ПРО ВЕЧНОЕ КИНО
В зябком теле, в самой штольне,
Где души клубится мрак,
Мне не радостно, не больно.
Мне давно уже никак.
Там стучит почти без сбоев
Тихо сердце. Выдох, вздох,
Но давно не пенит крови
В нём усталый, старый Бог.
Ночь. Столешница и кресло.
Мысли падают в дыру…
Вот умру я и воскресну,
А потом опять умру…
И, опять воскреснув, буду
Терпеливо ждать, когда
Грянет голос ниоткуда,
Призывая в никуда.
Только вновь Господь расчертит
Мой кроссворд на сотни лет,
Потому что нету смерти,
А пред ней и жизни нет.
Потому что дна колодца,
До которого лечу,
Мне достичь не приведётся,
Даже если захочу…
Ночь. Пуста моя берлога.
Взять, напиться бы вином,
За тебя, за нас, за Бога,
За Евонное кино.
То, в котором мы, родная
В каждом кадре, день за днём
Никогда не умираем,
Потому что не живём…
ЗЛА НА МЕНЯ НЕ ДЕРЖИ
Родина, Родина, сладкая боль,
Ветры, дымы над землёй.
Что же такое, родная, с тобой?
Что же такое со мной?
Радость – не радость, печаль – не печаль.
Бед – нарастающий ком.
Чем заслужили мы эту печать,
Этот смертельный разлом?
Скоро замкну я судьбы колесо
И посмотрю, уходя,
Как невесомо и призрачно всё,
Что я впитал от тебя.
Только не этим замаюсь, а тем
Пустится сердце в распыл,
Что непонятное грянет, а чем
Сам я тебя одарил?
Так и схлестнутся все против и за,
Плетью ударив о плеть.
Так и посмотрим друг другу в глаза
Взглядом бездонным, как смерть.
Так и шагну я потом за края
Черной предвечной межи.
Родина, Родина, Матерь моя,
Зла на меня не держи…
НАЗЛО И ВОПРЕКИ
Как миф, как дым, как ставки на кону,
Как сновидений долгих вереница,
Живём, горим, срываемся ко дну
Или с небес к земле стальною птицей.
И в бесконечном вальсе лиц и рож,
Гримас, ухмылок всяческого сорта
Глядим в зрачки, в которых чёрный нож
Уже на наши щерится аорты.
Но Смерть хитра. Ей спешка не с руки.
Она из тех фемин, кто покапризней…
Вот и живём…
Назло и вопреки
Всему тому, что нам не хочет жизни…
В ОЖИДАНИИ НЕОТЛОЖКИ
Смерть стоит и дышит у порога,
Скалится, кривит в усмешке рот.
На врача надежда, как на Бога,
А хотелось, чтоб наоборот.
Чтоб, во мглу скользя на долгом склоне,
Оттолкнув врачебную волшбу,
Приложить не лекаря ладони,
А десницу Божию ко лбу.
Что врачи? Они, конечно, лечат.
Только на последнем рубеже
Не сведут пилюли чёт и нечет
Ни в уме, ни в сердце, ни в душе
.
Эскулап приедет, кинет слово,
Едкое и тёмное, как дым,
И на небо ты ко всем здоровым
Явишься бессильным и больным.
Впрочем, пусть и хворым, и убогим,
Если всё прошёл от аз до ять.
И твои истоптанные ноги
Шар земной замаялись вращать.
И лежишь беспомощный, как овощ,
И пронзаешь мыслью суть вещей –
Если не от Бога будет помощь,
То пускай, хотя бы, от врачей…
Но трудна, извилиста дорожка
Для червём источенной души,
И застряла в пробках неотложка,
И Господь, как будто, не спешит…
И ЕЩЁ РАЗ О ПОЭТАХ И ПОЭТАХ
Я знаю. Теперь уже знаю,
Но лучше бы было не знать…
Поэзия – девка шальная,
И страсти её не унять.
Вонзится в уста поцелуем,
Нашепчет свои тра-ля-ля.
Разнежит, разденет, разует
И выпотрошит до нуля…
И ты, не отняв от бессилья
Её окровавленный рот,
Полюбишь, как любят в России
Всё то, что однажды убьёт.
И слыша, как медные трубы
Вздыхают одна за другой,
Поспешно войдёшь в полутрупы,
Роняя стихи за собой.
А я поклянусь тебе светом,
И этим, и, призрачным, тем,
Что любят в России поэтов,
Когда они трупы совсем…
ЧЕЛОВЕК ТРИДЕСЯТОЙ ЭПОХИ
Одному я москаль, а другому – кяфир
И наследник урусов.
Мой ярлык – самогон, табачок и кефир
Плюс молитва Иисусу.
И плевать глубоко мне на голос корней,
Адресованный к кроне.
Я в едином поклоне араб и еврей.
И в едином законе.
Где на кровную месть и на мёртвый гранит
Не расписаны роли,
Где ужились во мне и шиит, и суннит,
Протестант и католик.
Где вот так продолжает по кругу свой бег
Весь в заботах и в пене
Тридесятой эпохи простой человек
В тридевятом колене…
В ДОМЕ БЕЗ ОКОН
В доме без окон песок и вода,
Немощь и умерший сад.
Каждый однажды вошедший сюда
Не воротится назад.
Тихий порожек и дверь, а за ней
Взору откроется зал,
Где не найдёшь ни врагов, ни друзей,
Сколько бы их ни искал.
Только покой и безмолвие вен,
Только пустоты в душе…
Если и входят сюда, то затем,
Чтобы не выйти уже.
Чтобы не мучить усталый скелет
Робой из боли и зла…
Дому без окон две тысячи лет,
Гладят его купола.
А за стенАми Вселенский закон
Точит свои топоры.
Скоро и сам я шагну в этот дом,
Дверь за собою прикрыв…
