* * *
– Мамочка,
слышишь:
кричит
ночь,
будто ее по глазам бьют…
Если б
у Бога
была
Дочь,
было бы легче тогда бабью…
– Думаешь,
милая?
Рас-
пад
жизни на две? Так устрой пир:
если б
у Господа
был
Брат,
был бы таким же Его мир?
– Мамочка,
слышишь,
я все-
рьез:
душу не греет мне твой плед…
Если б
у Господа
был пес,
он бы нашел тот потерянный след…
– Думаешь,
милая?
О-
глох-
нешь от попыток найти ответ:
если б
у Господа
был
Бог,
думал бы Тот, что Его нет?
– Мамочка,
слышишь:
ведь жизнь –
пыль!
Надо успеть хоть тоску излить…
Если б
у Бога
хоть кто-то
был,
мы не умели бы говорить…
– Думаешь,
милая?
Без
глаз
мир не идет, не глядит без ног.
Если б
у Бога
не было
нас,
Он бы, пожалуй, и не был Бог.
* * *
Дурной тон, говорят мне, прислушайся, тон дурной,
если сердце не держишь за чопорною стеной,
если пишешь не просто узоры красивых да умных слов,
а такое, на чем проступает живая кровь.
Дурной тон эта кровь, эти пятна, фи, тон дурной!
Кто же с пятнами носит? А было? Так мода прошла давно.
Эта мода закончилась в миг елабужского крюка,
с того дня запрещенною стала – и на века.
Тон дурной, морщат носики, кривятся, дурной тон.
Душу поверху тела носить запрещает он.
Если модные бренды лет десять тому назад
позволяли ей чуть проглядывать сквозь глаза
(это было пикантно), то ныне – табу душа,
не для личиков в моду повально внедряется паранджа –
для нее. И от клиник-салонов по резанью тел и морд
объявление «Душ удаление» вылезло на бигборд.
Да, умеют уже. Пациент их скорее жив, чем мертв.
Вот по городу он идет – роскошен, красив, умен.
Видит женщину – взвесит, измерит, оценит. Вот
только, меня увидев, дернется и – умрет.
Не живут они, если в их радиусе на сто
километров пирует душистая моль в мировом пальто,
беспощадная! Словом единым взгрызает и червь, и пах,
чувствами – древним воскресшим вирусом –
взламывает черепа…
Дурной тон, добры людоньки, прячьтеся, тон дурной!
Ой, спасайся, кто может, – несется на нас войной!
– Не умирай!.. я не вынесу… что со мной?!
– Дурной тон.
Улыбается Бог – Он спасен, Он еще спасен.
* * *
Автостопом не езжу я. Но бывает: мое
невезенье спасает случайный угодник.
…Над дорогою ангелы выжимают белье, –
видно, стирка большая на небе сегодня,
Хлещет ливень, и дворники, как ресницы актрис,
если те удивляются, глупо моргают.
И амурчик пластмассовый на шнурочке повис.
А за окнами – хоррор: клыки раздвигая,
чернонебного неба прожорливый зев,
как язык, жадно высунул нашу дорогу…
Таем мокрой конфетой на нем, не успев
запретить себе право ушами потрогать
плешь отжившего лета и маленький дом,
что водила купил бы, а я не купила.
А за окнами – триллер: там гоняется гром
за преступницей – молнией.
…Слишком уж милый
Ваш амур – для того, кого дома не ждут…
И кто так одинок… И чье сердце так стынет…
А за окнами – сказка: расстилают и бьют
ангелята вальками льняные простЫни…
* * *
…А когда невозможное станет похожим на зло,
не на радость, не на воплощенье мечты идиота,
все равно проявлю о душевной квартире заботу:
я закрою ее на ключи, непонятно зело
для чего, ведь останется только идея замков,
зам(ыкающих)ков, замыкающих наши оковы,
только знаю: разбить их ни я, ни она не готовы,
хоть она и душа, ей положено, белой, легко
воспарять над землей, ни минуты не ведать земли,
ни минуты не ведать, ни часа, ни дня и ни года…
Но она уже знает: чуть-чуть этот мир разозли –
он ответит тебе невозможностью всякого рода.
Невозможное. Нет. Никогда. Ни за что. Не тебе!
Ты еще помечтай, а на большее и не надейся.
Все желания – будто попытка немого индейца
доказать дяде Сэму, что прерия, горный хребет
и леса – территория предков не Сэмовых, а…
Впрочем, что объяснять: дробовик объясняет доступней.
Невозможное. Руки в крови, измозолены ступни…
Невозможное. Мертворожденное. Спи-отдыхай.
Но когда невозможное станет похожим на зло…
Невозможное зло – вот тогда и откроются души,
и глаза заблестят, у таких безнадежных старушек
заблестят, заискрятся, и – вспыхнет родное село,
что стояло века, не меняясь ни на и ни над,
что давно заскорузло под ногтем грязнули-планеты,
вдруг – пожаром! закатом над пропастью! Все наши неты,
никогда, ни за что, невозможности – в солнечный ад!
Ведь когда невозможное… Только оно суть добро.
Невозможно добро без расплаты за каждую каплю,
потому без него и спокойней, и проще, не так ли?
Хорошо без добра, – ты спроси у бездомных сирот…
