РАССКАЗ
– У тебя все нормально? – мужчина в кресле явно пытался показаться неравнодушным. Впрочем, нога, закинутая на ногу, немного разрушала этот образ.
– Ты меня уже второй раз спрашиваешь, – а она, наоборот, все стояла у окна, как будто ждала увидеть там кого-то, и этим выдавала свое волнение.
– Просто у тебя такой вид… – не отставал он.
– Вид как вид.
– Я подумал, может, что-то случилось?
– Ничего не случилось.
– Ладно…
Вид за окном был не особый. Дома, да горы за ними.
– У меня обычный вид, – повторила она тише, не отворачиваясь от окна.
– Ладно, – повторил он.
В обычные дни они могли и помолчать, но сейчас, когда в комнате наступала тишина, эти неловкие паузы тут же превращались в громадные глыбы льда, которые с тех гор за окном падали прямо на пол их комнаты и с грохотом разбивались.
– Просто он уже второй день не звонит, вот в чем дело. Пропал и не звонит.
– Я уверен, что он скоро появится.
– А отчего это ты так уверен? – тут она наконец развернулась к нему и окинула его взглядом, как будто впервые увидела. Мужчина молчал.
– Ну, я понимаю, что ты хочешь меня приободрить. Но нельзя говорить, что ты уверен, когда ты ни черта не уверен.
– Ну, просто он, значит, просто не может, вот и все, – начал он оправдываться. – Ты думаешь, у них там на войне все с мобильниками, что ли? просто он, наверно, там занят, и все. И не может тебе позвонить.
– Да я сама знаю, что он там занят, это война, в конце концов, война, я все понимаю – она даже начала немного повышать голос. – Они там все только и заняты тем, что стреляют друг в дружку, а потом кто-нибудь умирает, а кто-то едет домой. Вот этим он сейчас там и занят, я все понимаю.
– Тебе просто надо успокоиться, я понимаю, что ты нервничаешь, – мужчина в кресле действительно изо всех сил пытался быть внимательным, он даже опустил свою длиннющую ногу на пол, но подыскивать нужные слова у него получалось все же не очень хорошо. – Просто отвлекись на что-нибудь.
– Ну да. Может, мне книгу почитать? Какую, например? Посоветуй мне что-нибудь. Вон смотри, сколько их тут, сотни. А ведь он их все перечитал! – она бросила рукой в сторону высоких книжных полок, – кого тут только нет, гуманисты чертовы. И знаешь, все, что они писали, все абсолютно бессмысленно, я это сейчас поняла, совсем не имеет никакого смысла. Они пишут свои умные книжки, а потом тот, кто их читал и восхищался ими, идет на войну и умирает там. И что? Ты думаешь, он перед смертью будет думать о книгах? Думаешь, они ему помогут? Черта с два. Никакого от них толку.
– Но книги не для этого. Книги, они чтобы…
– Ну да, еще скажи, что книги делают наш мир лучше и добрей, – перебила она его.
– Ну, в чем-то, конечно, делают, – неуверенно сказал он после паузы.
– Ты серьезно? У нас тут под задницей идет война, а ты рассуждаешь о пользе искусства? Вот, слушай, – тут сверху как раз вновь послышался шум вертолета, и она подняла палец к небу – вот оно, все твое искусство. Сейчас упадет на нас в виде стокилограммовой бомбы. Вот это будет инсталляция! Перформанс!
Спорить у него как-то явно не получалось, и он решил промолчать, а она вновь отвернулась к горам.
– А знаешь, почему я вышла за тебя замуж? Ну, в том числе? – неожиданно продолжила она, – Потому что тебе плевать на книжки. Тебе нет дела до всего этого. Ты просто говоришь банальности о том, что они делают мир добрей, но сколько из них ты прочитал? Пять? Две? Хотя, мне это нравится, честно. Это хорошо. Ненавижу всех этих интеллигентов, которые кроме своих книг ни черта в жизни не видят. Живут чужими жизнями, разве не так? А знаешь, почему я развелась с ним? Ну, в том числе? Потому что он задолбал со своими книгами. Он был везде, но только не здесь и не со мной. Он был на подводной лодке, в горах и в море, но только не в этой долбаной квартире и не рядом со мной. И каждый вечер он мне рассказывал, где он побывал и что он видел.
– Но вот только сейчас он на войне, – сказал в очередной раз банальность мужчина.
– Вот именно, черт побери, вот именно, на настоящей войне. Совсем не как в книжках. Потому я здесь и стою, и нервничаю, как дура, потому что он отложил их в сторону и взял ружье или что там у них бывает. И сейчас сидит, наверно, в каком-нибудь дурацком окопе и думает о книжках, я же его знаю. Витает в облаках. Он ненормальный. Потому я и волнуюсь. Был бы воякой, я бы так не психовала, ей-богу!
Тут дверь в комнату открылась, и внутрь вошел старый дед.
– Ты не знаешь, куда эта старая сумасшедшая подевала мои очки? – эта фраза так не вписывалась в их диалог, что она и не сразу отреагировала.
– Нет, дед, я не знаю, куда бабушка положила твои очки.
– Эта старая сумасшедшая совсем из ума выжила, вечно куда-нибудь их засунет и забудет. На тот свет ей пора, ей-богу… – продолжая ворчать, дед вышел из комнаты, так же шаркая тапочками по полу.
– А знаешь, почему развелся я? Ну, раз у нас тут вечер откровений? – предложил он свою тему, как будто решил выйти за круг своих банальностей. – Ну, в общем я такой: лежу себе на диване, представь, слушаю Битлз. Ну, ты знаешь, это мое любимое занятие, лежать на диване и слушать Битлз. Может, я и не читаю книжки, но музыку я люблю. Может, потому что не надо ни о чем думать, как после книг, просто слушаешь и получаешь удовольствие. Ну, в общем, лежу я, как обычно, и тут она такая, а у тебя нет, говорит, случайно, записей Пресли? Она еще в этот момент красилась перед зеркалом, а я просто лежал и ждал, когда она закончит, и тут она такая, Пресли, говорит, нет у тебя?
Тут он почему-то замолчал. Как будто сам не понял, к чему он это рассказывает.
– И что дальше? – ей как будто стало интересно.
– Ну как что? Это же шел второй год нашей жизни вместе, и всякое бывало, ну, понимаешь, и хорошее, и плохое. Но за все это время это было ее первой, самой первой попыткой завести разговор о музыке. Да потому что ей вообще музыка не интересна была, только ее вышивания ей и были интересны, ну, еще йога, она с ума по ней сходила, а больше ничего, серьезно. Поэтому я сначала даже ее не расслышал, что, говорю, ты сказала, и приглушил звук на магнитофоне. А она красится и повторят, Пресли.. И тут мне стало действительно хреново, как, наверно, не было после ни одного скандала, ни после одной разбитой тарелки, серьезно. Пресли, черт побери! Я, признаться, и забыл кто это такой. Прожить вместе со мной целый год и не знать даже немного о моих музыкальных вкусах? Настолько мне стало хреново, что я встал с дивана и… и понял, что это действительно конец.
– Подожди, так ты не любишь Пресли?
– Да, я ненавижу этого козла.
– Понятно. А ты, случайно, не бросишь меня после этого вопроса, нет? Мы в принципе не так давно женаты…
– Мы два месяца…
– Мм, значит, у меня еще есть время… Постой, так ты же говорил, они встречались даже? Ну, Битлз и Пресли?
– Ну да, встречались как-то. Что с того? Битлз чуть ли не полгода просили его о встрече, и при этом даже ни одной фотки с того вечера нет. Он запретил фотографироваться.
– Почему?
– Да кто его знает, странный он был. Понапридумывал вокруг себя всяких мифов, а по сути, чего он стоил? Из-за чего шумиха? Ну, спел пару чужих хитов в нужное время, вот и все.
– Ну, не знаю. Мне нравились какие-то его песни.
– Так это не его песни.
– А он их сделал своими. Хотя, ладно, не спорю. А то возьмешь и бросишь меня, а я сейчас к этому как-то не готова.
– Я не это хотел сказать.
– Я знаю. Я пошутила.
– Ладно, – ответил он, чувствуя, что его история все же заняла какое-то место в ее голове и смогла ненадолго отвлечь. – Это хорошо, если ты еще шутишь.
Дверь снова со скрипом открылась, и в комнату заглянула старая женщина.
– Этот старик окончательно спятил, – начала она возмущенным голосом. – Ты знаешь, что он сделал?
– Что, бабушка? – как-то безучастно ответила ее внучка, – что он натворил, давай, расскажи мне.
– Он включил на всю громкость телевизор, а у меня голова от него болит.
– Ты же знаешь, он плохо слышит.
– Но при этом он читает газету!
– А, значит он нашел свои очки?
– Ну конечно, я их спрятала, чтобы он не шелестел своей идиотской газетой, я от нее заснуть не могу.
– Значит, ты их плохо спрятала, бабушка, – также проявляя минимум участия, отвечала она.
– Я их в холодильник упрятала, а он их и там нашел как-то. Вот видишь, притворяется склеротиком, но когда ему что-то нужно, очень даже хорошо его голова работает. Идиот старый.
– Ты спрятала их в холодильник?
– Да, за маслом положила, он же не любит масло, вот за ним и спрятала. А он и там нашел. Всю жизнь мне испортил, только могила его исправит.
Старая женщина закрыла дверь, а ее внучка вдруг начала в голос смеяться. Да так, что даже ненавистник Элвиса Пресли начал улыбаться в своем кресле.
– Кажется, они друг друга сами и загоняют в могилу, – сказала она, когда успокоилась, – и это совсем не смешно. – Слушай, наверно надо посмотреть новости, может там что-нибудь скажут. Хотя там только и говорят, что «есть жертвы», но ничего конкретного… Если бы я хоть знала, где он сейчас находится, в какой части, я бы, может, нашла бы его.
– Он обязательно найдется.
– Да-да, ты уже говорил, – напомнила она и начала снова, – вот зачем он вообще туда поперся, никак не могу понять? Если бы там от него еще польза была… А ты знаешь, что он ведь мог туда вообще не ходить, знаешь? У него одноклассник в министерстве работает, ну, по этим делам, военный, в общем. Я ему сто раз сказала, чтобы он ему позвонил, сто раз! А этот нет – и все, наотрез. Принципиальный. Вот начитался книг вот этих вот всяких, и принципиальным стал, честным таким. Я ему говорю, ну зачем ты туда идешь, ну где ты и где война, ты же дальше библиотеки нигде и не был никогда, а он говорит, «пришло время», представляешь? Еще и пафосно так, паузу выдержал, голову опустил и говорит: «ну, значит, пришло мое время». Какое еще, к черту, время? Ты что, избранный? Ты долбаный Брюс Уиллис или кто ты? – ее голос звучал все громче, – Спасителем себя возомнил… Да и ради чего туда идти? Рисковать собой? А он мне знаешь что говорит, он говорит, я за этого президента голосовал, и должен выполнять его приказы. Ты представляешь? Представляешь, что за бред вообще? Я говорю, это же не прогулка, там стрелять надо, а он мне знаешь что? Вот только послушай, а он мне такой, я, говорит, мимо стрелять буду. Мимо… Ты представляешь себе это? Да ты что, доктор Живаго хренов, что ли? Ты просто можешь себе представить, какой он сумасшедший? – Ее, кажется, уже трясло. – То есть, все будут в него целиться, а он будет мимо, ты представляешь? Это безумный человек, который в каком-то своем вымышленном мире живет, и, знаешь, я на двести процентов уверена, что он так и делает. Он играет, понимаешь, играет с жизнью, по всем правилам и принципам, которые вбил себе в голову. Сумасшедший! Но так нельзя делать, это же эгоизм, он не думает о людях вокруг, не думает о своем сыне, обо мне в конце концов, только принципы! Принципы и порядочность! Раз президент сказал, то надо идти.
Тут дверь в комнату вновь открылась, на пороге показался дед.
– Вы тут пока ругаетесь, а ты даже не представляешь себе, что эта маразматичка натворила, ей уже в могилу пора, а она никак не угомонится…
– Господи, да как же вы мне надоели, – перебила она его и перешла уже на крик, – вы и правда что два старых маразматика, неужели вам не надоело ругаться всю жизнь, вы ведь сами себя убиваете! Вам по 90 лет, не сегодня-завтра умирать, вы уже еле дышите, а все равно каждый день ругаетесь, господи, зачем вы это делаете? Неужели перед лицом смерти вы не можете успокоиться? Да вы как были эгоистами всю жизнь, так и остались. Вам ведь даже плевать, что идет война, что там отец вашего правнука, что он, может быть, и умер уже и лежит себе в окопе мертвый, а вам плевать! Вам лишь бы поругаться друг с другом, – кричала она уже в закрытую дверь, потому что недовольный дед уже спрятался в своей комнате. – Я уже ничего не понимаю, клянусь, – говорила она, успокаиваясь, – я, наверно, с ума схожу, там идет война, совсем рядом, мы все можем сейчас умереть, а эти двое и без войны сражаются друг с другом насмерть, и так всю жизнь, я не понимаю, ну зачем это делать? Зачем они так живут?
Вновь наступила тишина. Битломан молчал, не зная, что и сказать… А потом вдруг повторил снова, как будто это что-то значило:
– Он вернется, обязательно, вот посмотришь.
Она посмотрела на него так строго, что ему невольно пришлось объяснять, зачем он то и дело это повторяет.
– Просто я подумал, ну, если он решил стрелять мимо, то, значит, найдется и на той стороне такой же чудак. Не один же он такой во всем мире? – закончил он, пытаясь придать смелости своему голосу, но при этом сам от неуверенности заерзал в кресле. Она так и продолжала смотреть на него, но уже совсем другим взглядом. Через мгновение в комнате с шумом заработал холодильник, а женщина тихо сказала «дурак» и выбежала плакать. Как ни крути, но в тот день у него никак не получалось найти нужные слова.
