В основу данной статьи легли материалы обычного права и родословных феодалов Западной Осетии.
Интерес к обычному праву обусловлен объективными причинами. Как неоднократно отмечалось, у большинства народов Северного Кавказа, не имевших в прошлом письменно фиксированных законов, адаты были единственным видом правил, на которых держались отношения и быт горцев. «Вся их жизнь регулировалась обычаями, передававшимися по устной традиции из поколения в поколение» [19: 14].
Многие исследователи в адатах видели важный источник реконструкции социальной структуры средневековых обществ Северного Кавказа. Однако, как писал более полувека назад В.К. Гарданов, несмотря на актуальность адатов, «использование материалов по обычному праву кавказских горцев лимитируется сравнительно небольшим кругом изданных источников1 [курсив мой – Ф.Г.], среди которых главное место занимают сборники адатов, составленные в 40-60-х гг. XIX в. по заданию русской администрации на Кавказе» [20: 180].
Другим важным источником по рассматриваемой теме являются материалы родословных представителей различных социальных групп Осетии: как знати, так и рядового населения. Генеалогия бурно развивается в последние годы, в том числе и в Осетии. Показателем этого являются Международные конференции, проведенные во Владикавказе в 2009-2011 гг. [21: 2009-2011], монографии И.Т. Марзоева [35], Ф.Х. Гутнова [22; 23], объемные исследования по генеалогии средневековых осетинских обществ [37], истории отдельных фамилий, сборники статей и т.д.
Свидетельства обычного права и родословных, учитывая дефицит источников по истории дореволюционной Осетии, приобретают особую актуальность.
В Записке «О правах высших горских сословий в Кубанской и Терской областях», подготовленной в одноименной Комиссии, говорится о захвате некоторыми дигорскими фамилиями управления в обществе. Они «не замедлили приобрести себе и своему потомству особенные права и преимущества…» [47: 105].
В этом же источнике зафиксирована сословная структура обществ Западной Осетии. В нее входили баделята, царгасата, гагуата, адамихаты или вез-доны, кумаяки, кассаки и хехезы. Из них первые три – привилегированные. Словом баделят назывались представители высшего сословия Тапан-Дигории и Уаллагкома, а также равнинных аулов. В Стыр-Дигории высшее сословие обозначалось термином «царгасата», а в Донифарсе – «гагуата» (там же).
Ценным источником для нашей темы является написанная в 1860 г. «Записка о происхождении, личных и поземельных правах и взаимных отношениях жителей Военно-Осетинского округа»2 [8: ф. 16, д. 26, л. 1-53 об.]. По материалам этого источника в Западной Осетии насчитывалось 10 099 жителей муж. пола. Из коих «Бадилят – 214 душ м.п., Царгасат – 115, Гагуат – 50» [там же, л. 15 об.].
Согласно устной традиции западных осетин, родоначальник стырдигорских владельцев3 Царгас появился в горах «в феодальное время» [5, д. 10, св. 2, л. 4], когда здесь «алдарствовал Астанов Дзамболат» [52: 93]. А.К. Джанаев этот сюжет считал отражением реальных исторических событий, относящихся к генезису феодализма в Дигории, когда немалую роль еще играли вожди и родовые старейшины вроде Астанова [25: 10].
Интерес представляет социальный термин «царгасата». Специалисты справедливо выводят его из осетинского «царгас» [«орел»]. По редакции предания, опубликованной В.Б. Пфафом, предок царгасат, попав в Стыр-Дигорию, долго скитался по ущелью. «Мучимый голодом, Царгас однажды, в отчаянии, лег отдохнуть. В это время пролетел над ним черный орел с горною индейкою [джумар] в когтях и как-то уронил свою добычу к ногам умирающего Царгаса». Поблагодарив бога, он устроился на этом месте и населил Стыр-Дигорию выходцами из других аулов [53: 83-84]. В данном случае фольклорная традиция наделяет орла функциями посланника бога, спасителя Царгаса и патрона общества. В I808 г. Г.-Ю. Клапрот к западу от Донифарса осмотрел пещеру св. Николая. По наблюдению ученого, многие жители часто приносили здесь жертвы; «они полагают, – писал он, – что святой является им в виде орла. Естественно, что орлы часто появляются в пещере, расположенной среди высоких гор, где они находят убитых животных. Когда жители Донифарса замечают орла, они рассматривают это явление как верный признак выигранного сражения» [31: 220]. И в данном случае орел предстает в роли патрона, которому поклоняются и задабривают жертвами.
Другой ученый – П.С. Паллас – оставил описание священной рощи царгасатов на горе «в верховьях Уруха, где он выходит из снежных гор». Каждое семейство занимало определенное место, на котором под деревом сооружался шалаш. «Здесь они раз в году празднуют в течение восьми дней праздник» [15: 80-81]. В почитании орла этнографы видят отзвуки тотемического пласта верований [65: 130, 198]. Приведенный материал позволяет происхождение термина «царгасата» связать с религиозными представлениями алан-овсов, в частности, с верой в покровительство орла. Орел в индоевропейской традиции всегда находился на вершине «Мирового дерева» и часто выступал в качестве посланника богов [18: 359].
Еще одна версия появления данной сословной группы приведена в «Записке» 1860 г. в разделе «О происхождении Царгасат». Учитывая важность данного свидетельства, приведем его полностью.
«Три фамилии Царгасатов: Карабугаева, Таймазова и Кантемирова… объяснили, что они происходят от знаменитого предка их Черкезия [Царгаса – Ф.Г.], предводителя вольного Кавказ-ского народа, под названием Черкезитов [царгасатов – Ф.Г.], обитаемого в давние времена на Юго-Западной стороне Черного моря. По занятии тех мест Римскими народами, Черкезиты, будучи теснимы ими, оставили свою родину и, поселившись в пределах Персии, поступили под особое покровительство Персидских царей. Спустя некоторое время, когда в Персии вспыхнула междоусобная война, угрожавшая гибельными последствиями и для племени Черкезитов, они принуждены были возвратиться снова на свою родину. Придя на Кавказ под предводительством двух братьев Черкезия и Шарваша, сначала они избрали местом своего жительства в самых горах, отделявших Абхазо-Карталинское царство от Кабардинских народов. Впоследствии младший из братьев, Шарваш, оставил Черкезию и с частью преданных ему людей пошел к берегам Черного моря, где найдя первоначальную родину своих предков, остался там на жительство… Черкезию среди сельских занятий часто приходилось сражаться и отбивать нападения соседних племен. Покорив враждебных с ним соседей и упрочив власть и права свои над ними, Черкезия заслужил любовь и преданность не только в своем народе, но пользовался уважением и известностью как знаменитый вождь, даже между отдельными племенами, которые искали его дружбы и покровительства. Такие высокие доблести Черкезия обратили на него особенное внимание царей Карталинских и Имеретинских. Осыпаемый милостями этих царственных особ и благословляемый преданным ему народом, Черкезия прожил до глубокой старости, оставив после смерти своей трех сыновей: Карабгая, Таймаза и Кантемира.
Сыновья Черкезия, ревнуя к славе своего родителя, вскоре после смерти его, присоединили к своим владениям еще Дигорцев, вождям которых [предкам нынешних Бадилатов] Черкезия, в знак особого расположения своего, оставил прежние права их над Дигорским племенем, и они долго жили между собою дружно и спокойно. Наконец, предводители Дигорцев, вследствие каких-то несогласий, породивших междоусобную войну, вышли из-под зависимости Черкезитов и уже с того времени начали управлять своим народом без всякого влияния бывших покровителей своих. Черкезиты, желая удержать права свои над подчиненным народом, отдались под защиту Имеретинского царя Баграта 2го, служа постоянно в рядах его воинов, они отличались воинскими доблестями, за что были осыпаемы царскими наградами и признаны владетелями с правами наследия деревень в Имеретии: Геба, Чора и Глави, а также и в достоинстве первостепенного дворянства. Благоволил к ним и царь Соломон I, а при следующих царях грузинских, во время приездов в Тифлис, им отпускались столовые деньги…» [18: ф. 16, д. 26, л. 30-31 об.].
Практически неизвестной для кавказоведов остается «Краткое описание Дигора или Сто[р]-Дугора с некоторыми замечаниями» [15: 18-24]. Описание составлено А.Е. Соколовым, который по приказу императора 28 мая 1802 г. отправился в Грузию «для освобождения находящегося в заточении у царя Имеретии Соломона царевича Константина, сына царицы Анны», в то время жившей в Петербурге. Кроме того, секретной инструкцией вице-канцлера князя Куракина ему вменялось в обязанность «разузнать настроение духа и отношение кавказских народов к России» [15: 18].
В «Описании» А.Е. Соколов указал границы Западной Осетии: «Пространство цепей гор, прежде сего Дигорой называвшейся, простиралось на довольное расстояние, и именно, от земли владельца Малой Кабарды Тав-Султана по кряжу Черных и Каменистых Гор и по подошвам снеговых, почти до Эльбруса». На момент пребывания А.Е. Соколова на Кавказе «Дигорцы… разделялись на два рода: Баделятов и Чересетов». Причем последние «заключаются в жителях, обитающих в горах, по левой стороне Уруха, от селения Кантемира до Нары» [15: 21].
Довольно сложно определить точное время появления прототипа Царгаса в Осетии. В родословных Царгас предстает братом Шарваша – родоначальника абхазских князей Шервашидзе из рода Чачба. Впервые они упоминаются в «Истории и восхвалении венценосцев», написанной в 20-е годы XIII в. По народным преданиям, представители этого рода во время Давида Строителя [рубеж XI-XII вв.] стали правителями Абхазии. Однако в «Летописи Грузии» сообщается об осаде Анакопии весной 1046 г. грузинскими и абхазскими войсками. Во главе последних стоял эристав Куабулел Отаго Чачасдзе, по мнению Ш.Д. Инал-ипа, грузинская форма абхазского фамильного имени Чачба. Н.А. Бердзенашвили также связывал фамилию Шервашидзе с военачальником Отаго [Дотагод] Чачасдзе [28: 407-408]. В любом случае возникновение княжеского клана Шервашидзе относится к предмонгольскому периоду. Коль скоро фольклорное наследие Царгаса и Шарваша считает братьями, то появление первого в горной Осетии предположительно можно отнести ко времени, предшествовавшему татаро-монгольскому нашествию. Косвенное подтверждение этому находим в генеалогических преданиях дигорских феодалов. По многим редакциям, Царгас обосновался в Дигории раньше Бадела. Данное указание устной традиции дало В.Б. Пфафу повод для интересного предположения: «До пришествия бадилатов Дигория, вероятно, состояла в зависимости от другой владетельной фамилии из сословия царгасатов» [53: 82-83].
Первое письменно зафиксированное упоминание фамилии знати Стыр-Дигории содержится в статейном списке московского посольства в Грузию [сер. XVII в.]. Поздней осенью 1650 г. по пути в Грузию послы России Толочанов и Иевлев остановились в Анзоровой Кабарде. Сюда приходили «из гор два человека дигорцев смотреть государевых послов, а имена их Смаил да Чибирка. Им задали вопрос ‘отколе пришли, и каково владения, и для чево пришли’. И они сказались дигорцы. Жилище их в горах, вверх по реке Урухе, а владелец у них Алкас мурза Карабгаев; а владенье его четыре кабака. А в кабаке, сказывали, жильцов дворов по двести и больше» [49: 120].
Для реконструкции процесса становления функций [а не только привилегий] феодалов Западной Осетии немаловажное значение имеет информация, синтезированная в художественно-историческом образе Бадела. Около двух столетий продолжается дискуссия о его прародине и времени прихода в Дигорию. Некоторые баделята утверждали, что их родоначальник пришел из Венгрии4. Согласно «Записке» 1860 г., «Баделаты в числе 7ми фамилий: Тугановой, Кубатиевой, Каражаевой, Абисаловой, Кабановой, Чегемовой и Битуевой, считаются высшим сословием в Дигории… они называют себя потомками Бадила, выходца из Венгрии». Баделаты «в объяснении своем 1849 года, основанном на изустном предании», утверждали, что «назад тому 800 лет с братом своим Бассиатом и свитою, оставил свое отечество и прибыл к Дигорскому народу, остался у них на жительство и сделался владельцем, т.е. Алдаром, что означает вполне Господина. Брат его Бассиат поселился в Балкарии, где также сделался владельцем» [8: ф. 16, д. 26, 15 об.-16].
Об этом же сообщается в ряде вариантов предания балкарцев о происхождении таубиев. Венгрию считали прародиной Бадела С.М. Броневский, К. Красницкий, Н.Ф. Дубровин. Сторонники этой точки зрения под «Маджарами» понимали страну мадьяр, т.е. венгров. Однако В.Ф. Миллер и М.М. Ковалевский более убедительно связали топоним с городом Маджары, развалины которого они отметили у ст. Просковея Ново-Григорьевского уезда Ставропольской губернии (современный Буденовск) [42: 139; 43: 553-554].
Маджары – крупный золотоордынский центр на Северном Кавказе, занимавший площадь 8 кв. км, город с разноплеменным населением, значительную долю которого составляли христиане [50: 125]. В крупнейшем городе Золотой Орды – Сарае Берке, по описанию Ибн-A`rrsr{, «монголы, асы, кипчаки, черкесы, русские, византийцы населяли отдельные кварталы, в которых имелись базары». Н.Г. Волкова полагает, что подобный характер населения имел место и в Маджарах [16: 53-54]. При раскопках города обнаружено пряслице конца XIII – начала XIV в. с осетинской надписью, выдержанной в нормах дигорского диалекта [62: 8].
Причиной ухода Бадела и Бассиата из Маджар могло стать поражение золотоордынцев в битве 1395 г. с Тимуром. После разгрома Тохтамыша маджарские аланы5 отступили в горы к своим соплеменникам. Появление эмигрантов привело к столкновению двух групп социальных верхов. Это событие нашло отражение в «песне об Айдаруке», возникновение которой фольклористы относят к рубежу XV-XVI вв. [64: 66-156]. Основная сюжетная линия данного памятника – узурпация власти Баделом6 , оттеснившим на второй план Айдарука Кабанова. Подчеркивая местное происхождение Айдарука, многие «демократические» версии предания о баделятах именуют его Дигор-Кабан, а от Дигора, по тем же версиям, произошло все коренное население [5, д. 10, св. 2, л. 64-64 об].
Обратим внимание на брак родоначальника дигорских феодалов, Бадела, с представительницей знатного северокавказского рода Крымшамхаловых. К ним относились карачаевские князья одноименной фамилии; из нее избирались верховные правители Карачая – вали [олии]. С другой стороны, термин «крымшамхал» носил правитель Буйнака. Из двух возможных решений относительно принадлежности жены Бадела исследователи все больше склоняются к первой точке зрения [53: Т. V. 85; 33: Т. I. 249; 9: 11].
Согласно устной традиции, Крым-Шамхал появился на Северном Кавказе «в тот момент, когда карачаевцы еще проживали в Баксанском ущелье. У карачаевцев в этот период были серьезные осложнения с известным кабардинским князем Кази [погиб в 1615 г. – М.Б.]. Крым-Шамхал вмешался в кабардино-карачаевскую распрю и способствовал примирению сторон» (10: 38-39). Затем глава Карачая по имени Карча выдал свою дочь Кюнсулю замуж за Крым-Шамхала. Еще при жизни Карча, проигнорировав наследственные права собственных сыновей, власть завещал Крым-Шамхалу. Такое развитие событий М.И. Баразбиев связал с личными качествами фольклорного героя. Крым-Шамхал происходил из знатного рода. Его высокий статус проявлялся в личных качествах, присущих члену военной элиты [10: 39].
Выбор Карча своим наследником пришельца, а не кого-либо из своих сыновей, в т.н. «героическую эпоху», закономерен. «Крым-Шамхал не только происходил из знатного рода, но он и его потомки всегда отличались важнейшими качествами правителя … быть первым как на войне, так и в мирное время» [10: 39].
Как известно, предки феодалов Дигории и Балкарии считались родными братьями. В этой связи интересен фрагмент предания дигорских феодалов в редакции Штедера [1781 г.]: «Баделяты были двумя братьями [старший Басиат и младший Бадел], потомками маджарского хана, после рассеивания Маджар они натолкнулись на жителей спокойных Дигорских долин, … младший совершал набеги на равнину, познакомился с черкесами, женился на дочери их князя и прогнал свою первую жену с ее детьми» [66: 125-126].
В данном фрагменте родословной привлекают внимание два сюжета. Во-первых, братьев было двое: Басиат и Бадел. Во-вторых, после знакомства с черкесами Бадел «женился на дочери их князя». Вспомним также указание фольклорного памятника на место, где поселился Бассиат – ущелье р. Черек – Басиани грузинских источников. Самое раннее упоминание последнего топонима содержит эпиграфический памятник Спасской церкви в с. Цховати Ксанского ущелья. Перевод надписи на золотом кресте гласит: «Спас цховатский я, Квенипневели эристав Ризия, пожертвовал Цховатской Пречистой Богоматери имение двух дымов в Зенубаре с его горами и равнинами. Попал в плен в Басиане и выкупился твоими вещами. Пусть никакой владетель не изменит». По мнению Е.С. Такайшвили [59: 105-106], надпись выполнена на «мхедрули XIV-XV вв.» Его поддержал Л.И. Лавров, указавший также на связь «Басиани» цховатской надписи с Балкарией и выводивший топоним от термина «Басиат», коим обозначались балкарские таубии [38: 77-79].
Однако указанная датировка надписи вызывает сомнения. В «Памятнике эриставов», как известно, созданном между 1405/6 – 1410 гг., среди ксанских владельцев XIV – начала XV вв. имя Ризия отсутствует [48; 61: 100-101]. Следовательно, цховатская надпись никак не древнее XV в.
Наряду с родословными Басиат В.М. Батчаев использовал фольклорные тексты, отражавшие ранние этапы освоения горных районов Центрального Кавказа.
Верхне-Балкарский текст содержит рассказ о том, как охотник по имени Малкар с равнины пришел в Верхне-Балкарскую котловину и обосновался вместе с семьей рядом с аулом местных жителей – таулу [варианты: «осетин-дигорцев», «выходцев из Сванетии»]. Затем, «из тех же Маджар сюда прибывает еще один человек – князь Басиат со своей дружиной. При помощи огнестрельного оружия, о котором горцы тогда не имели понятия, Басиат производит такой эффект, что население ущелья добровольно признает его своим князем». По другим вариантам, «Басиата приводит из Маджар уже покоривший горцев Мисака, или же Басиат покоряет их сам» [11: 129].
Еще относительно недавно горцы Северного Кавказа Маджарами называли «не только собственно Маджары на р. Куме, но и почти любое заброшенное городище в предгорьях, в том числе и такие крупные центры Алании, как Верхний и Нижний Джулат» [11: 127].
От Бассиата свое происхождение вели княжеские фамилии Балкарии – Абаевы, Айдебуловы, Шахановы и др. «Княжеской же была признана и фамилия Мисаковых» (11: 127).
В интерпретации Верхне-Балкарского текста, В.М. Батчаев «целиком и полностью» присоединился к трактовке В.Ф. Миллера и М.М. Ковалевского. Дореволюционные ученые предания о Басиате и Анфако считали «отражением реальных событий, связанных с борьбой феодальных династий и становлением в Балкарии новых, относительно более развитых форм социальных отношений» [43: 568-571].
О происхождении и переселении Басиата устная традиция сохранила следующий рассказ. Басиат и Бадел были родными братьями. «Отец их, живший при Джанибек-хане маджарском, был во враждебных отношениях со своими родственниками. После его смерти братьям пришлось выселиться, и они отправились с дружиною в Дигорию. Басиат…, как старший ехал на коне, а Бадилат [в тексте: Бадинат]» – на ишаке. «Подъезжая к дигорскому аулу, младший брат уговорил старшего уступить ему коня… дигорцы, приняв Бадилата за старшего, так как он ехал на коне, оказали ему больше почету, и это послужило поводом к раздору между братьями. Бадилат [дигорцы называют его Бадила, а его потомков бадилатами] остался в Дигории и получил там за охранение ущелья при Донифарсе некоторые права… Басиат, поселившись в Балкаре, стал родоначальником фамилий таубиев: Абаевых, Шакмановых, Джанхотовых и Айдебуловых» [43: 554-555].
Наследники Бадела, по утверждению его потомков, «во время управления черным народом по установленным обычаям, вошедшими в силу закона, имели об нем неусыпное попечение и в тяжкие времена, когда Дигорцы претерпевали различные угнетения от Кабардинцев и других сильных соседей, лишаясь части имущества и детей своих, Баделаты защищали их с пролитием своей крови, и нередко выкупали даже за свой счет из плена семейства подчиненного им народа».
Между тем, «в показании своем 1852 года, Баделата сказали, что родоначальник их Бадил, Маджар, т.е. дворянин из племени Аваров, по прибытии в Дигорию с одним только братом своим Бассиатом, уже без свиты, он застал там 5 или 7 дворов жителей неизвестно когда поселенных, которые признали его главою и предводителем, а он назвал их своими узденями, по местному наречию вес-дон, устроившись на этом новом месте, Бадил женился, избрав себе жену из Карачаевского племени, и от этого брака у него было 7м сыновей: Туган, Кубат, Каражай, Абисал, Кабан, Чегем и Битуй, которые после смерти отца, разделили между собою поровну вес-Донов, назвав их Адамихатами. Впо-следствии члены этих фамилий, кроме законных жен, брали к себе в дом женщин у Адамихатов за условленный калым. Дети, родившиеся от этих женщин, хотя бы даже от посторонних, оставались во дворе Бадилата до смерти его, а после смерти наследники Бадилата дочерей выдавали замуж и получали за них калым, а сыновей наделяли движимым имуществом и поселяли около себя, которые впоследствии составили класс Кумияков» [8: ф. 16, д. 26, л. 16-17].
Относительно происхождения Бадила, «простой черный народ в 1849 году говорит: по народным преданиям известно им, что в самые древние времена прибыл в Дигорию одинокий, вольный человек по имени Бадил из племени Маджаров, которого Дигорцы приняли к себе как гостя и по обычаю своему наделили его землею и другими средствами для жизни. Земля эта извест-на и поныне всему народу. Во время прибытия Бадела у Дигорцев существовала вражда с одноплеменным им обществом Донифарсов, которые хищническими набегами причинили большой вред народу. Заметив в Бадиле воинственного и смелого человека, Дигорцы поручили ему караулить и охранять [курсив мой – Ф.Г.] то место, чрез которое Донифарсцы проникали в Дигорию… Впоследствии времени, когда род Бадила увеличился и Бадилаты, по преимуществу народ воинственный, стали присваивать себе явное влияние над народом, занимавшимся больше земледелием, а не оружием, но несмотря на эти превосходства бадилат народ не признавал их своими господами, или владельцами, а считал их равными кабардинским узденям 1й степени, а себя сравнивал в отношении к ним, как узденя 2й степени, но Дигорцы пред последними имели то преимущество, что жили на своей родовой земле» [там же, л. 17 об.-18].
Показания депутатов «от простого черного народа чиновникам комитета полковника Шостака в 1852 году: Бадил в незапамятные времена прибыл в Дигорию с семейством и домочадцами… Коренной народ, Адамихаты, приняли его к себе на жительство и как человеку воинственному подчинились ему во всем, считая его главою и предводителем своим [курсив мой – Ф.Г.]. С тех пор они начали питать особое почтение к потомкам Бадила, именуя их старшинами, Бадилатами, Эльдарами, и нет ни одного класса людей в Дигории, которые бы не находились в зависимости бадилат» [там же, л. 18].
Функции баделят состояли в защите подконтрольного им населения от вражеских набегов, организации внешних походов и в исполнении судопроизводства в своих владениях (5, д. 9, св. 2, л. 36-36 об.; 35: № 31; 42: 139). Аналогичная практика бытовала и в других горских обществах.
Представители знати контролировали производственные циклы. С.М. Броневский (14: 192) писал по этому поводу: «Во время жатвы и сенокоса князья разъезжают по полям вооруженные, как для надзирания за сельскими работами, так и для прикрытия работников и живут месяца по два в лагерях [кошах] со всею воинскою осторожностью».
Зависимая от феодалов Дзантиевых часть жителей осетин-ского с. Каккадур «без дозволения Жантиевых» не могла «приступать к уборке земли, хлебов и сена» (7: д. 9, л. 390). В Прошении 1845 г. алдары [феодалы Восточной Осетии] отметили: «Без защиты и покровительства фамилий, происходящих от родоначальника нашего Тагаура, фарсалаги в прежние времена существовать не могли» (2: д. 3, л. 15 об.–16).
По источникам XVIII в., дагестанские «владельцы… весною и в осень во время сева и собирания хлеба выезжают в поле и прикрывают работы своих подданных» (17: 52). Согласно «Описанию кабардинского народа 1748 г.», «владельцы их весною и в осень, во время сева и собирания хлеба выезжают на поле и прикрывают работу своих подданных» (29: 160; 30: 39).
Показателен такой пример. У кабардинцев начало пахоты санк-ционировалось владельцем аула. В случае нарушения этого правила даже всеми крестьянами общины следовало строгое наказание. В историческом предании «Прерванная пахота» повествуется о том, как пши [князь] Шабатуко отправился в набег и долго не возвращался. Жители его селения, вышли «на пахоту, не дождавшись дозволения пши». Князь неожиданно вернулся и пришел в ярость от самовольного поступка крестьян. Погнав их в селение, Шабатуко запретил им начинать пахоту, пока они не построят ему «сарай с двойной дверью». В поисках защиты кресть-яне отправили двух выбранных ходоков к соседнему князю с просьбой повлиять на Шабатуко и попросить его отсрочить на неделю постройку сарая, тем самым предоставить общинникам возможность завершить пахотные работы. Однако владелец села в резкой форме отверг посредничество соседа, назвав его «собачьим отродьем» (30: 34-45).
Библиография
ЦГА РСО-А – Центральный государственный архив Республики Северная Осетия-Алания:
1. Ф. 224. Г. Баев.
2. Ф. 233. Комитет по разбору личных и поземельных прав жителей Владикавказского округа.
3. Ф. 254. Комитет для разбора личных и поземельных прав горцев левого крыла Кавказской линии.
4. Ф. 256. Комиссия по правам личным и поземельным всех туземцев. Терской области.
5. Ф. 262. Комиссия для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей.
6. Ф. 290. Управление военного начальника Владикавказского военного округа.
7. Ф. 291. Комитет для разбора личных и поземельных прав горцев Военно-Осетинского округа.
8. НА СОИГСИ – Научный архив Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований.
9. Алиев К.М. Генеалогические и семейно-родственные связи шаухалов Тарковских с другими народами Кавказа, Крыма и России // Генеалогия народов Кавказа. Владикавказ, 2009.
10. Баразбиев М.И. Генеалогические предания о происхождении фамилий высшего сословия Балкарии и Карачая // Генеалогия народов Кавказа. Владикавказ, 2009.
11. Батчаев В.М. Балкария в XV – начале XIX вв. М., 2006.
12. Библиографическая заметка // ССКГ, 1875. Вып. VIII.
13. Битова Е.Г. Балкарская знать в условиях включения в административно-политическую систему Российской империи // ИВ. Нальчик, 2005. Вып. II.
14. Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. Т. 1, 2.
15. Вейденбаум Е.Г. Материалы для историко-географического словаря Кавказа. Вып. I // СМОМПК, 1894. Вып. XXII.
16. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале ХХ века. М., 1974.
17. Гаджиев В.Г. Сочинение И. Гербера… М., 1979.
18. Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984. Кн. I, II.
19. Гарданов В.К. Обычное право как источник для изучения социальных отношений у народов Северного Кавказа в XVIII – начале XIX вв. // СЭ, 1960. № 5.
20. Гарданов В.К. – историк и этнограф. Нальчик, 2004.
21. Генеалогия народов Кавказа. Материалы международной конференции. Владикавказ, 2009-2011. Вып. I-III.
22. Гутнов Ф.Х. Обычное право осетин. Ч. I. Адаты тагаурского общества [список Норденстренга]. 1844 г. Владикавказ, 2012.
23. Гутнов Ф.Х. Осетинские фамилии. Владикавказ, 2012.
24. Д.А. К вопросу об узденьстве в Осетии // Казбек, 1901. № 986.
25. Джанаев А.К. Феодальное землепользование в Стыр-Дигории // Изв. СОНИИ, 1948. Т. XV. Вып. III.
26. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871.Т. I. Кн. 1.
27. Думанов Х.М. Социальная структура кабардинцев в нормах адата. Первая половина XIX века. Нальчик, 1990.
28. Инал-ипа Ш.Д. Абхазцы: историко-этнографический очерк. 2-е изд. Сухуми, 1965.
29. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Документы и материалы / Под ред. Т.Х. Кумыкова и Е.Н. Кушевой. М., 1957. Т. 1, 2.
30. Кажаров В.Х.Адыгская вотчина. Нальчик, 1993.
31. Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии // Изв. СОНИИ, 1948. Т. XII.
32. Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении. М., 1886. Т. I, II.
33. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. М., 1890. Т. I, II.
34. Кузнецов В.А. Археологические данные о происхождении дигорских баделят // Археология и этнология Северного Кавказа. Нальчик, 2012. Вып. 1.
35. Красницкий К. Кое-что об Осетинском округе и правах туземцев его // Кавказ, 1865. № 29-33.
36. Красницкий К. Кое-что об Осетинском округе и правах туземцев его // ППКОО, 1981. Вып. I.
37. Куртатинское ущелье и куртатинцы. Владикавказ, 2007, 2011. Т. 1, 2 (на осетин. яз.).
38. Лавров Л.И. Карачай и Балкария до 30-х гг. XIX века // КЭС, 1969. Т. IV.
39. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Одесса, 1882, 1883. Вып. I, II.
40. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Нальчик, 2002. Вып. I, II.
41. Марзоев И.Т. Привилегированные сословия на Кавказе в XVIII – начале XX веков. Владикавказ, 2011.
42. Миллер В. Осетинские этюды. М., 1881. Ч. 1.
43. Миллер Вс. и Ковалевский М. В горских обществах Кабарды // ВЕ, 1884. № 4.
44. Народы Центрального Кавказа в 40-х – начале 60-х годов XIX века. Сборник документальных материалов / Сост. П.А. Кузьминов, Б.К. Мальбахов. М., 2005. Т. 1, 2.
45. Новосельцев А.П. Древнейшие государства на территории СССР. Некоторые итоги и задачи изучения // ИСССР, 1985. № 6.
46. Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М., 1972.
47. О правах высших горских сословий в Кубанской и Терской областях // Сборник документов по сословному праву народов Северного Кавказа. Нальчик, 2003. Т. I.
48. Памятник эриставов / Пер., исслед. и примеч. С.С. Какабадзе. Тбилиси, 1979.
49. Полиевктов М.А. Посольство стольника Толочанова и дьяка Иевлева в Имеретию 1650-1652 гг. Тифлис, 1926.
50. Полубояринова М.Д. Русские люди в Золотой Орде. М., 1978.
51. Полянский Ф.Н. Феодальное воспроизводство // Вестник МГУ, 1979. № 5.
52. Предание о Царгасе, Азнауре и Хамице // Изв. СОНИИ, 1948. Т. XV. Вып. III.
53. Пфаф В.Б. Материалы для истории осетин // ССКГ, 1870, 1871. Вып. IV, V.
54. Пфаф В.Б. Народное право осетин // ССК, 1871, 1872. Вып. I, II.
55. Пфаф В.Б. Путешествие по ущельям Северной Осетии // ССК, 1871. Вып. I.
56. Семенов Ю.И. Формы общественной воли в доклассовом обществе: табуитет, мораль и обычное право // Этнографическое обозрение, 1997. № 4.
57. Скитский Б.В. К вопросу о феодализме в Дигории. Орджоникидзе, 1933.
58. Скитский Б.В. Очерки по истории осетинского народа с древнейших времен до 1867 г. // Изв. СОНИИ, 1947. Т. XI.
59. Такайшвили М.С. Археологические путешествия, рекомендации и заметки // СМОМПК, 1915. Вып. 44.
60. Тменов В.Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. Орджоникидзе, 1984.
61. Тогошвили Г.Д., Цховребов И.Н. История Осетии в документах и материалах. (С древнейших времен до XVIII в.) Цхинвали, 1962. Т. I.
62. Турчанинов Г.Ф. Памятники письма и языка народов Кавказа и Восточной Европы. Л., 1971.
63. Уварова П.С. Могильники Северного Кавказа // Материалы по археологии Кавказа. М., 1900. Вып. VIII.
64. Хамицаева Т.А. Историко-песенный фольклор осетин. Орджоникидзе, 1973.
65. Чибиров Л.А. Древнейшие пласты духовной культуры осетин. Цхинвали, 1984.
66. Steder 1797. Tagebuch einer Reise, die in Jahre 1781 von den Gransfestung Mosdok nach inner Kaukasus unternommen worden. Leipzig.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Под этими словами можно подписаться и сегодня.
2 Выписки из данного памятника по Тагаурскому обществу
опубликованы в первой части нашего проекта [22: 141-147].
3 К ним относились Карабугаевы, Таймазовы и Кантемировы.
4 В дореволюционной историографии место, откуда пришел Бадел, локализовалось в разных точках Евразии. Например, по убеждению анонимного публициста, баделята являлись выходцами из Средней Азии [24: № 986].
5 Под ними не следует понимать только алан, живших в Маджарах. Скорее всего, «маджарскими» горные аланы называли своих соплеменников, в золотоордынский период проживавших на равнине и сотрудничавших с татаро-монголами.
6 Археологические памятники о появлении предков дигорских феодалов [баделят] недавно рассмотрены В.А. Кузнецовым. Он проанализировал данные раскопок графини П.С. Уваровой [63: 245-269] «в высокогорном осетинском селении Махческ». Хотя из 15 раскопанных ею могил, 9 оказались ограбленными, 6 сохранившихся дали ценный материал. «Бросается в глаза [его] богатство». «Роскошные, по определению В.А. Кузнецова, импортные одежды, украшения, сосуды итальянского, китайского производства стоили дорого, и это ярко свидетельствует об очень высоком социальном статусе [курсив мой – Ф.Г.] погребенных», особенно на фоне вскрытых там же могилах «рядового» населения [60: 233-234]. По преданию, в Западную Осетию Бадел пришел с ружьем. До той поры он жил в Маджарах, на рынке которого Бадел, по В.А. Кузнецову, мог приобрести огнестрельное оружие. А стоило оно в ту пору целое состояние. В общем, резюмирует археолог, «Бадел мог быть крупным феодальным владетелем в Кабарде еще до переселения в Дигорию, и тогда же, возможно, были приобретены остальные ценности махческих могил». В.А. Кузнецов высказал гипотезу о том, что раскопанные П.С. Уваровой могилы Махческа рядом с замком Абисаловых, родового гнезда Баделят, «принадлежали первому поколению этих властителей Тапан-Дигории» [34: 106].
