РАССКАЗ
Два измотанных и продрогших до мозга костей путника молча брели по пустынной улочке древнего Порто. Странники, видно, давно уже были в пути, ибо походка их не отличалась особой уверенностью. Как ни гляди, но траектория их движения была не очень-то и близка к безупречной прямой линии. То ли они изрядно выпили накануне, то ли просто-напросто смертельно утомились. Их носило из стороны в сторону, словно под порывами шквалистого штормового ветра.
Я и мой могучий друг Степан окончательно и бесповоротно заплутали в узких и крученых переулочках старого города. Но мы упорно продолжали двигаться вперёд в надежде натолкнуться на какого-то случайного прохожего. А разузнать нам у него необходимо было лишь одно – как найти путь к центральному автовокзалу города. И хотя нам и удалось выбраться на сравнительно ровную и широкую улицу, но и её тротуары оказались безлюдными и пустынными. И только наши гулкие, неспешные шаги тревожили покой беспечно дремлющего в ночной тиши квартала. До Рождества Христова оставались буквально считанные часы, а, может быть, и того меньше. Несомненно, обыватели уже собрались у родимых очагов в преддверии столь ожидаемого и знаменательного события.
– Куда же люди подевались? – раздражённо забрюзжал мой высокорослый приятель. – Подозреваю, что эпидемия гриппа выкосила и уложила в постель всё местное население Порто и его пригородов.
– Скорее всего, они собрались в церквушках и кафедральных соборах, – вяло отреагировал я на домыслы товарища. – Наверное, молятся Господу Богу и просят Иисуса о том, чтоб он им послал на вечерю кусочек азорского сыра.
Вдруг над нашими головами раздался резкий, как хлопок пистолетного выстрела, звук, а затем и трезвон дребезжащих оконных стёкол. Мы вздрогнули от неожиданности, задрали вверх подбородки и медленно-медленно попятились к противоположной стороне улицы. Нашу сонливость будто бы рукой сняло. Не было ни малейшего сомнения, что совсем неподалёку произошло нечто из ряда вон выходящее. А случилось вот что.
На втором этаже ухоженного жилого дома постройки XIX века с треском распахнулось окно. Створки с силой ударились об углы оконного проёма, стёкла жалобно задребезжали, но каким-то чудом остались целы. Окно выходило не на улицу, а в тихий, уютный боковой дворик с пышными клумбами изумрудной травы, экзотических цветов и вечнозеленых кустарников.
Мы удивлённо смотрели вверх, поражённые таким грубым и бесцеремонным нарушением покоя сонного квартала. Чтоб лучше рассмотреть непонятное движение в глубине окна, нам пришлось ещё попятиться назад и сдвинуться чуть-чуть вправо.
В оконном проёме на фоне тусклого света, исходящего изнутри, нам удалось разглядеть фигуру стройного, хорошо сложенного молодого мужчины. Он стоял на подоконнике во весь рост, упершись руками в боковые стойки рамы и слегка наклонившись вниз.
– О, Боже! – охнул Степан. – Только самоубийства нам и не хватало в эту ночь перед Рождеством! О, Senhor! – заорал он что было мочи.
Стоящий в окне мужчина немного повернул голову в нашу сторону и настороженно замер.
– О, Senhor! – более спокойно, но твёрдо обратился к несчастному Степан. – A vida й maravilhosa! E nгo vale a pena cessa-la em tгo mб maneira! («Жизнь чудесна! И не стоит её обрывать таким плохим образом!» (порт.))
Несколько секунд мужчина безмолвно смотрел на нас, затем медленно и печально кивнул, как бы соглашаясь со словами моего друга. Потом он неторопливо присел на корточки и … отчаянно сиганул вниз. Мы со Степаном нервно схватились друг за друга, с неподдельным ужасом ожидая трагической развязки смертельного циркового номера. На какое-то мгновение мне показалось, что время замедлило свой размеренный и неумолимый бег. Как в замедленном кино, молодой человек описал в полёте широкую дугу и грузно приземлился на самый краешек овальной цветочной клумбы. Звук приземления напоминал глухой удар каменного валуна о сырой рыхлый грунт. Прыгун низко присел на кромке клумбы, чуть не коснувшись ягодицами плит пешеходной дорожки, и окаменело замер. Казалось, он оцепенел в глубоком шоке от умопомрачительной смелости совершённого им прыжка. Ведь от стены дома до клумбы было около трёх метров с гаком. Да и само окно находилось на высоте почти что шести полных метров. Неожиданно молодой человек пружинисто выпрямился, выскочил на садовую дорожку и проворно помчался прямо на нас. Мы, всё ещё держась друг за друга, испуганно подались назад, опасаясь, что бегущий псих с разгона врежется в наши продрогшие от холода тела. Но «самоубийца», домчав до выхода из дворика, резко свернул влево и стремительно понёсся вдоль стены дома широкими грациозными шагами. Нет-нет! Он не бежал, а птицей парил над влажной поверхностью уличного тротуара. Юный бегун оглянулся и, не сбавляя скорости, прощально взмахнул нам мускулистой рукой.
– Как он бежит! – умилённо воскликнул Степан, провожая бегущего очарованным взглядом. – Ну точно, как тот античный атлет на греческой вазе из питерского Эрмитажа!
– И самое удивительное, что наш юный атлет так же обнажен, как и участник древнейших Олимпийских Игр! – разделил я восторг моего дородного приятеля.
Тем временем оголённый юноша добежал до конца квартала и исчез за углом серого потрескавшегося трёхэтажного здания.
Степан укоризненно покосился на меня и осуждающе покачал головой:
– Милостивый сударь! К сожалению, Вы явно не отличаетесь ни внимательностью, ни повышенной наблюдательностью, ни цепкостью взгляда. Если бы Вы соблаговолили быть хотя бы чуточку повнимательнее, то непременно заметили бы, что наш юный атлет всё-таки был в какой-то мере одет. На его шее на толстой цепочке болтался увесистый золотой крест, который бы сделал честь любому православному батюшке. На запястье спортсмена на платиновом браслете красовались шикарные часы всемирно известной фирмы «Ролекс». В кулаке же бегун сжимал брелок с эмблемой «Бенфики», на кольце которого мелодично позвякивала связка разнообразных ключей. И, наконец, самое важное: к члену молодого человека, как банный лист, прилип ещё не до конца использованный пупырчатый презерватив.
– А я-то думаю, что это за белая тряпочка отвалилась от атлета вон на том дальнем повороте! Грешным делом решил, что это табличка с его стартовым номером, – сконфуженно развёл я руками и с нескрываемым уважением взглянул на гиганта. – И как тебе только удалось в полумраке за считанные секунды рассмотреть такие мелкие и незначительные детали?
Неожиданно стена дома напротив угла, за который свернул атлет, осветилась лучами яркого и насыщенного света. За поворотом дерзко и надрывно взревел могучий двигатель какой-то невидимой для нас машины. Через секунду на перекрёсток вылетел ярко-красный «Феррари» спортивного типа, заливая улицу ослепительным светом сверхмощных автомобильных фар. И, не сбавляя сумасшедшей скорости, автомобиль резко свернул влево. Водитель немного не вписался в поворот и задел передним колесом бордюр пешеходной дорожки. Противно завизжала резина покрышки, зацепив гранитный парапет и оставив на месте столкновения облачко сизого зловонного дыма. Автомобиль же, ревя неутомимым мотором, с невероятной скоростью умчался вверх по безлюдной улице, излучая рубиновый свет своих габаритных огней.
– Й-й-й-ёжики-кролики! Даже мотор не прогрел! – расстроено схватился руками за голову Степан. – Но ведь таким безответственным образом и двигатель можно навеки угробить! Это же вам не «Фиат», а «Феррари»! Баснословных денег всё-таки стоит!
– А знаешь, Стёпа! Мне кажется, что мы с тобой только что видели совершенно новую разновидность триатлона, – предположил я. – Для экстремалов. Первый этап – прыжок с возвышенности без страховки и парашюта. Второй этап (для тех, кто уцелел после первого) – бег на 400 метров по пересечённой урбанизированной местности. И третий – гонка на спортивных автомобилях по узким извилистым улочкам и переулкам старого города.
– Вот тут-то Вы, мой дорогой друг, глубоко-глубоко ошибаетесь, – иронично ухмыльнулся Степан и мягким движением ладони поманил меня за собой. Мы подошли к клумбе и склонились над глубокими отпечатками ступней любителя острых ощущений.
– О чём Вам, сударь, говорят эти четкие и красноречивые следы?
Удивлённый таким неожиданным официальным тоном друга, я быстро сосредоточился, внимательно осмотрел подозрительные следы, многозначительно хмыкнул, задумчиво потёр подбородок и безапелляционно заявил:
– Судя по отпечаткам ступней, мужчина имел рост около 175 сантиметров и вес не более 80 килограмм. Глубина следов свидетельствует, что в данной местности в первой половине дня выпадали продолжительные и обильные осадки. И, вообще, прыгуну крупно повезло! Ведь не допрыгни он 2-3 сантиметра до клумбы, то непременно раздробил бы себе пятки о каменные плиты пешеходной дорожки. Да и, похоже, что при приземлении, в силу инерции, парень так резко и глубоко присел, что чуть не отбил себе копчик о край вот этой монолитной бетонной плиты.
– Замечательно, дружище! Блестяще! – одобрительно воскликнул Степан, удовлетворённый моими аналитическими выводами. – Вы делаете поразительные успехи! Но главного, однако, Вы все-таки как раз и не заметили. Используйте метод дедукции и экстраполяции! О чём говорят длинные растопыренные пальцы босых ног атлета?
– Господи! Где ты только нахватался таких заковыристых словечек? – сердито проворчал я. – Длинные растопыренные пальцы нашего прыгуна достоверно указывают на то, что в детстве мама покупала нашему герою обувку на вырост. Или же ему постоянно приходилось донашивать чересчур просторную обувь своих старших братьев. Похоже, в юности спортсмена его семья не ощущала особого благополучия и материального достатка.
– Гениально! – восторженно оценил Степан мою хватку и ход логических рассуждений. – Но самое главное то (о чем недвусмысленно свидетельствуют эти яркие следы), что нашему спортсмену пришлось стартовать без предварительной разминки и с чрезвычайной поспешностью.
– С чего это ты взял? – удивлённо вытаращился я на видавшего виды следопыта.
– Да это же элементарно, Вольтсон! – самодовольно усмехнулся новоявленный детектив. – Наш атлет не успел ни обуть кроссовки, ни даже натянуть шерстяные носки. Кстати, эти выводы косвенно подтверждают и звуки, доносящиеся сверху.
Краешком уха я улавливал соловьиные трели дверного звонка мелодично звучащие где-то внутри здания. Потом до меня донесся тревожный стук и глухие возбуждённые голоса.
– У вас неординарная интуиция и железная логика, мистер Щерлок Курганский! – иронично прокомментировал я итоги следствия.
– А почему не Шерлок Холмс? – по-детски капризным голосом спросил Степан.
– А почему не Ватсон? – по-одесски ответил я вопросом на вопрос.
– Ах, да! Конечно, Ватсон! – с досадой хлопнул себя ладонью по лбу гигант. Другой человек от такого хлопка получил бы сотрясение мозга с полной потерею памяти, но Степан только смущённо поморщился. – А ведь помню, что что-то с электричеством связано.
– Спасибо, хоть Кулонсоном или Амперсоном меня не обозвал, – обиженно пробурчал я.
– Глупый ты, Василий! Зато, как звучит! Амперсон!!! – весело загоготал Степан. – Да с такой фамилией ты мог бы смело в любом израильском посольстве просить визу на историческую Родину, утверждая, что твой пра-пра-пра-пра-… прадедушка вместе с самим Моисеем манну небесную из одного котла хлебал. Ну, а Василий Шарлаимов? Не очень-то благозвучное словосочетание.
– Как говорил мой лучший друг Шекспир:
«Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови её, хоть нет»,
– молниеносно отреагировал я.
– Ну, ты, Василий, и нахал! – возмущённо прогудел исполин. – Ты хоть изредка в зеркало заглядываешь? Тоже мне роза нашлась! Ну, разве что только своими колкостями на неё смахиваешь!
– Ты это моей жене скажи! – нагло отпарировал я. – И тебе не поможет ни двухметровый рост, ни могучая мускулатура, ни отмороженная физиономия устоять против её весомых контраргументов!
– А что? Ты намекаешь, что у твоей супруги очень тяжёлая рука? – опасливо поинтересовался гигант.
– А как ты думаешь?! Зачастую по тринадцать часов работает на фабрике тяжёлым промышленным утюгом! – погрозил я пальцем заметно притихшему великану. – Если «приложится» рученькой да к твоему розову личику, то тебе, мой дружочек, мало уже не покажется. Между прочим, мой покойный дедушка, Царство ему Небесное, после третьей выпитой часто сажал меня, маленького, на колени, гладил по вихрастой головушке и со слезами умиления на глазах говорил:
– Знай же, внучек, что ты прямой потомок Чингисхана по мужской линии!
– Ладно! – стараясь сгладить накалившиеся страсти, примирительно произнёс Степан. – Не будем копаться в грязном белье наших далёких и диких предков. Все мы прямые потомки Адама и Евы. Но вернёмся к нашим баранам. Итак, применив метод дедукции, мы установили, что стартовый выстрел застал нашего атлета врасплох. Но где же умудренный опытом судья со своим стартовым пистолетом?
Мы вопросительно взглянули друг на друга, лихорадочно соображая, что же послужило изначальным толчком произошедшего на наших глазах события.
Вдруг сверху раздался невообразимый, оглушительный шум, истерический женский крик, и что-то тяжелое с грохотом рухнуло на пол. Мы изумлённо устремили взоры вверх, опасаясь, что оттуда на наши головы может случайно вывалиться какой-нибудь очень объемистый и увесистый предмет.
Из распахнутого окна донёсся дикий рёв, и неожиданно из него высунулось очкастое жерло крупнокалиберного двуствольного охотничьего ружья. За ним появилось перекошенное от ярости лицо мужчины средних лет с роскошными и хорошо ухоженными усами. Густые черные усы стрелка неприятно контрастировали с жидкими взъерошенными волосами на его слегка потёртой и заметно посивевшей маковке.
– А вот и он, судья со стартовым пистолетом, – только и смог я выдавить из себя.
Гримаса бешенства на лике возмущённого сеньора медленно сменилась выражением крайнего удивления и растерянности. Тигриный рёв исподволь перерос в собачий вой и постепенно затих на визжащих шакальих нотках. Тяжелое ружье вывалилось из ослабевших, дрожащих рук поборника строгих нравов. Несколько раз перевернувшись в воздухе, оно плашмя бабахнулось об острый выступ гранитной плиты цоколя дома. Приклад треснул у основания ложа и лягушкой отпрыгнул в вечнозеленый декоративный кустарник. Какая-то металлическая штучка отвалилась от казённой части павшего оружия и, бешено кувыркаясь, покатилась прямо в нашу сторону. Не давая ей остановиться, Степан встречным ударом ботинка отправил деталь в обратном направлении, к жалким останкам охотничьего ружья, от которого она так опрометчиво отпочковалась.
Усатый гражданин, с нескрываемым ужасом в глазах, безмолвно следил за бесславной кончиной своего верного боевого оружия. Очевидно, «Отелло» предполагал увидеть под окном совершенно иную личность, а не каких-то двух рослых мордоворотов с не слишком приветливыми и вовсе не радушными физиономиями. Челюсть и кончики усов сеньора безвольно обвисли, и он жалостливо таращился на нас глазами безвинно побитой хозяином собаки. Из-за спины рогоносца, из глубины комнаты, доносился истошный женский визг. По отдельным фразам я расслышал, как дама утверждала, что сегодня очень жаркая ночь, а в спальне невыносимо душно. Вот она и приоткрыла окно во двор, чтобы немножко проветрить спальное помещение. И, вообще, ей просто-напросто иногда нравится спать голышом. А что это за странные предметы одеяния валяются на стуле, она и вовсе понятия не имеет. Надо бы спросить об этом у сеньоры Сандры, которая убирала сегодня в квартире.
– Quй foi? – густым раскатистым басом поинтересовался Степан у свисающего из окна мужчины. («Что случилось?» (порт.))
Тот попытался что-то объяснить, но только какое-то нечленораздельное мычание слетело с его поблеклых и онемевших уст.
– Esteja tranquilo! – дружески улыбнувшись, посоветовал ему мой друг. – Nгo perca sossego do espirito! («Спокойствие! Не теряйте присутствие духа!» (порт.))
Свисающий сеньор как-то глупо-глупо заулыбался в ответ и часто-часто закивал своей потешной грушеобразной головою. Затем, неуклюже копошась и по-старчески кряхтя, он забрался назад, вглубь спасительной супружеской опочивальни. Окно с грохотом захлопнулось, стёкла жалобно задребезжали, но, к моему удивлению, снова выдержали и остались совершенно целёхонькими. Лишь мелкие куски штукатурки и облезшей краски посыпались вниз на жалкие останки когда-то грозного охотничьего ружья. И в маленьком уютном дворике заново воцарилась мёртвая тишина.
Я с укором взглянул на Степана и осуждающе молвил:
Учить бесстрастью ничего не стоит
Тому, кого ничто не беспокоит.
А где тому бесстрастье приобресть,
Кому что пожалеть и вспомнить есть?
«Отелло». Шекспир
– Н-у-у-у, ты даёшь, Василий! Небось, в кипучей молодости и сам не раз «нырял» в чужую постель? – цинично ухмыльнулся друг. – Пожалел Волк Кобылу…
– … получил копытом и под хвост, и в рыло! – насмешливо закончил я избитую фразу. – Ты, видно, своим всевидящим оком так и не приметил, кто здесь жертва, а кто хищник?
– А если б этот запоздалый стрелок начал без разбору палить в кого попало? – страстно возразил мой оппонент. – Да и при падении ружье могло выстрелить, и ещё неизвестно, куда бы пули улетели. И уже совсем неясно, где шатался усатый гражданин до столь позднего ночного часа? Насколько я знаю, Рождество – праздник семейный, и порядочные люди встречают его дома в кругу родных и близких…
– Да ты только посмотри на этот хорошо отреставрированный старинный дом, дефектив несчастный! – попытался я открыть глаза преемнику Шерлока Холмса. – Талдычишь мне о какой-то дедукции и экстраполяции, а сам тривиальных вещей не замечаешь! В таком здании могут жить только очень состоятельные и преуспевающие люди. Несомненно, наш потёртый жизнью сеньор – солидный бизнесмен и удачливый предприниматель. Какие-то срочные, неотложные дела заставили его отлучиться из Порто. Проблемы удалось разрешить достаточно быстро и эффективно. И это позволило усатому деловому человеку вернуться домой даже раньше, чем он рассчитывал. Любящий и заботливый супруг хотел сделать рождественский сюрприз своей обворожительной и верной жёнушке…
– И кто же виноват, что этот плешивый лось не удосужился заранее предупредить свою дражайшую половину?! – перебил меня мой не в меру впечатлительный товарищ. – И это в век высокоразвитой радиоэлектроники и широко распространенных коммуникационных сетей! Хотел сделать сюрприз – вот и получил ответный подарочек!
– Давай не будем строить бесплодных версий! – прервал я разглагольствования Степана. – Не нам решать, кто прав, кто виноват. Тем более, что у каждого человека своя личная правда, и он всегда найдёт тысячи веских доводов в своё оправдание.
– Должен признаться откровенно, что в данном случае Вы совершенно правы, мой милый Ватсон. Расследование успешно завершено, и дело окончательно закрыто, – неохотно соглашаясь со мной, подытожил наследник великого сыщика.
– Вот только в одном Вы ошиблись, мой дорогой Холмс, – с колкостью раскритикованной розы припомнил я Степану. – Судя по ещё не до конца использованному пузырчатому презервативу, наш юный атлет перед самым стартом всё-таки имел недурственную разминку.
Где-то вдали раздался мелодичный перезвон и бой башенных часов. Мой друг изумлённо вскинул руку, взглянул на «Командирские» часы – и тихонечко присвистнул:
– Не может быть! Полночь! А мне показалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как мы опоздали на последний автобус на Гимараеш. Тут не обошлось без какого-то колдовства. Как будто время совсем остановилось. А я-то искренне думал, что вот-вот уже должно начинать светать. Мне уже начало чудиться, что эта безумная ночь никогда не закончится.
Вдруг оглушительный гром мощных взрывов потряс ночной воздух старого дремлющего Порто. На какую-то долю секунды мне показалось, что феерический отблеск полотна Северного Сияния отразился в затемнённых витринах и окнах зданий пустынной улицы. Присев от испуга, мы медленно подняли лица к полыхающему заревом небосводу. Над нами в вышине, мерцая и переливаясь, медленно расплывались россыпи разноцветных пылающих звёзд. Новые раскаты орудийных залпов больно ударили по нашим чувствительным барабанным перепонкам. Яркие фонтаны танцующих огней, сияя всеми цветами радуги, стремительно взметнулись в небесную высь, по-змеиному шипя, присвистывая и потрескивая в полёте.
С шумом распахнулись окна и двери окрестных домов и жилищ. На улицу нежданно высыпала разношерстная, кипящая толпа приплясывающих от радостного возбуждения обывателей. Все узкие балконы верхних этажей окрестных строений заполнились ликующими зрителями этого фантастического и зачаровывающего представления. Из раскрытых окон заворожено глазели в небо неудачники, которым, по-видимому, не хватило места на переполненных балконах. Я даже не мог себе представить, что такое огромное количество людей обитает в этих старинных, но очень хорошо ухоженных трёх-четырёхэтажных домах. Зрители громкими одобряющими криками приветствовали каждый залп изумительного по красоте фейерверка. Женщины и дети пищали и визжали от восторга, мужчины же выражали восхищение односложными возгласами своих басов и баритонов.
Кое-кто, вероятно из хронических пироманов, тут же на улице принялся прилаживать на специальных подставках ракеты, прикреплённые к длинным бамбуковым шестам, и поджигать короткие фитили запалов. Ракеты с противным шипением одна за другой уносились вверх, оставляя за собой тонкий шлейф белого и не очень ароматного дыма. Новые яркие вспышки и глухие хлопки разрывов внесли свою лепту в рукотворную мозаику света и симфонию грохота над нашими бедовыми головами. Одна неумело запущенная ракета, попав в карниз крыши дома, отлетела в толпу и с шипением заметалась между ног до смерти перепуганных зевак. К счастью, она не взорвалась и, наполнив улицу зловонным туманом, затихла у стены старого серого здания.
Среди шумной толпы я заметил усатого сеньора, который совсем недавно чуть не выпал вместе со своим охотничьим ружьем из окна. Он с глупой улыбкой упоённо смотрел в ночное небо, обнимая за талию жизнерадостную крашеную блондинку. Дама была почти на голову выше своего кавалера, да и к тому же лет на пятнадцать его моложе. Похоже, размолвка между благоверными была успешно забыта. Хотя, вполне возможно, «разбор полётов» был пока что отложен на неопределённый срок.
Я совершенно перестал ориентироваться во времени. Не знаю, сколько времени длилось всеобщее веселье и ликование, но вдруг прогремели особенно мощные залпы праздничных салютов, и по небесному шатру, переливаясь яркими красками, рассыпались огромные огненные астры разноцветных искрящихся огней. От неожиданно наступившей тишины у меня тонко зазвенело в ушах, будто мелкие москиты проникли в мой слуховой канал, истерзанный продолжительной артиллерийской канонадой. Словно где-то вдали, я услышал стук закрывающихся окон и дверей. Мой взгляд опустился с Божественного неба на грешную землю, и я заметил, что слегка задымлённая улица на удивление быстро становится безлюдной и пустынной. Я ошеломлённо посмотрел на Степана, но встретил такой же ошалелый и ничего не понимающий взор моего могучего товарища. К чести гиганта, он первым осознал всю трагичность нашего положения и тут же сбросил сковавшее его оцепенение. Мой друг дико возопил, с мольбой протягивая руки вслед жителям квартала, которые проворно исчезали в дверных проёмах своих уютных и комфортабельных жилищ:
– O Senhor! A Senhora!
Но было уже поздно. Последняя дверь с противным треском захлопнулась, и вокруг нас восстановилась могильная тишина и кладбищенское спокойствие. Словно и не было шумного, бурлящего моря счастливых и радостных глаз и лиц. Будто всё, что стряслось с нами на этой околдованной кем-то улице, только померещилось нам в каком-то хмельном и бредово-наркотическом полусне. Я с надеждой заглянул в тихий дворик, где всего с полчаса назад разыгралась такая интригующая любовная мелодрама. Но обломки охотничьего ружья бесследно исчезли из-под окон спальни пышногрудой и ветреной блондинки.
– Что это было? – услышал я глухой голос Степана.
– Христос родился! – с грустной улыбкой пояснил я.
– Нет! Я не о том! У нас что, совсем крышу сорвало? – озабоченно потёр лоб ладонью совершенно выбитый из седла гигант.
Я молча вернулся в дворик, взглянул на клумбу и, убедившись, что отпечатки босых ног остались на прежнем месте, с облегчением прокомментировал:
– Нет. Всё в порядке. Просто португальцы в своём подавляющем большинстве следуют общепризнанному принципу «mais rapido!». («Быстрее!» (порт.)) Причем и в жизни, и в отдыхе, и в работе.
– Ну, это омерзительное выражение я постоянно слышу от моих суетливых и крикливых начальников, – с кислой миной на лице согласился Степан.
– Как в том анекдоте: быстро отнесли, быстро отпели, быстро закопали, быстро забыли, – иронично подметил я.
– Но куда же нам теперь направить наши стопы? – устало вздохнул гигант. – Я падаю с ног от ужасающей усталости и к тому же смертельно хочу спать.
– Пойдём вверх по улице в ту сторону, куда умчался красный «Феррари», – предложил я товарищу. – Надеюсь, что юный дон Жуан указал нам верный и надёжный путь.
И мы, стиснув зубы, поплелись по проезжей части, устало волоча по брусчатке отяжелевшие от сырости ботинки.
Два измотанных гастарбайтера, заплутавшие в Рождественскую ночь в незнакомом городе, упорно и настойчиво двигались к своей эфемерной цели. И не было в этой Вселенной такой силы, которая была бы в состоянии их удержать или остановить.
