ВЕРГИЛИЙ
Пейзаж. Но не для фотокамер.
Полынь. Крапива. Лебеда.
В канавах грязная вода.
Чихнув, усталый трактор замер.
Стоп-кран всем полевым делам,
В чумазом ватнике Вергилий*,
грозя перстом нечистой силе,
всем наливает по сто грамм.
Земля поддержит мужика,
его опора – это поле,
и в мастерской никто не спорит,
что жизнь мила, но коротка.
Стакан в ладони запотел.
Ещё сто граммов. Полшестого.
Вергилий снова молвит слово,
мол, всё имеет свой предел.
«Что будет с нами, со страной?
Как жить?» – опять его спросили.
По главной улице России
потом пошли к себе домой.
Ночь многих валит наповал.
На небе звёздочки гадали:
в одной избе всю ночь не спали…
Поди, Вергилий горевал?
* Так прозвали в деревне Василия после того, как этот тракторист в городе купил книгу Вергилия и всем цитировал из нее умные мысли.
ЕСЛИ ТЕБЯ РЯДОМ НЕТ
Как одиночка тюрьмы
в мрачном квадрате зимы,
дом без любви.
И зови – не зови,
страсть не попросишь взаймы.
Серые клетки дворов
в розе холодных ветров.
Чёрный квадрат
говорит, что пора
рамки раздвинуть миров.
Ромбы заснеженных клумб
плачут давно по теплу.
Ночь холодна,
но отступит она –
луч заскользит по стеклу.
Замкнутый круг – как змея,
супрематична заря.
Мысль обожгла:
посмотреть в зеркала:
я это или не я?
Прямоугольный рассвет
розовым красит портрет.
Знает мечта
как болит пустота,
если тебя рядом нет.
АДДИС-АБЕБА
На кухне тая
в огне азарта,
Иван, мечтая,
глядит на карту.
Пусть снова пропит
свинцовый вечер,
он деньги скопит
для этой встречи.
Где зноя пламя
щекочет небо,
увидит Ваня
Аддис-Абебу.
Мечту – в поступки!
Он – слесарь-профи!
Проблемы в ступке,
как зёрна кофе,
он перемелет
и брешь в кармане
зашьёт! Не верит
супруга Маня
ни райским птицам
в другой Нирване,
ни в то, что снится
хмельному Ване.
Краюшка хлеба,
картошка снова…
Аддис-Абеба –
два сладких слова.
ОЖИДАНИЕ
В темноте лучше быть вместе с ней,
потому что не видно из окон,
как проскочит серебряный окунь
через сеть разноцветных огней.
Я застыл часовым на посту.
Семь утра. Самолёт уже скоро.
Он всегда приносил в сонный город
этим рейсом любовь и мечту.
Голос диктора звоном монет.
Вот и встретил я борт из столицы.
Смех, улыбки, весёлые лица,
только в этой толпе тебя нет.
Листья тихо по свету летят,
время сердце не лечит, а ранит.
Не тебя здесь встречаю, а память.
Ты погибла три года назад.
РЕКС-ДВОРНЯГА
1
Рекс-дворняга на посту всегда.
«Скорую» облаял – что за гости!
Поскулив, завыл, но не со злости –
вдруг почуял: страшная беда.
Вынесли старушку, увезли.
Пёс всю ночь бродил, гремел железом,
а наутро сын ее, нетрезвый,
заглянул, и Рексу: «Не спасли».
Он и раньше с Рексом говорил…
Отстегнул кольцо из синей стали.
Две слезинки рядышком упали.
Пошатнулся сын, пошёл к двери.
Вынес сыр, желая угостить:
«Вот, держи!» Но пёс не сделал шагу.
«Как в квартиру – грязную дворнягу?
Мне жена велела: отпусти!»
2
Продан дом на слом, и третий год,
как добро поделено без ссоры.
У родного, старого забора
Рекс свою хозяйку тихо ждёт.
Балуют мальчишки колбасой,
косточки несут ему соседи.
Смотрит вдаль – а вдруг она приедет
на машине с красной полосой?
ГЛАФИРА И ДОРМИДОНТ
Июньский день ушёл за горизонт…
В служебной, плохо прибранной квартире,
влюблённый крепко дворник Дормидонт
писал стихи, мечтая о Глафире.
В бессилии он падал на кровать —
не выходили строки про богиню,
один фрагмент закончил рифмовать,
и понял: это сказано другими…
Коты в запале жизни половой
орали — Дормидонт сопел сурово.
Клён за окном зелёной головой
качал, но подсказать не мог ни слова.
Как точно отразить изгиб бровей
и взгляд зелёных глаз — земной и строгий?
Днём, на работе, думал всё о ней,
а вечером не радовали строки.
«Она милее жизни на земле…» —
порвал и начал стих писать с начала…
…Глафира в это время на метле,
украденной у дворника, летала.
