По прошествии лет писано мною, рабом Божиим Алексеем, прозвищем Дед, дружинным Дядькою, со старанием и без слова кривды: как было, как видел, как слышал и как помню.
…Свершилось оно в лето 7510 года от сотворения мира1, что запомнилось адскою жарою и адскими же пожарами во многих землях.
В лето года того Петр новгородчий, Александров сын, набольший боярин и знатный Воевода, поднял малую хоругвь2 дружины Святого Благоверного князя Александра Ярославича из Нов-Города на небывалый поход к Последнему Морю, что лежит за владениями Великого княжества Польского и Литовского, за землями Германцев, Франков, Норманнов, Бретонцев – у самого края Земли, откуда уже пути дальше никуда нету, поскольку дальше водяные зыби одни.
Инда случилось так, что поссорились два сиятельных рыцаря из франкской Бретони. И распря стала меж них великая и долгая. И почли они, помимо подручных вассалов, собирать каждый войско друг на друга, откуда могли. Один помощи искал в Руси, и получил ее малой новгородской дружинкою, о коей уже было сказано мною. Второй же добрался до Орды, где тоже добыл ясак себе в помощь: полутумен нукеров под треххвостным бунчуком славного Хабар-Мурзы.
А чехов они себе оба в наемники позвали, так что, погодя немного, чехам пришлось биться с чехами же, под хоругвами и бунчуками противуборцев, брат на брата… Чудны дела Твои, Господи!
…Долго ли, коротко ли, но быстрым маршем и малыми проторями миновала дружина наша и земли Литвинов, и шляхетские владения – прямиком на Грюнвальдское поле брани, где шесть веков тому полегли в последней своей битве с объединенным воинством славян гордые Тевтоны.
Далее же шли мы через ляшское селище Варшовцев; шли и через земли Германцев, оставивши за собой широкий Майн, именовавшийся прежде латынцами, то место населявшими, «Моенус». А жару, и ливни, и всякую дорожную тяготу при этом переносили терпеливо и гордо, как и надлежит княжим кметям.
Наконец же, ступили мы в границы Франков, пройдя через Париж прямо на закат, в Бретонь, к стенам крепкого города Динан, где пря рыцарей и должна была разрешиться в пользу одного из них, с Божией и нашей помощью…
А было так.
VКontakte.ru, 2010 год, группа клуба военно-исторической реконструкции «Княжеская Дружина. Внутренняя политика».
Пост руководителя клуба, Васина Петра Александровича:
« Дружина!
Наши друзья-французы (настоящие, а не по реконструкции!) из города Динан (провинция Бретонь) приглашают нас принять участие в проводимом один раз в два года «Празднике крепостных стен». Учитывая, что сей год во Франции – «Год России», мэрия Динана решила в рамках праздника представить горожанам культуру Руси и Орды 13-14 вв., проезд и питание – за счет мэрии. С нас – показ быта и воинской культуры Руси того времени; участие в постановочных битвах с ордынцами под крепостными стенами. Четыре битвы в день, два дня. Не забываем, кстати, что этот год – шестисотлетие великой Грюнвальдской битвы, куда мы по пути в Динан обязательно заедем!..»
…Принять участие в битве Руси с Ордой? Ну… Для опытного реконструктора-«тринахофила»3 – нормальное дело.
В битве Руси же с Ордой, но под стенами древнего французского города, вот это НЕЧТО. Потому, что такой битвы не могло бы и быть, а вот – было.
Было!!!
Я тому свидетель, ибо участвовал. Бился. Жил подле древних стен, поставив шатер свой в тени огромного кипариса, что растет невдалеке от Аббатства – где радушные французы трапезовали нашу Дружину, как и не во всякой ресторации задорого накормят: мясом телят, свежей рыбой с молодым же картофелем и длинноусыми атлантическими креветками под сидр, или под сухое приорское красное вино из Аббатских виноделен…
Теперь, по прошествии лет, мне и самому кажется все это фантастикой.
Мне, которому грех жаловаться на скуку жизни, ибо жизнь баловала меня самыми редкостными приключениями. Альпинисту, провидением спасенному в горах Центрального Кавказа после падения с высоты десятиэтажного дома. Студенту, ловившему королевских кобр на острове Барса-Кельмес4. Всаднику, помогавшему доставить в Санкт-Петербург первых ахалтекинских скакунов. Геологу, проведшему лодку через пороги сибирской Моркоки. Дайверу, катавшемуся на зеленой морской черепахе у рифов Андаманского моря за месяц до Великого Цунами. Яхтенному капитану, построившему себе свой парусник.
Даже мне. Мне это кажется теперь фантастикой.
…Мэрия города Динан, конечно же, никогда и не узнала бы о существовании клуба военно-исторической реконструкции «Княжеская Дружина» (Санкт-Петербург, старейший клуб в этой области; основатель и бессменный руководитель – Петр Васин, патриарх и основоположник движения), если бы не Ян Кевран.
По-хорошему слегка безумный уроженец горной Оверни, помешанный на идее реконструировать быт и воинское искусство Высокого Средневековья. Приехавший в Россию на реконструкцию Ледового побоища (Псков, окрестности горы Соколиха. Иней на траве; кони в чистом поле, по колена в безмолвном утреннем тумане… Дед Алексей аз есмь, взявший под опеку бедолагу-франка, ибо так положено дружинному Дядьке, заботиться о молодших дружинниках. Одеть, обуть, одоспешить как-нито, с миру по нитке…) и заболевший Русью XIII века, со всей причитающейся тому периоду поэтикой борьбы с Ордой; борьбы дикой, но по-своему эпической.
Ян Кевран, эксперт и консультант.
Историк и профессиональный фотограф.
Энтузиаст, всерьез убежденный – Франция ОБЯЗАНА постичь трагизм и пафос отношений тогдашней Руси с кочевой Империей.
Пусть поверхностно и наскоро, пусть, хотя бы, как сказку в рамках праздника «Городских Стен» Динана.
Замечательный праздник, «День Городских стен»!
Отдельная бизнес-тема в древнем (основан в XII-XIVвв.) городе, до которого силами викингов от Ла-Манша пробит в XIVв. канал, и в котором все (ВСЕ!!!) жители охотно и инициативно принимают участие в празднике, облачившись в историчные (ну, почти историчные) одежды ТОГО времени (а где они их возьмут, если не сошьют самостоятельно? Правильно, напрокат, в специализированных фирмах!); где у каждых ворот и у каждой башни разыгрывается свое действо (пантомима, интерлюдия, фольк-концерт, иной какой миракль). Отчего бы у Северных башен, обращенных к границам Нормандии, и не быть битве русичей с татарове-монголами?..
Мэр Динана, сам редкий энтузиаст, добился-таки своего: субсидии от городского правительства на путешествие одного клуба из Татарстана, из Казани, и одного – из Санкт-Петербурга (рекомендация Яна Кеврана, конечно). Через Грюнвальд, с задержкой около полутора суток на юбилейную битву.
…Те дружинники, что вписались на поход, да с ними жены дружинные, да Воевода и Набольший Боярин, Петр Лексаныч, да Десяцкий, что Малый Воевода на походе, Сергий, да Дядька дружинный (опять же, аз есмь), да Еленка-Келарь дружинный, да иже с ними… погрузилися в автобус (шайтан-арба!), крякнувший и просевший по самые колесные арки под гнетом доспехов (оружия, шатров, кухонь, припасу всякого – кованое же все по-настоящему, не туфтень, не подделка-иллюзия виниловая!), и…
Я никогда дотоле и (надеюсь) никогда более не стану путешествовать тем темпом, что был нам навязан микробюджетным трансфером на том походе. Уже на второй день после старта, на землях Речи Посполитой, мы были встречены ребятами из Казани, до Грюнвальда добравшимися своим путем и занявшие для нас место под лагерь.
Там мы и разбили свои шатры, а на следующий же день двинули хоругвь свою на поле предстоящей брани, при палящем зное в сорок три градуса по Цельсию. Пока шли дружинным строем, трижды пришлось уступать дорогу медицинским экипажам: падали в обморок зрители, падали торговцы, теряли сознание даже закаленные полицейские.
О, Грюнвальд!..
Поля уставлены шатрами – видать не перевидать, от самого шляха до зыбких холмов на горизонте. Многие сотни тысяц бойцов на битву съехалось, ежели верить местным видокам. Да обозы, да девки сенные, да мужики оружейные, да торговые людишки, да праздные зеваки. Надо всем же этим – пекло безбожное.
И было в том пекле сражение, где вода змеюкой шипела на раскаленных доспехах, а срубы полыхали полымью, а земля дрожала под копытами кованых железом коней рыцарских, и под копытами легконогих коней словенских, а трава жухлая покрывалась пеной, с тех коней летящей, как снегом. А на каждом рыцаре ли, витязе ли – доспехов по пуду-полутора, да под ним еще, под железом, толстенные стеганки на конском волосе или пакле… Лязг стальной до небес, ржание, крики, боевые горны, и надо биться. Пусть рукавица кольчужная, что меж рукою и мечом, елозит от пота по ладони. Пусть шитый плащ, достоинство рыцарское, або корзно княжеское, становится крышкой на адской сковороде, под которой тело вскипает до помутнения рассудка… Жуть кромешная, но – битва. Битва!..
И дым был на Солнце, и ужас в мирных поселянах.
Надолго запомнят шестисотлетие Грюнвальда те, кто бился.
…На заре, после ратища, ударил страшный ливень. Юрту Хабар-Мурзы струями удвинуло к тракту, а в росских шатрах все поутру поднялись, умазанные рыжим ляшским суглинком.
О том бы рассказать подробно, да уже, верно, в другой раз.
…Да, это для совсем отдельной повести. В память о Грюнвальде у меня остался жетон участника, дареный мне (свой-то я на бою утерял) монахом-бенедиктинцем, забредшим поутру после битвы на опохмел в наш стан. Да еще купленный в торговых рядах нож: кленового капа рукоять в серебряном окладе, а клинок – хорошей булатной ковки. Вещь из тех, что называют «Настоящая».
Помирать налажусь – сыну подарю.
…Еще через день ночевали на берегах Майна, во Франкфурте. Кормили с рук лебедей, рассекающих беспокойную мутно-зеленую воду.
Через два – ступили на мостовые Парижа. Цитата дня: «Боже! Я в Пааарииижеее!» (Еленка-Келарь). Прокатились по Сене, перекусили в бистро на бульваре возле La Tour Effel5.
Через три – въехали в древние крепостные стены Динана.
До Атлантики осталось всего ничего. На северо-восток, три часа езды по Нормандским полям и холмам, волшебный остров-аббатство Ле Монт Сен-Мишель в водах Ла-Манша (улочки чуть уже моих плеч; ворота, рассчитанные на проезд всадника с поднятым копьем; камины, в которых быка зажарить – не проблема). На северо-северо-запад – старинный пиратский порт Сен-Мало, берега которого уже смотрятся в волны Последнего Моря…
Наша шайтан-арба замерла посреди ратушной площади, возле памятника Дюгесклену, основателю и легендарному полководцу. Размяв слегка ноги, в ближайшем кабачке заказал, для снятия дорожного напряжения, большой бокал «Божоле». Оказалось – бокал не для этого вина, но ресторатор с перепугу налил. Вокруг улыбался нам Динан, тихий и древний, едва расползшийся за пределы стен XIV века. Он звучал средневековой музыкой во всех своих узких улочках, с которых на «День Городских Стен» изгнаны были автомобили, как неаутентичные персоны «non grata».
Здесь под крышами и в палисадниках щебечут птицы. А прямо на мостовых можно встретить средневековые гробницы, классические европейские захоронения владетелей, с лежащими статуями на надгробных плитах.
Утром же Динан свеж, тих и безмятежен.
Здесь нас и ждала наша война. Четыре битвы в день, два дня.
Да еще за день перед этим – отработка действа, шесть битв-прогонов подряд. День Русско-Ордынского инферно, как изящно сформулировал Хабар-Мурза.
…Келарь Аббатства, куда цивилизованные, но по-своему наивные французы вознамерились определить на кормление грозную русскую дружину, собственно, русских в своей жизни не видел (что не мудрено в тамошней глубинке, вдали от туристских дорог), а потому совершил Грандиозную Келарскую Ошибку: при первом же явлении в трапезную мы узрели ОГРОМНУЮ ПОЛНУЮ КОРЗИНУ (sic!) трехсотграммовых бутылочек красного сухого вина с приорских виноградников. Помилосердствуйте, да чего же еще нужно утомленному долгой дорогой дружиннику?! Ну, разве что – пару ломтей хлеба, только-только испеченного, а потому горячущего, да к ним – пару свиных отбивных или бифштексов (и того, и другого по три сорта в меню Аббатства. ПО ТРИ!!!) на закуску… На следующий уже день вино было, разумеется, по бутылочке в руки… От силы – по две, при намеке «достать шаблю из ножен».
Лагерь наш, о пяти шатрах (плюс большая юрта Хабар-Мурзы и батыров его), расположился на пустыре меж крепостными стенами и огромным кипарисом, что растет подле Северных ворот, аккурат между угловых башен. Там, в малом проходце в стенах, построена была для нас сюзереном-нанимателем крепостица – не крепостица, застава – не застава; деревянная, в три стены, с малыми заборолами6 и трогательным «Иисус Христос» под крестом на православной надвратной наличнике-прилбице.
И с хитрым секретом-запором, назначенным для трагического обрушения стены в ходе действа. Стену эту мне потом еще поручили поджигать с помощью особой смеси, для зрелищности.
А поелику распрей меж нами никаких, окромя наемных дел, не было – мирно жили мы с воинством Хабар-Мурзы в лагере под стенами. Найм наймом, а чего нам так-то делить? Из одного котла и кушали, кому чего по верованиям можно. Да пускали, не без того, бочонок-другой доброго анжуйского по кругу, закусывая когда чак-чаком, когда кус-кусом, а когда и сальцем перчёным… На одних скамьях сидели, за едиными столами. Помогали друг другу свести ржу с кольчуг и починять амуницию, если требовалось.
Сценарий должен был быть прост и понятен, но и захватить внимание неизбалованных острыми ощущениями французов. Достаточно драматичен, чтобы запасть им в душу. Получилось у хозяев хорошо.
Рыцари повздорили не то из-за земель, не то из-за девицы знатного происхождения, выгодной партии в борьбе династий. И сошлись насмерть (на смерть их наемников, конечно). И вот ведь, дикость средневековая: битва битвою, а поединок зачинщиков очень, очень важен, потому как отчетливо показывает благорасположенность Судьбы и Господа к разным сторонам конфликта. И поединщики выставлены – и оказываются родными братьями, дороги которых много лет назад разошлись. Братьями! Их выволакивают на поле и швыряют им мечи в пыль, под ноги, чтобы бились. И ведь бьются! Насмерть!
Сентиментальные французы роняют слезы и с благоговением прикасаются после битвы к нашим доспехам, настоящим, так не похожим на их современные пластиковые имитации. Мальчишки дерутся за право сфотографироваться с саблями-мечами. Дриады с Кикиморами и прочая нечисть лесная местного развеса пытается смутить-соблазнить молодцев княжой дружины.
…А кони ржут и гарцуют под сиятельными седоками. Войска маневрируют на пустыре перед крепостью, сверкая калантарями, куяками да ламеллярами7. Татары в бригандинах и шеломах с конскими хвостами громоздят штурмовые лестницы; жены нукеров тащат огонь в горшках – поджигать стрелы; ордынские лучники шлют стрелы за стены, и пламя встает над русской крепостицей…
Печальный комментарий из усилителей (победившие кочевники уже обирают павших, волокут за ноги куда-то внутрь убедительно дымящихся руин): «…Не сосчитать таких малых крепостей и поселений, погибших от ордынских набегов по всей Руси, на пепелища которых никто и не вернулся более, поскольку возвращаться было некому…»
…И стали оне (татарове), под стены крепостцы подступивши, метать снаряд лучный, и снаряд огневой, тщася смутить защитников. И клали они лествицы на крепостной вал, и бросали крюки зубчаты, дабы обрушить стены заставы, на пользу подступающим. Но тверды были ратники росские, бишася прямо в пламени, и отступали татарове, намет за наметом, яко откатывают валы моря седого, Нево, перед скалами угорскими. А пожоги гасили русичи водою всякий раз исправно. На вылазках же добре звенели мы, ряд на ряд, ратным железом; немало шеломов погнуто-порушено было в тех схватках, да доспеху побито, да мечей-шабель иззубрено.
Инда проста служба дружинника: стань обеими ногами в землю крепко, да обрати щит свой (доски да кожа) ко врагу своему, да изготовься задорого отдать душу в железном бою, как и когда Воевода велит. Скажет «стой» – стой. Скажет «умри» – умри. За Бога, за князя, за Русь, да за честь хоругви своей.
Военно-историческая реконструкция – далеко не самая важная и не слишком ценная часть цивилизационного процесса.
Это очень специфическое занятие; оно лишь для тех, кому не дают покоя размышления о прошлом. Каково это, с простым щитом в одной руке и с мечом в другой встать против врага? Всесть в седло коня, которому жизни в железной битве, как и тебе самому, даже если Бог попустит – всего ничего? Или «загородить степь щитами червлеными»? Как это, когда копье бьет в счетверенные пластины твоего ламеллярного панциря, вскользь, а топор-чекан оставляет в железном шеломе на твоей голове вмятины, куда палец сунешь потом – удивишься: как до черепа не достало?
…А когда наступы татарские отражены были от стен, стали супостаты готовить подступ с тараном на ворота. Стоял я тогда при вратах, одесную, и когда татарове стали ворота бить – крикнул Набольший Воевода вылазку. Распахнули створы, да и в намет наружу. А первый кто врага от ворот гонит? Мы, привратники… Выскочили мы, сам-два с братом Кирилкою, шаблями потрясая, а татарове – они молодцы, татарове: отпрянули, щиты срядили, а из-за щитов-то лучники… Тогда я и получил стрелу. Аккурат под кольчужный рукав, в пройму. Так и кувырнулся вниз с крепостного вала. Так и лежал, пока поганые, крепостицу нашу взявши, не поволокли убиенных и ранетых обирать, внутрь, за стены.
«…Это День Сурка какой-то долбаный», – обронил досадливо батюшка-Десяцкий, Сергий, стягивая шелом с пропотевшим подшлемником по завершении очередного сражения. Когда уже крепостица вновь была запалена, погашена, разрушена, потом пала, а раненые и убитые уволочены кочевниками за стены.
«Ничего», – отозвался добрый Хабар-Мурза, щелкая пальцами девицам ордынским, чтобы скорее подавали кальян, – «Еще три раза помрем – и домой. Фигня. Дед Алексей, кальян будешь? Воевода, а ты?..»
«Дядька, веришь, я, наверное, теперь «Эль-Пасо» пить не смогу»… Это пан Стас, наевшийся мидий и длинноусых креветок под пару-тройку кубков бордосского «Apellation Bordo controlle8». Он разлегся в перерыве меж битвами на охапках соломы, щедро отваленных нам хозяевами праздника, и смотрит в белесое небо Бретони.
«Отчего же не верить, пан Стас? Больше скажу: ты его теперь даже нюхать долго не сможешь».
Тут подскочила дриада местная, залопотала с паном Стасом на каком-то их, дриадском… О, ожил пан Стас!.. И исчез, и воротился только к началу следующей битвы, с конфузом на челе… И когда он дриадский выучил?
А крест тот честной татарове с надвратной прилбицы сбили. Заместо креста приколотили щит свой, битый, какой уже самим был без надобности. С полумесяцем и звездами.
…Потом еще был парад, завершающий праздник. Шествие через весь город, при параде и оружии. С музыкантами и лицедеями.
Ордынский бунчук Хабар-Мурзы. Русь под своими хоругвями, Архангельской и Георгия-Победоносца. Фольк-музыканты; акробаты; изящные владелицы странных поджарых собак; цыгане; братья-поединщики, живые и веселые всеобщие любимцы; враги-рыцари верхами, стремя в стремя; пепельные волкодавы, что, став на задние лапы, могли бы даже и на меня смотреть сверху вниз; монахи… По иным улочкам и пройти было трудно из-за встречающих, радующихся, машущих с мостовых, из окон и с балконов. Версты две или три по приветливому Динану, под аплодисменты и при всеобщем благорасположении… Презентация клубов-участников и гостей заморских (нас, то есть).
Как можно было бы выразить ощущения происходящего парой-тройкой слов? «Детское любопытство»? «Простая радость, искренний интерес»? «Душевность и открытость»?
Душевность, открытость, простая радость и искренняя признательность.
Когда же мэр Динана пригласил Петра Лексаныча (со други его) в ратушу, на фуршет по случаю… Не скажу, что смог оценить принципиальную разницу во вкусах настоящего французского брюта, из провинции Шампань, и продукции питерского «Завода игристых вин». Может, просто устал. На фотографиях с того знаменательного мероприятия обнаружил потом, что пламенеющим лицом своим и расположением относительно Набольшего Воеводы (чутка позади, за левым плечом) похож был на Малюту Скуратова. Жена мэра, по крайней мере, как-то опасливо подсократила положенную долю светского общения со мной.
Ян Кевран на прощание подарил мне авторский альбом с битвой при Гастингсе (реконструкция, разумеется), а я ему – крученые мною собственноручно свечи из натурального пчелиного воска, на льняных фитилях.
А потом настал черед и Последнего Моря.
Добралась, добралась-таки до него малая хоругвь дружины Святого Благоверного князя Александра!
По приезде в Сен-Мало, шагом скорым миновавши фрегат «Корсар» (настоящий фрегат, не кабак-стилизация!), поскидывали с себя дружиннички одежонку, да и низринулись в волны Атлантики (пребывавшие тогда в глубоком отливе), а потом…
Потом ребята бежали обратно, к своим вещам, а воды Атлантического океана в безудержной приливной волне настигали их безжалостно, бурунами вскипая на древних дубовых столбах, что вбиты в дно вокруг пиратской Цитадели, для защиты от вражьих кораблей.
…В Ганновере, на обратном пути, встретили тоскующего на чужбине соотечественника, неудачно сюда женившегося.
Маленькую Бельгию проскочили за неполный день (одна остановка, на заправку и туалет, а про заезд в Ватерлоо даже и не думайте!).
В Варшаве пришлось встать в пять утра, чтобы успеть до отъезда навестить Серенку9 на ратушной площади и омыть сапоги в Висле. Не то, чтобы важно, но – традиция!
До Эстонско-Российской границы добрались за двое суток.
Наши пограничники потребовали, было, «полностью выгрузить из автобуса все провозимое, для досмотра». Мы-то и не против бы, но мудрый прапорщик погранслужбы, заглянув в багажный отсек шайтан-арбы, изрядно оторопел и тормознул торопливо исполнение.
«Это что?» – строго вопросил он для порядка, достав наугад из ближайшего баула (моего, кстати) сигнальный рог.
«Позвольте?» – я забрал у него рог и дунул от души.
«Ага» – прочистив уши перстами, прапорщик погранслужбы проникся. – «Понятно. Можете ехать».
Во Пскове остановились на полуденную трапезу.
По приезде в Питер простились с Хабар-Мурзой и его воинством.
«Ну, что же» – это, задумчиво, Еленка-Келарь, выбираясь из раскаленной солнцем шайтан-арбы у станции метро «Купчино», – «Мы сделали это, да? Мы там были».
Дружина Святого Благоверного князя Александра, прозванного Невским, никогда не хаживала на закат дальше земель Ливонского Ордена.
Мы – были. Мы дошли до Последнего Моря.
Будет о чем брюзгливо поведать внукам-правнукам.
Санкт-Петербург
2014
1 2010 год по летоисчислению «От рождества Христова».
2 Воинское подразделение, отряд.
3 Реконструктор – специалист по XIII веку.
4 Барса-Кельмес – остров в Аральском море,
название в переводе означает «Пойдешь-не-вернешься».
5 Эйфелева башня.
6 Настилы-проходы вдоль гребня стен, для
расположения защитников.
7 Пластинчатые доспехи XII-XVвв.
8 «Бордо контролируемого качества». Показатель
ранга вина. На две ступени выше «Столового вина» (Vin de table).
9 Фонтан на ратушной площади Варшавы, символ
города. Русалка с мечом и щитом.
