Первой начала паниковать Руслана – как обычно:
– Мишка, ты сейчас где? Почему видеорежим не включаешь?
– Потому что занят.
– Занят?! Ты что, забыл какой сегодня день? Ты должен уже быть в дороге! Немедленно вызывай такси и…
– Ничего я не забыл. И повторяю ещё раз – я занят! Перезвоню, когда освобожусь.
Я выключил коммуникатор. Подумал и заблокировал абонента – отвязаться от Русланы бывает не так-то легко. Хотя кое в чём она, безусловно, права. Мне и самому хотелось бы быть за две с половиной тысячи километров отсюда. Но запланированную на позавчера встречу пришлось перенести – не по моей вине. Да и можно ли ставить в вину восьмидесятилетнему человеку сердечный приступ? Надеюсь, всё обойдётся…
* * *
Они познакомились в конце октября 2013. Руслану пригласила на свадьбу институтская подруга, Мишка приехал в Донецк женить двоюродного брата Олега. Совпадение – это была одна и та же свадьба. Руслана приехала загодя, – благо, осенние каникулы, – они с Галей устраивали девичник, ходили к парикмахеру и визажисту. Мишка едва на двое суток сумел вырваться – аврал на работе, – даже в ЗАГС опоздал. Подкатил к дому на окраине города, когда молодые на рушник стали. Потому знакомство получилось скомканным, за первый день свадьбы хорошо если десятком фраз перекинулись. А на следующий день Мишка уезжал. Поезд на Ростов уходил поздно вечером, в итоге образовалось три часа свободного времени, чтобы посмотреть город. Мишка попал в Донецк впервые, зато Руслана здесь прежде бывала, и предложила «поработать гидом». Они пешком прошли от Донбасс-Арены до Фонтана, пили кофе на бульваре Пушкина. Потом нашли спрятавшуюся среди кустов лавочку в самой дальней части бульвара, той, что ниже драмтеатра, и сидели на ней, крепко обнявшись – вечера в октябре холодные. Вспоминали прошедшую свадьбу, говорили об Олеге и Гале, о Донецке, обо всём.
Там, на лавочке, они и поцеловались первый раз. А затем оказалось, что до отправления поезда – меньше получаса, а номеров донецких такси они не знают, а молодожёны свои телефоны отключили, естественно. И уже на перроне, под возмущения проводницы, требовавшей немедленно зайти в вагон, они поцеловались второй раз. И Руслана предложила, неожиданно для себя:
– А давай приедем к ним в гости ровно через год?
– Год?! Это долго. Лучше весной, в апреле или мае.
– Нет, весной не получится, у меня же занятия в школе.
– А на майские праздники?
– Ну, не знаю… А ты хочешь, чтобы я приехала?
– Очень!
– Тогда приеду.
В мае они в Донецк не попали. Потому что в ноябре в Киеве случился Майдан.
За событиями на Площади Независимости Руслана следила с первого дня. А когда увидела, как «Беркут» избивает студентов, поняла – отсиживаться и дальше на диване перед телевизором она не имеет права. Ведь это её страна, её народ, и если не она остановит дорвавшихся до власти воров и беспредельщиков, то кто? Взяла бесплатный отпуск и уехала в Киев.
В Киеве было холодно и страшно. Когда Руслана впервые увидела в пяти шагах от себя стену из милицейских щитов, когда прозвучали первые выстрелы – очень страшно. Её учили правильно бросать булыжники, разливать по бутылкам «коктейли Молотова». И фраза одного из лидеров восстания «Или победа, или пуля в лоб» вовсе не казалась преувеличением.
А потом они вдруг победили. «Беркут» отступил, исчезли «титушки», словно их и не было, главный вор сбежал из страны, новые люди пришли к власти. Руслана вернулась домой. И первым делом написала Мишке длиннющее письмо – подробный отчёт о революции.
Михаил её энтузиазм разделить не пожелал: «Ты, и правда, считаешь, что с беззаконием можно бороться беззаконными методами?»
Сначала Руслана не поняла, в чём дело. Попыталась снова рассказать о народном вече, о демократии. Ничего не получалось. Видно, российские СМИ успели-таки прополоскать Мишке мозги. Она предложила: «Приезжай в Киев и посмотри сам, своими глазами. Поймёшь, что такое настоящая свобода!» «Свобода безнаказанно бесчинствовать?» – последовал ответ. Руслана обиделась. Решила, что спорить больше не будет. Пройдёт месяц, второй, третий, в Украине начнутся демократические реформы, и Мишка сам поймёт, что неправ.
Но месяцем позже «зелёные человечки» захватили Крым, устроили балаган под названием «референдум», итоги которого проверить невозможно в принципе. А если допустить, что крымчане в самом деле голосовали, это ничего не меняло. Потому что конституцией такого не предусматривалось. Захват полуострова соседней державой нарушал международные законы, нарушал всё, что мог нарушить. Сама Руслана в Крыму не была ни разу, хватало впечатлений знакомых от «ненавязчивого совкового сервиса». Но, тем не менее, потерять его было обидно и несправедливо. Как будто сосед зашёл к тебе в дом и силой отобрал какую-то вещь, пусть ненужную, но твою кровную. И хотелось, чтобы кто-нибудь более сильный дал за это соседу по морде.
Михаил расценивал события в Крыму иначе. «У меня там друзья, я к ним каждый год езжу. И знаешь, многие мечтали, чтобы Крым вернулся в Россию. А после вашего “майдана” – и подавно». – «Чемодан – вокзал – Россия! Кто они такие, чтобы решать? Судьбой Крыма могут распоряжаться только его коренные жители – крымские татары!» – «Если так ставить вопрос, то и татары там не испокон веку живут. Их предки тоже Крым завоевали и заселили. Судьбу Крыма должны решать все люди, которые там живут». – «Крым – не отдельная страна! Если им что-то не нравится, пусть приезжают в Киев, требуют, чтобы парламент изменил законы. Собирают народное вече, в конце концов! Так, как мы сделали. Это будет законно, это будет демократия!» – «Думаю, крымчанам начхать на вашу демократию и на мнение Украины». – «А мне начхать на твоё мнение!»
К сожалению, Крымом всё не закончилось. События на Донбассе подлили масла в огонь. А второго мая была поставлена окончательная точка.
Михаил написал первым: «Что же вы там творите?! И ты мне говорила, что на Украине фашизма нет?! Ваши твари в Одессе новую Хатынь устроили!» – «Ты больше своим пропагандунам верь! Хоть чуть-чуть мозг включай, фильтруй информацию. Ты хоть знаешь, что там произошло? Как ваши ФСБ-шники по мальчишкам-болельщикам стрелять начали, чтобы беспорядки спровоцировать? И кто Дом Профсоюзов поджёг? А майдановцы спасти ваших придурков из огня пытались, жизнями рисковали». – «Как раз я – фильтрую! Мне друг из Одессы звонил. Своими глазами видел, и кто стрелял, и как подожгли. И как ваши фашики людей добивали – тех, что из окон выпрыгивали. Чудом сам в тот замес не попал. Да что с тобой спорить, у тебя же одни лозунги вместо мозгов. Наверное, много «чайку» на майдане нахлебалась?» – «Ах так! Что же ты со мною связался, если я такая дура?» – «Связался, потому что на личико смазливая. А что безмозглая – не разглядел!» – «Пошёл вон, дерьмо!»
На этом их переписка закончилась.
* * *
Звонок тёти Гали застал меня в подъезде.
– Михаил, ты собираешься сегодня быть? Договаривались, что приедем все. Нехорошо получится, если…
– Тётя Галя, конечно, я приеду! Когда я не держал своё слово?
Обычно она не склонна паниковать. Значит, Руслана не дождалась моего звонка и нажаловалась маме. Вот вздорная девчонка! Надо устроить ей выволочку. А лучше – натравить Витусю. Пусть поучит старшую сестру уму-разуму.
Коммуникатор несколько секунд молчал. Затём тётя Галя сбавила обороты:
– Хорошо, постарайся не опаздывать.
– Постараюсь.
Я опоздаю. Но это не важно. Флешка лежит у меня в кармане.
* * *
В мае, во время боёв за Славянск, Олег звонил Мишке через день. Теребил:
– Михай, ты там ничего не слышал? Когда уже ваши начнут?
– Откуда мне знать.
– Пора бы. В Крыму быстро провернули, а у нас тянут. Мы вон когда референдум провели. Обидно, понимаешь? Мы же тут все ваши, русские. Бандеровцев понаехавших прогнали. Я этих, с синюшными флажками на машинках, лично вылавливал и морды бил. Теперь нет таких, разбежались. Чего ваше правительство ждёт?
В июне, когда украинская армия внезапным клином вдоль границы едва не отрезала бунтующий Донбасс, тон Олега изменился:
– Слушай, какого хрена, а? Все эти БТРы, БМП и прочая лабуда, которую ваши с Крыма выпустили, сейчас нас фигачат. Как это понимать? Получается, Россия наших врагов вооружила?
– Олег, я тут при чём?!
– Ты ни при чём… Пацаны хорошие гибнут! У меня вчера кореш на Саур-Могиле… Я бы и сам пошёл, Галка не пускает! Говорит: «кто семью кормить будет, если тебя…» Неправильно оно как-то, Михай. Хохлы по вашей территории лупят, воздушное пространство нарушают, и ничего. Я думал, русские своих не бросают.
В конце июля предприятие, где работал Олег, закрылось. Неделю спустя двоюродный брат ушёл в ополчение. Сначала охранял блокпосты вокруг Донецка, потом оказался где-то под Шахтёрском. Звонить стал редко. И каждый раз Михаил боялся, что этот звонок – последний.
В конце сентября Олег неожиданно попросил:
– Михай, нужна помощь. У матушки моей дела неважнецкие, похоже.
– Тётя Маруся заболела?
– Та не. У них там мобильной связи три месяца не было, а сегодня вот дозвонился. Она не говорит, но думаю, деньги у неё закончились. Совсем. Пенсию же не платят больше. От нас добраться туда трудно, а к вам – граница рядом, пятнадцать километров.
– Да не вопрос! Может, пусть она к нам переезжает пока?
Михаил предложил, и тут же прикусил язык. Их с Олегом отцы – родные братья, – хоть и оказались после развала Союза в разных государствах, но судьбу получили одинаковую. Оба работали шахтерами, оба недотянули до пенсии. Разница лишь в том, что отец Михаила, погибший в лаве при взрыве метана, оставил после себя благоустроенную квартиру в центре Новошахтинска, щедрую пенсию «по потере кормильца» и миллион рублей «гробовых» от владельца шахты, позволившие сыну встать на ноги, закончить институт в Ростове. А наследством Олежкиного папаши, сгоревшего от палёной водки и креплёного карбидом самогона, оказались хибара на окраине Должанска и карточные долги. Дружбе двоюродных братьев-погодков такое «неравноправие» не помешало, зато мамаши их друг к другу родственных чувств не питали никогда. Мать Михаила, учительница начальных классов родом из Подмосковья, искренне верила, что «хохлушка» ей во всём завидует. Тётя Маруся, шахтная банщица, не без основания подозревала «масковскую барыню» в чванстве и высокомерии. Ужиться под одной крышей они никак не смогли бы.
На счастье, забирать собственное предложение назад не пришлось.
– Та не, матушка дом не оставит. Ты бы ей деньжат немножко подкинул. Я верну, как только укропов прогоним. За мной не заржавеет, ты же знаешь!
– Хорошо, Олег, договорились, сделаю.
Но обещать – это одно, выполнить обещанное – другое. Как всегда наваливаются неотложные задачи, которые решать необходимо «прям счас», а поездка, наоборот, откладывается. На неделю, на две, на три…
Неизвестно, как долго Михаил собирался бы, если б Олег не позвонил снова:
– Что, не получилось в Должанск съездить?
– Да понимаешь, тут…
– Ладно, забудь, не напрягайся. Просто у меня не к кому обратиться было, кроме как к тебе. Вроде брат. Хотя, кто мы, и кто – вы.
У Мишки кровь прилила к лицу.
– Олег, прости, я – свинья. Завтра же еду, честно.
В трубке повисла тишина. Когда Олег заговорил вновь, голос его был уже мягче.
– Это ты извини. Наехал на тебя сгоряча. Понимаешь, всё одно к одному складывается. За укров весь мир стеной поднялся. А за нас кто? Вон, Абхазию и Осетию признали, а своих, русских… Ладно, прорвёмся!
Собраться и уехать тайком не получилось, мама заметила:
– Миша, ты куда? Тебя что, в командировку отправляют? – и смотрит вопросительно на рюкзак.
Соврать не получится, нужно признаваться:
– Я к тёте Марусе съезжу, денег немного отвезу – Олег просил. А то у них ни банки, ни почта не работает. Да не волнуйся, я туда и обратно! Вечером дома буду.
Мама как стояла, так и села на стул.
– Мишенька, ты что?! Там же война!
– Мама, там уже два месяца войны нет.
– Всё равно! Да тебя не пустят через границу! Они сказали, мужчин пускать не будут…
– Кто? Украинских пограничников на границе нет давно. Там теперь наши ополченцы стоят.
– Наши?! Какие они «наши» – бандиты! Сброд всякий, кто работать не хочет, тот туда и прётся. – Она вскочила: – Не пущу!
– Мама, тёте Марусе помочь надо! У неё, может, хлеба купить не за что.
– Сами виноваты! Просили их по-хорошему – не проводите референдум. На российские пенсии и зарплаты позарились, вот пусть и расхлёбывают! Не понимаю, чего они хохлов так боятся? Неужели правда верят, что бандеровцы их резать приедут? Из-за них у нас проблемы: санкции всякие, цены растут, не купишь ничего на пенсию. Беженцев понаехало, наши дети и в институт поступить не могут, всё для этих нахлебников!
Правильных слов в защиту и оправдание Мишка найти не смог. Да и не стала бы мама их слушать, уверенная в своей правоте. Потому он схватил куртку, рюкзак и выскочил из квартиры, хлопнув дверью.
Добраться до Должанска оказалось несложно – из Гукова туда ходил рейсовый автобус три раза в день, совсем как в мирное время. На российской границе пограничник придирчиво рассматривал паспорт, долго расспрашивал, куда Михаил едет и с какой целью, заставил выложить содержимое рюкзака. Заметно было, – очень ему хочется придраться к чему-нибудь, не пустить. Но зацепки не нашлось. Зато парень-ополченец в казацкой папахе и с «калашом» на ремне в паспорт заглянул мельком. Поинтересовался:
– Казак?
– Нет, – честно признался Михаил.
– Ничё, атаман запишет, будешь казаком, – подмигнул парень.
Видно, не сомневался, зачем на самом деле Михаил едет в Новороссию.
Потом Михаил увидел войну. Вернее, её следы. Выгоревшие лесополосы вдоль дороги, кляксы воронок, остовы сгоревших домов, пробитый снарядами шахтный копёр. Однако, пройдя катком по окрестным посёлкам, до самого Должанска война не докатилась. В городе всё было так же, как три года назад, когда Михаил побывал здесь последний раз. Разве что людей и машин на улицах меньше стало. И ощущение висящей в воздухе тревоги и настороженности добавилось.
Дом тёти Маруси оказался заперт. Мишка подёргал ручку двери, постучал в окна – тщетно. Собирался уже звонить Олегу, когда скрипнула дверь на соседской половине дома.
– Миша, это ты?!
Тётя Маруся радостно улыбнулась, открыла дверь шире:
– Заходи, заходи! Я тут к Зине перебралась. Она одна и я одна, а вдвоём всё веселее.
Соседка тёти Маруси работала санитаркой в городской больнице. Бывать на её половине дома Мишке раньше не приходилось. Обстановка здесь была немногим богаче, чем у бывшей банщицы.
– Как у вас дела? Как Евгения Александровна поживает? Не хворает? – тётя Маруся насела с расспросами, едва Мишка куртку снял.
– У нас всё нормально! А вы тут как?
– Да как мы… – улыбка вдруг сошла с её лица: – Миша, ты что, в солдаты записываться приехал? Ох, не надо. Я и Олежку отговариваю. Поубивают же ни за что вас, детки!
– Не собираюсь я никуда записываться! Я вас проведать приехал, помочь чем-нибудь. Денег немножко привёз.
– Ох… да мы и сами как-то… – впрочем, отказывалась от помощи тётя Маруся исключительно из вежливости. По-видимому, с деньгами, и правда, швах. – Спасибо Мишенька! И маме спасибо большое передай! Да что ж мы так сидим? Пошли за стол, ты же с дороги… Правда, у нас и угостить тебя вкусненьким нету… Ничего, Зина с митинга вернётся, в магазин сбегает. Магазины у нас работают, товары из России везут. Были бы деньги…
– А что за митинг?
– Да за деньги же. Люди к городскому атаману пошли, спрашивать – как быть дальше. Пенсии нам с июля месяца не платят, что «на смерть» откладывали, всё проели. Учителям зарплаты, медикам – тоже нет. А на что жить? Шахты, правда, заработали. Завод рудоремонтный снова пустили, там теперь не вагонетки и крепи, а танки ремонтируют. Ну, какая разница, главное, платят людям. У кого в семье шахтёр или заводской есть, те живут. А остальным хоть ложись и помирай.
– Подождите, подождите, а гуманитарная помощь? К вам же шесть или семь конвоев отправили? Большие белые фуры такие.
– Видали, как же. Пошли мимо нас на Луганск, ни одна не остановилась.
Зина вернулась спустя час. Хмурая.
– Ну, что сказал атаман? – поспешила ей навстречу тётя Маруся.
– А что сказал – «Нет денег! В Луганск езжайте, просите». А что туда ехать, уже ездили. В Луганске говорят: «Помощь дадим тем, кому нужнее. Вас же не бомбили!» Да лучше разбомбили бы! Тогда б бросили всё и уехали, куда глаза глядят, хоть в Россию, хоть в Украину. Глядишь, и выжили бы. А тут точная смерть. Зиму не переживём.
Тётя Маруся заулыбалась заговорщицки:
– Переживём! Мишенька денежек привёз, нам надолго хватит. А там образуется как-нибудь. Не может же быть, что людей умирать бросят.
Автобусы на Гуково ходили лишь до обеда, так что волей-неволей пришлось заночевать в гостях. А когда рано утром Мишка примчал на автовокзал, чтобы успеть на первый рейс, позвонил Олег.
– Михай, спасибо за матушку! Если бы не ты, не знаю, что и делал бы.
– Да брось, мелочь какая…
– Слушай, ещё одно дело есть. Неудобно просить, но больше некого. Вывези мою Галку из Донецка.
– Куда вывезти? – растерялся Михаил.
– В Россию. Понимаешь, мы не говорили пока никому… на шестом месяце она. А тут обстрелы каждый день, и вообще, непонятно, что завтра будет. Похоже, сливают нас.
– В каком смысле?
– Предательство. На самом верху. В конце августа я на Бердянск в бинокль смотрел, представляешь? Укропы так драпали, что мы их догнать не могли, думали, вот-вот на Днепр выйдем. И чем кончилось? Пшиком. Мирные переговоры, якобы. После этих «мирных» я заманался пацанов хоронить. Кондратьевку третий раз берём. Только войдём, зачищать начинаем – приказ «Назад!» И ещё… Через полчаса мы выдвигаемся на… В общем, если со мной что случится, позаботься о Галке и Витусе.
– Какой Витусе?
– Дочку мы так назвать решили – Витуся, Вита. Поможешь, братуха? Ну всё, пора.
Автобус на Гуково ушёл без Михаила. Потому что он сел в другой – на Донецк.
Ехали медленно, долго. И потому, что дорога плохая была, и потому, что останавливались часто. Маршрут проходил по малым городам центрального Донбасса. Перед каждым – блокпост, в каждом – автовокзал.
В Красном Луче Михаил выбрался из салона размять ноги. Водитель с двумя пассажирами, видимо, знакомыми, стоял в стороне. Курили, разговаривали о чём-то. На ходу доставая сигарету из пачки, Михаил пошёл к ним. Не столько курить захотелось, как послушать, о чём люди говорят.
– С завтрашнего дня ездим через день. А то выручки никакой, – жаловался водитель. – Заставили на вокзалы заезжать. У меня их семь по пути, каждый по полтиннику. Ладно, когда людей хоть полсалона едет, а если пустой? И на бензин не заработаю.
– На блокпостах хоть не дерут? – поинтересовался его приятель, высокий седой дядька.
– Не, слава богу.
– Хорошо, хоть так. У меня зять с села в город картошку возит, зерно там, овощи. Так с него на каждом блокпосту «налог» требуют. Это ж какая цена у товара будет? А у людей и так ветер в карманах. Вон, соседке дочка из Харькова звонила, цены рассказывала. Получается, раза в полтора у нас продукты дороже. Вот тебе и «народная республика».
– Так что, новая власть не понимает, что так нельзя? – не выдержал Михаил.
Мужики посмотрели на него снисходительно.
– А ты поди, спроси, – посоветовал тот, что до этого помалкивал. – Может, «на подвал» заберут, да и объяснят.
За Шахтёрском автобус съехал на обочину, пропуская колонну зелёных тентованых грузовиков без номерных знаков. Длинную. Мишка принялся считать: десять… двадцать… пятьдесят…
– Тяжёлые, под завязочку загружены, – с видом знатока прокомментировал дядька с соседнего кресла.
– Что в них, интересно?
– «Гуманитарная помощь». Снаряды, ясное дело. Опять что-то затевается. Да хоть бы уж толк какой был.
Всего грузовиков оказалось семьдесят шесть. Михаил наклонился к соседу, спросил вполголоса:
– Что, оружие из России везут?
– Ты с луны свалился? Нет, на огороде выкопали!
– А как же ОБСЕ, наблюдатели?
Сосед только рукой махнул.
В Донецк автобус прибыл ближе к обеду. Затем пришлось добираться от центра на Петровку, и времени это заняло ненамного меньше. Маршрут из-за обстрелов сократили, так что выйти Михаилу пришлось совсем не на той остановке, где бывал год назад. А кружение в паутине улочек и переулков привело к очевидному – он заплутал. Повезло, что люди здесь хоть изредка, но встречались.
– Извините! – Михаил поспешил к двум женщинам, вышедшим из продуктового магазинчика. – Подскажите пожалуйста, как пройти на улицу Урбанского?
– А вон видишь, переулок? По нему, потом направо наискосок и…
– Не-не-не, по пустырю не ходи! Там эти черти «грады» свои поставили, не пускают. Иди лучше до конца улицы, дальше направо поворачивай. Так вернее будет.
– Какие черти? – не понял Михаил.
– Да ополченцы, будь они неладны!
– Они же вас защищают?
– А о том, что ответка прямо людям в дома прилетит, они не думают? Мы ни тех, ни других к нам не звали. Хотят пострелять, нехай выйдут в поле, станут друг против друга и стреляют! Люди мирные тут при чём?
* * *
Следующей мне позвонила Алина.
– Мишка, ты каким рейсом прилетаешь? А то моих, как обычно, подбросят прямо к дому, с эскортом. А я уже приехала, на вокзале сейчас. Могу подскочить в аэропорт, встретить тебя. Погуляем или посидим где-нибудь.
Алина – самая любимая моя кузина. С десяти лет мы росли вместе и стали не просто братом и сестрой, стали друзьями. А если бы не родство… Если честно – кровного родства между нами нет, Алина – дочь Генриха Вячеславовича от первого брака. С другой стороны, мама Алины умерла, когда ей два годика было, а год спустя её тётя Женя удочерила. Так что Алина в нашей семье родная.
– Так что? – поторопил коммуникатор грудным контральто Алины. – Скоро прилетишь?
Я вздохнул. Произнёс с сожалением.
– Не жди меня. Задержаться пришлось. Обстоятельства непреодолимой силы.
* * *
Отношения с подругой у Русланы испортились в марте, когда Галя заявила, что народная революция – это в самом деле прикольно, и у них в Донецке теперь как в Киеве. Что она дважды ходила на демонстрации, а Олежка даже штурмовал ОГА и СБУ. Руслана попыталась объяснить, чем настоящая народная революция отличается от проплаченных беспорядков, но Галя не поняла. «За это и деньги платят? Где? Я у всех знакомых спрашивала, никому не давали». Большим умом подруга никогда не отличалась.
После событий в Одессе и Мариуполе Руслане почти удалось убедить Галю, что за всем этим стоит иностранная провокация. Если бы не её муженёк! Российское телевидение промыло мозги Олегу на сто процентов, а Галя шла у него на поводу. И когда в конце августа она радостно сообщила, что «наши под Иловайском ваших нациков в фарш перемололи!» – Руслана перестала с ней разговаривать.
Но потом в новостях начали показывать разрушенные террористами улицы Донецка, всё чаще зазвучала фраза «обстрел Петровского района», и Руслана поняла – для амбиций время неподходящее, нужно действовать, и действовать решительно. В конце концов, «если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе».
В Донецк поезда больше не ходили, пришлось брать билет до контролируемой украинской армией Константиновки, а дальше как-нибудь пробираться через линию фронта. Руслана уверена была, что окажется в вагоне, следующем в зону АТО, в гордом одиночестве. Не тут-то было! Поезд заполнен был под завязку, с трудом удалось взять верхнюю полку в плацкарте. Кое-кто, как Руслана, ехали налегке, но большинство везли здоровенные сумки, баулы. Беженцы возвращались домой. Самое странное, возвращались не только в освобождённые Славянск, Краматорск, Константиновку, но и в Донецк! Этих Руслана не понимала вообще.
Атмосфера в вагоне была мрачная, напряжённая. Пассажиры предпочитали помалкивать, если и разговаривали, то вполголоса, единственно со знакомыми. Лишь в соседнем «купе» словоохотливая бабушка развлекала попутчиков пространными рассуждениями обо всём на свете.
– Что это правительство себе думает? Зима скоро, а они гас покупать не хотят. Денег на гас у них, значит, нет, а на войну – есть.
– Подумаешь, сколько та война стоит! – не выдержал сидевший на боковой лавке парень. – По сравнению с разворованным прежней властью – копейки!
– Копейки? А человеческие жизни ты во сколько оценил? – в полголоса поинтересовался седоволосый мужчина.
– Что? – парень вопроса не понял.
Искать способ пересечь линию фронта не пришлось. Едва Руслана вышла на перрон, как услышала:
– Кому на Донецк ехать? Кому на Донецк? – круглолицая женщина зычно выкрикивала на весь вокзал.
– Мне, мне! – поспешила к ней Руслана.
– Вон розовенький автобус видите? Садитесь в него.
Руслана чуть не бегом бросилась к «эталончику» с розовыми полосами на боках, памятуя, сколько попутчиков у неё сейчас окажется. Но спешила зря. Вся площадь перед зданием вокзала запружена была транспортом. Таблички на лобовых стёклах извещали, что большая часть автобусов следует именно на Донецк.
Руслана удобно расположилась в кресле у окна, дождалась, пока салон заполнится людьми и баулами, отдала всё той же круглолицей женщине стогривенную купюру. Диспетчерша пожелала счастливого пути, и они поехали.
Сразу за Константиновкой автобус свернул с трассы. Пошли узенькие кривые шоссейки по никому не известным сёлам. Водитель то и дело звонил, уточнял маршрут. Но дважды им всё равно пришлось разворачиваться и возвращаться, а в одном месте преодолевать лужу такую глубокую и широкую, что Руслана почти смирилась – забуксуют. Нет, выбрались.
После двух часов блужданий автобус выехал на дорогу поприличней. «Селидово» – мелькнул синий указатель на перекрёстке. И тут же пришлось остановиться. Мимо промчался пятнистый джип с украинским флагом, за ним – зелёные грузовики с какими-то невиданными Русланой прежде штуковинами на платформах. И другие грузовики, обычные, с солдатами в кузовах.
– «Грады» повезли, – сообщила соседка. – На Донецк.
– «Грады»? – Руслана почему-то уверена была, что таким варварским оружием пользуются исключительно террористы и оккупанты. – Почему вы думаете, что на Донецк?
– А куда же? Дорога-то на Донецк.
В самом деле, автобус свернул вслед за колонной военной техники.
Спустя полчаса их остановили на блокпосту. Бетонные блоки поперёк трассы, мешки с песком, окопы, пулемётные гнёзда, немного в стороне – танк с надписью «ПТН – ПНХ» на боку. В салон зашёл молодой парень в камуфляжной форме, с трезубцем на берете. Осмотрел пассажиров, скомандовал:
– Мужчины, приготовьте паспорта.
Пройти до конца салона он не мог, сумки перегораживали проход, потому паспорта пришлось передавать. Парень полистал их, – смотрел фотографии и прописку – молча вернул. Ушёл.
За блокпостом тянулась нейтральная полоса. Выгоревшие поля подсолнечника, вывернутая взрывами земля. Но страшнее всего было смотреть на высоковольтную линию, что тянулась параллельно дороге. Громадные металлические башни согнуло под прямым углом, некоторые и вовсе опрокинуло. Провода провисли, распластались по полю, гирлянды изоляторов беспомощно торчали в разные стороны. Если здесь железо плавилось и горело, то что же с людьми делалось?!
Потом был второй блокпост. Такой же, как предыдущий, но вместо жёлто-синего знамени над ним висело чёрно-сине-красное. И парень зашёл в автобус такой же, только берета с трезубцем у него не было, а была георгиевская ленточка на рукаве.
– Мужчины, приготовьте паспорта.
Когда за окном замелькали донецкие высотки, соседка Русланы вздохнула облегчённо.
– Слава богу, вернулись!
– Думаете, здесь лучше будет?
– Здесь хоть угол родной есть. Хватит, нагостевались в Украине. Цены на жильё так задрали, что двухкомнатную на две семьи снимать пришлось, впятером ютились. Вдобавок цедят через губу: «Скажите спасибо, что вообще впускаем! Сидели бы там в своём даунбасе!» Вот и посидим.
Галя встретила подругу прохладно.
– И куда я поеду? В село к родителям?
– Почему нет? Мне твоя мама звонила, переживает…
– Она и мне звонила. Две недели назад в село гроб пришёл – из донецкого аэропорта. Хлопец с соседней улицы, я с ним в одном классе училась. Узнают в селе, что у меня муж в ополчении, и что дальше?
– При чём тут твой муж? Ты за него не отвечаешь. У тебя ребёнок скоро будет, о нём подумай! Если твой муж связался со всякими…
В дверь позвонили. Подруги удивлённо переглянулись. Галина пожала плечами, вышла в коридор.
– Кто там?
– Это я, Михаил. Брат Олега.
Вот уж кого Руслана не ожидала встретить! Галя тоже была удивлена этим визитом. Открыла дверь, посторонилась:
– Проходи. Откуда ты взялся?
– Что, в наёмники записываться приехал, да? – насела на гостя Руслана. – То-то говорят «российской армии на Донбассе нет!»
– При чём тут армия? Я не военнообязанный, у меня плоскостопие. – Михаил обернулся к хозяйке: – Галя, Олег хочет, чтобы ты в Россию уехала. И там рожала в спокойной обстановке.
Женщина подпёрла руками бока, выставила заметно округлившийся животик:
– Вот как? А он меня спросил?
– Правильно! – поддержала подругу Руслана. – У нас врачи не хуже, чем в вашей «эрэфии»!
– Конечно, у вас же теперь «гейропа»! Вы теперь…
Дом содрогнулся от обрушившегося на него рёва. Михаил присел от неожиданности, у Русланы челюсть отвисла, глаза на лоб полезли. Галя остолбенела на миг и тут же сорвалась с места:
– В погреб, быстро! Через шесть минут обратка прилетит!
Погреб устроен был рядом с домом, лаз туда открывался в «холодном» коридорчике. Руслана первый раз в жизни услышала, как работает «Град». Это походило на ад. Земля под ногами дрожала, с потолка сыпалась пыль, уши начинали болеть от рёва. А сидевшая рядом Галя бубнила:
– К нам. От нас. К нам. От нас.
Как она различала? В конце концов Руслана не выдержала:
– Всё! Отсюда надо уезжать немедленно! Куда угодно, лишь бы подальше! Нельзя жить в таких условиях!
– Не куда угодно, а в нормальное государство, в Россию, – встрял Михаил.
– Это у вас нормальное государство?!
– Не у вас же!
– Мы хотя бы на соседей не нападаем!
– Правильно, вы собственных граждан бомбите.
– Не ври! Украинская армия по своим городам не стреляет! Галя едет со мной в Полтаву!
– Галя едет со мной в Ростов!
– Стоп! – Галина разом оборвала перепалку. – А меня не хотите спросить, куда я еду?
В погребе повисло молчание. Руслана признала нехотя:
– Хотим, разумеется.
– Так я НИКУДА не еду. Я буду сидеть в этом подвале и ждать мужа! Хотите повоевать? Идите, воюйте, выясняйте отношения! Мне безразлично, что здесь будет – Украина, Россия, Новороссия. Здесь мой дом, здесь родина моего мужа. Здесь будет родина моего ребёнка! Всё ясно? Спор окончен.
* * *
– Мишка, привет! – едва я вышел из самолёта, включил коммуникатор, как в ушах раздался звонкий голос Славика. – Мамка велела передать, что у тебя полчаса времени осталось!
– Ты что, секретарём на полставки устроился? Почему она сама не позвонила?
– Ей некогда. Они с бабушкой, тётей Галей и Руськой праздничный обед готовят. А мы с Виткой в «Лордов Бесконечности» рубимся. Она мне шоколадку проиграла, хоть ей дед и помогает.
– Ага, так вы уже приехали. А почему именно полчаса?
– Потому что через полчаса пирог будет готов, и мы садимся за стол.
– Понятно. Алина тоже приехала?
– Да. В душе закрылась, плещется. Тебя одного нет. Учти, если опоздаешь, я твой кусок пирога съем.
– Пирог тот самый, тёти Галин?
– Конечно, – Славик хихикнул. – О, я понял, почему Руська такая толстая! Ей мамка каждый день пироги печёт!
– Руслана – толстая?! Да брось ты!
– А ты когда её последний раз видел? – двоюродный братец засмеялся в голос. – Год назад? То-то же! Ладно, не опаздывай!
– Уже еду.
Почти. Осталось выйти из терминала и сесть в такси.
* * *
К счастью, во время обстрела дом Галины не пострадал. Или к несчастью? Может, тогда бы упрямая дурочка переменила своё решение? А так все попытки Русланы возобновить разговор об эвакуации заканчивались безуспешно. К тому же Михаила хозяйка тоже уговорила переночевать у себя, и присутствие россиянина только мешало. На счастье, он ушёл рано утром. Руслана решила рискнуть, задержаться на денёк, но Галя неожиданно выпроводила и её. Хорошо, хоть чаем напоила.
В пригородной кассе Славянского направления стояла длиннющая очередь. Руслана пожалела, что не записала телефон круглолицей диспетчерши – частные автобусы загружались не на автовокзале, а где – Руслана не знала. Пусть проезд у них стоил вдвое дороже, зато терять полтора часа в очереди не пришлось бы.
Она отстояла больше половины, когда откуда-то с западной оконечности города громко ухнуло.
– Опять Петровку обстреливают, – прокомментировала женщина в синей шляпке и длинном, по подолу забрызганном грязью, плаще.
Петровку?! Руслана вынула из сумочки телефон, поспешно набрала номер. Сигнал не проходил.
– Что, нет связи? А вы куда звоните?
Руслана махнула рукой в сторону всё новых и новых разрывов.
– Вышку обесточило, – предположил высокий худой мужчина. – Не впервой.
Наверное, он был прав. Дозвониться не получилось ни со второго раза, ни с третьего, ни с четвёртого. А очередь, медленная и ленивая до того, вдруг резво пошла вперёд. Десять минут, и заветный билетик будет в руках. А там сесть в автобус, уехать из этого ада и… забыть? Если что-нибудь случится с упрямой дурочкой и её нерождённым ещё «сепаратистом», сможет она забыть и простить себе? И ведь неважно, чей это будет снаряд – террористов, или всё-таки украинской армии…
Руслана шагнула прочь из очереди.
– Девушка, девушка, вы стоите? – засуетилась синяя шляпка.
– Нет.
Автобус уносил Михаила всё дальше на восток. Не сумел он выполнить данное брату обещание. Если женщина заупрямится, то её разве переупрямишь? Пусть Олег сам уговаривает жёнушку уехать в Россию, раз уж на то пошло. А Михаил поможет устроиться, поддержит материально. Разве он против?
– Смотрите, смотрите, – словоохотливая соседка тыкала пальцем в окно. – Видите очередь? Раньше там пивной ресторан был, а теперь социальная столовая, дедушек и бабушек кормят бесплатно. У нас в Донецке таких много. А вон – Дворец Спорта, там пенсионерам гуманитарную помощь раздают. У меня свекровь уже два раза получала. Хорошая помощь – консервы, крупа. Ничего, проживём! Девяностые пережили, и сейчас справимся как-нибудь. Главное, чтобы стрелять перестали, чтобы договорились хоть до чего-нибудь!
Михаилу вспомнилась вереница грузовиков, доверху набитых снарядами. Как же, перестанут!
Внезапно в кармане забренчал телефон. Галина?!
– Да, я слушаю!
– Миша, мне только что звонил товарищ Олега. Он… – голос женщины сорвался, сменился сдавленным хлюпаньем. Плачет, что ли?!
– Что, что случилось?
– Он говорит, что Олег…
Гудки. Михаил поспешно перенабрал номер. Безрезультатно. Связи нет.
Он помедлил, потом решительно поднялся с кресла, подхватил рюкзак. Прошёл к водителю:
– Остановите, пожалуйста.
Вернуться на Петровку оказалось куда сложнее, чем уехать с неё. Таксист развернул машину на полпути – «Дальше не поеду, опасно!» – и Руслане пришлось бежать пешком. А громыхало всё ближе, всё громче. Земля вздрагивала, новые и новые столбы дыма поднимались над посёлком. Как раз там, куда она спешила. «Прячься, дура!» – донеслось откуда-то сбоку. Наверняка кричали ей, но Руслана не оборачивалась. Понимала: остановится, попробует укрыться – не сможет заставить себя идти дальше.
Она почти добежала до знакомой калитки, когда воздух взвыл, и крыша дома на другой стороне улицы взорвалась. Руслану толкнуло на забор, вокруг посыпались камни, какие-то ошмётки, больно ударило по плечу. Во двор она ввалилась чуть ли не на четвереньках, бросилась в дом, откинула крышку погреба.
– Галя?!
Пусто.
– Галя, ты где?!
Хозяйку дома она нашла на кухне. Взрывная волна вышибла стёкла в окне. Пол, поверхность стола и газовой плиты усеяли осколки, на руке Галины кровоточил порез. Но она не замечала этого. Повернула голову, посмотрела на подругу неживыми глазами. Прошептала:
– Олега убили…
– Что?! Как?
– Мне звонили… Его группа в засаду попала… под Волновахой.
– Так… – Руслана постаралась сосредоточиться, осмыслить известие и что из него следует. Близкие взрывы мешали. – Значит, слушай. Уходить нужно немедленно. И не спорь! Ты же не хочешь ребёнка потерять?
– Я Мише звонила…
– Пока он доберётся, дом разбомбят к чёртовой матери! – Решение пришло неожиданно: – Ваша машина где, в гараже?
– Да…
– Давай ключи! Собирай вещи, быстро… – опять рвануло поблизости, и Руслана поправила себя: – Нет, вещи не бери! Документы и деньги!
Замок на воротах гаража приржавел, никак не хотел поддаваться. Зато видавшая виды «шестёрка» завелась быстро.
На улицу Урбанского Михаила не пропустили.
– Стой, куда! – навстречу ему бежали бойцы в измазанном грязью и копотью камуфляже. – Что, не видишь, бой идёт!
Михаил видел. И слышал – взрывы, грохот орудий, автоматные и пулемётные очереди. Бойцы рассыпались по укрытиям, принялись стрелять вдоль улицы. И в ответ полетели пули, засвистели над головой, тупо зацокали по бетонному забору. Михаил невольно присел.
– Но мне надо…
Один из бойцов дёрнулся, будто пытаясь вскочить, перевернулся на спину, раскинул руки. Второй метнулся к нему, схватил за лицо, отпустил. Обернулся к Михаилу.
– Назад беги, дурак! Убьют! Укропы в город прорвались!
– У меня там жена бра…
– Тогда стреляй!
Он вдруг кинул автомат убитого прямо в руки Михаилу. Тот машинально перехватил оружие поудобнее, прижал к себе. Опомнился:
– Я не военнообязанный…
Но бойцов рядом уже не было, только убитый остался лежать, где упал. А пули свистели всё гуще, назойливее.
Михаил отполз за забор, сжался, прикрывшись автоматом, словно щитом.
– Где они? Откуда стреляют? – рядом снова был боец в камуфляже. Другой, совсем молоденький паренёк.
– Не знаю…
– Ладно, подождём своих, а то нарвёмся, – паренёк присел рядом, вытер рукавом пот со лба. Окинул взглядом Михаила: – Ты что, доброволец?
Михаил энергично затряс головой.
– И я мобилизованный, – кивнул паренёк. – Из Днепра. А ты откуда?
– Из-под Ростова…
Слова скатывались с губ, а глаза уже видели. Сине-жёлтые нашивки, трезубец на шевроне. Рядом с ним сидел самый настоящий «укроп». Михаил почему-то представлял их совершенно иначе – лица, перекошенные от ярости, а то и вовсе спрятанные под балаклавами, дурацкая, уместная только в анекдотах «мова». У этого лицо было самое обыкновенное: круглое, с серыми глазами, светлыми пушистыми ресницами, пухлогубым, почти детским ртом. И говорил он по-русски. Сотни таких пареньков Михаил встречал на улицах Ростова, Донецка, Москвы…
Руки бойца, державшие автомат напряглись. Ствол шевельнулся, начал поворачиваться. И Михаил понял с абсолютной ясностью – если он немедленно не убьёт этого мальчишку из Днепропетровска, тот убьёт его.
Земля в пяти шагах от них внезапно вспучилась чёрным земляным кустом. Колючие ветви хлестнули наотмашь – в грудь, в лицо.
Едва «шестёрка» выскочила из переулка на ведущую прочь из города улицу, как Галка заорала, вцепилась в руку:
– Осторожно!
Прямо навстречу им катилась «танкетка». БТР, БМП, БМД – Руслана не разбиралась в их разновидностях. Зато явственно видела жёлто-синий флажок, нарисованный на круглой башенке. Руслана хотела свернуть на обочину, но обочины не было – бетонный забор тянулся вдоль проезжей части. Тогда она взяла влево, сколько могла, утопила в пол педаль тормоза, заставив «шестёрку» жалобно завизжать, присесть на передние колёса.
– Это же наши, украинцы! – крикнула испуганно сжавшейся на пассажирском кресле Галине.
– На этой войне «наших» нет.
Не слушая подругу, Руслана распахнула дверь, высунулась. Закричала приближающейся бронемашине:
– Слава Украине!
«Танкетка» и не думала останавливаться. Всей своей многотонной тяжестью ударила «шестёрку» в правую скулу, гусеницы со скрежетом врезались в жесть. Руслану оторвало от двери, швырнуло в сторону. Впечатало затылком во что-то твёрдое, железобетонное.
* * *
Последним позвонил Генрих Вячеславович.
– Михаил, сколько тебе нужно времени, чтобы добраться? У женщин всё готово.
– Генрих Вячеславович, начинайте без меня. Я…
– Михаил, сколько тебе нужно времени?
Дядя Генрих заменил мне отца, когда родительский флаер потерпел крушение, попав в турбулентность над турецким Тавром. Генерал-майор авиации, лётчик-космонавт, командир трёх космических экспедиций, он признавал только чёткие и однозначные ответы.
Я прикинул оставшееся расстояние, скорость машины, дорожный трафик. Доложил:
– Десять минут, плюс-минус две.
– Хорошо, мы ждём.
* * *
Затылок пульсировал болью, в ушах звенело, во рту – вкус крови.
Руслана открыла глаза, не удержала стон. Она сидела, привалившись к забору. Рядом лежала опрокинутая на бок, покорёженная «шестёрка». Галя осталась в машине. Лобовое стекло вылетело, и Руслана видела подругу прекрасно. То, что от неё уцелело.
С минуту она просто смотрела, не в силах отвести взгляд. Затем шок отпустил, в мир вернулись звуки. Звуки боя. Он шёл вокруг, везде! Руслана вдруг сообразила, что сама-то жива. И если хочет оставаться и дальше живой, то надо уходить, немедленно.
Метрах в тридцати в заборе зияла прореха, выбитая взрывом. Руслана поспешила туда. Перебралась через нагромождение бетонных плит, через гору вывернутой снарядом земли. И упала на четвереньки, споткнувшись об чью-то ногу. Нога покорно съехала в воронку.
Присыпанный землёй человек застонал. Открыл глаза и совершенно внятно спросил:
– Руслана, это ты?
– Миша?! – она уставилась на лежащего. Призналась беспомощно: – У тебя нога оторвана.
Михаил помедлил. Потом быстро-быстро заработал руками, плечами, высвободился из-под земли. Помотал головой:
– Нет, это не моя. Я живой, кажется.
Комок, больно душивший горло, прорвался. Руслана зарыдала.
– Они… они Галю раздавили! Вместе с машиной… украинские солдаты! Они даже не пытались остановиться! Я их ненавижу! Всех, всех!
Михаил обнял её за плечи, прижал к себе.
– Я тоже. – Подождал, пока она немного успокоилась, предложил: – Теперь давай думать, как отсюда выбраться. И куда.
– А куда ты хочешь?
– Да хоть в Новую Зеландию! Хоть на остров Пасхи! Лишь бы там не пришлось убивать, чтобы самому живым остаться. Я не хочу больше видеть войну, где свои убивают своих!
Руслана помедлила. Качнула головой отрицательно.
– Нет, Миша, убегать нельзя. Нам надо вернуться.
– Куда вернуться?
– Тебе в Россию, мне – в Украину. Я поняла – на самом деле люди не делятся на «укропов» и «ватников», на «колорадов», «москалей», «бендерляшек». Они и на русских и украинцев не делятся, если подумать. Настоящее отличие одно – хорошие люди и мерзавцы. Мерзавцев гораздо меньше, потому они и стараются всех остальных обмануть, разделить, поссорить, заставить друг друга ненавидеть. И убивать. Чтобы самим править! И если мы об этом не расскажем, не объясним, то никто не расскажет.
– Но… Но мы ещё встретимся?
– Да. Когда этот ад прекратится.
– Если прекратится.
– Нет, когда.
* * *
Они встречали меня, выстроившись на крыльце дома. Дед Михаил, бабушка Руслана, все их дети и внуки: тётя Женя и Генрих Вячеславович с Алиной и Славкой, тётя Галя с дочерьми Русланой и Витой. Я удивлённо присвистнул, увидев круглый животик Русланы-младшей. Уже и правнуки на подходе!
– И чем вы объясните опоздание, Михаил Олегович? – Алина требовательно прищурилась. – Есть у вас весомый аргумент в своё оправдание?
– Аргумент имеется, – я улыбнулся. Вынул из внутреннего кармана планшетку, куда успел перелить содержимое флешки. Поднялся на крыльцо, протянул деду.
– Это что? – бабушка наклонилась, рассматривая старую, плоскую ещё фотографию. – Ох…
– Вот те раз… – крякнул дед. – Так он нас всё-таки сфотографировал? Я думал, он шутит.
– Мишенька, где ты это взял? – бабушка удивлённо посмотрела на меня.
– У него и взял. Он сейчас в Астане живёт. Собственно, поэтому я и опоздал.
Тут и остальные родичи сгрудились вокруг планшетки.
– Бабушка, это же вы с дедушкой!
– Клёво!
– Постойте, постойте, это что, в тот самый день сфотографировали?
– Да, в тот самый, – подтвердил дед Миша. На глаза у него навернулись слезинки. Он поспешил смахнуть их, улыбнулся. – Спасибо, внучек, угодил.
И бабушка улыбнулась:
– Спасибо, Мишенька. Самый лучший для нас подарок. Такая память.
А я почувствовал, как уши у меня пунцовеют. Алина заметила моё смущение, пришла на помощь:
– Алё, родственники! За стол давно пора, водка остывает!
– Да, да, пойдёмте! – сразу засуетилась бабушка.
Но войти в дом мы не успели. Руслана-младшая вдруг крикнула:
– Стойте! Сегодня у нас свадьба или не свадьба?
– Свадьба, – кивнул Генрих Вячеславович. – Ещё и какая. Золотая!
– А на свадьбе что делают? Горько молодым!
Бабушка и дедушка смущённо переглянулись. Но дети и внуки их радостно скандировали:
– Горько! Горько!
И они поцеловались. Точно, как пятьдесят лет назад. В день, когда кончилась последняя война.
2014 г.
