НЕ МЕШАЙТЕ ПОЭТУ…
Волею и талантом скульптора Владимира Соскиева
присел отдохнуть на скамейку на бульваре пр. Мира
во Владикавказе… Коста Хетагуров
Не мешайте ему. Ни движеньем. Ни звуком. Ни словом.
И пусть только трамваи звенят с обеих сторон.
Вы к ТАКОМУ Коста, может, не были вовсе готовы,
А он, вот, появился… Усталый, задумчивый ОН.
Уже вдоволь насытившись ядом телесных страданий,
Уже вдоволь отведав предательства и нищеты,
Он успел подустать и от мощных своих изваяний
Посреди непонятной ему городской суеты,
И от славы своей, этой, в общем, капризной дамы,
От которой и в юности, как от огня, бежал…
Здесь, под сенью листвы, он побудет собой. Упрямо.
Вопреки пожеланьям взвести его на пьедестал.
Не мешайте ему. А тихонько присядьте рядом.
Троньте руку, писавшую «Ныстуан» и «Додой».
Помогите ему восхищенным, понятливым взглядом,
Но ничем уж другим не тревожьте мечту и покой.
Может, это и вовсе случайная передышка.
И работает мысль. И рождается снова строка…
И незря на любимый бульвар так негромко он вышел,
Чтоб на этой скамье отдохнуть остальные века.
РОЗЫ
Был букет как букет. Были розы как розы.
Не люблю их надменности – шарм признаю.
Потому и поставила в звонкую вазу
И водой угощаю раз десять на дню.
Только что это? День миновал уже пятый,
Шесть цветков поувяли, а этот, седьмой,
Словно только родился, багрово-крылатый,
Дышит свежестью, нежностью и чистотой.
Ах ты, роза моя, удивить, что ль, стремилась
Ту, которая вас не готова принять?
А я знаю ответ: ты, наверно, влюбилась
В этот мир, в эту солнечную благодать.
В этот запах уюта, покоя, тепла,
В этот фикус, что нос свой задрал у окна…
Не сдавайся! Держись! Будь такой, как была.
Жизни этой вдохни не чуток, а сполна!
…Вот и мы, те, что разумом наделены…
Нам бы стойкости этой средь вихря забот.
Нам бы этой внутри не затихшей струны,
Даже если в безмолвье судьбина зовет…
МАРТ
Что-то в сон бросает среди дня.
Может, новый стих зовет меня,
Чтоб родиться тихим, скромным словом
Посредине грохота дневного?
Может быть, его я проглядела
В той ночи, безмолвной и глухой,
Там, где над расслабившимся телом
Торжествует дух бессонный мой?
Может быть, погода виновата:
Нет зимы, но медлит и весна.
Руки-ноги, вялые, как вата,
Тянутся опять в объятья сна…
– Добрый день! – Ворвался, полный жизни,
Голос в наш дремавший кабинет.
Словно бы водой и солнцем брызнул…
Вот и сна теперь уж нет как нет.
О, вернись, ушедшее мгновенье!
Дай тебя почувствовать опять!
Если сон родит стихотворенье, –
Я и днем готова засыпать.
* * *
А можно ли нарисовать стихи?
И что это будет? Волны-штрихи,
Или стиснутые руками виски,
Когда мысли упрямятся и не идут
Туда, где их, может быть, и не ждут…
Так можно ль стихи нарисовать?
Чтоб не строчки-точки, где тишь да гладь,
А чтоб поэзии нервный лик
Шагнул с полотна… Пусть мал, не велик…
Это может быть лира без никого –
Только скажут тогда: Лобово!
А может быть, просто туман густой
С разбрызганными крупинками света…
Или небо, пронзенное, как стрелой,
Пером невидимого поэта…
Нет, наверно, стихи рисовать не готовы
Даже мэтры, гении акварели.
Как нельзя и самым пронзительным словом
Описать тепло и боль Рафаэля…
* * *
Мы мудрость с глупостью приемлем изначально.
Таков уж мир… Одно лишь огорчает:
Насколько мудрость вежливо скромна,
Настолько глупость нагло величава.
