«Зачем вы туда едете?» – недоумевали наши друзья и знакомые, узнав, что я и Настя скоро отправляемся в Сирию. К 2014-ому году Сирия превратилась в самую кошмарную «горячую точку» на планете. В 2014-ом году значительная часть страны оказалась под властью радикальной группировки «Исламское государство Ирака и Леванты» (ИГИЛ). Своей столицей ИГИЛ сделало некогда малозначительный провинциальный город Ракка. В интернете распространялись видеоролики публичных казней, которые исламисты проводят в Ракке. К осени 2014-ого в стране почти не осталось постоянно работающих иностранных журналистов (на подконтрольной правительству территории, например, не было ни одного европейского журналиста, в Дамаске работала единственная журналистка из России, писала статьи для газеты «Советская Россия»). Мы решили поехать в Сирию, потому что хотели узнать, что стало со страной, которая нам хорошо знакома. До начала масштабных военных действий мы успели ее объездить (записки о том путешествии публиковались, например, в журнале «Дарьял» №3 за 2013 год). Для нас она стала одной из лучших стран для самостоятельных путешествий: гостеприимнейшие жители, масса интересных и достопримечательных мест, развитый общественный транспорт, дешевая и вкусная еда. Медиа подробно сообщали об ужасах боевых действий и совсем мало, практически ничего о том, как живет Сирия, несмотря на долгую войну, что происходит за линией фронта. Мы решили узнать сами.
ДОРОГИ
Октябрь 2014-ого. Безопасный путь в Сирию по земле возможен только из Ливана. Читай: безопасно попасть в области, подконтрольные правительственным силам, по земле – только из Ливана. Почти все погранпереходы с Турцией контролирует ИГИЛ. Немногие оставшиеся – курдские ополченцы. Переходы на границе с Ираком – захвачены тем же ИГИЛ. Погранпереходы с Иорданией, их всего два, расположены в провинции Дераа, – под контролем Сирийской свободной армии (ССА). Есть еще два перехода – Касаб в Турцию и Аль-Танф Аль-Валид в Ирак – они заняты подразделениями Башара Асада, но функционируют они или нет, нам из России узнать не удалось (как выяснилось позже, узнать это невозможно ни в Бейруте, ни в Дамаске – актуальную информацию о ситуации на переходах можно получить, только оказавшись в прилегающих к ним районах).
Мы въезжали в Сирию из Ливана – по трассе Бейрут-Дамаск. Переход «Масна». Ливанская сторона – на выезд никаких очередей, стоят в ожидании несколько фур, прогуливаются вооруженные солдаты ливанской армии, на углах зданий мешки с песком. На въезд – десятки мужчин, женщин, детей, стариков с сумками, узлами, тюками, десятки груженых легковых автомобилей и фур. От ливанского поста до сирийского несколько километров нейтральной зоны. Асфальтовая дорога зажата с обеих сторон невысокими рыжими горами, петляет между гор. Здесь периодически появляются группы боевиков, воюющих против правительства Сирии. Они могут обстрелять или вовсе перекрыть дорогу – тогда помощи ждать неоткуда. Самое опасное время – конечно, ночь. Но и днем лучше пересекать нейтральную зону на транспорте. Такси с максимальной скоростью пересекают эти несколько километров. Сирийская территория начинается с вкопанных в землю БТРов, блиндажей, окопов, портретов президента Башара Асада, наблюдающих с вершин гор вооруженных солдат.
Комплекс зданий погранперехода выглядит гораздо солиднее и современнее, чем у соседей ливанцев. Чисто, ухожено. Огромный магазин «Duty free» (подвозившая нас пожилая сирийка накупила в нем с десяток бутылок виски и попросила, чтобы на таможне мы сказали, что это наше). Никаких следов обстрелов. До Дамаска остается 50 км. Этот отрезок уверенно контролируется сирийской армией. Вдоль дороги бронетехника, окопы и блиндажи. Десяток блокпостов – на каждом проверяют документы и грузы. Солдаты проверяют все – вплоть до содержимого женских сумочек, прощупывают женское нижнее белье. Проверяют каждый ящик в машинах, груженных фруктами. Разумные и необходимые меры безопасности – чтобы в столицу не проникли террористы. В противоположную сторону, в Ливан, проверяют исключительно документы. Чтобы автомобили не скапливались на трассе, организованы специальные парковки-«карманы», куда заезжает транспорт для проверки. Противоположные полосы движения отгорожены друг от друга бетонными блоками (подобную меру сирийская армия использует на всех основных автодорогах). Развернуться можно на блокпостах. Вдоль дороги во множестве развешены флаги Сирии и Палестины, расклеены портреты Башара Асада. Водители и пассажиры относятся к проверкам спокойно, перешучиваются с солдатами. Дорога в 50 км (отличное асфальтовое покрытие, две-три полосы в каждую сторону) занимает, в лучшем случае, час.
ДАМАСК – ХОМС
Ранее автовокзал на северное направление от Дамаска располагался в северо-восточном пригороде Хараста. Сейчас Хараста типичный район Сирии, где велись долгие тяжелые бои – сплошные руины, кучи бетонных и кирпичных обломков, торчащие прутья арматуры, покорёженные сгоревшие автомобили. В завалах укрепленные огневые точки сирийской армии – отмечены палестинскими или национальными флагами. Стихийный автовокзал действует на выезде из столицы на Хомское шоссе – напротив действующего питомника цветов. Сюда же перетащили автобусы, находившиеся на ремонте, – они выстроены сплошной шеренгой вдоль тротуара на пять сотен метров, до российского посольства. Междугородными перевозками в Сирии по-прежнему занимаются частные компании. При подходе к автобусам пассажиров встречают зазывалы и уговаривают поехать именно их компанией. Дальше зазывала ведет к столу, где продаются билеты на рейс. Тут же вооруженная охрана, которая по своему усмотрению проверяет багаж или пассажиров. Основные рейсы из Дамаска – в Хомс, Хаму, Латакию и Алеппо. Стоимость проезда, например, до Латакии – 1100 сирийских лир (меньше 250 рублей); расстояние – 348 км. Сразу за автовокзалом крупный блокпост – солдаты проверяют документы. Дальше руинированная Хараста. Ее водители стараются проскочить побыстрее. На блокпостах транспорт не останавливают – буквально в нескольких метрах восточнее трассы проходит линия фронта. Солдаты задерживают и разворачивают транспорт, если впереди завязывается бой.
Дорога на Хомс идет вдоль Антиливанского хребта. С запада бежевые и рыжие лысые горы, с востока серая пустыня – библейские пейзажи. На вершинах гор позиции военных. Редкие разбитые, расстрелянные автозаправки – не функционирующие.
За три года войны сирийские правительственные силы научились контролировать эту важную магистраль. Сегодня невозможны инциденты, как пару лет назад, когда антиправительственные группировки перекрывали дорогу своими постами. Военные оперативно реагируют на происшествия и локализуют их.
На полпути между столицей и Хомсом городок Ан-Небек. Он был захвачен Сирийской свободной армией, и весной 2014-ого его освободили правительственные силы. Причем, боевые действия велись не повсеместно в городе, а в отдельных районах. К западу от трассы – руины. С восточной стороны – типовые, похожие на советские «хрущевки» многоэтажки, частные двух– и одноэтажные дома, магазины – в их облике совершенно отсутствуют следы войны. На въезде в Ан-Небек очередная проверка документов.
На поврежденных участках автомагистрали ремонтные работы: катки, самосвалы с асфальтом, неспешные рабочие. Удивляет отменное качество покрытия. Автобус несется со скоростью под 100 км/ч мерно, убаюкивающе, никакой тряски.
ХОМС-ТАРТУС
Эта дорога в буквальном смысле пересекает границу миров. Границу воюющей, истерзанной Сирии и Сирии, где жизнь продолжается почти в том же ритме, что и 4 года назад. И другую границу – природно-климатических зон. 40 км от Хомса на запад дорога поднимается на отроги Ливанского хребта – привычные для большей части страны скудные библейские пейзажи. На противоположной стороне отрогов – другие 50 км до Тартуса – приморская густая и высокая растительность, побережье Средиземного моря, провинция Латакия. Латакию населяют преимущественно алавиты (своеобразное ответвление ислама, известное свободными нравами, нынешний президент Сирии Башар Асад из алавитов) и различные группы христиан – они в массе своей на стороне правительства. Боевые действия затронули эту область на несколько месяцев в начале войны – весной-летом 2011-ого. На границе миров, провинций Хомс и Латакия, блокпост: проверка документов и грузов. Дальше, в сторону Тартуса, блокпосты встречаются значительно реже, чем в провинции Хомс, чем на трассе Дамаск-Хомс или Дамаск-Бейрут. Зато в полях работают тракторы, рощи цитрусовых, оливок, другие сель-скохозяйственные плантации. Встречаются функционирующие промышленные предприятия. Новая проверка документов на въезде в Тартус: пост местного ополчения.
ТАРТУС-ЛАТАКИЯ
Самая безопасная автодорога в стране. Здесь мы ехали автостопом. Ловили попутку не дольше 15-20 минут. Военные посты или посты ополчения лишь на поворотах в города: Тартус, Баньяс, Джебла и сама Латакия. Вдоль трассы работают автозаправки – причем, в отличие от Дамаска, очередей к ним нет. Между Тартусом и Латакией продолжает функционировать и железная дорога: ежедневно по два пассажирских поезда в одну сторону и в другую. Двери в вагонах механические, и на станциях их надо открывать самостоятельно – проводников нет. В остальных областях железнодорожное сообщение прекратилось 2-3 года – после произошедших диверсий. До войны поезда связывали все крупнейшие города страны – это был самый дешевый общественный транспорт.
ЛАТАКИЯ-АЛЕППО
В течение 2012-ого и 2013-ого Алеппо оказывался в полном окружении антиправительственных группировок. Сирийцы сравнивают блокаду Алеппо с блокадой Ленинграда. В 2014-ом армии удалось деблокировать город. Сейчас дорога от Латакии до Алеппо стабильно контролируется правительственными силами. Из Латакии регулярно ходят пассажирские автобусы. Время в пути: 7-10 часов. Трасса проходит по узким деревенским и горным дорогам, где, чтобы разъехаться, надо съезжать на обочину – раньше они считались второстепенного или даже третьестепенного значения.
ЛАТАКИЯ-КАСАБ
Армянский городок Касаб на границе с Турцией весной 2014-ого захватили антиправительственные отряды. Три с лишним месяца армия освобождала его. Боевые действия до сих пор происходят с большей или меньшей интенсивностью в десяти километрах юго-восточнее. Погранпереход с сирийской стороны функционирует. В сожженном, изуродованном осколками и пулями здании живут и работают пограничники и таможенники. Но вот с турецкой стороны переход закрыт. Тем не менее, персонал там продолжает работать. Когда мы спросили у турецких пограничников, почему они не пропускают сирийцев и иностранцев, они ответили, что таков приказ начальства из Анкары. И с совершенно серьезными лицами предложили нам, если хотим попасть в Турцию по земле, ехать через Алеппо и переход «Баб-эль-Хава». «Баб-эль-Хава» более двух лет контролируется ИГИЛ (точнее: то Сирийской свободной армией, то исламистами – они отбивают переход друг у друга), однако, по словам турок, с турецкой стороны переход работает в обычном довоенном режиме: на въезд и выезд.
Дорога от Латакии до Касаба идет по горам вдоль морского побережья через курортный поселок Расл-Бассет. Лесистые крутые горы. Дорога живописна, но и опасна. Прежде чем пропустить маршрутку с нами, российскими гражданами, в сторону Касаба, солдаты на посту при выезде из Латакии прежде запросили обстановку на других постах по пути следования. Получив отчет, что ситуация спокойная, маршрутку пропустили дальше. Постов по дороге с десяток. На одном мы увидели желтый флаг «Хезбаллы». Транспорт на дороге, так как турецкая граница закрыта, почти не встречается. Здесь ездят, в основном, жители окрестных деревень и самого Касаба.
Города
Российские граждане, постоянно живущие в Сирии, и сами сирийцы рассказывают, что самым тяжелым периодом продолжающейся войны были зима 2012/13 и 2013 год. В 2014-ом правительственным силам удалось кардинально переломить ситуацию в свою пользу. Осажденный Алеппо был деблокирован и туда теперь стабильно доставляются гуманитарные грузы, продовольствие, товары первой необходимости. Освобождены территории, граничащие с Ливаном. Освобождены Хомс и отдельные пригороды Дамаска, которые долгое время были захвачены антиправительственными группировками. Четко обозначилась тенденция в пользу сирийской армии. И тут США и их арабские и европейские союзники объявили, что намерены бомбить север Сирии – области, где закрепилось Исламское государство Ирака и Леванты. ИГИЛ угрожает безопасности во всем мире, – объявил американский президент Барак Обама. Однако он отказался согласовывать свои действия с правительством Сирии. Авиация коалиции с сентября наносит удары по областям на севере страны. Уничтожает большей частью объекты инфраструктуры – от которой, в том числе, зависят и мирные жители. Техника и живая сила исламистов страдают не сильно. Но то, что коалиция контролирует воздушное пространство на севере страны, не позволяет использовать там авиацию сирийскому правительству. Более того, как заявил в конце октября министр иностранных дел Сирии Валид Муаллем, американские ВВС сбрасывают бомбы и на позиции правительственной армии. В сирийских городах по-прежнему, как три, два и год назад, больше всего боятся прямого вторжения США и их союзников. Однако страх проскальзывает в разговорах в свободное время – неторопливых разговорах за чашечкой кофе. На подконтрольных правительству территориях люди привыкли к длящейся четвертый год войне. Она присутствует постоянным фоном. А жизнь идет своим чередом, соседствуя с ней, даже порой забывая о ней начисто. Много и долго разговаривать о войне некогда – надо заниматься обязательными ежедневными делами. Сирийцы продолжают жить, хотя из-за границы их страна видится сплошным кровавым месивом, пепелищем, постоянно взрывающимся и хаотично стреляющим в разные стороны.
ДАМАСК
Главный детский тренд в столице этой осенью – ток-тыка. Ток-тыка – старинная арабская игрушка. Два шарика, в каждом по сквозному отверстию. Через отверстия пропущен длинный шнурок. В средней части шнурка крепится кольцо. Кольцо надевается на палец. Дети раскачивают шарики так, чтобы они ритмично бились друг об друга. Ток-тыка с появлением технологически сложных игрушек, игрушек, работающих от электричества, оказался невостребованным, забылся.
В Дамаске, как и по всей стране, проблемы с электричеством. Свет отключают от 3 до 12 часов в сутки. До половины нынешнего населения столицы составляют беженцы из разных районов страны – люди, бросившие все свое имущество на оккупированных антиправительственными группами территориях или в зоне боевых действий. Ток-тыка стал приметой именно детей-беженцев. В гостиницах, где живут беженцы, в стихийных лагерях целыми днями слышен характерный стук старинной, получившей, из-за войны, новую жизнь игрушки: тыка-тыка-тыка.
В Дамаске сотни военных постов. Административные и военные объекты на дальних подступах огорожены бетонными, преграждающими проход и проезд блоками. Чтобы попасть внутрь охраняемого периметра, надо пройти досмотр, предъявить документы. Милитаризация столицы дала свои положительные результаты: уже много месяцев подряд на улицах не взрываются заминированные автомобили и смертники.
До лета 2014-ого из пригорода Джобар Дамаск регулярно обстреливали из минометов. По одной или несколько мин за раз выпускали по центральным, самым оживленным улицам и площадям. В августе военные начали масштабную операцию по зачистке Джобара. По пригороду ежедневно работает артиллерия и авиация. Антиправительственных боевиков вытеснили дальше от столицы, в южный и восточный районы Джобара, и окружили. Обстрелы стали редким исключением. Но гул боев и черные дымы из пригорода остаются привычным фоном дней в Дамаске.
По утрам и вечерам на улицах полно молодежи. Студентам-беженцам предоставили возможность продолжать обучение в дамасских университетах. На своих сверстников-иностранцев они реагируют очень живо – первым делом спрашивают: «Чем вам помочь?». Про войну, если специально не спрашивать, говорить не будут.
В караван-сарае Асад-паши в «Старом городе» (построен в XVIII веке по приказу турецкого наместника, считается примером классической османской архитектуры) на самодельной сцене репетирует читку «Ста лет одиночества» Габриеля Гарсии Маркеса молодежный театр. Модные юноши и девушки. «На прошлой неделе читали Антона Чехова», – сообщает нам режиссер, девушка с тонким шарфиком вокруг шеи и в кофте, оголяющей плечо. На втором этаже караван-сарая в сумрачных нишах и углах сидят парочки. Показательно недовольно оглядываются на проходящих мимо – тут уже не имеет значение: гость-иностранец ты или местный. На улицах фотографировать – значит вызвать моментальную реакцию военных: потом расспросы, заставят удалить снимок. В караван-сарае Асад-паши и соседнем дворце Азема, где продолжает работать этнографический музей, – никаких проблем. Здесь и селфи, и целые фотосессии. Во дворец молодежь и взрослые заходят именно чтобы сфотографироваться на живописном фоне (дворец строили в период Османской империи и для своего времени он был примером роскоши, изобилия и архитектурного изящества).
Вечером на пешеходной улице Салия, как в мирное время: работают магазины модной одежды, дорогие рестораны, дешевые кафе и кальянные, полно гуляющих. Ни военных постов, ни патрулей – кусочек довоенного, привлекавшего ежедневно тысячи туристов Дамаска.
ЛАТАКИЯ
Административный центр самой спокойной области Сирии. Местный житель Калиль сказал нам: «Здесь вы не в Сирии. Где угодно, но не в современной Сирии». В Латакии, впрочем, как и в столице, полно беженцев. Особенно много – из Алеппо, из города и провинции. В мирное время от Латакии до Алеппо можно было доехать на машине за 2-3 часа. Дорога шла через область Идлиб. В Идлибе боевые действия не прекращаются с 2011-ого года.
Латакия город алавитский. Будучи последователями ислама, алавиты однако не принуждают своих женщин носить закрытые длинные одежды – как сунниты и представители ответвлений от суннизма. Очень светлокожие, по-европейски одетые (встречались мужчины в шортах, девушки в мини-юбках или обтягивающих брюках) горожане сегодня в приватных беседах недовольно констатируют, что «этих у нас не было раньше» – и указывают на женщин-беженок, укутанных в глухие черные наряды. На беженцев же списывают и рост криминала: особенно увеличилось число краж. «У нас город не слишком большой. В своих районах друг друга знаем. Приезжают беженцы – что от них ждать? Кто они были у себя в городе или селе? Особенно женщины с закрытыми лицами. Может, под одеждой вор или террорист?» – делится со мной латакиец Муфид. И в самой среде беженцев велико недоверие друг к другу. Процветает доносительство. Именно беженцы чаще других, по словам коренных латакийцев, пишут доносы на соседей и знакомых в «мухабарат» (госбезопасность) и полицию.
Стандартный досуг местной молодежи и взрослых мужчин – посещение кальянных. Парочки и компании солидных мужиков начинают заполнять кальянные с обеда и к вечеру найти свободное место проблематично. В каждом заведении в центре города – обязательно вай-фай. То, что в Сирии запрещен доступ к сети Facebook, – абсолютный миф. За время войны подобный запрет ни разу не вводился. Facebook’ом активно пользуется местная молодежь. И когда ты просишь нового знакомого оставить свои координаты, он сообщает номер мобильного и аккаунт в Facebook’е.
В одной из кальянных с видом на морской порт – высокие штабеля из контейнеров, портовые краны, железный лязг работы – я встретился с местным писателем Абдуллой Ахмедом, пишет он под псевдонимом «Freedom Ezabel». До войны он успел отсидеть в тюрьме за свою литературную деятельность. Тематика его текстов – эротика и неприятие религии. «Знаешь от чего эта война? – спрашивает меня Абдулла и сам же отвечает: Я писал, что Сирии нужна сексуальная революция. Что надо пересмотреть отношение нашего общества к женщине, к ее месту в обществе. Если бы наши женщины были достаточно эмансипированы, то они не допустили бы этой войны». И он злобно комментирует, когда мимо проходят замотанные с ног до головы в черное суннитские женщины.
В Латакии богата и влиятельна православная община. За последние три года на свои средства она частично отстроила монастырь Дейр-Сайдии в 20 км от города. Стройка продолжается. В монастыре пока служат двое монахов. Церковь в современном, в духе конструктивизма, архитектурном стиле. Традиционная планировка православного храма совмещена с новейшими материалами и технологиями. Стена, где располагается вход, и две боковые стены полностью выполнены из стекла. Задняя стена и алтарь – из камня. Иконы – греческие, русские и арабские. Деревянные скамьи со спинками, на которых вырезаны двуглавые орлы. Настоятель – отец Михаил – по вечерам с прихожанками занимается плетением из бисера сувениров. Стрекотание ночных насекомых, запах мандариновой рощи. Отец Михаил худощав, голос у него тихий. Он говорит, что самое большое чудо для него среди происходящей войны, что по-прежнему есть возможность молиться Богу. «Значит – жизнь продолжается», – с улыбкой резюмирует он.
КАСАБ
В 2013-ом правительство Сирии при посредничестве России договорилось с ООН об уничтожении своих арсеналов химического оружия. Наличие подобных вооружений у Сирии являлось одной из причин, почему США и их союзники предлагали нанести авиаудары по базам и позициям сирийской армии. С января 2014-ого года контейнеры с токсичными химикатами вывозились из порта Латакии под охраной российских и китайских военных кораблей в международные воды, где их уничтожали на специальном судне.
21 марта, когда операция по вывозу химического оружия продолжалась, на армянский городок Касаб, полторы тысячи жителей, с турецкой территории напали отряды боевиков-исламистов. Касаб стоит на границе – граница в прямом смысле «сразу за околицей». От него до Латакии по автотрассе 49 километров. Сирийские власти уверены, что исламисты пытались прорваться в порт, к химическому оружию. Армия оперативно отреагировала и зажала боевиков в городе и окрестных деревнях. Армянское население эвакуировали. Часть эвакуированных армян через Турцию и Грузию уехала в Россию (об этом мне рассказывал офицер ФСБ, служащий на российско-грузинской границе). Как утверждают сирийские военные, в боевых действиях на стороне исламистов принимала участие турецкая армия. Турецкие вертолеты обстреливали позиции сирийцев. Раненых исламистов вывозили на турецкую территорию. В июне, когда закончилась операция по вывозу химического оружия, антиправительственные отряды отступили из Касаба. Правда, они закрепились в горах юго-восточнее, в 10 км от города и держатся там до сих пор.
Централизованное водоснабжение и электричество в Касабе по-прежнему не восстановлено. Дома на окраинах разбиты до фундамента. Здания в центре – на их стенах следы осколков и пуль, некоторые пострадали от пожаров. Асфальт и тротуары взломаны гусеницами бронетехники. Октябрь – пора цветения жасмина. На улицах густой жасминовый аромат. Вокруг города горы изрыты окопами, сгоревшие или перебитые армейским железом деревья. Горожане не решаются возвращаться сюда на постоянное жительство. Приезжают в светлое время суток, чтобы заниматься ремонтом. Самые отчаянные – старики. Они продолжают здесь жить и тихо рассуждают о вечности и бренности. Продукты им привозят родственники.
В мирное время Касаб считался одним из красивейших мест Сирии. Великолепные сады, густые хвойные леса, крутые горы, лежащие словно складки на платье. До пляжей Средиземного моря 15 километров. Завидное место жительства. Латакийская элита покупала себе дачи в окрестностях Касаба.
Сегодня – Касаб считается самым беспокойным местом в провинции. Ведь «прямо за околицей» турецкая граница – подлая турецкая граница, коварная и предательская.
Культурно-исторические потери
До войны Сирию называли «Музей под открытым небом». По обилию масштабных древностей она могла сравниться, пожалуй, с Индией и Ираном. Руины античной Пальмиры, окруженные башнями-гробницами, гигантские водохранилища-термы и христианские храмы Сергиополиса в центре пустыни, уникальный православный монастырь Маалюля, где продолжали разговаривать на языке Иисуса Христа, месопотамская крепость Калаат-Джабар, гора Касьюн над Дамаском, на вершине которой свершилось первое библейское преступление – Каин убил Авеля… Сирия была пронизана всем тем, что нам, российским гражданам, известно лишь по учебникам истории и научно-популярным фильмам. Около двух лет назад правительство страны вынуждено было принять решение о закрытии большинства музеев, а то, что возможно, переместить в безопасные хранилища. По оценкам на конец 2013-ого года, в результате продолжающейся войны пострадали, как минимум, 289 объектов исторического наследия.
На вершине горы Касьюн сейчас дислоцируется сирийская артиллерия, которая обстреливает позиции антиправительственных боевиков в пригородах Джобар и Дума. Монастырь Маалюля был разрушен и осквернен в прошлом году бандами антиправительственных экстремистов. В ходе боев уничтожены рынки Алеппо, известные со времен Александра Македонского. В мае 2013-ого был обстрелян артиллерией (спорно, кто стрелял: армия или антиправительственные боевики, они валят вину друг на друга) и разрушен уникальный подвесной мост через Евфрат в городе Дейр-эз-Зор. Объекты всемирного значения Дура-Еуропос, шумерский город Мари, один из старейших полисов Месопотамии Эбла находятся в районах, подконтрольных ИГИЛ – что с ними, нет никакой информации. Но известно, что различные сирийские реликвии появляются на антикварных рынках Ливана, Турции, США и Евросоюза. По мнению самих сирийцев, антиправительственные группировки целенаправленно уничтожают и разворовывают их древности.
Без официальных делегаций, без специальных разрешений от правительственных учреждений нам удалось посетить несколько важнейших культурно-исторических объектов, которые в настоящее время закрыты. Нас допустили туда просто потому, что «нахну мин Русия» («мы из России» по-арабски, это просто волшебная формулировка на территории, подконтрольной армии сирий-ского правительства).
ДАМАССКАЯ КРЕПОСТЬ
Рынок Хамидия в «Старом городе» Дамаска – одно из немногих мест, которое не изменилось из-за войны. Вязкое движение восточного базара не нарушает протяжный гул артиллерии и трескотня автоматных перестрелок из пригородов. Туристы, хотя они сейчас чрезвычайно редкое явление, как три-четыре года назад, вызывают многословную реакцию торговцев. «Добро пожаловать в мой магазин. У меня прекрасный товар, высшее качество. Хотя бы зайдите ко мне попить кофе», – обычно торговцы обращаются на английском. Многовековой стеной к Хамидии примыкает Дамасская крепость.
На входе в крепость скучают, сидя на пластмассовых стульях, выставив на низкий столик чай и кофе, бывшие экскурсоводы – теперь они в роли охранников. После недолгих переговоров и однократного упоминания, что мы из России, экскурсоводы-охранники соглашаются показать нам крепость. Нас сопровождает православный палестинец по имени Джихад. В свое время он писал дипломную работу по Дамасской крепости – ее архитектуре и культурном значении для Сирии. Несколько лет подряд в крепости проводилась масштабная реконструкция – поэтому вход для туристов был закрыт (исключения делались для высоких официальных делегаций). Реконструкция должна была завершиться к концу 2011-ого. Из-за войны финансирование проекта прекратилось – деньги государству понадобились для других целей. Мы ходим по коридорам, лестницам и башням, куда нога туриста не ступала много лет. С восточной башни отлично видны черные ленты дыма из Джобара – там с ночи не стихает перестрелка. «Только не фотографируйте, а то могут быть проблемы с военными», – предупреждает Джихад. Фотографируем, спустившись внутрь башни, из бойниц для лучников.
Залы с колоннами и арочными потолками – построены по приказу брата знаменитого Салах-ад-Дина султана Малика Адиля в XIII веке. На стенах плазменные мониторы, по углам лампы дополнительной подсветки, стенды с планами крепости и описаниями ее истории на английском и арабском – все под толстым слоем пыли. Они пока ни разу не использовались по назначению. Джихад проводит нас через прозрачные пластиковые двери в зал со стойкой для встречи гостей. «За этой стойкой я должен работать», – тоскливо улыбается Джихад. «Я должен встречать гостей, отвечать на их вопросы, раздавать бесплатные брошюры», – продолжает он. Я случайно опираюсь на стойку локтем – остается коричневый след от пыли. «Видите? – Джихад указывает на грязный след на моем локте. – Это то, что боевики пытаются оставить от нашей истории».
КРЕПОСТЬ МАРКАБ
Маркаб стоит на высокой, почти полкилометра над уровнем моря, горе на средиземноморском побережье, напротив города Баньяс. Склоны горы очень крутые, почти лишены растительности, к крепости ведет единственная асфальтовая дорога. Английский шпион и участник арабских антиосманских восстаний Лоуренс Аравийский назвал крепость Маркаб “лучшим фортификационным сооружением латинян на Ближнем Востоке”.
Весной-летом 2011-ого года в суннитских кварталах Баньяса происходили антиправительственные выступления. Боевикам удалось захватить Маркаб. Они были настолько уверены в его неприступности, что устроили там крупные склады оружия и боеприпасов. Два месяца из крепости обстреливались близлежащие деревни, где живут мусульмане, православные и католики. Спецназ сирийской армии без использования тяжелых вооружений, десантировавшись с вертолета, взял Маркаб штурмом. С тех пор крепость находится под охраной сирийских военных и ополченцев из окрестных деревень.
Нас сирийцы первым делом повели смотреть сохранившиеся православные фрески. Крепость Маркаб была построена арабами в середине XI века. В начале XII века ее ненадолго, на 15 лет, захватили византийцы – они возвели православную часовню и расписали ее внутренности фресками. В 1118 году византийцы продали крепость крестоносцам из Антиохийского герцогства, а те через 50 лет передали ее Ордену госпитальеров. Госпитальеры достроили значительную часть оборонительных сооружений, дополнительно обустроили внутренние помещения. Выложенные из черных тесаных блоков внешние стены и круглые башни производили сильное, мрачное впечатление. Многократный победитель крестоносцев султан Египта и Сирии Салах-ад-Дин в 1188 году подошел к Маркабу. Однако не решился отправлять свое войско на штурм и отступил. Крепость оставалась одним из последних оплотов католиков на Ближнем Востоке. В 1285-ом году после 5-недельной осады ее взяли мамлюки. Они переделали католический храм, к нему примыкала скромная византийская часовня, в мечеть – в южной стене устроили михраб. Фрески закрыли толстым слоем штукатурки. Их случайно обнаружили в 1970-ых, когда кусок штукатурки отвалился. Даже в мирное время церковь-мечеть и часовня были недоступны для туристов – в них велись затяжные исследовательские и реставрационные работы. Фрески с ликами святых открыты лишь на сводах, на стенах штукатурка пока сохраняется. У святых по обычаю мусульман-фанатиков выковыряны глаза – в Средние века да и позднее, если мусульмане-фанатики ленились полностью уничтожать христианские изображения людей, они просто выковыривали или замазывали им глаза.
Наши экскурсоводы – ополченцы: на них камуфляжная форма, у одного разгрузка с дополнительными магазинами, штык-ножом и в руках автомат Калашникова калибра 7,62 мм. Идем в верхние помещения. На крыше донжона водосборник, канава для стока и примитивный фильтр, устроенный еще крестоносцами. Ополченцы продолжают пользоваться старинным водосборником. Сверху вид на многие километры вокруг: на западе море до горизонта, на востоке, юге и севере высокие волны гор. Показывая на дальние восточные горы, ополченцы говорят: «Там Даиш». «Даиш» – арабский акроним, расшифровывается: аль-Даули аль-Исламия фи аль-Ирак ва-аль Шам (по-русски – Исламское государства Ирака и Леванты).
Живут ополченцы в султанской диванхане-канцелярии. В некогда роскошно обставленном помещении теперь железные койки, штабеля деревянных ящиков с боеприпасами, сейф с оружием, на полу газовая горелка с чайником. Обедают за каменным столом крестоносцев. Из большого арочного окна вид на Баньяс и автодорогу, идущую вдоль всего средиземноморского побережья Сирии.
ФИНИКИЙСКИЙ УГАРИТ
Поселению Угарит на берегу Средиземного моря около 8 тысяч лет. Интернационал ученых считает его одним из эпицентров появления письменности. Здесь найдены клинописные тексты, которым 3,5 тысячи лет.
Расцвет города Угарит приходится на второе тысячелетие до нашей эры. Крупный торговый порт финикийцев. Самые древние тексты – бухгалтерская отчетность: кому, сколько, что продано или, наоборот, куплено. Найдены и тысячи других глиняных табличек, в которых подробно описаны верования угаритцев, есть и литературные произведения. Раскопки на развалинах Угарита велись с 1929-ого года. Откопаны громадный царский дворец, царская и жреческая библиотеки, жилые дома, главная улица, крепостные стены… Площадь города 25 гектаров. Своеобразная архитектура – конусовидный тоннель, ведущий в царский дворец, фундаменты зданий из плитняка, стены из обтесанных до идеальной гладкости огромных блоков, подвалы в жилых домах, прямые улицы. В дома, дворец и храмы обязательно каменные ступени. Угарит был роскошным городом. Близостью к нему, к его истории гордится Латакия. От Латакии до Угарита 12 км вдоль морского берега. Местные школьники на факультативных занятиях изучают угаритский язык, угаритскую письменность, мастерят различные поделки с надписями на угаритском. До войны руины финикийского порта являлись одним из популярнейших туристических объектов – наравне с Пальмирой и Краком де Шевалье.
Вооруженные столкновения в Латакии происходили в самом начале войны – летом 2011-ого. Тогда в город проникли антиправительственные формирования. Армия, полиция и местное ополчение оперативно их локализовали. С тех пор Латакия оазис спокойствия в воюющей Сирии. Тем не менее, государственный музей в самом городе закрыт, закрыты для доступа и руины Угарита.
На наше «мы из России» охранник говорит: «Добро пожаловать», – и разрешает нам свободно, без сопровождения осмотреть руины. За ними продолжают ухаживать. Выкашивают и вырубают быстро размножающуюся южную растительность. В аккуратные стога сложены сухие травы-бурьяны и ветки кустов. Таблички-указатели чистят от вьюнов. Сохранившиеся стены домов выше человеческого роста – за ними приятная тень среди изнуряюще жаркого дня. По камням ползают длинные саламандры.
Здание, в котором располагалась экспозиция глиняных угарит-ских табличек, теперь используется охраной. Сами таблички вывезены в специализированные хранилища.
Сирийцы очень трепетно относятся к своему культурно-историче-скому наследию. Мы ни разу не услышали от них фразы вроде: «Тут война, а вы достопримечательностями интересуетесь, делать больше нечего?» Наоборот. Сирийцы, кажется, гордятся, что во время продолжающейся четвертый год войны они могут показать, как и что им удается сохранить. Гордятся, что, кроме боевых действий, иностранцев продолжает интересовать история их предков.
РОССИЙСКИЕ БЕЖЕНЦЫ
Над центром Дамаска разворачивается истребитель сирийской армии – заходит для атаки на Джобар. От «Старого города», торгово-исторической сердцевины Дамаска, до Джобара 15-20 минут быстрой ходьбы. 3-летняя Лиля спрашивает русскую маму Татьяну: «Мама, это самолет, который заберет нас в Россию?» Гул боя в Джобаре слышен в центре сирийской столицы. Татьяна отвечает: «Да, но этот самолет ждет, когда мы доделаем все документы».
У Татьяны четверо детей. Муж – сириец. Она вышла замуж еще в советское время. Переехала в сирийский город Ракку – к родителям мужа. Жили, однако, на две страны. Двое детей родились в России, двое – в Ракке. Имена у детей двойные: арабское и обязательно эквивалентное ему русское. Ракка – административный центр одноименной области, ничем особо не выдающийся, небогатый. Для обильной на исторические достопримечательности Сирии – скудный. От былых времен в Ракке сохранились лишь 400-летние каменные Багдадские ворота – высокая стрельчатая арка и фигурно выложенные бурые кирпичи поверх нее. Местные власти оградили ворота металлическим забором как единственную и важнейшую достопримечательность. Хотя подобные развалины путеводители по Сирии даже не упоминают – слишком незначительны. В единственном оставшемся от французских колонистов здании устроили музей. Через город проходит река Евфрат, но в этом течении она мелководна, узка, совсем не напоминает великую реку, давшую начало древнейшим человеческим цивилизациям. В общем, попадание туриста в Ракку было чистым недоразумением. Но постепенно увеличивалось количество русских жен и русскоговорящих детей. И достигло такого уровня, что в 2010-ом году в городе был открыт Русский культурный центр. О том, с каким великолепным радушием жители Ракки и окрестных деревень относились к русским, знаю по себе. В январе 2012-го я провел там несколько дней. Из гостей там можно было не вылезать неделями – особенно в деревнях.
Когда в Сирии началась война, Ракка – и город, и область – долгое время оставались тихим и спокойным местом. Никаких митингов против Башара Асада не было. Захват города объединенными силами Сирийской свободной армии и отрядами салафитов стал полной неожиданностью для местных. Без боя правительственная армия весной 2013-ого оставила город, антиправительственные силы его заняли. «Как-то утром просыпаемся, а город весь увешан флагами Сирийской свободной армии», – рассказывает Татьяна. К русским ССА относилась неприязненно. Хотя никаких откровенных репрессий не проводила. Женщинам, ходившим до того, в том, в чем захочется, пришлось одеться в более традиционные для мусульманского общества наряды – платки, длинные платья.
В январе 2014-го с тяжелыми боями силы ССА из Ракки выбили боевики Исламского государства Ирака и Леванты. 10 дней после захвата города ИГИЛ не было ни воды, ни света, ни еды. «Из дома невозможно было выйти. Даже страшно было чуть-чуть приоткрыть дверь – мог застрелить снайпер», – рассказывает Татьяна. В отличие от ССА, состоявшей исключительно из сирийцев, ИГИЛ представляло собой интернационал. Большое количество таджиков, азербайджанцев и чеченцев. «Есть у них уйгуры из Китая, европейцы, алжирцы, американцы. У них сирийцев почти нет, совсем-совсем мало», – добавляет подробностей старший сын Татьяны 16-летний Саша. Он три дня просидел в тюрьме ИГИЛ. Патруль исламистов увидел, что он во дворе школы разговаривает с девочкой, которая не является его родственницей. За это забрали в тюрьму. Родителям не сообщили. «Кормят у них хорошо. У нас в городе голод наступил, когда исламисты пришли: заработков нет, еду у крестьян они для себя отбирают. Нам есть нечего, а исламисты недоеденные куски выбрасывают в мусор», – продолжает Саша. Женщин ИГИЛ заставило обрядиться в закрытые одежды, наподобие тех, которые носят в Саудовской Аравии: все черное, только глаза открыты, черные перчатки, черная обувь. Школы еще некоторое время продолжали функционировать, но дочери Татьяны отказывались туда ходить, потому что не хотели наряжаться в черные, удушающие одежды – сидели дома. Позже все старые школы закрыли и открыли вместо них религиозные. Христианские церкви были сожжены. Огромная шиитская мечеть Увайс аль-Карни, построенная на деньги Ирана, была разрушена до основания. Татьяне пришлось формально принять ислам. ИГИЛ объявило, что все немусульмане должны ежегодно выплачивать налог – 1000 долларов США. Православная Татьяна получила в мечети бумажное свидетельство, что отныне она исповедует ислам – у ее семейства лишних денег на религиозные налоги нет.
Ракка превратилась в столицу ИГИЛ. На улицах исламисты совершали публичные казни: отрубали головы. Головы рубили виновным в тяжких криминальных преступлениях и заподозренным в сотрудничестве с ССА или правительственными силами. Специально жителей города на казни не сгоняли. Исламисты собирались своей группой, вершили суд и быстро исполняли приговор. Если поблизости оказывались дети, их не прогоняли. Местные жители вмешаться в происходящее просто боялись – чтобы не стать следующей жертвой. Сирийские лиры в городе больше не использовались – вместо них доллары. В автобусах, в магазинах, на базарах – только доллары США. Те из иностранных исламистов, которые говорили по-арабски, пользовались классическим арабским, языком, на котором написан Коран. «Нам их трудно понять. У нас-то диалект шалауи (на русский переводится «деревенский», «деревенщина», диалект крестьян на севере Сирии – РА)», – рассказывает Татьяна. Вслед за исламистами в городе появились их семьи. Причем, своим детям и женам исламисты раздали стрелковое оружие. Обряженные в непрозрачные черные одежды женщины ходили с автоматами Калашникова через плечо. Сирийцам, пожелавшим покинуть город, не мешали. Между Раккой и территорией, подконтрольной сирийской правительственной армии, продолжали курсировать автобусы. Можно было, например, прямым автобусом доехать до Дамаска – за 80 долларов. «Хочешь жить в Ракке, живи по их законам. Не хочешь – уезжай. Но под их законами невозможно жить, они создают такие условия, чтобы сирийцы уезжали. ИГИЛ зачищает нашу землю для себя, для своего государства», – рассуждает Саша.
Те, кто выезжал на территорию, подконтрольную силам Башара Асада, и возвращался, рассказывали, что солдаты обещают, что вот-вот начнут наступление и освободят город. Татьяна и ее муж надеялись. Многие жители на это надеялись и не уезжали из города. Сирийская авиация бомбила позиции исламистов в Ракке. Когда происходили налеты, 3-летняя Лиля истерически кричала от страха. Но армия не шла. Отцу семейства пришлось уехать на заработки в Турцию. Оттуда высылал деньги. Татьяна решила, что пора уезжать из Ракки, когда узнала, что исламисты могут забрать себе в жены ее 13-летнюю дочь без согласия родителей. Сели в автобус и без каких-либо проблем выехали на территорию подконтрольную силам Башара Асада.
Пятый месяц Татьяна с детьми живет в гостинице в Дамаске. За исключением трех известнейших и самых дорогих гостиниц столицы: «Шам», «Четыре сезона» и «Дама Роуз», где селятся обычно иностранные журналисты и делегации, – остальные забиты беженцами из разных районов страны. Некоторые приехали из пригородов Дамаска всего на несколько дней – ни одежды, ни других необходимых вещей с собой не взяли. Надеялись, что их район, захваченный антиправительственными группами, армия Башара Асада быстро освободит. Но вынуждены оставаться в гостинице месяцами. Как, например, соседи Татьяны – семья из Восточной Гуты: думали, что приехали на один день, а живут второй месяц. Они даже не знают: цел ли их дом – в их районе продолжаются бои. Татьяна больше не верит, wrn когда-нибудь вернется в Ракку. Она видела парад ИГИЛ, когда исламисты пригнали военную технику, захваченную в начале весны в Ираке, в город: танки, броневики, артиллерия – она не верит, что такую армию возможно победить. «Сирия больше не будет прежней».
Сейчас Татьяна занята оформлением документов, чтобы увезти детей в Россию. Ожидания и бюрократическая морока с российским посольством в Дамаске. Семья, лишившаяся всего своего имущества, вынуждена платить российскому посольству десятки тысяч сирийских лир (сотни долларов) за каждую справку. Никаких скидок от МИДовских чиновников получить невозможно – чиновники сухо ссылаются на правила и инструкции.
Я слушаю рассказы Татьяны и ее детей несколько часов, до поздней ночи. По сирийской традиции – параллельно с разговором мы пьем крепчайший кофе «мырра» и едим местные сладости. У троих младших детей по ток-тыку. Они время от времени принимаются ими играть: тыка-тыка-тыка. С наступлением темноты интенсивнее гул боя в Джобаре. Саша говорит, что ему пора идти смотреть футбол: сегодня играет «Реал» против «Ливерпуля» – футбол транслируют на большом мониторе на первом этаже гостиницы. «Когда мы приедем в Россию, я хочу стать игроком московского ЦСКА», – делится Саша. Другие дети Татьяны еще не знают, кем хотят быть в России. Но они уверены, что там им будет лучше, чем в Сирии.
ОДИССЕИ ИЗ ИТАКИ
Итак, турки не пустили нас через Касаб. А возвращаться в Россию мы планировали автостопом – только автостопом. Лететь из Дамаска в Москву нам стоило бы 40 тысяч рублей на двоих – таких денег у нас не было. Сирийцы подсказали другой вариант попадания в Турцию. Из Латакии в турецкий Мерсин дважды в неделю плавает корабль. Все оставшиеся свои деньги – недостающую часть суммы пришлось одолжить в монастыре Дейр-Сайдии, у отца Михаила – мы заплатили за билеты на корабль.
Пассажиры (чуть позже мы узнали, что кроме нас – все остальные сирийцы, рейсами из Латакии в Мерсин пользуются беженцы, до войны пассажирского морского сообщения между этими портами не было) начали собираться перед входом в порт более чем за час до регистрации на рейс. Таможенно-пограничный терминал за железными воротами и вооруженной охраной. Наконец вышел человек и объявил, что пассажирам необходимо пройти досмотр перед входом внутрь: личный и показать багаж. Нас, как иностранцев, пропустили вперед и без длительной мороки с досмотром.
В терминале мы уплатили выездную пошлину – 1150 местных лир с человека, пограничник шлепнул штампы в паспорта и мы пошли к кораблю. Корабль – речной советский катамаран-теплоход под молдавским флагом и с турецкой командой. Отплытие было назначено на 12:00. Но его задержали на 4 часа. Сирийцы-беженцы проходили дотошный осмотр, проверку документов, опрос – видимо, пограничники боялись, что среди уплывающих просочатся антиправительственные элементы, экстремисты, террористы. Прошедшие проверку и прибывшие на корабль снова здоровались и обнимались с теми, кто смог пройти проверку раньше – это походило на встречу старых друзей, не видевшихся миллион лет. Несколько раз пассажирский салон осматривали пограничники – сверяли фамилии пассажиров со списками зарегистрированных на рейс. Турецкая команда вела себя безучастно: привыкли к подобным ситуациям. Несколько раз начинался и заканчивался дождь. 4 с лишним часа мы видели за окном один и тот же пейзаж: портовую, в османском стиле, мечеть, пришвартованные буксиры и сторожевые катера сирийского военно-морского флота. Под катамараном зеленая прозрачная вода: мелкие рыбешки выискивали корм среди водорослей, прилипших, приросших к причалу. Кого-то еще допустили на катер: радостные вскрики и аплодисменты в пассажирском салоне.
Наконец все собравшиеся пассажиры вываливаются на палубу на корме. Прошло 4 часа, как мы должны выйти в море. Владелец катамарана ругается с начальством пограничников, требует, чтобы его судно отпустили или оформляли документы на задержание. Пограничники, ссутулившиеся, улыбаются и оправдываются. Через десять минут команда убирает трап – отчаливаем. Все полторы сотни сирийцев-беженцев на палубе: фотографируют, снимают на видео удаляющийся портовый терминал, прощально машут пограничникам. Ссутулившиеся пограничники мрачны – ни одного прощального взмаха в ответ, руки заложены за спины или сложены на груди. Составленная из кубиков домов и рогатин портовых кранов Латакия удаляется. Радостные лица беженцев. Мы с Настей вспоминаем очерк Бориса Щербакова о том, как спешили покинуть Владивосток части белогвардейцев в октябре 1922-го. Очерк назывался «Одиссеи без Итаки». Белогвардейцы и беженцы радовались, что смогли удрать вовремя из города, к которому подступала Красная армия. Чем дальше уходила их флотилия от российских берегов, тем больше недоумения и досады – они плыли в никуда. Они потеряли родину. Унизительное подчинение правилам в корейских и китайских портах. Унизительные переговоры, чтобы им разрешили где-то задержаться, пополнить запасы воды и провианта. Скитания без видимого финала. Сирийцы на катамаране радовались, что им удалось вырваться, выдраться из воюющей четвертый год родной страны. Они расспрашивали нас: были ли мы в Турции, как там живут люди. Они представляли себе Турцию более комфортной для жизни, чем Сирия, – «землей обетованной».
Через 6 часов прибыли в пенящийся ночными огнями Мерсин. Когда сошли на сушу, неожиданно обнаружилось, что среди пассажиров есть женщины, замотанные в черные длиннополые одежды, а лица их закрыты – пока грузились, ждали и плыли – ни одной не видели. «Замотанные» появились именно на турецком берегу. Они вели себя наглее остальных – толкались, спешили затащить множество своих сумок на таможенный досмотр, перекрывая совершенно проход другим. Турки попросили меня и Настю пройти впереди беженцев – как единственных не сирийцев. Мы вышли из порта. Встречающих было не больше десятка. И мы поехали дальше – домой, в Россию.
Дамаск – Москва, 2014
