РАССКАЗ
Работа охранником – скучный хлеб. Скучный и невкусный. Не каждый от сторожения чужого добра получает не то чтобы удовольствие, но хотя бы удовлетворение. У нормальных людей такой «труд» не вызывает вообще никаких эмоций, скорее наоборот – полнейшее безразличие: отбарабанил свою смену – и задерись, и провались всё и вся на этом «ораняемом объекте»! Физически здоровые мужики от такого безделья, как правило, быстро скисают, а это – верный повод, чтобы начать выпивать. Сначала в свободное время, а потом и на службе. Особенно если этот самый объект находится в какой-нибудь тьмутаракани, ничего ценного для ворья не представляет, а начальство внезапными проверками особенно не напрягает.
Серёга Сумкин был именно таким типичным охранялой – безразличным к службе и не боящимся квасить прямо на вверенном посту. Начальство его периодически ловило, периодически вставляло и даже выгоняло, но через неделю-другую само же звонило и предлагало вернуться. Ничего удивительного в этом не было: платили в ЧОПе смехотворно мало, поэтому со штатами всегда была большая напряжёнка, к тому же Серёга, в отличие от других здешних «сикъюритев», умудрился в своё время обзавестись лицензией и прочими охраняльческими сертификатами, поэтому считался полноценным профессионалом. Профессионал, хоть и пьющий, звучит гордо. Начальство это понимало, ценило, для виду и поддержания субординации кривилось своими начальственными мордами и шло на уступки. Да и куда ему, начальству, было деваться? Потерять такого красавца? Да вы что, ребята! Совсем уже краёв не видите?
После очередного залёта (мясокомбинат, склад готовой продукции. Не место – сказка! Серёга, Серёга! Какой же ты всё-таки чудак на букву «мэ»!) его в очередной раз из ЧОПа выперли, пообещали, что больше «хрен тебе, а не колбаска. И чтоб глаза наши на тебя не глядели и тебя, алкаша, в упор не видели!» – но через полторы недели в очередной раз позвонили и, как будто и не было никаких хренов и неглядящих глаз, сделали очередное заманчивое предложение: охранять некое здание, что находилось рядом с городской «Теплосетью». А чего там, спросил Серёга. Ничего, ответили ему. Голые стены с потолками, и никакой мясокомбинатской колбасы. Серёга хмыкнул, но уточнять не стал: стены – значит, стены. Нам, татарам, одна хрен. Где бы ни работать, лишь бы не работать. И лишь бы не было войны.
– Понял, – ответил он в трубку. – Я подумаю.
– Выходить завтра с восьми, – сказали на том конце провода. – Двое суток через двое. Всё. Не кашляй.
И, не дождавшись согласия, трубку повесили. Этот хамский жест означал явное презрение к нему, Серёге, и поэтому был совершенно понятен. Ишь ты, означала эта повешенная трубка, «подумает он»! Какой Спиноза нашёлся! Знаем мы эти твои «раздумья при луне». До первого стакана, и в школу не итить!
На следующий день, без пяти восемь, Серёга позвонил в обитую чёрной клеёнкой дверь. Дверь открылась. На Серёгу смотрели откровенно добрые, окружённые морщинами, серо-голубые глаза. Этакий старичок-боровичок из русских сказок, совершенно не соответствующий гордому званию современного охранялы.
– Здорово, – сказал Серёга, проходя внутрь. – Смена.
– Меня предупредили, – с готовностью откликнулся боровичок и протянул ладошку. – Иван Степанович.
– Сергей, – представился Серёга. – Можно без отчества. Молодой ишшо. Не заслужил.
– Береги честь смолоду, – вдруг брякнул старичок и застенчиво улыбнулся.
– Ага, – согласился Серёга.– Кто не курит и не пьёт. Ну, чего? Сказали, что здесь тишь, гладь, божья благодать. Даже квасить не хочется.
– Извините, не понял, – слегка растерялся старичок. – Какой квас?
Серёга вздохнул. Всё понятно. Кого только в их орденоносную контору не набирают! Не с кем поговорить на великом и могучем!
– Банды не лютуют? – спросил он.
– Какие банды? – побледнел старичок. Похоже, с чувством юмора у него дело обстояло так же, как и с выпивкой. То есть, никак.
– Бандитские, какие.., – Серёга сурово поджал губы. – Самый бандитский район. И крякнуть не успеешь, а голова уже в тумбочке. Большие спецы! Профессионалы!
– Ладно наговаривать-то, – неуверенно хихикнул старичок. – Банды какие-то… Здесь, кроме кошек с помойки, никого нету.
– Нету так нету, – согласился Серёга и потрепал напарника по тощему плечу – Значит, повезло тебе, папаша. Ещё не нарывался с ковшом на бражку, – и пропел дурашливым голосом. – « Не надо печаа-а-алиться! Вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди. Надейся и жди!».
Старик ушёл в расстроенных чувствах. Всё-таки поверил, старый пердун, подумал Серёга. Ишь, нервишки-то как у него заиграли! Сейчас прибежит домой, валерианки себе капель двести накапает. Попробует забыться тревожным охраняльческим сном. «Охрана это не работа и даже не занятие. Охрана это призвание!» Понял, старичелла? Дыши носом!
За день Серёга обошёл все этажи, заглянул в комнаты на предмет чем бы поживиться. Никакой поживы не нашёл, досадливо поморщился, зашёл в туалетную комнату, опробовал слив в толчке, убедился, что работает, после чего вернулся в дежурку, включил негромко радио и завалился на диван. Спать не хотелось, бутылку доставать было рано, настроение наблюдалось если не замечательное, то вполне сносное.
Вечером, часов в семь, когда на улице начало смеркаться, в дверь позвонили. Серёга порадовался, что не успел ещё раскупорить «чекушку» ( проверяющий едет! Проверяет наличие благонадёжности и трезвости! Дома ему, козлу, не сидится!), спрятал её за диван и пошёл открывать. На пороге стояла жалко-ничтожная личность неопределённого пола, смотрела заискивающе и мяла в руках большую полиэтиленовую сумку не первой свежести. Не проверяющий, понял Серёга и многозначительно построжал лицом и взглядом. Личность поёжилась. Может быть, даже предположила, что её сейчас будут бить.
– Чего? – спросил Серёга, не вдаваясь в подробности. Личность простуженно шмыгнула носом, и Серёга по этому жалостливому шмыганию onmk, что перед ним – мужик.
– Ты кто, братан? – осторожно спросил мужик.
– Конь в пальто, – ответил Серёга нарочито грубо, давая понять, кто в доме хозяин. – А ты что за произведение?
– А я – Витя, – вдруг улыбнулся мужик и яростно почесал правую щёку. – Витёк, то есть. Политолог.
– Кто? – удивился Серёга.
– Политолог, – повторил мужик. – Меня все так зовут. Потому что про политику уважаю. И ты тоже можешь так звать. Я не в претензии.
– И чего тебе надо, политолог? – не допустил панибратства Серёга.
– Слышь, братан.., – и мужик понизил голос до театрального шёпота. – Пусти переночевать, а?
– Чего? – Серёга так мастерски изобразил на лице удивление с изумлением, что мужик моментально поскучнел и, кажется, сделался меньше ростом.
– Я бы не… Только холодно на улице ночевать… На дворе-то не июнь месяц. Апрель.
Серёга задумался. На подставу мужик похож не был. Хотя подстава на то и подстава, чтобы располагать к себе и провоцировать на проступок.
– Бомжуешь, что ли?
– Не… Баба домой не пустила, – быстро соврал мужик. Врать он не умел. Редкое на сегодня качество.
– И давно?
– Чего «давно»?
– Бомжуешь?
– Я же говорю… – и мужик вздохнул. – Четвёртый год.
Серёга молчал. Мужик сопел. Кошки на помойке перестали мяукать. Подслушивали, собаки!
– Пустишь?
– Ни ва фто, – ответил Серёга. Мужик ему нравился всё больше и больше. Располагал к доверию. Чем – чёрт его знает. Но располагал. Такое тоже бывает.
– У нас здесь объект повышенной секретности, – подпустил Серёга тумана. – Сюда только по спецпропускам. С тремя подписЯми. И двумя штемпселями.
– Есть у меня пропуск-то, есть! – вдруг обрадовался специалист по политологии и достал из сумки бутылку. – Правда, я отпил немножко…
Серёга вздохнул. Ведь русским же языком сказал: секретно. Чего непонятного? Нет, что за люди эти бомжары! Гаже кошар!
Политолог оказался мужиком хозяйственным: помимо водки в его ридикюле нашлась банка сайры, три огурца и слегка помятая буханка.
– В гастрономе подработал, – пояснил он. – Подмёл, разгрузил…
– И денег дали?
– Не. Только натурой. Они денег никогда не дают. Суки.
– Ты, Витёк, не ответил: с каких причин в бомжи подался? – спросил Серёга, когда они, разложив на столе немудрёную закусь и выставив бутылки (Витёк – свою, Серёга – свою), уселись за стол.
– С отсидки пришёл. Два года тянул по «хулиганке». Вернулся, говорю: здравствуй, Кланя! – а у Клани уже другой Вася. Я было права качать, но только у этого Васи кулачищи – во! (Витёк растопырил ладони, показал, какие). Чуть не прибил, сволочь мордастая…
– Так ты чего, не прописанный, что ли, был?
– Так ведь ейная квартирка-то, кланькина! Сам-то я –деревенский. Из Парфёнова.
– Ехал бы в деревню.
– Там тоже занято. Сеструха с семьёй. Не, они бы пустили, но.., – и Витёк махнул рукой. – Лучше уж бомжевать, чем у них…
– А чего?
– Правильные больно. Куском не попрекают, это не скажу, а всё одно волком смотрят. Кусок в горло сам не полезет.
– На работу бы там устроился…
– В деревне? Там сейчас и для несудимых-то работы нету.
Серёга поморщился. Зря я пустил этого барбоса, подумал он. Ишь ты, бедный-несчастный. Жалейте его, люди… Самого бы кто пожалел.
– А у тебя чего? – вдруг спросил Витёк.
– Чего?
– Ну… Жена есть?
– Мне залётных хватает.
– И не был?
– Был. Тренировочным браком.
– Это как? – удивился Витёк.
– Очень просто. Потренировались и разбежались.
– Понятно, – кивнул новый приятель. Про детей он почему-то не спросил. И правильно сделал: Серёга выкинул бы его на улицу без всякого объяснения. «Любопытство не порок, а такое хобби…».
– А документы у тебя есть? – спросил Серёга.
– Какие документы? – вдруг непонятно напрягся Витёк.
– Обыкновенные. Которые хотя бы паспорт.
– Есть. А чего?
– Так в нашу контору устраивайся, – предложил Серёга идею. – У нас и с судимостью возьмут. Народу не хватает. А чего? Тыща – сутки, график: двое-двое. Нормальный ход. Хоть две ночи под крышей ночевать будешь. А может, ещё и подработку дадут. Тогда насчёт крыши вообще проблем не будет.
– Ход нормальный, – согласился собутыльник. – Не берут.
– К нам не берут? – удивился Серёга.
– Ага. Я пробовал.
– Ладно заливать-то!
– Говорю же…
Витёк замялся. Похоже было, что говорил правду, но объяснять её не хотелось.
– Я ж тогда, четыре года назад, в «Барс» устроился. Почти полгода отработал, склад на мукомолке сторожил. Сначала нормально платили, почти день в день – а под Новый Год баловать начали. Начали свистеть, что трудности, что денег в банке нету, то, сё… Ага. Денег нету, а начальник, сука, себе новогодний подарок сделал: новую машинёшку укупил. Я, как узнал, напарнику и говорю: дурят нас, собаки. Восемь человек на нашем хребте пристроились – генеральный, его зам по безопасности, другой зам, старший менеджер, его помощник, бухгалтерша, кассирша, брагидир… Все – родственники, все – с жирными зарплатами. У всех будильники – во! – и Витёк опять растопырил руки. – Никто не потеет. В общем, та ещё публика, а нам даже наши копейки поганые жмутся заплатить.
– … а напарник сукой оказался, – догадался Серёга (да и чего сложного было догадаться! Тоже какая «загадка века»!).
– Ну да, стукнул, – не стал скрывать Витёк. – И ведь чего обидно: мы же вместе все эти полгода были. В одну смену, на одном месте. За одном столом жрали, спали по очереди на одном топчане. Я и поверить не мог, что он стуканёт.
Серёга хмыкнул. «Поверить не мог»… Девица нецелованная… Стук-стук в их сплочённых охраняльческих рядах – святое дело. Начальством приветствуется и поощряется.
– Обычная история, – сказал Серёга, закуривая. – Только ты меня не понял. У нас не этот вонючий «Барс». Мы «Витязем» называемся. Который в тигровой, грыбёныть, шкуре. Другая контора.
– Пробовал я и в вашу строиться, – уныло пояснил Витёк. – И в другие тоже. Не берут нигде. Говорят, что все места заняты. А я по глазам вижу – врут! – неожиданно произнёс он с надрывом. – Небось, эти «барсы» вонючие растрендели всем про тот мой разговор с напарником. Дескать, делайте выводы, господа-товарищи, прежде чем брать этого обиженного.
– Да, козлов хватает, – согласился Серёга. – Уж чего-чего…
– А сам-то как? – переменил Витёк тему. – Давно в охранялах?
– Десять лет. С перерывами.
– Запойный, что ли? – догадался «жертва дворцовых интриг».
– Ага, – с мазохистским удовольствием признался Серёга. – Как начинаю квасить – хрен остановишь. Да и вообще скучно.
– А по жизни кем работал?
– Я не работал. Я служил. Мичманом на Балтике. Завпродскладом.
– Ого! – уважительно поднял брови Витёк. – Сказочное место! И чего же? Попёрли? Проворовался?
– У меня с отчётностью всегда всё было чики-чики, – и Серёга помахал у него перед физиономией указательным пальцем. – Даже на Доске Почёта части висел, как образцово-показательный. Случилось простое и страшное: командиру части надо было одного блатного пристроить, адмиральского племянника. Не в казарму же его втыкать! Вот он и пристроил. На моё место.
– Попёрли, значит, из непобедимой и легендарной? – ляпнул Витёк и сразу же испуганно заткнулся. Дескать, извините за невольную дерзость. Больше не буду.. Честное пионерское. Не выгоняйте, пожалуйста, на улицу. Там холодно и собаки. То есть, кошки. Один хрен.
– Зачем? – Серёга то ли пропустил колкость мимо ушей, то ли решил не обижаться (да и на что?). – Другое место дали. Завкотельной. Тоже ничего, хотя… Зато тепло всегда. Не замёрзнешь. Можно было, конечно, утереться и служить, только я сам сплоховал: зашёл как-то в пивную около части, освежиться, смотрю – этот адмиральский племяш. Сидит, сучара. Морда шире ж.пы. Стакан уже пустой, а в тарелке – беляши. Я увидел, как он эти беляши к себе в хавальник забрасывает – прям озверел. Что ж ты, думаю, скот… Подошёл и, ни слова не говоря, кы-ы-ы-к устроил ему в ухо! Тот с недоеденным беляшом в угол и улетел. Уже там докушивал.
– И чего?
– И всё. «За проступок, несовместимый со званием военнослужащего…». Тут как раз и реформы шли. По модернизации и борьбе с рукоприкладством. К ним и пристегнули. Так что всё по закону.
Посидели, помолчали. Да и о чём говорить? И так всё понятно. Если только и дальше друг другу плакаться, жаловаться на суку-жизнь. Ну, и поплачься, и пожалуйся – дальше-то чего? Добрый дяденька придёт, сопли утрёт и всё чудесным образом исправит? Ага. Конечно. Как говорится, ловите в обе руки… Получите в мягкой бумажке и по полной схеме… Уже сколько раз и ловили, и получали, и той бумажкой подтирались…
– Давай спать, – сказал Серёга. – Ложись на топчане, – и не удержался, съязвил. – Тебе как раз по чину.
Потушили свет, улеглись. Нормально. Тепло и не дует.
– Для чего живём? – то ли спросил, то ли удивился, то ли упрекнул кого-то Витёк уже в темноте. – Никакого смысла.
– Смысл завтра будет, поутрянке, – ответил Серёга. – Утро вечера страшнее. Спи давай.
Утро оказалось не столько страшным (и страшнее видали), сколько неожиданным: в полседьмого на пост заявился товарищ Акинфеев, зам генерального по безопасности. Достойный служака! Не спится ему по утрам! С самого с ранья вверенные посты проверяет на надёжность сторожения!
– Это кто? – кивнул он на не успевшего смыться Витька. Тот в ответ дурашливо-растерянно заулыбался.
– Братан двоюродный, – честно признался Серёга. – Из деревни. Ночевать ему негде было, вот и пустил.
На лице безопасного зама появилась торжествующе-кровожадная ухмылка.
– Ага. Брат. Друг и товарищ. Из деревни Блюдово.
– Серьёзно брат.
– Гражданин Сумкин… – сказал Акинфеев таким противно-скучным голосом, что Серёга сразу понял: никакой пощады сегодня не будет. Полное и окончательное разоблачение. Вообще Акинфеев, с одной стороны, был неплохим мужиком и въезжал в проблемы вверенного ему контингента. С другой, в мозгах у него было столько тараканов, что… Во всём, по мнению Серёги, было виновато акинфеевское армейское прошлое. Выпускник военно-политического училища, он успел лет пять прослужить замполитом, нахватался чувства власти и сопровождающей её безнаказанности, потом началась вся эта катавасия с демократией, и он быстренько переименовался в воспитателя, что значит «хрен редьки не слаще». Кроме того, военно-политическое образование формирует в курсанте непогрешимую уверенность в собственной значимости и желании показать себя умным во всём, поэтому Акинфеев считал себя отличным психологом.
– Гражданин Сумкин, – сказал Акинфеев. – Город у нас только с виду большой. А на самом деле – ма-а-а-ленький! (Акинфеев для наглядности даже пальцем на пальце отмерил, что он под этим «ма-а-а-аленький» подразумевал). Все вокруг друг друга знают, все вокруг друг друга видят. А этот ваш (и он хмыкнул)… брат уже во всех городских ЧОПах отметился. Покрыл себя неувядаемой славой. Так что это залёт, боец! (последнюю фразу Акинфеев произнёс ещё торжественнее, чем предыдущие. Он вспомнил её из какого-то современного фильма про «непобедимую и легендарную». Хороший фильм! Побольше бы таких! Ура, товарищи!)
– Я больше не буду.., привычно пробормотал Серёга. Сделать это – и обязательно покаянным голосом – было необходимо. Ритуал! Так положено! (На кого наложено…). Увы, Акинфеев на этот раз на покаянность не купился (мало искренности подал Серёга, мало! Хреновый ты артист! Это про тебя, Серёга, великий Станиславский сказал: «Не верю!»). Более того, физиономия зама по безопасности просто-таки озарилась торжеством справедливости.
– Всё, гражданин Сумкин! Как говорится, «кошка бросила котят!». Есть предел и нашему ангельскому терпению. Тем более, что никаких выводов из своих предыдущих залётов вы не делаете. А это значит что?
– Что? – спросил Серёга.
– А это значит, хватит. Собирайте свои вещи – и вперёд, на свободу с чистой совестью! Поздравляю!
– Серёг, я не знаю, чего говорить.., – пробормотал Витёк, шагая рядом. – Из-за меня всё. Одни несчастья от меня.
– Брось, – махнул тот рукой. – Нашёл несчастье… Через неделю сами позвонят. Уж сколько было-то… Ладно! – Серёга полез в карман куртки, достал деньги, посчитал.
– Раз пошла такая пьянка, пошли в «Ермак». Угощаю…
