* * *
Каменная гряда в форме мыса…
Пенистая волна смоет мысли…
Фобии канут в чистые воды…
Кажется, что пролетают годы.
Всех неурядиц упокоенье…
Легкая рябь самозабвенья…
Мысли исчезли и тяжесть тоже…
Море танцует, скользя по коже.
ПОРТРЕТ НА ПАПИРУСЕ
В зеленом, противном Ниле
повывелись крокодилы…
Мне кажется, много гнили
в застойно-ленивом штиле.
Взметнулись цветуще-грозно
как прошлого чудо-шрамы
блистающие колоссы –
в них радости нет ни грамма!
И только двойной портретик
с легендой о Нефертити
вдруг душу мою приветит,
а прочие, все, забыты…
Увижу любовь как нежность
на ликах, мужском и женском,
и смерть, и ее безбрежность
с посмертным ее блаженством…
НЕКРОПОЛЬ
Мы все безумны…
Мы бродим стадом…
Здесь много мумий
и много статуй!
Зачем покойным
покой роскошный?..
Но кто достоин
судить о прошлом?
Как горстки ада
во тьме безумий –
и наше стадо,
и стадо мумий.
КТО-ТО ЛЮБИТ…
Нора любит пить вино,
разведенное водой,
чтобы спирта радикал
исчезал…
Кто-то любит бег страстей,
все заманчивей, острей,
чтобы страсти радикал
чаровал.
Кто-то любит просто власть,
опьяняющую страсть.
Нора вовсе ни при чем!
Кто тут Норой увлечен?
Разведенная она –
и одна.
ДВОЕ
Скучал он, она «прилипала»:
болтала, вздыхала, шептала…
А он не стремился, не мог –
казалось, закрыт на замок.
Но нечто в ней было разумней,
изящней безвкусных словес,
когда вдруг рукою бесшумной
она обняла его без
каких-либо увещеваний,
и долго бродили вдвоем
меж морем и сушей, на грани,
по берегу лучших желаний…
И мне это видится сном.
ПОТОЛОК
Отель пять звезд, дизайн
прелестный…
Она воркует, он молчит.
Ему уже не интересно:
роман исчерпан, связь
телесна,
он чувствует, что закричит,
что у партнерши много
тела –
осточертела!
И только купол потолка
его удерживает пока.
На потолке лежит Даная
или другая, но нагая
то ли лежит, то ли парит…
С разрывом он повременит.
НЕЗНАКОМЕЦ
Он – как зигзаг,
как нож складной,
и лёгкий, гибкий…
В нем мимолётность и покой,
и след улыбки.
Я и не знаю, кто такой…
Да и неважно!
Я наблюдаю день второй
за ним отважно.
Как будто мысли прочитал –
зачем-то нужен…
Я мимо шла, не промолчал,
спросил: «Что… ужин?»
Ответила: «Совсем неплох» –
он поклонился,
но изобрел смешной предлог
и удалился.
И всё!.. И тень с меня снята
печали зыбкой –
как будто тронула уста
его улыбка.
НА ЛЕТУ
Длинноногая Стрекозина
появлялась, как снег,
скользила,
пролетала пушинкой милой
в легких блузочках светлокрылых.
Все в ней ловко
и все в ней к месту,
в ней, казалось,
ни грамма весу,
даже шляпка — цветок фиалки…
И терять ее было жалко,
как блистанье звезды падучей,
всем,
кого осчастливил случай.
НЕФРИТОВАЯ АФРИКА
Все повторялось каждый вечер
и претворялось как фетиш:
ароматические свечи
лиловый дым тянули в тишь,
в простор, прохладу, купол холла,
откуда, чуть ли не с небес,
свисали, чуть ли не до пола
и в обещании чудес,
едва заметно трепеща,
тугие бусины плюща.
А утром — берег ярко-белый,
он бел до самой глубины,
как будто выдраен он мелом
и высвечен, и видит сны…
Коль вступишь вдумчиво ступнею
в песок зыбучий, духом чист —
тебе не птиц ответит свист,
песчинок свист… здесь все живое!
А я искала столько дней
покоя для души своей.
