РАССКАЗЫ
ДАЮ ВАМ СЛОВО, РЫБЫ
Нельзя говорить о том, что люди немые, как рыбы. Жизнь не аквариум и не пруд в парке многовекового изобилия лет имени академика Амосова. Каждый хочет и может сказать, что на сердце лежит невостребованным продуктом переживаний, воспоминаний и планов, которые так и хочется вывезти на ярмарку откровений и доверия. У каждого есть чем поделиться с окружающим празднословием, но редко кто отваживается на шаг, граничащий с ходьбой на месте или марафоном в прошлое. Ибо не перевелись еще те, кто зарабатывает себе авторитет, распространяя вокруг рассказы о собственной искренности и абсолютном слухе. Кто может сказать человеку о том, что единственным благодарным слушателем для себя является он сам? Конечно же, его болтливый внутренний голос. Стоит только открыть рот, как тебя перебивает словоохотливый говорун, живущий в тебе еще до появления на свет, и шепчет на внутреннее ухо такое, что седина пробивает до корней волос. И вряд ли кто-нибудь отважится, повстречав знакомого или незнакомого человека, открыть ему душу и выложить все, что у тебя накипело, отстоялось и давит на самосознание, сжимающееся до неприлично малых размеров с каждой невысказанной буквой. Ведь это грозит большой неудачей и еще одним из разочарований, от которых рождается хроническое молчание. «И словом можно убить человека», – знали мы с детских лет, но если немного вдуматься в словесные отношения между людьми, то приходит еще одна короткая, но очень скорбная мысль, что «и словом можно покончить жизнь самоубийством».
Но, слава Богу, жизнь часто бывает сильнее слова. Хотя фраза о слове-убийце, конечно же, касается только того слова, которое может сломать человека настолько, что вся его жизнь или большая ее часть теряет свой смысл и переходит в существование, ведущее к забвению и отрицанию всего живого.
Некоторые считают, что в жизни нет ничего интересного. И я могу с этим согласиться. В жизни можно наблюдать одно и то же от рождения до самой смерти, мы видим столько повторений из века в век, что если склеить это все в одну кинопленку, то может получиться нескончаемый сериал, где каждая серия похожа одна на другую. И, конечно же, пропадает интерес, когда жизнь сужается «во имя любви» до «Санта-Барбары». Да, но мы зачем-то рождаемся. Разве только для того, чтобы производить новую жизнь, которая, издыхая, произведет еще одну? Но зачем? Неужели, подвергая акту рождения, нас заставляют этим тянуть время до Апокалипсиса? Я надеюсь, что это не совсем так. Я думаю, что, исходя из обыденной серости нашей жизни, мы все-таки рождаемся для того, чтобы сказать свое слово. Многие пытаются сказать его через многословие,авось отсеется какое-нибудь, и люди выберут для себя подходящее и вознесут на пьедестал башковитости, и пожалуют титул красноречивого. Многие пытаются скрыть мнимой чувствительностью то, о чем бы им действительно хотелось сказать. Но также есть люди, которые молча могут сказать больше, чем скажет любой «митингующий с глазу на глаз». И не надо воспринимать эти фразы буквально. Справедливости ради надо сказать, что пропадает желание говорить, когда все чаще встречаешь людей, делающих вид, что хотят побеседовать, пойти на контакт, при этом одаривая тебя монологами. А ведь контакт – это совместное производство двух существ, обоюдное. Можно разговаривать исключительно жестами, можно глазами, можно сердцем, можно переписываться и просто писать, оставляя информацию тем, кто может тебя услышать. Можно, конечно. Но мы мало прислушиваемся к себе и другим, к той дивной, загадочной природе, которая нас не зря окружает. Если поднапрячься, то можно услышать многое из того, что кажется необычным для загулявшего слуха. Например, песню бобра. Или, если немного понять, что звуки можно улавливать не только ушами, то в мрачном совином «уху» промелькнет-таки строгая мудрость веков, наполняющая ночную паузу шумом набегающих временных волн. А рыбы? Разве они молчат? Если рыба не может говорить, то это не значит, что она лишена природы общения. Ее глаза невыразительны, ее плавники не имеют возможности жестикулировать, но она выглядит молчаливой только потому, что живет под водой. А видел ли кто-нибудь сперматозоиды пираньи? Вот это живучая жизнь в живом существе, за доли секунды умирающая, производя новую жизнь и делая безжизненным все вокруг, что мешает ей размножаться. Это едва ли не самая яркая форма материализованного существования изначальной страстной беседы двух начал – мужского и женского, с давних времен подкрепляемой неиссякаемой бодростью и коммуникабельностью. И все вышесказанное теряет всякую силу, если слова не подтверждаются делом, хотя само дело может не подтвердиться без нужного слова, сказанного вовремя.
Деревья, цветы, животные, птицы, насекомые, камни – все вокруг разговаривает, все понимает друг друга, имея только свой, неповторимый язык, и при этом все само собой происходит без единого слова. И лишь человек, одаренный всем тем, что необходимо для общения, тратит свой дар на пустые страдания едким вопросом: «А что на это скажут другие?» – так часто забывая о том, что было бы лучше, хотя и сложнее, понять то, что хочет сказать тебе ближний, твое сердце и твоя душа.
Можно не слышать собеседника, распространяя слухи о том, что
несет в себе жизнь, но нельзя говорить о том, что люди немые, как
рыбы.
ГЛИНЯНЫЙ ОТВЕТ
Нежно поглаживая жабу, ясно понимаешь, что не все так гладко в этой жизни. Особенно, когда привыкаешь к одиночеству. Твое существование протекает размеренно, емко и равнодушно. Великая вещь Равнодушие. Его надо холить, лелеять, воспитывать в себе, как любимое чадо. При встречах с людьми оно всегда пытается улизнуть, и ты, не жалея чувств, постоянно пытаешься схватить его за кончик скользкого хвоста – с мыслью удержать, заманить обратно и поговорить о том, что нам не жить друг без друга. Равнодушие не поддается описанию, оно просто живет незаметно. Можно рассуждать только о том, к чему оно может привести, а о нем самом сказать нечего. Я же для себя его открыл и понял, что есть более достойные равнодушия люди, чем я. Я же его не достоен. Мне казалось, что вот-вот мы станем друзьями, но оно предательски исчезло, оставив мой труп на глумление боли. А я ненавижу боль. Мы равны с ней по силе, но стоит немного расслабиться, как она тут же начинает оккупацию. Эти мысли рождает Одиночество-Королева Мертвых Пристрастий. Это мой крест, моя «вредная» привычка. Ты меньше думаешь о себе, когда один. Я всячески избегаю толпы, но зависимость от самого себя непрерывно подталкивает тебя в гущу событий. Когда прессинг приходит извне, вроде бы находишь спасение, прячась за своей же широкой спиной. Но жизнь коварней, чем смерть. И на твоем пути встречаются люди, способные пировать на твоем «безразличии», умело сковывать твое нежелание замечать реалистичную относительность, язвительно играя с твоими мирно покоящимися чувствами. И, накуражившись вдоволь, они «делают ноги», оставив за собой твое изуродованное, окровавленное «Я», торчащее наружу. Ты пытаешься затолкать все обратно, но не хватает сил, и «Я» снова вываливается, и падает дух. Ты превращаешься в пылинку общества, и неожиданное осознание того, что ты его часть, сначала вселяет в тебя ужас и панику. Затем, дав себе понять, что такое случалось не раз, ты носишься от человека к человеку, из компании в компанию в поисках дополнительных сил. Но все происходит обычно впустую. Одиночество не дает покоя тому, кто к нему привык. К радости тех, кто бьет себя кукишем в грудь и трясет доказательствами своего безграничного человеколюбия.
Странное существо человек. Непонятное. Непознанное. Казалось бы, человеческие истории из века в век походят друг на друга. И эти походы должны были бы воспитывать в каждом новом поколении дисциплину бытия, но нет, мы постоянно наступаем на грабли вечности и суетливо мечемся в непонимании происходящего с нами, в мелочных поисках «новых» решений, не замечая того, что лежит на поверхности. Так, видимо, устроена схема человеческих страданий. Каждый, наверное, должен набить собственное количество шишек, чтобы отработать свое неожиданное, тайное появление на свет. Можно ли нарушить что-то в этой схеме? Наверное, можно. Но что это даст?.. Я смотрю в косые глаза глиняной жабы, широко раскрывшей рот в немом вопросе. Символ богатства. А что? Может, это и так. Немая зеленая тварь, вечно вопрошающая и готовая разорваться в поисках истины. И всем своим видом показывающая, что не все так гладко в этой жизни.
ПРО ДВУХ ЛЮДЕЙ И ОДНУ СОБАКУ
Об отношениях людей написано немало. О взаимоотношениях людей с окружающим миром написано, может быть, еще больше. В современном мире случаются разные ситуации, не совсем похожие на те, к которым мы привыкли. Можно их не замечать, но когда видишь, что стоят трое: он, она и собака… (без продолжения), то, как говорится, не проходите мимо…
– Гражданка, отпустите мою собаку! Что вы с ней делаете?!
– Я ее кусаю.
– Что она вам сделала? Отпустите же ее!
– Она украла у меня бутерброд.
– Стыдно, гражданочка, из-за какого-то бутерброда лишать собаку спокойствия.
– Я сейчас лишу ее жизни!
– Неслыханно! Убить животное за такую мелочь!
– Но это же воровство!
– Так давайте судить по закону.
– Я этим и занимаюсь. Судья вальдшнепского райнарсуда Кирзова!
– Бедное животное. Его хотят загрызть на улице, среди бела дня, за невольную слабость. И кто!.. Она же не хотела.
– А-ха, не хотела. Да вы видели, с какой жадностью она проглатывала мой бутерброд! У-у, ворюга!
– Пожалуйста, не оскорбляйте ее. Она же не может вам ответить.
– Она сейчас за все ответит! А вы, собственно, ей кто будете?
Документы на собаку есть? А собачье фото на документах есть?
Прививки, небось, не сделаны! Родословная неизвестна! А при каких обстоятельствах Вы ее приобрели, если можете доказать, что она ваша? Почему вы ее выгуливаете в голодном виде?
– Неправда, я поел.
– А-а, он, значит, поел! А покормить собаку забыл! Вас нужно отдать под суд! Подозрительный тип, разгуливающий с социально опасной псиной! Она угроза для людей, не покладая рук работающих на государство! Она незаконно питается бюджетными бутербродами!
Да я вас, с вашей собакой…
– Слушайте, у вас тушь потекла.
– Где?
– Да вот из кармана…
Она еще долго размахивала руками, забрызгивая прохожих бюджетным подсолнечным маслом. Он торопливо направлялся в кафе.
Собака беззаботно бежала рядом, облизывалась и периодически пописывала на городские кусты.
ИРЛАНДСКОЕ ТАНГО В ПОРТУГАЛЬСКОМ ЗАМКЕ
Не хочется ни о чем говорить. Нет никакого желания открывать рот. Знаете ли, очень неудобно говорить, когда язык вываливается сквозь беззубую верхнюю челюсть. Хочется сыграть спокойную тихую мелодию на рояле в полумраке или плавно пройтись по натянутым струнам гитары. Затянуть уходящую вдаль песню, чтобы слышали ее все, кто устал от мирской суеты, кто мирно трудится на диванном поле над тем, чтобы уснуть. И так хочется забыться у нежного уха любимой, нашептывая ей о чувствах, лежащих на дне ненасытной души, упорно терзающей Жизнь с одним лишь желанием – обрести покой. Она устала от собственных мук и от крика и хочет уйти далеко-далеко, подальше от мерзких страстей, и просит меня подарить ей тепло и уют. А где их найти?.. Прости меня, родная. Потерпи еще несколько лет…
Я знаю, что во мне идеала нет и не будет. Может быть, я не тот человек, на которого можно положиться, но, может быть, это обманчиво? Я только хочу, чтобы кто-нибудь понял меня. Хоть чуть-чуть. Да, это банально. А что делать, когда не хочется говорить и искать объяснений? Лучше, конечно, молчать. Но услышит ли меня кто-нибудь? Поймет ли? На эти вопросы никто не ответит. Разве только aepeg` на склоне горы прошелестит в ответ пожелтевшими листьями, обласканными холодным ветром…
00.50. Уже давно позабыты сумерки. Я сижу и пишу, закусывая каждое предложение арахисом в сахаре и какао. Если бы кто знал, как я устал от грязи. Да, что там говорить! Где мой рояль? Мой старый добрый рояль. Как в кустах? Я же только что… Ну ладно. Не буду об этом. У меня за плечами почти 27 лет, заросшие брови и куча прочитанных газет. И все. Что меня ждет впереди? Наверное, 28 лет, оплешивевшие брови и карьера редактора. И все? Видишь, душа, я от тебя ничего не скрываю. Подожди немного, и мы с тобой станцуем ирландское танго в древнем португальском замке…
11.55. Утро косится, заподозрив меня в умалишенности. Оно хочет что-то спросить, но я говорю ему: «Тс-с. Я слушаю Джо Дассена. А когда я слушаю Джо Дассена, я не могу говорить. Я только вижу, как моя жизнь проходит мимо меня».
А на улице-то замечательно! Голые мокрые деревья, забитые до отказа мусорные баки, странные собаки и бесконечно пасмурное карканье бесстыжих ворон. Красота! Хорошо, что унылое небо не видно из-за густых осенних облаков. Оно никак не может испортить мне настроение. И это прекрасно! Хорошо, что не видно солнца, которое уже надоело своим оптимизмом. Чудненько! Даже хочется как-то и другим поднять дух и взбодрить, поделившись своим праздником. Например, подарить на день рождения другу половинку крысиного хвоста, перевязанную синим бантом. Или любимой девушке однокурсника отправить с цветами картофеля ожерелье из свечей с новокаином, расписанное гжелью. А можно выйти с мегафоном на балкон в 3 часа утра и поздравить всех с началом нового дня. Я думаю, всем будет приятно. И если у меня получится, то я переполнюсь пылающей гордостью и поднявшимся до неприличных размеров тонусом. Ведь людям не достает общения. Ведь с каждым нужно делиться всем, что у тебя есть, а этого всего у меня навалом. Ведь люди не должны унывать. Они должны радоваться жизни, нет, просто обязаны это делать. И кто, если не я, будет им в этом помогать. Я постараюсь, иначе жизнь всегда будет проходить мимо.
ЛЕЙТЕНАНТ КИРХШТОЛЬЦ
Было 7 часов утра. Лейтенант Кирхштольц проснулся и открыл глаза. Только он хотел спросонья подумать: «Чего я так рано проснулся?» – как тут же и обомлел. У кровати стояли двое в масках и камуфляже. Оба были одного роста, крепкого телосложения и без тени улыбки на лицах, хотя и лиц тоже не было видно под масками. Они стояли неподвижно, следя за каждым движением лейтенанта. В комнате царил запах перегара. Кирхштольц попытался прийти в себя, осознать, что же все-таки происходит, хотел привстать, но был сразу же прибит к постели хорошо поставленным хриплым басом: «Третьим будешь?»
ТРАУРНЫЙ ПЛАЩ СКОРБИ
Накинув траурный плащ скорби на плечи непокорной девственности, он отправился в путь, ведущий в затерянный мир вечного леса. Его странная фигура, непонятно как сочетавшая в себе мощь и утонченность, влачилась по влажной городской улице. Было уже темно, кругом никого не было. Он шагал медленно. Казалось, он не знал, куда идет, хотя его уверенный шаг говорил о том, что пункт прибытия находится где-то за призрачными границами этого сублимата бытия. Взгляд был устремлен в никуда, никуда же стремилось поймать этот взгляд и вернуть его владельцу. Глаза были погружены в туман, и какое-то строгое душевное движение вело его по пустынным местам неосязаемой вечности. Тайной многозначительностью цикличных периодов узаконенных в природе жизненных перемен, преломленный свет сущего окутывал одинокого прохожего, гуляющего во времени. Шорох плаща разгонял прохладные невидимые облака наседавшего вечера. Ему казалось странным, что он слышит этот шорох не снаружи, а изнутри, то есть шорох не тут же доходил до его ушей, а шел в записи из потаенных динамиков мозга.
Вся жизнь его была пронизана красной нитью непонятных повторений. Будто этой жизнью он уже жил, в который раз, но стертые в памяти прожитые впечатления каким-то образом просачивались в разум, приводя его в смятение и некоторое замешательство. Он продолжал идти. Проходил сквозь время, а время проходило мимо и нецензурно шепталось у него за спиной…
КАК ПОГИБАЕТ ЧУДО
Грустно стоять на стрёме. Стоишь один, в невероятном напряжении, делаешь вид, что никого не замечаешь и прячешься в себе, чтобы тебя никто не узнал. Ты смотришь по сторонам, чтобы все было на мази, а в это время жизнь ворует твои годы.
Опустите пакетик чая в канализационный люк и вы увидите, как ничтожно растворяется чудо. Как оно погибает среди нечистот и как уносят его в сдохший океан сточные воды. Что ж, убедитесь, что чудо недолговечно. Попрощайтесь с ним и помните, что чудо живет до тех пор, пока вы не опустите пакетик чая в канализационный люк.
Нет счастья в жизни. Есть жизнь, в которой нет счастья.
Плевать на философию, да и на счастье тоже. Кому оно нужно, когда нет денег на то, чтобы купить маленький заводик по производству березовых поплавков где-нибудь в пригороде Бергена.
Так что не ищите счастья там, где его нет, тем более что счастья нет и не было никогда. Счастливо!
СКРИПЯ СЕРДЦЕМ
В операционной кипела жизнь. Группа врачей трудилась над чьим-то спящим телом. Кардиохирург делал операцию. Острым скальпелем он вскрывал кожу и ловкими отточенными движениями внедрял свои ладони в самую глубь плоти. Он проделывал это много раз, с каждым разом все увереннее и хладнокровнее, и, хотя ему не надо было рассказывать, какого цвета у людей кровь, этот вид нутра все время заставлял его содрогаться. Какая-то странная дрожь пробегала по его телу, когда он прикасался к чьему-то сердцу. Ему было совсем не важно, кому оно принадлежало. Он просто вскрывал, находил недостатки, избавлялся от них и зашивал. Пальцами пианиста он массировал вверенные ему жизни, за что его так и называли: «Массажист сердечных мышц». Его окровавленный халат доводил до инфаркта влюбленных в него медсестер, а «пропущенный» «бортовой» спирта между операциями беспрекословно повышал его авторитет в глазах практикантов. Так он и жил сутками в операционной, воруя людей у смерти, не имея времени на то, чтобы реанимировать клапаны своей души. И едва уловимый скрип собственного сердца мучил его лишь потому, что mesqr`mmn давал понять, как ему не хватает еще одной спасенной судьбы.
