ПИРОСМАНИ. ВОСХОЖДЕНИЕ
Вереница белых звуков в рог охотничий трубит,
Тур в горах, лисица в поле, а в ладонях птица спит.
Восхождение дымится, рог ветвится до небес,
Между пнями бродит пьяно голубой, как утро, лес.
Дом без кровли, конь без сбруи,
Пой, Нико, и пей до дна,
Утро льет в ладони струи
Пенной прыти молока.
Ветерком трава играет, перекатываясь всласть,
Две косули в поле тают, воды сбрасывает снасть,
Бьет серебряная рыба воздух росписью хвоста,
По воде рыбак шагает, улыбаясь неспроста.
Ночь без дня, а день без ночи,
Пой, Нико, и пей до дна.
Краски с неба льются звонче
Алой повести вина.
Непричесанное солнце львенком нежится во сне,
Ломтик дыни прячет нежность у оленя на спине,
Сбросят краски покрывала, схвачен заяц синевой,
По отрогам Авлабара бродит мальчик сам не свой
Дом без кровли, ночь без дома,
Пой, Нико, и пей до дна.
Жизнь – предсмертная истома,
Смерть – рожденье и судьба.
ПИРОСМАНИ. ШАМИРЪ СА СВЕГО КАРАУЛОМЪ
Горы снегом заковала хищной удалью клинка
Рука.
В клочья небо разорвали, в реки сбросив облака –
Века.
Взмах кинжала – пропасть в черном, кручи – каменным кольцом – Гром.
Саблей горы рисовали, скалы высекли резцом –
Дом.
Две мечети с минаретом, полумесяцем – петля, трое в черном, в несогретом, в белом – тайна Шамиля, борода, папаха – чернью, тенью – ружья за спиной, над обрывом потемневшим караул стоит стеной. Там, поодаль, смутно тают крыши сакли, чтоб аул в тайной думе ожиданий над печалью снов вздохнул. Миг раздумий в черно-белом, над обрывом ждет имам, горы тонут в белом-белом, свет струится по горам. Лошадь движется по кругу, ждет приказа тишина. Жест короткий и упругий – черным двинулась война.
Тенью лица штриховали, шрамы вывели свинцом,
Камнем тени провожали, свет хранили чабрецом.
Небо – в белом , землю – в белом нарисуй опять, Нико,
Миг раздумий будет белым, как парное молоко.
Из-под белой перевязки каплет красная петля, к сапогам, от крови вязким, черной данью льнет земля, спи, могучий, белый витязь, воин, горец, спи, солдат, белым саваном прощанья дни прощения летят, обними, ушедший, память – нерожденное дитя, чтобы винной каплей славить долю скорбного питья.
ПИРОСМАНИ. ДА ЗДРАВСТУИТЕ ХЕБА СОЛНАГО ЧЕЛОВЕКА
Да здравствует хлебосольный человек!
На скатерти его ожиданий
Соль вырастает до солнца.
Лучи погружаются в пену
Туманных волнений утра.
Кланяюсь новому дню.
Махаробели*, махаробели
Овцы с травинкой во рту оробели.
Алая лента, на черном – трава.
Да здравствует хлебосольный человек!
Олень на кончике взгляда
Испариной чует утро.
По обе стороны двери
Зияет белая скатерть.
В поклоне немеют уста.
Махаробели, махаробели,
Сердце овечки бьётся форелью.
Ручка кувшина тепла.
Здравствуй, хлебосольный человек!
Солонка на скатерти белой
Последнее слово знает.
Сына встречай и помни:
Вкус поменяют вина.
Кланяйся новому дню.
Махаробели, махаробели
Землю веселым напитком согрели.
Просят ладони хлеба.
Сладко ли быть травою
И, расстилаясь в вечность,
Встретиться с саблей ветра?
Чашей бездонного блюда
Небо дождинки кормит.
Ах, как хлеба всходили…
Махаробели, махаробели
Горы под тяжестью снега осели,
Махаробели…
*Махаробели – (груз.) вестник радости
ПИРОСМАНИ. ПРОЩАНИЕ С ОЛЕНЕМ
Прохладу белого с синим ловит зигзаг коромысла,
Солнце распишет лучами сорванный с неба день.
Нет в оперении тайны, в тени нет спящего смысла,
Шею земных желаний к водам склоняет олень .
Снова кормилица в белом
Держит кулич пасхальный,
Вырос ягненок спелым
И уронил дыханье
Копья охоты безглазой гриву травы догоняют,
Замер на линии слуха в небо летящий тур,
Лани недремлющим ухом русло реки укоряют,
Мальчик взмахнет хворостиной, желтым заплачет чонгур*.
Руку ищи на сердце,
Белым земля ответит.
Мальчик откроет дверцу,
Всадника встретят дети
Выбежит пес навстречу, мальчик откроет калитку,
Черный пунктир дороги листает ржавчину сур.
Смотрит олень удивленно, как уплывает рыбка,
Млечным путем уходит в звездное поле тур.
Снова женщина в белом
Вскинет над полем руки,
Станет младенец телом,
Чтобы уйти от разлуки
*Чонгур- струнный музыкальный инструмент
ПИРОСМАНИ. ОН ТОЛЬКО ВО СНЕ ЗОЛОТИСТЫЙ
Он только во сне золотистый – три птицы кружатся над ним, Трава изумрудным батистом скользит, словно сказочный грим. Мой тезка, Жираф цветоносный,
Весь в пчелах, в занозистых осах –
Он только во сне золотистый – три птицы кружатся над ним.
А явь колыхалась травою и синью небес растеклась,
Волнистой, как воздух, тропою, забытой, как кроткая бязь. Мой тезка, Жираф черно-белый,
Пятнисто-напуганным телом
Серпами зрачков оробело
Навстречу шагнул корабельно,
А явь колыхнулась травою и синью небес растеклась.
А черное – было, и белое есть, и солнце мне больше не снится, Послал мне художник далекую весть, простую, как платье из ситца, И грация зверя качнулась углом,
И быть ему явью, и быть ему сном,
В изгибе хвоста улыбался питон,
И шейная боль обвивала винтом,
И в яблоке глаза дрожащий затон
Округло роняет ресничный бутон…
Нет у ответа вопросов. Здравствуй, Жираф золотистый,
Бархат спины пятнистой тронет рука моя – пристань
Яви и сна
Кисти.
ПИРОСМАНИ. Я В ТРИ ЦВЕТА ЛЮБЛЮ
Дай клеенку, тифлисский духанщик, – разбитая скрипка смешна, За окном уплывает мой век, запряженный верблюжьей печалью.
Я в три цвета люблю и в три песни скучаю, княжна,
В ожиданьи холстов над слонами из охры дичаю.
Ах, духанщик с усами лихими, зачем тебе львы?
За порогом толпятся овечки в ожидании рук торопливых,
А орнамент белеет на пяльцах, а пальцы нежнее халвы, –
О, простите, княжна, живописцев голодных и льстивых…
Черной костью пишу и зеленой землей, серой пылью от неба укроюсь. Рог ветвистый на вывеске блекнет, а лаваш истончился, как нож.
У духанщика щепки в горсти – я со временем, пери, не ссорюсь,
И в три цвета кричу, да в три песни молчу, чтоб продать свое солнце за грош.
Я в застолье попал на века, виноград в Мирзаани янтарен.
Продавец моих дров над жирафом смеется – я рад.
Уплывает олень, князь поет над пирами развалин,
И пасхальный ягненок оплачет щедроты утрат.
О, простите мой дым… этот старый мангал… о, Нино,
Твои печи полны благодатного жара и тени…
Разве хлеб выпекают еще?.. Разве льется вино?..
Разве есть еще миг, чтобы плакать в чужие колени…
ПИРОСМАНИ. ЛЕВ И СОЛНЦЕ
Брат небесный, ночью кроткой начинаю свой восход,
Саблей белой, саблей тонкой вспыхнет черный небосвод,
Мощь отбрасывает тени, поступь царская легка,
Стать упругая в коленях, за спиной – изгиб клинка.
Брат небесный, брат тревожный! Лавой смертного огня
Льётся день неосторожно, тонет в свете янтаря.
Кисть пылает, обжигает, жар струится по руке,
Медь расплавленная тает, вечность дышит на холсте.
Вздох Земли и выдох Солнца – Лев, играющий в ночи,
С мощью собственною бьётся, твердь земную горячит.
Брат небесный! В чистом поле кружит темень до утра,
Рыком львиным рвётся воля – страсти верная сестра,
Золотым руном Медеи мир плывёт над бездной дня,
Юный век огнём пьянеет, зрелый – отблеском огня.
В чистом поле нет обмана – в темень прячутся леса,
Ночь зализывает раны, львом прикинется лиса.
Мрак густеет, тяжелеет, жаждет пламени костра,
В сотах мёд упрямо зреет, жизнь в ночи, как боль, остра.
Вздох Земли и выдох Солнца – Лев, горящее дитя,
С мощью собственною бьётся в бронзе древнего литья.
Брат небесный, свет не спрятать – на прицеле дух и плоть, Тени в мраке хищно рыщут, чтобы Солнце расколоть,
В огневом потоке света тени льву не разглядеть,
Звездным жаром ночь согрета, свет теням не одолеть,
Златогривое светило не укроет в небе мгла,
Тени знают свою силу: смерть пошлют из-за угла.
Хлынет алым цвет заката и откроет небеса,
Тенью царственного брата зажигает хвост лиса.
Кисть пылает, обжигает…
Медь расплавленная тает…
Вздох Земли и выдох Солнца,
Лев-дитя в ночи смеётся…
ПИРОСМАНИ. МИМО БЕЛОГО ДУХАНА
Мимо белого духана мчатся кони, как во сне,
Вечер в небе полыхает, словно ягода в вине,
И деревья озорные гнутся гибко, как лоза,
У кутил усы шальные и суровые глаза.
О чем споет им Маргарита, взлетая в белом над землей?
Что не случилось – то забыто, что было – хлынуло волной.
Прими блаженство неземное поляной белых роз к ногам,
Рисую красками, как жизнью, чтоб возвратить ее богам.
Блики желтого скольженья, взлет над зеленью холма,
Черным высится возница, в тень упрятаны дома.
У кутил серьезны лица – сердце держат на замке,
Руки вскинет Маргарита, словно птица, в кабаке.
О чем поет им Маргарита? Бровь полумесяцем летит,
Земля букетами укрыта, а кисть ласкает и горит…
Прощай, неведомый художник, луна взметнулась нотой «си»,
Шарманщик, горести виновник, у песни слова не проси.
…Мимо белого духана мчатся кони, как во сне,
Бредят руки кистью белой, красной плачут о вине…
Мрак подвала, пол холодный, груда битых кирпичей,
Вздох последний… крошку хлеба… никому… никто… ничей…
Янтарный шарик на запястье, и в стайке желтых птиц – лицо, У белых роз – права на счастье, у невозможности – кольцо. Не пой о прошлом, Маргарита, в ладони пряча лепестки,
Душа прощению открыта, но нет спасенья от тоски…
