Этот текст не претендует на анализ ситуации в Луганской народной республике (ЛНР), всеохватность и объективность. Это – не журналистский материал. Это – записки очевидца. Краткие, отрывочные, мгновенные картинки, впечатления, эмоции. Луганск – фронтовой город, война идет уже и в самом городе (действия диверсантов, бомбардировки авиации и артиллерии). Я вижу происходящее через призму минометного взвода батальона «Заря». Использую в записках терминологию бойцов. Ключевые термины – «укры» и «наши». Укры – это враг, это те, кто виноват в войне: украинская армия, олигархи, иностранные наемники, карательные батальоны, участники «майданов». Наши – ополчение ЛНР и ДНР, казаки, все те группы, отряды и подразделения, которые обороняют Донбасс от нападения укров.
ДОБРОВОЛЬЦЫ
Луганчанин Сашко страшно матерится, сидя на своей койке в казарме. Он пришел в батальон шесть дней назад. Шесть дней ожидания – в хозяйственных нарядах по кухне, по уборке, по чистке оружия. Шесть томительных, изнурительных дней. Сашко пришел воевать, а приходится чистить картошку, мести плац, перебирать морковку, переставлять ящики. С ним в комнате еще семеро таких же добровольцев – пришли одновременно, в тот же день, что и Сашко. Шестеро – уроженцы Украины, один – из России. Все хотят воевать, но – хозяйственные наряды. Командиры говорят: «Подождите, успеете». Надо ждать распределения в боевые части, затем учеба, затем воевать. Распределяют по боевым частям, когда командование батальона «Заря» вооруженных сил ЛНР решит доукомплектовать части. Поток добровольцев есть, стабильный, и, бессмысленно скрывать, – много людей приезжает из России. Приходили из комендантской роты – звали к себе, говорили, что нужно 10 новобранцев. Приходили из оружейки, звали к себе: учет, выдача и приемка боеприпасов. Комендатура и оружейка – не фронтовые части. Ни Сашко, никто из его соседей по комнате не пошли туда. Шесть дней. Сашко возвращается в комнату вечером из наряда и узнает: семеро соседей определены в минометный взвод. Приходил командир взвода, спрашивал желающих. Соседи по комнате уже пишут рапорта на оружие, завтра получат АК-74, патроны, подсумки, магазины. Сашко страшно матерится – смысл прост: «Почему за меня не попросили?! Надо держаться друг друга, а вы меня бросили. Надо было просить командира минометчиков взять и меня». Он уходит на улицу курить, до отбоя ни с кем из соседей не разговаривает.
ОБСТРЕЛ
В четыре утра грохот, стон и треск камня. Мне снилось, что у меня лучшая в мире профессия – раздавать игрушки детям, звучала музыка из советского мультфильма. Вдруг сон и музыку накрыл грохот. Вскакиваем с коек. Кто-то спал одетым, кто-то хватает одежду и в трусах и тапочках бегут на улицу. Синий свет раннего утра. От соседнего здания – больницы – змеится черный дым. Вход в бомбоубежище. Внизу, внутри – ряды лавок и стульев – персонал больницы, бойцы, спустя полчаса приходят жители близлежащих домов с плотно набитыми сумками. В бомбоубежище вкатывается гул от нового разрыва. Тихие разговоры, почти шепот. Детский голос: «А я совсем не испугалась. Мам, ты испугалась, а я нет. Я спокойно собралась и взяла тебя за руку».
Трое добровольцев, пришедших несколько дней назад, в бою не бывавших, раньше не видевших взрывов, после обстрела пишут рапорта на увольнение. Ополчение ЛНР – добровольческое формирование, никакого принуждения. Комбат подписывает рапорта. Люди, не став бойцами, расходятся по домам.
ЛНР
Очертания ЛНР, земли, которую мы тут защищаем, почти для каждого свои. Для одних ЛНР – это только Луганск. Для других – бывшая Луганская область Украины. Третьи считают, что в состав республики должны войти Киев и Одесса. Четвертые уверены, что если погибнет ЛНР, то война начнется уже в России. Есть такие, для которых ЛНР – это война против западных ценностей.
РУССКИЕ И ПРАВОСЛАВНЫЕ
Идеологический хребет ополчения, стержневая идея – мы представляем русский мир, укры пытаются уничтожить, искоренить русский мир. Можно быть социалистом, буржуем, гопником – нас объединяет понятие русский мир, хотя оно размыто так же, как границы ЛНР.
У многих бойцов, у подавляющего большинства бойцов – православные нательные кресты. У некоторых обереги с молитвами намотаны на запястья. В соседней больнице, за территорией базы батальона «Заря» – церковь. Перед боем, после боя, просто в свободное время многие ходят туда.
Я и еще несколько бойцов сидим на лавке перед плацем. Кто-то из наших сходил в церковь, набрал «святой воды» в пластиковый одноразовый стаканчик. Стаканчик идет по кругу – «Мне оставьте», «И мне дай».
Выезжаем на боевое задание. Команда – «По машинам». Загрузились. Сидим, упираясь локтями и боками друг в друга, – некоторые крестятся.
КАЗАРМА
Наша казарма – бывшее здание областного военкомата. Для новых добровольцев надо расчищать комнаты. Комнаты забиты архивами, устаревшим оборудованием, хламом с инвентарными номерами. Всякая мелочь, мусор – сейчас, во время войны, видна ее бессмысленность, никчемность. Грудами бессмысленности захламляли себя и других, годы, целые десятилетия кадровые украинские военные, служившие в военкомате. Разодранные архивы уходят в туалеты, на хозяйственные нужды. У меня промокла обувь за четыре часа под дождем во время боевого выезда. Набиваю кроссовки личными делами родившихся в Ленинском районе Луганска в 1984 году. Выдираю листы из подшивок, фотографии – отрываю – их в мусор, скомканные листы в кроссовки. Иван из Лисичанска от скуки набирает несколько личных дел своих сверстников и читает по вечерам.
Окна в казарме укреплены и закрыты. На крыше дежурят расчеты ПЗРК (переносных зенитно-ракетных комплексов). За чистотой в комнатах следим сами – без принуждения командиров. Однако отличительная черта уроженцев Украины, уроженцев южных областей России – они везде, где селятся, пусть даже на совсем короткий срок, стараются обустроить дом. Их заслуга, что в комнатах появляются холодильники, телевизоры, постельное белье, посуда, по стенам развешивают картинки – никакой эротики, военная агитация, пейзажи.
ЛУГАНСК
Я не бывал в Луганске до войны. Когда ехал сюда, представлял себе его промышленным облезлым городом в бедной расцветке и скудной зелени тополей. Вижу город сквозь сетки оружия – когда выезжаем на боевое задание. Времени погулять по городу нет, укры стянулись вокруг, частые задания. Выезд – в машине автоматы с пристегнутыми магазинами просеивают виды города. Позиции: город в стороне от нас – за росчерками минометов, налипами зарядных ящиков. Город не бледен – даже его руинные здания очень живописны. Томная обшарпанность южного города. Дома-хаты под четырехскатными крышами и с длинными плетьми глухих заборов в частном секторе. Центр города в духе сталинского ампира – каменные балконы, острые портики, колонны, два симметричных «Дома со шпилями» с советскими звездами, колонные арки стадиона «Авангард» и парков, готическая гостиница «Украина». Позади краеведческого музея, в тени деревьев столетние трофейные английские танки – бронированные стальные ромбы, обтянутые гусеницами. По-южному обильные формы местных женщин. Мужчины, как правило, низкорослые, а после 35 лет животасты. Граффити в цветах российских флагов, надписи: «Луганск – русский город», «Мы – русские» и тому подобные.
В супермаркете возле базы батальона «Заря» к своему удивлению нахожу настоящую турецкую пахлаву. Правильно приготовленная, традиционная рецептура. Во Владивостоке такой не найдешь. В Москве подобная чрезвычайно дорога. Здесь – 150 рублей за килограмм на российские деньги. В Турции дороже.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ВЫЕЗД
Весь день мы поддерживали огнем наступление наших. Укры отошли со своих позиций на полкилометра. Позиции заняли наши. Мы вернулись в казарму. Почистили стволы, смазали двуноги-лафеты, сходили в баню. Отбой. Вбегает командир – «Полная боевая». Грузимся. Минометы, зарядные ящики, лопаты, ломы, контейнеры с порохом. Рассаживаемся по лавкам, магазины пристегиваем к автоматам. Напряженное молчание перед выездом – как обычно. Ждем, когда тронутся машины. Командир шипит рацией, ходит возле машин. Вдруг команда: «Отбой». Бойцы кряхтя, сплевывая, ворча вылезают из кузова. Мы из боевой группы сразу превращаемся в очередь за дефицитной колбасой – расслабленные, вперевалочку, автоматы висят кое-как, разгрузки расстегнуты. Разбредаемся по комнатам.
Наши отбили атаку укров своими силами.
«ОТВЕТКА»
Долго и последовательно по секторам обстреливаем аэропорт. В аэропорту засели укры. С ними вели долгие переговоры. Они отказались перейти на нашу сторону, отказались сложить оружие. Теперь мы их подавляем, зачищаем. Наши позиции вдоль автомобильной дороги. Нас отлично видно из близлежащего коттеджного поселка, видно из полей.
Отстрелялись. Собираемся. Горячие стволы минометов, прожигающие перчатки, закидываем в кузов. Туда же испачканные в земле лафеты-двуноги. Поверху зашелестело – по нам летит мина. Запрыгиваем в любые углубления – прижимаемся к земле. Разрыв – 50 метров в стороне, в низине, застолбился белый дым. Нас вычислили. Укры на нас навели минометы. Первый был пристрелочный. У нас есть минут пять-семь, пока укры сменят наводку. Добираем свою амуницию. Через полминуты – шелестит, мина, опять прижимаемся к земле, разрыв в той же низине. Сейчас по нам заработают сериями. Команда – «По машинам!» Не успеваем забрать плиту-подставку под миномет, слишком глубоко утонула в земле при отдаче, не успеваем выкопать. Спешно лезем в машину. Борт закрыть некогда. Сидящие у борта выставляют стволы автоматов наружу. Водитель выжимает из «Урала» максимум. Смотрим назад – в небо уходит новый разрыв.
ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА
Два истребителя Су-25, «сушки», заходят над городом. Объявлена воздушная тревога. Приказ бежать в бомбоубежище. Но самые любопытные остаются. На плац выходят расчеты ПЗРК. «Зенитка» задирает два своих спаренных ствола к небу. «Сушки» идут нагло – низко, уверенные в своей неуязвимости. Один ПЗРК ловит в прицел самолет – запищал. Хлопок – из ствола выплевывается ракета, дымными юзами ввинчивается в небо. Попадание – вспышка, черный грязный росчерк за падающими обломками. На плацу аплодисменты. Крики – «Давай еще, мужики». К расчетам ПЗРК подбегают и показывают, куда улетает вторая «сушка». Азарт успеха. Писк – вдогонку две ракеты. Летчик испугался – катапультируется, пузырь парашюта. Ракеты, однако, не долетают, срабатывают самоликвидаторы, шлепки далеких взрывов. Позже узнаем, что оставшийся без управления самолет падает в одну из заброшенных шахт.
МИНОМЕТ
Мы работаем из 120-миллиметровых минометов образца 1943-го года. Совершенное оружие. Простая оптимальная технология уничтожения живой силы и малобронированной техники противника. Нагревающийся от выстрелов, как сковорода, ствол. Двунога-лафет, с помощью которой ствол наводится. Плита, в которую ствол упирается, в которую уходит отдача от выстрела. Один человек не поднимет, не установит, не сделает выстрела – расчет миномета 6 человек.
Технология 1943-ого года – придумана нашими дедами и прадедами, чтобы воевать против нацистов.
Мины – каплевидная форма, в хвостовой части раскрывшимся цветком круговое оперение. Перед выстрелом на хвостовую часть, хвостовик, наматываются мешочки с порохом для дальности стрельбы. Фиксируются толстыми капроновыми нитками, пришитыми к мешочкам. В одном ящике две мины. Подающий вытаскивает одну, скручивает колпачок с носика-взрывателя и передает заряжающему. Тот навешивает мину в ствол. По команде «выстрел!» отпускает. Чтобы не оглохнуть, надо закрыть уши и открыть рот. Плита дернулась и просела в грунт. Мина с быстрым шуршанием через тугой воздух пошла по наводке. Максимальная дальность стрельбы – 6 километров. Через полминуты слышим разламывающийся грохот от попадания нашей мины. Корректировщик сообщает результат – если надо, дает поправку, чтобы точнее работать по цели. Наводчик проверяет смещение миномета после выстрела, выправляет его по вертикали и горизонтали, прокручивая ручки на двуноге-лафете. Команда – «Беглым по три». Выпускаем три мины по готовности – серией.
После длительной стрельбы с мягкого грунта плита глубоко утопает, зарывается. Чтобы выдернуть ее – цепляем тросом к «Уралу». На каменистой почве миномет сильно смещается при отдаче – наводчик гоняет ручки горизонтирования и вертикали.
Мы не видим результатов своей стрельбы. Нам их сухо сообщает корректировщик. Позже, на базе, мы видим их в видеосюжетах новостей, читаем о них в интернете. «В результате минометного обстрела ополченцев…» – это новости про нашу работу.
СТОЛОВАЯ
Ритуальное место. Никаких преувеличений. Типовой советский зал с четырехугольными колоннами между полом и потолком. В Средней Азии вибрирующее сердце города – это базар. В западном мире – прогулочные пешеходные улицы. На войне – столовая. Чтобы хорошо воевать, надо хорошо кушать. Есть вожди, направляющие, указующие – командиры. И есть жрецы – повара. Наши жрецы – сплошь женщины в комплекте с одним мужчиной. Практически каждый боец в общении с ними вежлив, корректен, воспитан. Кто не воспитан – того поправят другие.
В столовой смешиваются разбросанные по разным расположениям и участкам фронта подразделения. Автоматы уложены сбоку – в руках ложки и хлеб. В столовой равны министр обороны ЛНР и только что прибывший доброволец, разведчики-«спецура» и пропитавшиеся соляркой и маслом танкисты. Мы все едим из одного котла, один и тот же борщ, одну и ту же кашу, пьем одинаковый компот. Учтивое «было очень вкусно» поварам – часть хороших манер.
Сегодня на ужин были отличные макароны с подливкой.
Пленных кормят из нашей столовой, тем же, что едим мы – только в отдельной посуде.
АРТИЛЛЕРИЯ
Артиллеристы дают своим гаубицам имена. У них есть «Лёля», «Катенька», «Мулатка», «Виктория». Красной краской имена написаны на зеленых стволах. В разговоре артиллерист не говорит «моя гаубица», «мое орудие» – говорит: «моя Лёля», «моя Мулаточка». Есть новоприбывшие «девочки» – пока безымянные.
МИРНЫЕ
Мы защищаем население ЛНР. Мы защищаем, в первую очередь, женщин и детей – мирных жителей. Но есть часть мирного населения, которая нас раздражает, злит, которую мы ругаем при любой возможности – здоровые молодые мужики. Они для нас – трусы, быдло, мерзость. У нас боевой выезд – наш темно-зеленый «Урал» пересекает город, через улицы, дворы, частный сектор. Под навесами перед магазинами, на террасах кафе сидят здоровые мужики в шортах, цветных футболках, шлепанцах, расслабленные позы – пьют пиво. Они махают нам приветственно, чаще – лишь сопровождают нас взглядами. «Шо луперетесь, козлы? Надо к нам идти». «Уроды, вместо того, чтобы свои семьи защищать, бухают». «Если бы они к нам шли, то мы бы укров камнями от города отогнали». Злые комментарии бойцов. Луганск – полумиллионный город. Если бы к нам активно шли местные мужики, то был бы сформирован полк, несколько полков из них. Но у них масса причин. Они прячутся за свои семьи, жен, детей, работу. Они боятся воевать. Боятся защищать себя самих. Таких, как они, укры в оккупированных городах и поселках ЛНР насильственно мобилизуют в карательные батальоны территориальной обороны. Попадая к нашим в плен, они рассказывают, что совсем не хотели воевать, что их заставили, что им угрожали расстрелом, если они откажутся служить в карательных батальонах. Сытые пивные мужики. Бойцы недовольны руководством республики, что этих мужиков не мобилизуют принудительно для войны. «Боятся быть бойцами, пусть копают траншеи, ходят в хозяйственные наряды, разгружают-загружают боеприпасы, стирают форму бойцов», – наша логика.
«ЗАРЯ»
Батальон назван в честь луганского футбольного клуба. В СССР команда «Заря» стала первым чемпионом страны, не представляющим республиканскую столицу, – в 1972-ом году. Команда играла на стадионе «Авангард». Самого стадиона я не видел. Видел лишь его желтую колонную арку с крупными выпуклыми буквами названия. Стволы наших черных автоматов расщепляли вид арки, делили его на куски мозаики – мы направлялись мимо на очередное боевое.
Флаг батальона – две рыжие и три чёрные горизонтальные полосы, «георгиевская ленточка». В верхней рыжей полосе надпись – БАТАЛЬОН. В нижней – «ЗАРЯ». Наш флаг вывешен над плацем.
ОБСТРЕЛ-2
Утро было тихим, солнечным, безмятежным. Около 10 часов по нашей базе заработал миномет. Легкий, скорострельный миномет. Свист, затем кромсающий грохот, в стороны полетели куски отодранного от крыши шифера, звон бьющегося стекла, треск ломаемых кирпичей. Бежим в бомбоубежища, скатываемся по ступенькам вниз, в холодный и темный проход. В спины новый грохот взрыва. За кишкой прохода освещенные помещения бомбоубежища. На лавках и стульях вдоль стен бойцы, гражданский персонал базы, врачи и пациенты соседней больницы – у них свой, отдельный вход в бомбоубежище, прямо из корпуса. Наверху новый грохот. Спустя секунд десять четвертый. Затихло – значит, укры отработали серию, теперь будут менять позицию, есть минут 10-15. Это диверсионная группа укров. Шесть дней они пристреливались по базе из миномета. Они проникли в город. Предполагается, что перемещаются на «Газели», используют миномет типа «Василек». Выставляются на позиции, отрабатывают серию – 3-4 выстрела и меняют позицию или вовсе скрываются. Шесть прошлых дней они лупили мимо базы. Попали в аккумуляторный завод на углу улиц Оборонной и Краснодонской – фугасная мина пробила угол цеха, внутри была пересмена, шесть человек попали под взрыв. Один рабочий погиб – его порвало на кровавые ошметки. Пятеро – разной степени ранения. Попали по автовокзалу на улице Оборонной – два разрыва содрали асфальт с платформ. Их мины проходили мимо базы на значительном расстоянии. Военная разведка поймала пятерых корректировщиков – они стояли перед штабом, футболки натянуты на головы, руки связаны за спиной. Одежда у корректировщиков – поношенные спортивные штаны, замызганные футболки, дешевые кроссовки. Телосложение – слабые руки, складки животов, дряблая кожа. Вид хануриков, околачивающихся с пивом, с любым дешевым алкоголем возле магазинов днями напролет. Но обстрелы продолжились. Отлавливали новых корректировщиков. Но диверсионная группа укров пристрелялась. Четыре мины легли на территории базы батальона. Одна попала в автопарк – уничтожила БТР, КамАЗ, убила пятерых бойцов, пятерых ранила. В автопарке воронка, горячие коричнево-синеватые осколки мины. Жирный черный дым горящей техники, кровавые обрывки человеческих тел. Пожар успевают быстро потушить. Спустя 20 минут новый обстрел. Я в это время с бойцами своего расчета был в церкви. Мина свистанула над церковью и упала метрах в ста, на территории больницы. Помогаем прихожанам – сплошь женщины – и священникам добежать до бомбоубежища. Три следующих разрыва. Один опять за церковью – в банно-прачечном комбинате больницы, начинается пожар, быстро разгораются ворохи сухого белья. Огонь хватается за крышу, затрещал шифер. Черным дым вырастает столбом. Приезжают две пожарные машины. Раскатывают рукава, рукава набухают от поступающей воды. Вода шипит, налетая на жаркое пламя.
С разведчиком иду осматривать попадание в здание лаборатории больницы. Проломан шифер на крыше, выбиты окна, ветки дерева, нависавшие над крышей, рассечены и раскиданы в стороны. «Плохо, плохо. Не успевают быстро потушить. Сейчас укры начнут бить, ориентируясь на дым», – говорит разведчик про расходящийся пожар. Свист – разрыв раскидывает крышу основного корпуса больницы, выбивает дыры в бетонном заборе. Пожарные бросают шланги, бегут в бомбоубежище. Обстрел продолжается. Минометчикам командуют на выезд. Удаляемся от базы – над ней дымный высокий шпиль, отличный ориентир для укровских минометчиков.
ШТУРМ
После начала обстрела нашей базы укры переходят к штурму наших позиций по всему фронту вокруг Луганска. На помощь своим, осажденным в аэропорту, отправляют бронеколонну. Минометчики ополчения выдвигаются на позицию в сторону аэропорта. Выставляем орудия, работаем 15 минут, выпускаем семь десятков мин – накрываем бронеколонну.
Команда выдвигаться в другой район города. Едем через весь Луганск. Мирные жители вяло движутся в жарком воздухе. Магазины, офисы, конторы продолжают работать в привычном, довоенном, непричастном к войне ритме – пятница. Вокруг города гул тяжелого боя. Автоматная стрельбы где-то в центре.
Район Камброд – местное краткое название, официальное: Каменный Брод. Разгружаемся перед заброшенными бетонными ангарами. За кустами рычат наши танки, выступающие к передовой. Расчеты готовы. «Навесить мины». Работаем беглым – по три мины. Корректировка – обрабатываем другой сектор. От грохота минометов трескаются и осыпаются стекла ангаров, осыпаются за нашими спинами. Эхо выстрелов мечется в пустых громадах ангаров.
За «зеленкой» – за зарослями кустов и деревьев, плетением южной растительности – завязывается перестрелка. По рации нашему командиру разведчики, они группа прикрытия, стерегут периметр, пока мы работаем, сидевшие в зеленке разведчики сообщают, что в нашу сторону двигается группа укров. Собираемся – закидываем в кузов «Урала» не исстрелянные мины, орудия, спешно, сбивая локти и коленки о металл, грузимся сами. Патроны загнаны в стволы автоматов, автоматы стоят на предохранителях. В условленном месте подбираем разведчиков. «По газам».
Заезжаем на склад – грузимся новыми зарядными ящиками. На задание. Мы гоняем и работаем из разных районов города до темноты. Город в прежнем сомнамбулическом состоянии – бред, этих людей может начисто снести случайный снаряд гаубицы, случайная мина, навсегда сбить с ног случайная пуля – они, кажется, совершенно не чувствуют этого, не понимают.
Вечером сообщают, что укры немного потеснили наших, но в город войти не смогли. Серьезные потери с той и с другой сторон. Мы выдержали штурм.
Это был день 11 июля.
ТЕКСТЫ
Пишу в перерывах между воздушными тревогами, обстрелами и боевыми заданиями. Автомат под рукой. Обряжен в разгрузку, забитую патронами, магазинами, ключами для мин: для скручивания колпачков с взрывателей и перевода взрывателей в режим «осколочный» или «фугасный». Я периодически поправляю разгрузку, как женщины поправляют бюстгальтер. На мониторе ноутбука – моей печатной машинки – фоновым изображением фото моей голопопой девочки Наськи. Она стоит перед открытым окном нашего дома «Серая лошадь» и смотрит во владивостокское лето.
ЛАСТОЧКИ
Под крышей казармы живут ласточки. Верещат в открытые форточки, наматывая круги над плацем, – в тихие дни. К вечеру, в синих душных сумерках, они выпискивают предночные свои разговоры, забиваются под шифер. Ласточки не покидают казарму, хотя она стала регулярной целью обстрелов.
СВИСТ И ШЕЛЕСТ
Слышишь свист – забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, – это летит снаряд или мина. Слышишь шелест – это мина на излете, беги и падай как можно дальше от подлого шелеста, мина долетела до предела и падает прямо вниз – и забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, но лучше под танк. Бесконтактная война – мы определяем удары противника по звуку.
ЛУГАНСК-2
После штурма 11-ого числа город превратился в призрак – он опустел, жители попрятались в дома, в деревни за границей города, кто-то поехал беженцем в Россию: вроде он есть, и вроде его нет. Когда я приехал сюда в конце июня, продолжалось перемирие между ополчением ЛНР и правительством укров, дома вокруг базы батальона светились огнями по вечерам. Окна закрыты, зашторены, но светились. Теперь они черны, пустота вокруг базы ночью. Больницу эвакуировали. Тьма и молчание вокруг базы, бывшего областного военкомата. Лишь ряд ночных фонарей горит вдоль центральной Оборонной улицы.
Выезжаем рано утром на задание. Улицы безлюдны. Асфальт, витрины, стены – посечены осколками, взломаны попаданиями военной стали. Эхо выстрелов и разрывов мечется по пустым дворам.
Нам нужна вода. Заходим через разбитую витрину в магазин и берем упаковку минералки. Это – не мародерство. У нас есть деньги, мы готовы купить, но – магазины закрыты. Мы заходим через проломы, сделанные вражеской артиллерией, и берем ровно столько, сколько нам необходимо. Никакой жадности, никакого стремления утащить все, что можно взять, набить кузов «Урала», утробу БТРа. Мы не лезем в кассы, сейфы, шкафы. Нам просто нужна вода. Советские сталинского ампира здания молчаливы и угрюмы. Готическая гостиница «Украина», на ее фасаде каменная рябь традиционных украинских орнаментов как-то сразу постарела, наполнилась ветхостью, когда Луганск стал призраком. Мы прячемся в складках призрака, чтобы вести свою войну. В частном секторе изредка нарываемся на лай собак из-за непроглядных глухих заборов. Когда начинают молотить выстрелы, собаки скулят и замолкают.
Небо над городом рвет авиация укров – грузовые винтовые самолеты пролетают на недоступной для ПЗРК высоте, истребители «сушки» выискивают цели. В небо долбят наши «зенитки» – ЗУ-23М (чаще всего их называют «зушками») – и ПЗРК. Разрывы: дымы смешиваются с облаками.
Я и интеллигентный Андрей, ветеран войны в Афганистане, шахтер из Краснодона, остаемся в одном из дворов сторожить нашу машину, пока остальные минометчики уходят на обед. Мы молчим – мы вслушиваемся в поразительное молчание полумиллионного города. Город, лишившийся мирной жизни за один день. Бои на некоторое время затихли. Ветра нет. Ощущение свершившегося Армагеддона. Луганск пока не разбит и не раздолбан в пыльные руины, но он уже обесчеловечен. И все равно он нужен нам – для войны. Для последующей мирной жизни.
МНОГО
На этой войне наши много курят, матерятся и пьют кофе. Много хруста стеклянных осколков под ногами после обстрелов. Много ожиданий – мы ждем помощи от России.
«СУХОЙ» ЗАКОН
В батальоне абсолютный «сухой» закон. Никакого алкоголя на территории базы. Вернувшихся из увольнения, «увала», на КПП досматривают на наличие алкоголя. У новобранцев тоже проверяют сумки и пакеты. Предупреждают, что алкоголь запрещено проносить на территорию базы. Вернувшихся из «увала» пьяными отправляют спать в казарму. Если буянят – на гауптвахту. Неоднократно замеченные пьяными – изгоняются из батальона. Никаких «фронтовых сто грамм». Один единственный раз мы пили водку на выезде. Водку из командирской фляги. Мы четыре часа стреляли с позиции в лесу под холодным проливным дождем. Без плащей. Обувь промокла, одежда – насквозь. Командир достал флягу и пустил по кругу – по глотку на каждого, – когда мы уже отработали и собирали орудия.
КАЗАКИ
Через батальон проходит много казаков. Одни – боевики: потертые, обвешанные оружием, проездом на передовую, с передовой – набиваются в нашу столовую, набирают оружие из нашего арсенала, ночуют в казарме, уезжают. Другие – часто в новенькой форме, чистеньких папахах, тоже увешаны оружием, с нашивками разных казачьих войск. Как правило, эти воюют плохо либо вообще не воюют. Задерживаются в батальоне надолго. Прилипают к комендантскому взводу – охранять территорию базы, рассказывают про свою казацкость, на территории базы их автоматы с пристегнутыми магазинами (хотя бойцы действительно воюющих подразделений тут стараются носить оружие без магазинов и пристегивают их при выезде).
Из первых – Петр из Башкирии, позывной «Лютый». Пока мы сидели в беседке во время очередного авианалета, он рассказывал, как воевал в Приднестровье и Чечне. Он приехал в Луганск, сопровождая гуманитарный груз. Решил остаться в батальоне. Служит в разведывательно-диверсионном подразделении. Получил контузию, когда с группой прикрывал отход нашего «Града». Ссутулившийся, черный от загара, худощавый, голос хрипловатый, сорванный.
Из вторых – Миша из Ростовской области. Уже успел удрать из боя в районе города Снежное в Россию. Говорит, что командир был бестолковый – вот он и удрал. Во второй раз приехал на войну к нам, в Луганск. Болтливый, улыбчивый. Сытый, румяный, молочная кожа. Новенькая форма песчаного цвета, дорогие берцы той же расцветки, папаха казачьего Донского войска с красным верхом и белым крестом. Быстро сдружился с комендантом. Через день – в комендантском взводе. Зачем-то выпросил себе ручной пулемет Калашникова вместо обычного для взвода АК-74. Приходил с ним и на построение, и в туалет. Когда район базы стали регулярно обстреливать из минометов диверсионные группы укров, Миша пропал. Наверное, опять сбежал в Россию.
МОЙ РАСЧЕТ
В расчете – 6 человек. Наводчик и командир – Серега К. Остальные – Серега «Заряжающий», Василий «Вася», Петр Алексеич, Володя «Ашот». У меня прозвище – «Владивосток». Я самый младший в расчете. Другим – за 40 лет. Они – редкость в батальоне – уроженцы Луганска и окрестностей. И они – опять же редкое дело в батальоне – до войны работали шахтерами. Крепкие мужики с загоревшими, морщинистыми и заострившимися лицами. Когда мы отправляемся на боевое задание, уже сидим в машине, они снимают кепки и крестятся. С Петром Алексеичем я выгружаю ящики с минами, когда приезжаем на позиции. Мы вяжем мешочки с порохом на хвостовики мин, скручиваем колпачки с взрывателей. Лицо Петра Алексеича в бусинах пота, крючковатый нос, не говорит ни одного лишнего слова. «Ашот» забирает мину и подает Сереге «Заряжающему». Тот вкидывает ее в ствол, металлический лязг, кричит «выстрел», отходит на пару шагов и приседает. Миномет выплевывает заряд, разбрасывая огненный факел. «Вася» помогает Сереге К. наводить орудие. «Расчет готов», – сообщает Серега К. командиру минометчиков. Работаем дальше.
АВТОВОКЗАЛ
Он расположен напротив нашей базы. Чаще всего мины и снаряды, выпущенные по нашей базе, попадают в автовокзал. Разрывами содран асфальт с платформ ожидания, пробита бетонная крыша на одной из платформ, разбито осколками и взрывной волной ленточное остекление зала ожидания. Остов сгоревшего от попадания мины автомобиля «Жигули». Во время боев 11-ого числа с крыши автовокзала по КПП базы два часа стрелял снайпер. Однако автовокзал продолжает работать – хотя количество рейсов минимизировано. В зале ожидания закрыты все магазины. Открыта лишь касса. Есть бомбоубежище. Кто-то из пассажиров ожидает свой рейс в бомбоубежище.
ШТУРМ-2
13 июля. Укры начали второй массированный штурм города. Около 70 единиц разной бронетехники и пехота двинулись на город через западный пригород – поселок Александровск. Минометчики обрабатывают позиции, с которых выдвигаются укры. Мы накрываем их огневые точки, косим пехоту. Мимо нас ползут на Александровск наши танки – на кирпичах активной брони надписи красной краской – три заглавные буквы: ЛНР.
Вязкий ухающий бой продолжается весь день. В темноте укры пытаются другой бронеколонной – около 40 танков и БТР, машины с пехотой – прорваться к своим, осажденным в аэропорту. Мы выдвигаемся на позиции. Бесшумно разгружаемся на полянке, окруженной плетением кустов. Разговариваем шёпотом. Ночь лунная – желтый свет стелется по земле. Мигающее зарево боя в стороне аэропорта. Укают ночные птицы. Проезжает наш БТР и длинной очередью прочесывает заросли кустов. Команда: «Работаем». Ослепительные огненные языки минометных выстрелов. Долбим по аэропорту и по бронеколонне, которая туда прорывается. В тишине между выстрелами слышно, как прежними голосами укают птицы – война им не мешает, не отвлекает их.
Выстреливаем весь боезапас. Воздух сдавлен от поднявшейся пыли.
Возвращаемся на базу в темной синеве предрассветных сумерек.
Под утро бои в Александровске и в районе аэропорта затихают, переходят в позиционные перестрелки.
БЕГОМ И ПЕШКОМ
Лестница казармы – пролеты на четыре этажа. Типовая лестница. Типовая для советских общественных зданий брежневской эпохи. Ограждение из тонкого металла с деревянными перилами. Как человек поднимается по лестнице казармы – индикатор, кто он. Форма, отсутствие ее и наличие/отсутствие оружия не являются такими точными индикаторами. Боевики с передовой, регулярно выезжающие на боевые задания минометчики и артиллеристы поднимаются медленно, как будто под громадным весом, шаркая, ступают на каждую ступеньку. Для них подъем по лестнице – одна из форм отдыха. Новобранцы, бойцы из бездействующих частей – торопливы, взбегают, перескакивают через одну-две ступеньки.
«ДОБРОЕ УТРО»
Утром – не зависит, была ночь спокойной или беспокойной – соседи по комнате, по этажу, по казарме, встречаясь на плацу, в туалете, где угодно, приветствуют друг друга: «Доброе утро». Неписаное правило. «Доброе утро» – «доброе утро» – «доброе утро», – если утро не скомкано обстрелом или авианалетом.
ТРОФЕЙ
В наш автопарк притянули трофейную гаубицу – следы копоти на металле, рваные насечки от попадания осколков, одно колесо разодрано полностью, другое – более-менее цело. Говорят, её везли в бронеколонне, которую мы накрыли из минометов. Укры разбежались, побросали оружие. Трофеи подбирала наша разведка.
Укры тоже дают своим пушкам имена – ведь мы жили когда-то в одной стране, имеем общие воинские традиции. Их подпись белой краской и на латинице: «NASTUSYA» – и укровский герб: витой трезубец. Гаубица стоит на серой, каменистой, вспаханной нашими танками площадке.
ОТСТУПЛЕНИЕ
Сообщают, что укры неожиданно, без боя покидают свои позиции вокруг Луганска. Днем – отступают от южных пригородов. Вроде направляются на запад и север. Предположительно – перегруппировываются, чтобы массированно ударить оттуда. Вечером уже сообщают, что бронетехника и машины с пехотой укров уезжают из Александровска – западнее Луганска, – и с северного направления. Двигаются в сторону поселка Счастье. Счастье в 20 км от Луганска, строго на север, за рекой Северский Донец. Мы гадаем о причинах. Надеемся, что наконец-то будем наступать.
БЛАГОДАТЬ
Укрываем свои «Уралы», груженные минометами, в заброшенном армейском ангаре. Выставляем караул. Позиция для стрельбы выбрана. Ждем команды из штаба. Жаркий душный день. Разбредаемся в тени раскидистых деревьев на краю заросшего футбольного поля. Ржавые ворота, высокие травы и цветы, потрескавшийся бордюр, обозначающий границы игровой зоны – на этом поле футбол закончился гораздо раньше, чем началась война. Бойцы разложились на земле. Под головы – разгрузки, набитые магазинами и патронами. Ботинки – у кого кроссовки, у кого берцы, – в которых приходится проводить большую часть времени, сняты, отставлены в сторону, носки развешаны на перекладинах ворот. На мой автомат заползает «божья коровка» – коротконогое насекомое, занятое своим, отряженным ей природой делом. В цветах жужжат собиратели нектара, одни жужжащие крылья видны за изгородью фиолетовых лепестков. Стрекотание кузнечиков. Бледно-голубое небо в легкой вате перистых облаков. В высоте кружит ласточка. Мягкие травы приятно касаются голых стоп. Самый обычный летний день где-то в стороне от города. Одним слово – благодать. Двумя – солдат на привале.
Интеллигентный Андрей из Краснодона спрашивает меня: «Александр, как вам наша природа?». Отвечаю: «Скудновато, по сравнению с дальневосточной». И я рассказываю ему про уссурийских тигров, рододендроны, вьющиеся по древесным стволам лианы лимонника, цветение лотосов, ловле трепангов и устриц в Примор-ском крае России.
Благодаря интеллигентному Андрею и моей Наське я начал эти записи. Андрей спрашивал: «Как вам видится, Александр?..» А Наська: «Расскажи, как там в Луганске?..» И в благодатные моменты привалов я размышляю о новых записях, об исправлении – стилистическом – уже написанного. Правда, во время затянувшихся обстрелов я тоже иногда размышляю о своих записях.
МАРОДЕР
Позиция: крупный завод. Исполинские советские строения, красные кирпичные трубы, металлические сложные узлы, вдоль бетонных дорог абрикосовые деревья и яблони. Завод перестал работать из-за войны. Пять человек дежурной смены – они следят за предприятием: чтобы не разграбили, проводят профилактический запуск установок, узлов, конвейеров. Говорим им: «В ближайшие два часа возможен обстрел по территории завода. Вам лучше спрятаться в подвал или, если есть, в бомбоубежище». Они решают, что безопаснее – поехать домой. Остается один сторож на главных воротах.
Выставляем орудия. Ожидаем информации от корректировщика. Рассредоточиваемся возле орудий. Белое кирпичное здание общежития – там живут рабочие из дежурных смен, они нас предупредили, там их вещи. Из общежития выходит наводчик Миша – из третьего расчета. В руках огурцы. Мы с собой огурцов не возим. Значит – он взял из общежития, лазил по комнатам рабочих. «Вася» подскакивает к нему. Кричит на него: «Тебе кто разрешил?!» – конечно, между слов вставляет ругательства. Миша нагл и самоуверен. Он не оправдывается. Он считает, что его право – он защищает ЛНР, ему можно взять у мирных, что ему нужно. «Вася» дважды бьет его по лицу – у «Васи» крепкий кулак, у Миши слабая шея. «Ашот» выдергивает у мародера автомат, расстегивает и снимает разгрузку.
После возвращения на базу командир минометчиков приказывает Мише писать рапорт на увольнение из «Зари» по собственному желанию. У третьего расчета новый наводчик – Леха из Краснодарского края.
СВЯЗЬ
Любой из бойцов ополчения может пользоваться мобильным телефоном – запрета нет. В нашей казарме есть телевизоры – смотрим, в основном, российские новости. Но если хочешь, то смотри и укровские каналы. В штабе «Зари» есть вай-фай доступ в интернет. Отправляю свои записи с помощью штабного вай-фая.
ВРЕМЯ
На войне не бывает дней недели – будней и выходных. Вопрос «какое сегодня число?» обычно слышишь, если боец пишет рапорт по какой-нибудь надобности. «Сколько время?» – спрашивают, если приказано к определенному часу собраться в каком-то месте.
ОБСТРЕЛ-3
18 июля. Укры снова стянулись вокруг Луганска. Привезли новые минометы, гаубицы и «Грады». С ночи в городе отсутствуют вода и электричество. Повсеместно. В результате целенаправленного обстрела или диверсии – точной информации нет. Есть факт – в огромном городе перебиты важнейшие коммуникации.
Утром начинается массированный обстрел. Укры используют все средства бомбардировки.
Наша позиция чуть в стороне от города, на возвышенности. Мы видим, как хаотично вздыбливаются разрывы в разных районах города. Многоэтажки жилых домов, трубы предприятий, высотки гостиниц и административных зданий – похожий издалека на детский конструктор город пузырится от попаданий снарядов, мин и ракет. Вытягиваются черные дымы пожаров. Воздух гудит, как набатный колокол.
Лезу на здание – двери закрыты, ломать их нельзя, окна разбивать нельзя, чужое – лезу по внешней пожарной лестнице. Лежу на крыше – высматриваю, откуда работают укры. За городом горит бледно-желтое поле – хлебное поле, белый дым клубами. По гулу выстрелов точно не определить позицию противника – гул раскатывается в разные стороны; если позиция выбрана грамотно, то звук уходит в обманывающие направления. Высматриваю клочья поднимающейся пыли или мигание выстрелов. Пыль взмахивается вверх при отдаче орудия. К западу, на границе частного сектора – серые крыши хат в кудрях зеленых садов – и в степи призрачные бледные мазки. Оплывают, оседают – пыль. Оранжевая мгновенная точка. Есть – это выстрел. Там батарея гаубиц – судя по звучанию не минометы и не «Грады», именно гаубицы. Спускаюсь, докладываю командиру. Тот сообщает в штаб. Нам не разрешают накрыть батарею укров. Наша задача стоять в засаде на случай, если на город пойдут бронетехника и пехота. Нам запрещено открывать свою позицию раньше времени. Командир моего расчета Сергей К. раздражен невозможностью ответного огня. Ждем, мы сейчас лишь зрители разрушения города.
Укры уничтожают Луганск, чтобы стало невозможно в нем жить.
Мы следим за пузырями разрывов. Обстреливают районы, где нет никаких объектов ополчения ЛНР. Мирные кварталы, промышленные территории, рынки – проседают в руины.
Утром следующего дня сообщают, что только погибших среди мирного населения 40 человек. Это был самый жестокий из всех произошедших обстрелов.
ВОЗРАСТ
Большая часть ополченцев – в возрасте за 40 лет. Люди советского воспитания. Молодежь – до 35 лет – есть. Молодых уроженцев бывшей Украины (это свершившийся факт: бывшая Украина – она уже не будет такой, какой была до войны) очень мало. Молодежь ополчения – преимущественно добровольцы из России.
МИРНЫЕ-2
Водо- и электроснабжение в Луганске восстановлены. Меньше, чем за сутки получилось восстановить.
Мирных на улицах города чрезвычайно мало. Проедешь днем по главной улице, по Оборонной, из конца в конец – в лучшем случае, увидишь пару сотен. С гражданскими машинами та же ситуация. Но – эти немногие мирные пытаются жить в прежнем, довоенном ритме. Они не разбегаются из очереди, когда взрывы слышны где-то совсем недалеко. Они неспешно шагают по пешеходной «зебре» перед спешащим военным транспортом ополченцев. Они снимают на видеокамеры мобильных телефонов разрушающиеся и горящие здания во время обстрелов, хотя следующий взрыв может накрыть и их. Они выискивают и собирают горячие осколки только что разорвавшихся мин, хотя надо быстрее прятаться в убежище. Они пристраиваются на своих автомобилях позади военной колонны и следуют в нескольких метрах – провоцируют раздражение ополченцев: ведь за колонной могут следовать диверсанты. Кажется, что война для них – развлекательное телевизионное шоу. Они относятся к ней, как к явлению по другую сторону экрана: будто их она не коснется. Просто выключаешь телевизор и спокойно засыпаешь. Это – обреченная безмятежность животных на бойне. Я видел коров – их должны были забить через час. Воздух отсырел от крови уже забитых, коровы продолжали жевать сено, они не чувствовали близкой опасности.
У диких – таёжных, степных, пустынных – животных все в порядке с чувством смерти, с пониманием ее близости. Дикие защищаются от погибели. У них не атрофированы естественные инстинкты. Инстинкты мирных жителей Луганска, тех, кто пытается жить, как будто войны нет, как будто она не здесь, не с ними, атрофированы современной цивилизацией. Возможно, привычка видеть войну по телевизору и в интернете мешает им осознать ее реальность сейчас. Поэтому они не вступают в ополчение, не бегут из города – они служат статистикой для списков жертв.
Я видел, как в одной хате на окраине города – до передовой меньше километра – занимались ремонтом. Возились с обоями, красили стены. Близкий гул боя их не смущал.
АРТИЛЛЕРИЯ-2
Артиллеристы отнимают у нас работу. Наши минометы бессильны против тяжелой техники противника. И дальнобойность у нас в несколько раз меньше. Артиллеристы своими гаубицами легко перемалывают тяжелую технику в металлолом. Теперь они на боевых выездах чаще, чем мы. Они научились стрелять лучше нас.
ПЕРВЫЙ РАСЧЕТ
Меня назначили командиром первого расчета. Предыдущий командир – Андрей «Хохол» отправлен в штрафбат за драку в батальоне. Он – хороший боец, но своевольный. Штрафбат воюет на передовой, в первой линии окопов.
Под моей командой – Олег Иваныч Кушнарев (63 года, один из самых пожилых бойцов «Зари»), Юрий Таран, Дима «Киев», Женя «Вечнохромой», Игорь «Аватар». «Вечнохромой» ни разу не выезжал на боевое – лежит с перебинтованной ногой в казарме. Юрий Таран – давно в минометчиках, умеет наводить орудие. «Киев» прибыл к нам пару дней назад. «Аватар» опытный боец, но у него случаются нервные срывы, он устал от войны.
УТРО
Приятно просыпаться, когда не тебя обстреливают, а твои стреляют по врагам. Сегодня приятное утро – наши из САУ (самоходные артиллерийские установки), гаубиц и «Градов» работают по позициям укров. Просто музыка. После 15 дней обстрелов – по расположению «Зари» диверсионные группы стреляли из минометов, ежедневно, по нескольку раз в день.
С полуночи в городе запрещено ездить любому автотранспорту, кроме общественного транспорта, экстренных служб и транспорта ополчения. Запрет на трое суток. Диверсионные обстрелы сразу прекратились.
Два дня на углу Оборонной и Краснодонской улиц лежит «Daewoo», свежий серебристый оттенок. Взрывной волной и осколками машину смяло и перевернуло на крышу, она перекрыла половину проезжей части. Аварийные службы не решались ее эвакуировать. Напротив – автовокзал, куда регулярно залетают мины и снаряды укров. Сегодня машину должны наконец убрать, вывезти.
Налажено бесперебойное водоснабжение. Электричество снова доступно во всех районах города.
Мы пьем кофе, рассевшись в курилке перед казармой. Солнечно. Ласточки наматывают круги. Мы слушаем залпы из наших САУ и «Градов» по аэропорту. Месяц не удается выбить укров из аэропорта, они окружены, но обороняются отчаянно и умело. Может быть, сегодня удастся.
ОТЖАТЬ
По поводу трофеев наши говорят – «отжали». «Захватили», «отбили» – не в ходу. «Отжали у укров». Призы войны – трофеи. «Отжали у укров», – повод для гордости, самолюбования, солдатского тще-славия.
ТИПИЧНЫЕ ИСТОРИИ
Толик П. – заряжающий в четвертом расчете. Его командир интеллигентный Андрей. Толик родился в Луганске. Его жена из Одессы. Когда началась война, он перестал общаться с тещей. Теща считает, что сторонники ЛНР, ополченцы – сепаратисты, террористы, враги единой Украины. Толик поскандалил с ней пару раз по телефону и больше вообще не общается.
Дима Р. – из минометчиков, в расчете Лехи из Краснодарского края. Он – житель Луганска. Его отец живет в Полтаве. Его отец против ЛНР. Собирается, но пока не вступил в армию укров, в свое время он служил танкистом. Он не знает, что сын в батальоне «Заря» – среди врагов, враг.
Две типичные истории на этой войне.
СОЛЯРКА
После стрельбы обязательно чистим орудия. На базе. Откручиваем от ствола казенник. Внутри казенника стальное жало, «игла». «Игла» бьет по запальному патрону мины, запущенной в ствол. Патрон воспламеняет намотанные на хвостовик мешочки с порохом – происходит выстрел, мина вылетает по наводке. Внутри ствола и казенника образуется пороховой нагар. Нужна солярка. Соляркой вымываем, вычищаем нагар. Затем сухой тряпкой вытираем ствол и казенник. Скручиваем орудие обратно. Теперь можно отдыхать.
БАРТЕР
Казарма. Комната («кубрик» – говорят бойцы) минометчиков и зенитчиков. Железные койки застелены матрасами и грубошёрстными одеялами. На спинках коек висят автоматы и разгрузки. Бойцы отдыхают, лежа в обуви. Диалог. «Даю за пару чистых носок гранату» – «Нашел дурака» – «Две» – «Только за банку сгущенки».
ЛНР, 2014
