светильник, я попытался разглядеть, что на нем изображено, но тут же похолодел от ужаса, подумав, что попал в дом к сумасшедшему. Весь холст был черного цвета, и только кое-где белесые прожилки нарушали мрак ночи.
Невольно с опаской отступив от художника, я попытался справиться с нервами.
– Авангардизм, – сглотнув слюну, просипел я.
Художник заметно сник.
– Ну, вот и все, – на удивление спокойно проговорил он, освобождая мне путь к выходу.
Секунду назад я об этом только и мечтал, но в данный момент я просто не мог так постыдно бежать.
– А что вы пытались изобразить? – сделал я робкую попытку продолжить разговор.
– То же, что и любой другой художник, – неохотно и туманно отозвался он.
Я вновь взглянул на картину, и на сей раз эта чернота как будто проникла в меня самого. Я почувствовал боль, обиду, страх и невыносимое одиночество. Отпрянув от нее, я тут же все понял.
– Это вы? – тихо спросил я. – На холсте изображены вы?
Художник ошеломленно поднял на меня глаза, и я впервые прочел в mhu улыбку.
– А знаете, – непривычно тепло произнес он, – вы первый, кто понял мою работу. И после недолгой паузы: – Возьмите ее, она теперь ваша.
От неловкости я покраснел.
– Я так не могу… – промямлил я, доставая бумажник. – Я заплачу.
– Нет-нет, берите ее так, – нервозно проговорил он и, буквально заставив взять картину, быстро выставил меня за дверь.
На следующее утро я проснулся от гула толпы. Выглянув в окно гостиницы, я прислушался к разговорам и по обрывкам фраз понял, что случилось страшное: не стало художника, И никто не знал, как это произошло, хотя все были этим взволнованы и почему-то очень раздражены. Кто-то говорил: «Собаке – собачья смерть», а кто-то не по-доброму ухмылялся: «Мы его и из-под земли достанем».
Из-за нахлынувшей на меня ненависти, исходившей с улицы, я закрыл створки окна и скорбно взглянул на картину, подаренную мне вчера вечером. Сперва я оторопел, не понимая, тот ли это холст Художника, а потом на моих губах сама собой появилась улыбка. От картины исходило необыкновенное тепло. Мрак ночи отступил прочь, и на полотне заиграли яркие краски волшебно красивого пейзажа. Именно так должен был выглядеть райский сад Адама и Евы.
…Люди в грязной, пропотевшей одежде и поныне судачат о странной кончине художника, но я-то знаю, что на самом деле он не умер, а наконец-то обрел надежду на жизнь.
2002 г.
ПОТЕРЯННАЯ ПОЛОВИНКА
Она словно плыла по тускло освещенной лесной дорожке в ореоле солнечных лучей, обнимавших ее изящную фигурку. Ее гордый, привыкший повелевать взгляд изумрудных глаз задумчиво скользил по ярким, необычным бутонам цветов и большим листьям гигантских растений.
Девушка не спешила, медленно приближаясь к ярко-бурому исполинскому дереву, в тени которого укрылся Агураг, ее жених. Он с обожанием и любовью следил за ее грациозными движениями, а она, казалось, даже не замечала этого.
Наконец, наверное, почувствовав его пристальный взгляд, девушка приподняла длинные ресницы и смело посмотрела ему в глаза. Как замирало и сжималось его сердце, когда она так на него смотрела!
– Сафина, – чуть слышно вздохнул он.
Девушка одарила его белозубой улыбкой и, приобняв Агурага, спрятала свое лицо у него на груди.
– Как здесь хорошо, – плотнее прижимаясь к нему, прошептала Сафина.
Агураг ласково погладил ее золотистые пряди, разметанные по хрупким плечам.
Ему всегда было хорошо, когда она находилась рядом. Он нежно прижимал ее к себе и молча любовался этими сияющими глазами, которые улыбались только ему, этими шелковистыми волосами, которые мог погладить только он, этими страстными губами, которые целовали только его… Может быть, это и есть счастье: мимолетное, хрупкое чувство двух влюбленных сердец. Вместо губ говорят глаза: слова неуклюжи, их придумано слишком мало, для того чтобы не разбить своей тяжестью и пустотой это волшебство, эту пьянящую мелодию, звучащую внутри двух миров, внутри двух Вселенных, сливающихся в единое целое.
Это настоящее счастье, не испачканное чужими руками и взглядами, недоступное для посторонних лиц.
Нежно прижимая к себе Сафину, Агураг глубоко вздохнул. Эта девушка была его жизнью, его второй половинкой. Как бы он сейчас жил, если бы не повстречал ее на берегу океана?! Тогда он все никак не решался с ней заговорить. Видя это, Сафина сама спросила его о чем-то, и Агураг впервые осмелился посмотреть ей в глаза. В то мгновение он позабыл обо всем на свете. Они поняли все без слов и с тех пор не расставались, пока…
Невольно слезинка скатилась по щеке Агурага.
– Не надо… – кончиками пальцев Сафина смахнула каплю с его лица. – Ведь мы с тобой всегда будем вместе, правда?..
– Правда, – выдохнул Агураг, пряча свое лицо в ее душистых волосах. – Мы всегда будем вместе, – крепче прижимая к себе девушку, прошептал он.
Вдруг испугавшись этих слов, он резко открыл глаза. Плохое предчувствие его не обмануло: перед ним находился огромный жук. Закричав на него больше от страха, нежели по какой-либо другой причине, с поднятыми руками Агураг бросился на двухметровое фиолетово-коричневое насекомое. Жук издал зловещий скрежещущий звук, и Агураг боязливо попятился.
Сафина смело встала между своим возлюбленным и монстром, не давая возможности последнему подступить ближе. Завертев на хищной голове длинными черными усиками, насекомое неожиданно развернулось и засеменило прочь.
* * *
Бледное лицо с погасшим взглядом, как будто после долгих, томительных ночей, было безмолвно-печальным. Иногда на нем проскальзывала невыносимая невысказанная боль, и тогда глаза, на мгновение вспыхивая живостью, начинали блуждать по комнате, казалось, в поисках кого-то. Но всякий раз, когда они натыкались на компьютерное изображение девушки, Агураг обреченно опускал голову.
Все было, как тогда… Ради него Сафина была готова пожертвовать собой. Она действительно его любила! Именно в минуты опасности и отчаяния понимаешь, что любишь, и идешь на все ради спасения любимого, даже ценой собственной жизни.
С понурой головой Агураг подошел к зарешеченному окну и устремил взгляд вдаль, к сгущавшимся тучам. Ему было тяжело: перед ним снова предстал тот невыносимый кошмар, который мучил его уже долгое время.
…Сафина улыбалась ему так, как умела только она, и Агураг не мог налюбоваться ею. Его глаза кричали от счастья. Вдруг изменившись в лице, девушка его от себя резко оттолкнула. Он упал – и длинная серая змея, бросившись из густой травы, вонзила свои ядовитые клыки в Сафину, принявшую атаку на себя…
Агураг быстро отвернул от окна свое мертвенно-бледное лицо, как будто увидел там привидение, и уверенным шагом подошел к мрачному пожилому мужчине, сгорбившемуся над рабочим столом, заваленным кипами мелко исписанных листов бумаги.
– Я согласен, Макахур, – твердо сказал Агураг.
Складки на лбу Макахура разгладились, губы растянулись в улыбке.
– Я знал, что вы примете мудрое решение, – довольным голосом проговорил он. – Вы сделали правильный выбор. Подумайте только, ведь за этим – будущее человечества!.. Посмотрите, разве она не счастлива?!
Агураг через силу взглянул на экран компьютера, где на изумрудном травяном ковре в море цветов купалась Сафина. Ее глаза и губы улыбались, на щеках горел нежный румянец… Она была счастлива. Сама того не ведая, ее душа пела, живя в виртуальном мире в чреве компьютера.
– Адская машина, – сквозь зубы прошипел Агураг: ему почему-то было больно глядеть на эту картину.
Макахур удивленно уставился на него.
– Виртуальная реальность – это настоящий рай! Это потерянный библейский сад, где обитали Адам и Ева. Это даже намного лучше сада, ведь этот мир вы конструируете сами, делая его таким, каким хотите. Раньше об этом можно было только мечтать, а теперь это явь. Скоро, очень скоро на Земле не останется ни одного человека в физической оболочке. Люди переберутся в виртуальные миры, строя их on своим желаниям, и лишь роботы останутся присматривать за компьютерами, обеспечивая их работу и устраняя неполадки.
Агураг был шокирован.
– Этого просто не может быть! Неужели человечество исчезнет!.. – затравленно проговорил он.
Макахур, увлеченный своей идеей, его не слышал.
– Скоро, очень скоро, – продолжал тараторить ученый, – люди последуют за вами… Ведь вы не передумали?! – Макахур испытующе вонзил в него маленькие глазки, суетливо бегающие за мутными линзами очков.
Агураг отрицательно мотнул головой.
Сафина!.. Он не мог без нее жить! Клеточки его мозга уже отсканированы – он переберется к ней, и они снова будут счастливы в мире, принадлежащем им двоим.
– Только без всяких жуков и прочих монстров! – обеспокоенно предупредил он, вспоминая пробную попытку перемещения в виртуальный мир его Я.
– Это я вам обещаю, – услужливо заверил Макахур. – Накладки абсолютно невозможны: жук не представлял опасности ни для вас, ни для вашей подруги. Но я обязательно учту ваше пожелание. Никаких непривычных насекомых вы больше не встретите. К завтрашнему дню все будет так, как вы хотите: солнце, дикая местность, океан и – никаких жуков.
Агураг устало кивнул. Завтра он начнет виртуальное существование, которое станет отправной точкой его новой счастливой жизни с Сафиной.
* * *
Вечер. Улица. «Ночная бабочка» на углу серого дома. Где-то Агураг видел эту женщину, этот район… Хотя он забрел в это место впервые и совершенно случайно, все ему здесь казалось знакомым.
Иногда, когда бесцельно слоняешься по улицам, убегая от повседневности, ноги сами ведут куда-то. Ты бредешь, не разбирая дороги, когда вдруг начинает казаться, что все это уже однажды было. Тебе знакомо все: место, чувства, запахи…
Проститутка изящной рукой приветливо помахала Агурагу, давая понять, что не прочь познакомиться с ним ближе. Он присмотрелся к ней внимательнее. Что-то совсем нехарактерное для путаны было в ее гордом, величественном облике, в ее пластичных, женственных манерах. Она, скорее, походила на переодетую принцессу, нежели на «ночную бабочку».
Безысходность и обреченность на одиночество сквозили в ее чистых глазах. Это гнетущее ощущение постоянно давит на твою ноющую грудь, не давая передышки. И ты плачешь, комкаешь мокрую подушку по ночам, но понимаешь, что это навсегда. Тебе никуда не убежать и не скрыться.
Агурагу хорошо были знакомы эти чувства, и именно они заставили эту девушку пойти на панель. Он почему-то был уверен в этом. Он проник в ее душу так легко, как будто она была его давнишней знакомой.
– Подойди сюда, Сафина, – позвал девушку мужской голос из темного проулка.
Она безропотно подчинилась.
– Сафина… – почти шепотом произнес Агураг: что-то всколыхнулось в его памяти, – странное имя.
…Пластиковые пальцы робота быстро забегали по клавиатуре компьютера, и фигура Агурага двинулась вперед на поиски своего счастья, своей потерянной половинки.
1998 г.
ТВОРЕЦ МИРА
В тот день Сталджин засиделся в бистро. Его наконец-то зачислили вторым пилотом на космолет «Пионер-666», и по этому поводу он решил надраться по полной программе. Сталджин уже был близок к осуществлению поставленной задачи, когда вошла ОНА.
Сперва эта брюнетка не заинтересовала его – таких полным-полно в мегаполисе. Но потом он увидел в ней что-то особенное и даже загадочное: что, он и сам не знал. Возможно, это был шарм, который и заставил его буквально пожирать ее взглядом, когда она проплывала мимо его столика.
Брюнетка нечаянно уронила носовой платочек. Сталджин сквозь призму выпитого умудрился это заметить и, неуклюже подняв кусочек белоснежного батиста, вернул его девушке.
Она была крайне благодарна и даже согласилась вместе с ним выпить.
Вот тогда Сталджин и излил ей душу: все, что у него накопилось за последние годы. Он поведал ей, что был при деньгах. Его уважали, преклонялись и лебезили перед ним, а он щедро одаривал своих «почитателей», разбрасывая деньги направо и налево. Затем пришли трудные времена. Так случилось, что он остался без работы, и его карман опустел. Сразу куда-то подевались многочисленные друзья и подружки, которые при случайных встречах лишь холодно кивали или вообще делали вид, что не узнают его.
Сталджин взахлеб говорил, а девушка – ее звали Лилитой – внимательно слушала. Когда он закончил и с непонятной надеждой посмотрел на нее, она одарила его самой очаровательной улыбкой, какой обычно награждают своих возлюбленных. Ей было все равно: богат он или нет. Это Сталджин прочитал в ее прозрачных глазах.
И вот тогда он влюбился. Он полюбил ее со всей страстью, на которую был способен. Они сдружились, а спустя десять дней Лилита ответила на его чувства.
Сталджин часто об этом вспоминал. И сейчас, глядя на спящую рядом с ним девушку, он думал о том счастливом дне, когда они обрели друг друга. Он знал ее всего лишь две недели, а она уже успела стать для него самым дорогим существом на свете, расставание с которым было подобно смерти. Но нужно было идти на работу, и Сталджин тихо поднялся с кровати, собираясь незаметно уйти.
– Ты куда? – сонные глаза девушки вопросительно смотрели на него.
– Мне нужно быть на корабле, – прошептал Сталджин, нежно обнимая и целуя Лилиту.
Она улыбнулась, и он снова поцеловал ее в появившуюся соблазнительную ямочку на щечке. Девушка засмеялась и с наслаждением потянулась.
– Подожди, я пойду с тобой.
Сталджин не стал возражать: если Лилита что-нибудь захочет, спорить с ней бесполезно. Он помнил об этом и потому, снисходительно улыбнувшись, кивнул.
* * *
Дверь космолета, глухо зашипев, автоматически открылась. Эскалаторная дорожка, подхватив его и Лилиту, домчала их до рубки управления. Держа девушку за талию, Сталджин вошел внутрь помещения, и нега на его лице мгновенно сменилась сожалением. Они с Лилитой были не одни: над приборной панелью колдовал помощник капитана Энджел. Сталджин не ожидал здесь кого-либо увидеть, поэтому повернул обратно, собираясь уйти.
Заметив их, Энджел вдруг резко обернулся и из ножен, висевших на поясе, выхватил вибронож. Он пристально глядел на Лилиту, его щеки приобрели мертвенно-бледный цвет, а рука взметнулась для броска. Защищая девушку, Сталджин заслонил ее своим телом – и адская боль ворвалась в его грудь: вибронож вонзился точно в сердце…
* * *
– Там будет плач и скрежет зубов! – звучал у него в ушах замогильный голос, сопровождаемый медленными, монотонными ударами барабана, которые, постепенно нарастая, становились громче, четче и быстрее.
Сталджин открыл глаза – его лицо обдало жаром, и из сотен глоток вырвался душераздирающий крик. Крик из самого Ада.
Огонь был всюду. Он полыхал в кромешной тьме. И языки пламени плясали на рогатом теле Сатаны. Дьявол стоял там, во мраке вечного огня, и смотрел на него.
Сталджин зажмурился. Это не могло происходить на самом деле. Он не верил во всякую чертовщину и был уверен, что, когда снова откроет глаза, наваждение исчезнет. Так и случилось. Сталджин с опаской разомкнул веки – огня и след простыл. Теперь его тело утопало в мягком кресле в чьем-то со вкусом обставленном кабинете. Напротив него сидела… Лилита.
Желтые глаза девушки пристально смотрели на него, и Сталджин похолодел от этого взгляда. Это были глаза Сатаны, минуту назад хищно таращившиеся на него.
Лилита звонко рассмеялась.
– Меня называют и так, – она читала его мысли. – Но ведь я тебе все равно нравлюсь.
Игривым язычком девушка кокетливо провела по своим пухлым пурпурным губам, и Сталджин внутренне содрогнулся. От природы в каждой женщине заложено что-то призывно зовущее, заставляющее позабыть обо всем на свете. Теперь он точно знал, что это было что-то от дьявола. Ведь Сатана – не твердолобый, неотесанный мужлан, каким его себе рисует праведник, а коварная, изощренная в интригах, прекрасная женщина, способная свести с ума одним взглядом.
И Лилита была именно такой. Она была той самой девушкой, которую он безуспешно искал всю жизнь. И вот теперь, когда он нашел свою вторую половинку, она оказалась Сатаной.
Лилита еще ласковее улыбнулась и вплотную приблизилась к нему. От нее исходил приторный аромат лесных цветов, который дурманил его. Сталджина неумолимо тянуло к ней. В страстном порыве он прижался к вяжущим, похожим на вкус спелого граната, губам Лилиты.
– Ты мой… мой… – страстно шептала она.
Сталджину уже было все равно: Сатана она или нет. Он больше никогда не вернется в мир фальшивых чувств, запахов и звуков. В мир, где лишь испачкав свое Я, став таким, как все и живя по нелепым, кем-то придуманным законам и правилам, можно выжить. Несогласные – нещадно уничтожаются – ведь народу не нужны личности. Они ему мешают, с ними он осознает себя ущербной, безликой массой, а не здоровой нацией, где личностями становятся только после смерти.
Там жизнь была адом, а здесь его ласкали нежные руки и губы Лилиты – пусть даже самой Сатаны.
– Ты отдал за меня свою жизнь, – покрывая его лицо и губы горячими поцелуями, шептала она. – Теперь ты мой: душой и телом.
Холодок пробежал по спине Сталджина, кровь отхлынула от лица. Только теперь он начал осознавать происходящее.
Почувствовав в нем перемену, Лилита отстранилась. Ее красивые желтые глаза гипнотизировали, влекли к себе. Сталджин хотел как-нибудь защититься от них, поставить непреодолимый барьер… Он не желал быть рабом своих желаний.
– Что ж, ты сделал свой выбор, – читая его мысли, грустно заключила она. – Ты можешь уйти прямо сейчас.
Лилита поцеловала его в лоб – и свет померк перед Сталджином.
* * *
Шум, песни, танцы и свет, такой яркий, что Сталджин ничего не видел даже прямо перед собой. Сумасшедшее, нелепое празднество, невольным участником которого он являлся, начало постепенно проникать в него, заполнять разум. Зрение вернулось к Сталджину, и он, заразившись всеобщей эйфорией, подскочил и закружился в хороводе полураздетых мужчин и женщин. Он громко хохотал и вприпрыжку бегал по зеленой полянке, как умалишенный, и не понимал, что с ним происходит.
Сталджин попытался высвободить свои руки, наткнулся на кого-то и упал. Веселье продолжалось.
Сталджин вытер рукавом рубахи вспотевший лоб.
Что это на него вдруг нашло?
Рядом с ним на травку присел Энджел.
– Что ты здесь делаешь? – не понимая, как такое может быть, спросил Сталджин.
– На корабле я пытался вырвать тебя из лап Сатаны… Отвернувшись от него, ты сделал правильный выбор, – широко улыбаясь, проговорил Энджел. – Теперь ты в Раю!
– В Раю?! – глупо уставившись на него, недоверчиво протянул Сталджин. – И где же Бог?
– Он всюду и нигде, – возвестил Энджел и вскочил на ноги.
Сталджин оглядел цветущий фруктовый сад. Его бесцеремонно схватила за руку какая-то девушка и снова закружила в хороводе.
– Всюду и нигде! – пронеслось у него в голове.
Здесь все были не в себе. Он никогда не следовал религиозным догмам и не поклонялся идолам. Они только порабощали разум, opebp`y` людей в послушных марионеток или в слепых фанатиков, вселяя в них ненависть к инакомыслию и страх перед судом Всевышнего. Сколько полегло во имя и вопреки Богу, и скольким еще предстоит сложить свои головы?!
Лица мелькали перед Сталджином с сумасшедшей скоростью. У него закружилась голова.
– Лилита!.. – падая, простонал он.
Девичьи руки поддержали его.
– Я всегда с тобой, – сказала она ему в самое ухо.
Сталджин обернулся, но никого не увидел. Ему было нехорошо: здесь было чересчур беззаботно и празднично. Здесь все и всегда были счастливы. А когда счастье бесконечно, оно перестает радовать. Оно приедается, становится пресным и неестественным, теряет свою волшебную силу. Мир соткан из черных и белых полос. А человек – дитя этого мира. Ему необходима встряска. Это его естественная среда обитания: с привычной, каждодневной борьбой за выживание, лишаясь которой он расслабляется, чувства притупляются, мозг устает от безделья и перестает мыслить.
– Лилита! – снова простонал Сталджин. – Забери меня отсюда.
– Ты этого действительно хочешь? – мягко спросила она.
Сталджин задумался.
– Не знаю, – в отчаянии честно признался он. – Я не знаю.
– Все происходит именно так, как ты сам планируешь. Ты – творец мира, в котором живешь, Бог. Ты создал его «по своему образу и подобию». И все, что происходит вокруг тебя, происходит в твоей душе. И люди, окружающие тебя, такие, какими ты их хочешь видеть. Они – зеркало, в которое ты смотришься.
Голос Лилиты стал вкрадчиво-томным:
– Возвращайся ко мне. Ведь ты хочешь быть только со мной!
Сталджин молчал. Он действительно хотел быть только с ней одной… Но Ад страшил его.
– Верни нас на космолет, – тихо попросил он. – Я этого хочу.
* * *
Ночь. Звезды. Лилита. Она сидела рядом с ним – и больше никого не было на всем корабле, на всем свете. Только он и она, вдвоем…
В рубке появился Энджел с пистолетом в руке.
– Нет! – закричал Сталджин, но было уже поздно.
Разрывная пуля попала Лилите прямо в сердце. Ее красивые глаза расширились от ужаса. В последний раз с удивлением взглянув на него, она обмякла в кресле.
– Серебряная пуля, – удовлетворенно глядя на бездыханную девушку, отметил Энджел. – Мы покончили с Сатаной.
– Но почему? – прохрипел Сталджин: у него в груди все дрожало.
– Почему?! – непонимающе переспросил Энджел. – Тебе больше ничто не угрожает. Зло уничтожено. Добро восторжествовало.
– Но почему?! – снова закричал Сталджин, в отчаянии тряся в воздухе кулаком. – Почему нужно убивать, чтобы сделать добро?
Где была та грань между Добром и Злом? Куда отнести те миллионы людей, уверенных, что, убивая во имя спасения чего- или кого-либо, они делают добро? За это им платят деньги, дают награды и титулы… Но можно ли злом принести добро, а добром – зло? И существуют ли эти два понятия неразлучно друг от друга? Или их придумали специально для того, чтобы оправдывать свои деяния?
Откуда-то в рубку ворвался сильный ветер, ударила молния. Корабль медленно растаял, и Сталджин оказался парящим в открытом космосе. Энджел, приняв едва уловимые очертания, кружил над ним.
Сталджин устал от этого мира…
Энджел исчез. Звезды разрослись, превратившись в белый свет. Сталджин отстранился от происходящего. Ему вдруг представился уютный замок среди сияющих звезд, дрейфующий в космосе. И замок неожиданно возник перед ним. Он был ему до боли знаком…
* * *
Сталджин открыл глаза и потянулся. Молодая женщина в бордовом халатике забралась к нему на кровать и звонко поцеловала в щеку. Сталджин обнял ее. Это была его жена.
– Мне снился ужасный сон, – тяжело вздохнул он, сильнее прижимая ее к себе.
– Мне тоже, – отозвалась Лилита, поднимая на него завораживающие желтые глаза и кокетливо проведя язычком по своим пурпурным губам. – Но сейчас ведь ты дома, со мной…
Сталджин непроизвольно бросил взгляд в окно, откуда на него привычно смотрели звезды, сверкавшие над родным замком, дрейфующим в космосе.
Да, он был дома. Он думал, что был дома…
1997 г.
